– Ему бы сценарии сериалов писать, – мечтательно произнёс Ю, дослушав рассказ брата. – А то смотреть по телику нечего! Талисман же каждый раунд заканчивает на высокой трагедийно-интригующей ноте.

– Для тебя особенно интригующей, – незамедлил откликнуться Йа, – если учесть скорость, с которой ты меняешь персонажей. Держу пари, на сей раз талисман подсунет тебе роль змея!

– Ермунганда?! – испуганно воскликнул Ю.

Йа замахал на него коротенькими ручками:

– Что ты, братец?! Ты у нас актёр комический – злодеи не твоё амплуа! Я имею в виду Ужика. Он хоть и здоровенный, но не ядовитый. Индусы вообще питонов вместо кошек держат. Между прочим, я тебе немножко завидую. Мне роль царицы, признаться, надоела, но мы с мадам Добрэн коней на переправе не меняем. Твои герои, Лёха, на редкость однотипны! Даже по цветовым предпочтениям. А от их патологического чувства вины и терзаний у меня уже оскомина. Гласс играет слишком недолго, его Анбода пока не приелась. Вот кому действительно везёт, так это Альке! Какие колоритные персонажи! Пророчица, запудрившая всем мозги! Симпатяга-людоед с нежными сыновними чувствами! И обратите внимание: талисман-то опять у Алькиного героя! Походил по рукам и снова вернулся. Аль, чего он к тебе так и льнёт?

Алька не ответила. Её радовало, что Фенрир спас Лёшкиного героя от кровожадного Ермунганда. Таким образом, её гипотеза снова получала подтверждение, хотя и не очевидное.

– Лёх, ты обещал, что главной будет моя Баба-яга. – Стеклов разочарованно выпятил нижнюю губу. – Чего ж теперь все с твоим Хемдалем носятся, как раньше с Бальдром? Между прочим, ни один из них талисман даже в руках не держал!

– Им талисман не нужен, – отозвался вместо Лёшки Йа. – Бальдр и так ни от кого не имел отказа, Хемдаль вообще супермен!

– Против талисмана и супермену слабо, – упирался Стеклов. – Эх, зря Баба-яга его Волку отдала! Нет чтобы себе оставить!

Йа обвёл взглядом компанию:

– У кого-то снова срочные дела или тянем жребий?

– Погоди… – остановил брата Ю. – У меня к вам просьба… Ко всем. Персонажи у меня нечеловеческие и роли коротенькие. Можно я в этом раунде сыграю дважды?

– Не возражаю, – сказала мадам Добрэн.

Остальные согласно кивнули.

Когда они подскакали к царю, побоище на море было в самом разгаре. Гигантский многомачтовый корабль с тремя ярусами палуб по-хозяйски расположился во входе в залив. А за ним на самом горизонте замерли чёрные точки. Драккары, стиснутые шириной фьорда, использовали свою обычную тактику нападения: пытались подойти на веслах поближе, протаранить шипами и взять на абордаж. Однако корабль-монстр их не подпускал. Асы забрасывали его борта копьями, стрелами, камнями из пращей, но те не достигали цели. Зато жидкий огонь, посылаемый с палуб вражеского судна, бил точно. Из пятидесяти четырёх боевых ладей Одина объятий пламени избежало лишь двадцать. В водах, подёрнутых дымом, барахтались тонущие люди.

План Ермунганда был предельно ясен! Очень скоро гигант неспешно вплывёт в залив, оттесняя к берегу и попутно поджигая оставшиеся драккары. Когда флоту асов придёт конец, корабли, дрейфующие на горизонте, заполнят фьорд, дождутся подхода сухопутного войска и нападут на Асгард. Перед глазами Хемдаля словно воочию мелькнули картинки, как Змей врывается в город. Ермунганд не удовлетворится ограблением, а будет развлекаться, как развлекался с его гвардейцами. При воспоминании о гвардейцах бывший хозяин Химинбьёрга почувствовал отчаяние. Этого нельзя допустить! Сколько бы ни доказывал Локи, что неважно, за кого сражаться, допустить Ермунганда в Асгард нельзя! Нужно остановить корабль-монстр!

Примерно в середине фьорда, ближе к правому берегу, находилась мель, едва проходимая для драккара. Киль огромного вражеского судна наверняка ниже. Хемдаль сжал плечо Одина, перекрикивая грохот:

– Мель! Прикажи дать мне лодку с двумя самыми сильными гребцами!

Пока царь отдавал распоряжения, Хемдаль поднёс к губам рог. Воды фьорда на мгновение онемели от звука ярости, пронзившего все три мира. Ответ не замедлил прийти. Люди на корабле-монстре содрогнулись от рёва великана в чешуйчатых доспехах.

Когда миновали мель, Хемдаль приказал гребцам покинуть лодку, а сам, выпрямившись, легонько дунул в рог. Игривый вызов, подобный усмешке ветра, пронёсся над заливом, подняв волну. Змей повернулся на звук. Утлое судёнышко раскачивалось на волнах. А в его центре, бросив вёсла и сжимая обеими руками меч, балансировал человек. И громко кричал:

– Ермунганд! Я обещал! Научить тебя! Пользоваться мечом! Предложение в силе!

Солнце на мгновение прорвалось сквозь тучи, и лезвие меча вспыхнуло. Корабль-монстр стал разворачиваться к лодчонке. Люди, окружавшие великана в чешуйчатых доспехах, указывали на группирующиеся ладьи асов. Но Змей не замечал ничего, кроме человека с мечом, чудом удерживавшего равновесие в качающейся лодке.

– Видите цель? – процедил сквозь зубы Ермунганд. – Огонь!

Суровый желтокожий воин указал на драккары:

– Цель там.

– Я лучше знаю, где цель, адмирал, – прорычал великан. – Этот враг стоит многих. Сначала прикончите его!

– Змей пребывает во власти чувств. С этим человеком Змей сочтется после того, как вражеский флот будет сожжён. Сейчас у нас иная цель.

– Я сказал, стреляйте по нему! – Ермунганд едва сдерживал бешенство.

– Я подчиняюсь императору, а не тебе.

– Напрасно! Император далеко, в отличие от меня!

Великан сделал молниеносный взмах секирой, и раскроенное пополам тело адмирала рухнуло на верхнюю палубу. Люди бросились врассыпную, рядом со Змеем остался лишь человечек в цветастой одежде.

– Огонь! – заревел Ермунганд, указывая на лодку.

С катапульт полетели раскалённые ядра. Они с шипением падали в воду справа, слева, сзади, спереди от цели, но не попадали.

– Ермунганд! – смеялся человек с мечом. – Ты по-прежнему не владеешь оружием!

Лодку пронесло над мелью, корабль Змея следовал за ней как привязанный. Драккары обходили его, пользуясь тем, что вражеский огонь сосредоточился на утлом судёнышке. Вдруг раздался страшный скрежет, и чудовищный корабль замер в неподвижности. Несомая течением лодка удалялась. Ермунганд подозвал человечка в цветастой одежде и отдал распоряжение, затем свистнул. Покинув ближайшую мачту, Ужик заструился к хозяину.

План, кажется, сработал! Хемдаль с облегчением снял с шеи рог, опустил на скамью и собрался вернуть меч в ножны. Внезапно из воды взвился мокрый канат, опутал ноги и с силой дёрнул. Хемдаль не успел толком вдохнуть, как был утянут под воду. Живой канат, гладкий и толстый, состоявший из сплошных мышц, стремительно оплетал тело, сжимаясь всё туже. Ноги и бедра омертвели. Канат подбирался к груди. «Если захватит руки, конец», – отрешённо подумал Хемдаль. Перед его лицом мелькнула плоская морда, и он всей силой, которая ещё оставалась, ударил по ней. Ещё раз и ещё. Потом бил, уже не зная куда. Просто двигал рукой с мечом, не понимая, попадает ли. Бил, пока воздух не кончился совсем.

– Эйр! Я снова в твоём лазарете?! Как я сюда попал?

– Как обычно, болтаясь на чьих-то ру ках, – проворчала целительница. – Ты попадаешь ко мне всегда одним и тем же способом.

Хемдаль попытался сесть, но острая боль в подреберье остановила его порыв.

– Эй, без резких движений! – строго прикрикнула Эйр. – Лежи и не рыпайся! Твои рёбра не успели срастись с прошлого раза, а ты ломаешь их снова. Все мои труды прахом!

– Прости, Эйр. Рёбра быстро срастутся, клянусь. Кстати, к тебе кто-то пришёл.

– Меня просили оповестить, когда ты очнёшься. Так что пришли к тебе.

Хемдаль прикрыл веки, определяя запах посетителя, и невольно расплылся в улыбке. Аромат яблок, медовых и хрустких, вплывал в дверь.

– Я опередила Одина! Хочу первой сказать… О… Ты улыбаешься?!

Не выдержав, он рассмеялся:

– Ты опередила Одина ради этой новости?

– Для меня она самая свежая и приятная! А главная новость, что ты спас Асгард! Если б не ты, мы лишились бы флота, потеряли бы сотни людей! Это я и хотела сообщить первой. И ещё не терпелось увидеть тебя живым! Но застать на твоём лице улыбку я даже не надеялась. Считаю, мне повезло!

– Предателем больше меня не считаешь?

Фригг, смахнув что-то с ресниц, покачала головой. Хемдаль успел заметить то, чего не разглядел в их прошлую встречу: синюю жилку вены, пульсирующую у нижнего левого века; тонкую сеточку под глазами, вертикальную бороздку в межбровье… Когда в Химинбьёрге он дежурил у изголовья царицы, ничего этого не было. Госпожа постарела… Словно в кожу её лица впитался пепел от погребального костра сына.

– Все славят тебя, Хемдаль!

– По Эйр так не скажешь. Кто меня вытащил?

– Гребцы, которых дал тебе Один. Царь приказал им без тебя не возвращаться. Они дрейфовали на обломках драккара и оказались неподалёку от места, где гигантский змей утянул тебя под воду. Ты убил тварь, но она намертво оплела твоё тело, не давая всплыть. К счастью, мель там ещё не закончилась, и помощь успела вовремя. Обо всём остальном расскажет муж. Не хочу отнимать у царя его право.

– Фригг, у меня к тебе одна просьба… Помнишь служанку из Химинбьёрга, которая помогала тебе с волосами?

Госпожа кивнула:

– Помню, конечно. Очень славная девушка.

– Когда я приказал гарнизону и слугам оставить крепость, она упиралась до последнего. Ей нравился парень из моей личной гвардии. К тому же ты внушила этой девице вздорную мысль, что она станет первым человеком в крепости, когда я женюсь. Жены у меня пока нет, крепости уже нет, парня её больше нет. Позаботься о ней, возьми к себе, ладно?

Фригг, снова смахнув слезинку, склонилась и поцеловала его в лоб:

– Твоя просьба запоздала, Хемдаль. Эта девушка уже первый человек в Фенсалире.

Двенадцати гребцам, слаженно махавшим веслами, следовало благодарить императорского палача. Если бы тот сохранил им языки, они остались бы на флагманском судне.

Ермунганд с кормы лодки бесстрастно наблюдал, как уцелевшие драккары вцепились в посаженный на мель корабль, словно псы в раненого медведя.

– Ты успел сжечь все лодки, Чен?

– Все. Но признаться, не понимаю зачем.

– Чтобы никто из видевших смерть адмирала не уплыл. Свидетели нам не нужны.

– Что Змей думает делать дальше?

– Отведём наш флот обратно в бухту, откуда пришли. Вернёмся к Асгарду, когда я получу оружие.

– Разве наше главное оружие не уничтожено вместе с флагманским кораблем?

– Нет, Чен, я имею в виду совсем другое оружие. Волшебное.

– У Змея есть волшебное оружие?

– Пока нет. Но ведь ты не разучился красть?

– У кого я должен украсть волшебное оружие?

– У свирепого велика на, – усмехнулся Змей. – Волшебное оружие всегда носит при себе какой-нибудь свирепый великан. Или людоед. В данном случае и то и другое. Великан-людоед по кличке Волк.

– У Змея есть план, как это сделать? – спросил Чен, не комментируя шутку насчёт людоеда.

– Когда флот вернётся в исходную бухту, мы с тобой отправимся к лагерю Волка. Ты незаметно проберёшься в лагерь и дождёшься подходящего момента. Затем выстрелишь в Волка сонной иглой, снимешь амулет и принесёшь мне. Всё очень просто!

– Как я узнаю Волка?

– От меня он отличается лишь одеждой.

– Я должен украсть волшебное оружие у твоего брата? – опешил Чен. – Но… разве он не союзник? Насколько я помню, его армию мы должны были дождаться, чтобы напасть на Асгард.

– Верно, Чен. Однако мой брат питает недопустимую слабость к врагам. Отпустил самого отпетого из них, по чьей милости сейчас гибнет флагманский корабль.

– Змей имеет в виду храбреца в лодке? Этот человек достоин уважения!

– Не сомневайся, я давно бы его уважил, не встрянь брат, – процедил сквозь зубы Ермунганд. – Когда мы войдём в Асгард, я не хочу столкнуться с досадными помехами. А Волк их непременно создаст, если будет иметь при себе волшебное оружие. Выкради амулет, Чен, и доставь мне.

Сменив пёстрый наряд на штаны и камзол невзрачного бурого цвета, Чен притаился в ореховых кущах. Темнота позднего вечера и гомон военного лагеря надёжно скрывали его присутствие. Чен с любопытством наблюдал за двумя мужчинами, усевшимися возле костра поодаль от основного войска.

Старший, закутанный в серый плащ, время от времени подбрасывал в костёр хворост. Судя по золотому обручу на лбу, он был важной птицей. Впрочем, не только обруч, все черты безбородого лица с очень белой кожей указывали на то, что этот человек не прост. Длинные узкие губы – признак хитрости. Высокий лоб – свидетельство ума. Твёрдые скулы говорили о воле и решимости. А судя по морщинкам в уголках серых глаз, человек любил посмеяться. Впрочем, сейчас его лицо напоминало застывшую маску.

Что же до младшего, смуглого красавца великана, то его абсолютное сходство со Змеем просто поражало! Разве что чёрные волосы были стянуты в густой хвост, а не заплетены в косу, как у Ермунганда. Перевернув вертел с насаженной заячьей тушкой, младший нарушил молчание:

– Отец, я совершил ошибку, заставив тебя остаться. Прости.

«Он называет этого белокожего отцом? – изумился Чен. – Змей даже словом не обмолвился ни о каком отце!»

– Спасибо, что отпустил Хемдаля. Когда раздался звук его рога, у меня словно камень спал с души. Я боялся, что он не доберётся до Асгарда.

– Почему ты боялся, отец? Смертельных повреждений твой друг не получил. Я старался, чтобы Змей не слишком…

– Я нанёс ему рану более серьёзную, чем цепь Ермунганда.

Волк бросил на белокожего удивлённый взгляд.

– Ранят не только копьё и секира, сынок. Тебе ли не знать?

Смуглый красавец задумчиво кивнул:

– Да, отец. Правда ранит больней. Что ты ему рассказал?

– Узнай, если хочешь, Фенрир.

Волк поднёс к глазу кулон, висевший у него на груди, и замер в неподвижности.

Чен затаил дыхание. Змей называл амулет «волшебным оружием». Как оно работает? Чем стреляет? Кулон не стрелял ничем. Отец и сын полностью погрузились в созерцание. Чен прикинул, не время ли пустить пару сонных игл, но решил не рисковать. Лучше запастись терпением и дождаться, когда они разделятся.

«Интересно, почему сыновья, неотличимые друг от друга, так не похожи на родителя? – размышлял Чен. – Никогда не подумал бы, что одна порода».

Ему вдруг вспомнился человек в лодке, по которой били все орудия флагманского корабля. У белокожего отца было больше сходства с тем храбрецом, чем со своими сыновьями.

«Так вот в чём дело, – смекнул Чен, – у Змея и Волка отец – ас! А братья, значит, полукровки! Потому Волк и питает слабость к врагам. Змей прав! Такой союзник может создать проблемы, когда мы ворвёмся в Асгард».

Фенрир опустил руку с кулоном:

– Почему ты уверен, что победителей не будет, отец?

– Вёльва, чьи видения всегда сбывались, видела последнюю битву асов и великанов. В ней не будет ни славы, ни победы. Только всеобщая гибель. Ты хочешь этого, сын?

– А что ты предлагаешь, отец?

– Прекратить войну!

«Вон он куда гнёт… Змей, пожалуй, может не дождаться армии своего брата, и тогда не видать нам сокровищ Асгарда как своих ушей».

– Как я могу прекратить войну, если сам поднял горные кланы против асов! Это сделал не кто-то, а я!

– Ты совершил ошибку, Фенрир. Постарайся её исправить.

– Поздно исправлять! Точка перехода пройдена! Мои люди опьянены победой в Химинбьёрге! Ты обрадовался, услышав рог Хемдаля, но разве не помнишь, как яростно он звучал?! Ермунганд обещал сжечь флот асов – и справился со своей задачей!

– Не справился! Хемдаль бросал вызов Змею, только и всего.

– Значит, я ошибся, отпустив твоего друга.

– Это твой единственный верный поступок!

– Верный поступок? Отпустить воина, сражающегося за врага?!

– Кого ты называешь врагом, сын? – устало спросил ас. – Одина, сделавшего Хель госпожой Хельма?

– Ты давний друг царя! Один наделил её владениями, потому что она твоя дочь!

– И твоя родная сестра, между прочим!

«О сестре Змей тоже не упоминал, – отметил про себя Чен. – Он вообще в курсе, что у него имеется не только брат, но и другие близкие родственники?»

– Один не покушался на ваши горы! Хемдаль стёрег границу, не причиняя тебе вреда. А что натворил ты?! На тебе кровь его гвардейцев!

– Я распорядился их не трогать, – помрачнел Волк. – Но Ермунганд пожелал развлечься и отменил мой приказ. Если бы я оставил Хемдаля, чтобы проверить, как там его люди, твоего друга не было бы в живых.

– Больше всего я жалею, что не позволил вашей матери сожрать Змея в младенчестве!

«Сожрать в младенчестве? – вздрогнул Чен. – Так Змей не шутил? Мать у братьев людоедка? Очень любопытная семейка! Прямо-таки императорский дом! Только Змей явно преувеличил свирепость брата. У Волка и волшебное оружие на шее, и целая армия за спиной, а он оправдывается перед отцом, как щенок!»

– Отвечать за развлечения Ермунганда придётся тебе, Фенрир! Сюда идут дружины Тора.

– Это ещё кто?

– Скоро узнаешь! Тора зовут Истребителем великанов и считают лучшим воином асов. По мне, так он не воин, а убийца, как и твой брат!

«Змея папаша явно недолюбливает», – заключил Чен.

– Когда Тор впадает в бешенство, – продолжал ас, – то превращается в ураганный ветер, в горную лавину. Своим молотом он один снесёт черепа половине твоего войска, остальных прикончат его бесноватые дружинники. Ты хочешь этого?!

– Я сожалею о своей ошибке! – в голосе Волка звенело отчаяние. – Но исправить её не могу! Не могу остановить своё войско! Что мне сказать людям?! Что мать настроила меня против отца, а теперь я узнал правду? Что асы нам больше не враги? Да меня просто разорвут!

– Ты нашёл убедительные доводы, чтобы поднять их на войну, найдёшь и теперь. Скажи, что получил информацию о подходе врага и лучше всего вернуться в Химинбьёрг. Я поскачу в Асгард, попытаюсь уговорить Одина, чтобы он остановил Тора.

«Какой ушлый ас! – вскипел от негодования Чен. – Сейчас дожмёт своего щенка! Из-за этого белокожего лиса с золотым обручем на лбу золото Асгарда того и гляди накроется медным тазом!»

– Они меня не послушают, отец, – вздохнул Волк.

– Послушают! – Ас указал на кулон, висевший на груди сына, и поднялся.

Фенрир склонился к почерневшей тушке, осматривая, осталось ли что-нибудь, кроме углей. Дождавшись, когда белокожий скроется из виду, Чен вытащил из недр камзола крошечный арбалетик и выстрелил. Игла с веществом, обездвиживающим слона, впилась в обнажённое плечо Волка. Молодой великан рухнул, не издав ни звука. Чен бесшумно выскользнул из орешника, подскочил к нему и быстро сдёрнул кулон. «Теперь тебя точно не послушают!» – смеялся на бегу вор.

Жидкость тихо побулькивала в котле. Колдунья, не сводя с неё глаз, время от времени подбрасывала в котел корешки и сушёные грибы, вдыхала пар и ждала, когда возникнет очередная картинка. Она потеряла счёт дням, завороженно сидя над котлом. Возникали лишь отрывистые образы, мало связанные между собой. Но кое-что Анбода всё-таки видела!

Змея, выгружающего железную руду.

Волка, разнимающего сцепившихся великанов.

Воды, объятые дымом, и горящие суда.

Фенрира во главе войска, движущегося по мосту из Химинбьёрга.

Ермунганда, покидающего чужеземный корабль.

Маленького человечка, срывающего с шеи неподвижного Фенрира талисман.

Колдунья вскочила.

Её сопровождала волчья стая, оставленная Фенриром, чтобы заботиться о матери. Анбода бежала, не отставая от волков. Химинбьёрг миновали беспрепятственно и теперь двигались по следу, оставленному армией Фенрира. Внезапно звери остановились и замерли, принюхиваясь. Желтоглазый обернулся к великанше, на морде волка читалось смятение. Анбода прислушалась. Кто-то приближался, и этот кто-то явно привёл волков в замешательство.

– Что, мама, не сидится на месте? – услышала она.

Из темноты вышел сын в кожаных штанах и безрукавке. Однако волки не бросились радостно ему навстречу, как бывало обычно при встрече с Фенриром.

– Почему ты без своего красивого змеиного панциря, Ермунганд?

– Этой местности больше подходит костюм брата.

– Как ты здесь оказался, сынок? Ты же вроде собирался сжечь флот асов?

– Две трети сжёг. Уцелевшая треть подождёт. Я волнуюсь за брата – давно не было от него вестей. Вот и решил узнать, всё ли с ним в порядке. Ты здесь по той же причине, мама?

– Ты догадлив, сынок.

– Раз мы беспокоимся об одном человеке, давай подождём вестника, которого я послал к Волку. Присядь, отличное бревно. Я расскажу тебе о битве на море.

Когда послышалось шумное дыхание бегущего человека, Ермунганд прервал рассказ:

– Вот и мой вестник.

Вестник был маленького росточка, как и человечек, сорвавший с Фенрира талисман.

– Привет, Чен! Ты уже знаком с моим братом, теперь познакомься с матерью. У меня от неё нет секретов! Братец здоров?

Чен понял, что Змей не хочет получить «волшебное оружие» при свидетеле.

– Твой брат пребывает в добром здравии и наслаждается обществом вашего отца, питая к нему сыновние чувства, подобающие благородному мужу. И слушает его во всём.

– Что же папаша напевает моему брату, Чен?

– Ваш отец – мудрейший человек, ни дать ни взять, первый советник императора! Будучи старым другом царя асов, он убедил твоего брата прекратить войну.

– Что?! – Анбода и Ермунганд вскочили с бревна одновременно.

– Волк возвращает своё войско в крепость. На землях воцаряется мир! Скорее всего, твой брат получит то же, что и твоя сестра.

Змей вопросительно взглянул на мать, Анбода безмолвствовала.

– У вас заботливый отец, любящий детей, – пояснил Чен. – Его стараниями царь асов наделил вашу сестру владениями и сделал госпожой. Полагаю, благородный ас замолвит словечко перед царём и за своего сына Волка. Твой брат тоже получит какой-нибудь надел в знак признательности за отказ от войны. Например, крепость Химинь-бо. Однако тебе, Змей, не стоит рассчитывать на отцовскую приязнь. Благородный ас весьма разгневан на тебя из-за каких-то людей, убитых в крепости. И открыто выражал сожаление, что, когда ты был младенцем, он не позволил вашей достойной матери возвратить тебя обратно в утробу.

– Это правда, мама?

– Ты же послал вора, чтобы выкрасть у брата талисман, – пожала плечами колдунья. – Так зачем спрашиваешь? Посмотри и узнай правду.

– Как я мог забыть, что от тебя ничего не утаишь, мама, – усмехнулся Ермунганд. – Давай амулет, Чен.

– Прежде пусть скажет, что сделал с Фенриром!

Анбода издала короткий звук, и Змея с его порученцем окружили волки. Чен испуганно уставился на рычащее кольцо вздыбленных загривков и оскаленных зубов:

– С твоим сыном, достойнейшая, всё в порядке. Он немного поспит и очнётся.

– Мой вестник говорит правду, мама, – подтвердил Ермунганд. – С Волком ничего плохого не случилось. Отзови его зверушек, а то невзначай зашибу кого.

Великанша издала новый звук, и волки остановились.

– Ради маминого спокойствия покажи, что ты сделал с братом, Чен. Пусти сонную иглу в ближайшего зверька.

Анбода не успела глазом моргнуть, как ловкий вор что-то выдернул из камзола, и стоявший напротив него Желтоглазый беззвучно рухнул. Рассвирепевшая колдунья бросилась к «вестнику», но Ермунганд обхватил её и сжал в железных объятиях.

– Не надо нервничать, мама, зверь просто спит! Доза снотворного немного великовата для волка, но он скоро очнётся. – Сын развернул Анбоду к себе лицом: – Неужели ты принимаешь меня за братоубийцу?!

Великанша мысленно расхохоталась, однако успокоилась. Ермунганд не лжёт. Брат ему пока нужен, значит, Фенрир жив. Ну, а в будущем… Зря, что ли, Анбода – самая могущественная колдунья в здешних краях?

Чен протянул Змею волшебное оружие. Ермунганд повторил те же действия, что и его брат, поднёс к глазу кристалл и уставился на великаншу. Пялился на мать он довольно долго, потом опустил руку:

– В чём дело, мама? Почему у Волка эта штука работала, а у меня нет?

– Талисман попал к тебе не тем путём, сынок. Его нельзя украсть. То есть украсть-то можно, что доказал твой вор, только работать он не будет.

– Что нужно, чтобы он работал?

– Добрая воля. Разве ты никогда не слышал о наличии у людей доброй воли? Бедный мой мальчик! – Анбода уже не скрывала издёвки. – Если бы Фенрир отдал его тебе сам, волшебное оружие работало бы. Но ты его украл! В твоих руках талисман будет просто украшением.

– Как хорошо ты разбираешься в этих вещах, мама! – Зрачки Змея сузились еще больше. – Полагаю, талисман оказался у брата по твоей доброй воле?

Колдунья и не собиралась этого отрицать:

– Фенрир получил талисман от меня, чтобы начать войну.

– Я в детстве обожал разыскивать тайники, в которых ты прятала увлекательные безделушки. Такую вещь я ни за что не забыл бы. Следовательно, амулета среди них не было. Он попал к тебе недавно, мама, не так ли? Интересно, от кого?

– Талисман перешёл ко мне от царицы асов, которая забрела в наши края.

– И царица асов отдала его тебе по доброй воле? Сомневаюсь, мама! Как же тогда талисман заработал у тебя?

– Не забывай, что я из рода Чёрного Главы! Мне добровольная передача не требуется. Я могу взять то, что хочу, собственной силой!

Некоторое время Ермунганд обдумывал услышанное. Затем вновь обратился к матери:

– Ты дала талисман Фенриру, чтобы он начал войну. Брат её начал, а теперь собирается прекратить! Сперва он любезничал с Хемдалем и отпустил его, потом взял в советчики отца. Ты не раз говорила нам, что отец – самый подлый из асов! А брат ныне внимает ему, забыв все твои наставления! Я же их помню и чту. Тебе не кажется, мама, что ты вручила талисман не тому сыну?

– Ты отсутствовал, Ермунганд. У меня не было выбора.

– Зато сейчас есть! Передай талисман мне, и, клянусь, я не остановлюсь на полпути! Ты получишь нашу победу и увидишь закат асов. Брат будет сражаться рядом со мной, и мы исполним то, к чему ты нас готовила. Я сжигал флот асов ради тебя! Я твой сын, мама! Поверь в меня и дай мне волшебное оружие!

Анбода помолчала, что-то прикидывая в уме.

– Хорошо. Я передам талисман тебе, Ермунганд, – согласилась она наконец. – Но ты поклянёшься своей жизнью, что не причинишь вреда брату, отцу и сестре. Я наложу на тебя заклятие. В тот миг, когда ты посмеешь нарушить клятву, оно вступит в силу, и ты умрёшь. Понял, сын?

– Ты всегда объясняешь доходчиво, мама. Что я должен сделать?

Справа от тракта Ермунганд нашёл подходящую поляну, о которой просила мать, отнёс туда Желтоглазого, сложил костёр. Анбода села у огня, достала из-за пазухи мешочек и бросила в пламя пригоршню не то сушёных грибов, не то кусочков мха. Ермунганд и Чен слушали её монотонное, усыпляющее бормотание и упустили момент, когда поляна изменилась: раздалась вширь и превратилась в абсолютный круг, освещённый бледнозелёным светом. Анбода бросила в огонь ещё пригоршню и запела горлом что-то вроде: «Анум… Анум… Анум…»

А потом в круг стали входить они… Первым появился изящный белый конь с короткой чёрной гривой. Змей уставился на него в изумлении и вдруг увидел вместо коня человека с очень светлой кожей и тёмными волосами, стянутыми на лбу золотым обручем. Ермунганд мигнул, и наваждение пропало. Белый конь равнодушно отвернулся от него и отошёл в сторону.

На поляну выскочил высокий гнедой жеребец. Вздыбился, заржал яростно, но беззвучно, замолотил перед собой передними копытами. Ермунганд невольно отшатнулся, а перед ним уже стоял брат с сурово сведёнными бровями. Змей не успел опомниться, как Фенрир исчез, а гнедой жеребец выскочил из круга.

Сменившая его пегая кобыла обернулась девушкой. Её лицо было белым, как у отца, но правая щека багровела родимым пятном. Чертами девушка очень напоминала Анбоду. Змея царапнул неприветливый взгляд серых глаз, и образ растаял.

– Клянись, Ермунганд… Клянись жизнью…

Казалось, бормотание идёт отовсюду – от земли и с неба. Бледно-зелёный свет словно вытягивал из него клятву, и Змей с удивлением услышал собственный голос:

– Клянусь жизнью не причинять вреда своему брату, отцу и сестре.

– Ни действием, ни помыслом…

Ермунганд повторил.

– Теперь всё?

– Посмотри, что случится, если ты нарушишь клятву.

Спиной почувствовав, что сзади кто-то стоит, Ермунганд резко обернулся. Перед ним высился грозный вороной жеребец без единого светлого пятнышка. Передние ноги коня вдруг подломились в коленях, и вороной рухнул, завалился набок и захрапел в агонии. Плоть отваливалась от него кусками и разлагалась на глазах. Через секунду перед оторопевшим великаном валялся скелет.

– Заклятие сделает то же самое и с тобой, сын, если вздумаешь навредить брату, отцу или сестре. Не только действием, но и помыслом! Ни подосланный вор, ни наёмный убийца не сойдут тебе с рук.

Вот же ведьма! Ермунганд уже обдумывал, как обойти заклятие, но мать его переиграла! Змея захлестнуло бешенство. Тем временем колдовское свечение исчезло, поляна вернула себе прежний облик. Мать, по-прежнему сидевшая у костра, велела дать ей талисман. Ермунганд исполнил приказ.

– Я хочу, чтобы отныне эта вещь была у тебя. – Анбода пристально взглянула в вертикально вытянутые зрачки, и снова вложила кулон в ладонь Змея. – Продолжай войну, Ермунганд, и закончи её победой!

– Талисман теперь будет работать?

– Проверь.

Змей навёл кристалл на мать. Одетый в волчью безрукавку и кожаные штаны, он внешне был неотличим от брата. Анбоде на мгновение почудилось, что время сделало кульбит и вернуло её в день, когда с помощью талисмана Фенрир впервые управлял полётом стрелы. Впрочем, перед ней стоял не Фенрир…

Ермунганд повесил кулон себе на шею и указал на Желтоглазого, который слабо поскрёб лапой:

– Зверь просыпается.

Едва Анбода склонилась к волку, как за её спиной холодно прозвучало:

– Людям свойственно совершать ошибки, мама. Одни поправимы, другие нет. Ты совершила роковую.

– Какую же? – Колдунья обернулась к сыну.

– В моей клятве не было ни слова о матери.

Следуя совету отца, Фенрир уговорил войско отступить в Химинбьёрг. Уговорил без талисмана. Уловив тошнотворный запах задолго до остальных, он помчался вперёд – выяснить, в чём дело. Запах привёл его на поляну, скрытую от тракта кустами. Над человеческими останками основательно поработали насекомые и падальщики, но Фенрир признал одежду и мешочек с сушёными колдовскими травами. Лицо матери, обуглившееся до костей, было неузнаваемым, но волосы принадлежали Анбоде. На поляне валялись и трупы его волков. Осмотрев их, Фенрир не нашёл следов оружия, казалось, звери загрызли друг друга. Охваченный внутренним оцепенением, Фенрир тупо работал руками, стаскивая ветви для погребального костра. Уложил их в некое подобие поленницы, бережно опустил на неё останки матери и своих волков. На грудь Анбоды положил её мешочек.

Глядя, как огонь перекидывается от ветви к ветви, он думал о том, что мать лгала, разжигала в его сердце ненависть к отцу, заставила его развязать войну… Всё это так, но важно другое. Анбода была его матерью! Иной ему не выпало, да Фенрир и не хотел иной. Всем, что знал и умел, он обязан матери. Она всегда была рядом с ним и оставалась центром его мира даже сейчас. Фенрир поклялся останкам матери, что найдёт убийцу и поквитается с ним. Но исполнение клятвы пришлось отложить.

Когда его войско вышло к мосту, тот оказался разрушен. Путь к крепости преграждала пропасть. Химинбьёрг тоже изменился – башни были снесены, сохранившаяся крепостная стена почернела от гари. Фенрир приказал заново навести мост. Работы затягивались. Он боялся появления дружин Тора, однако, по счастью, известий об их приближении не поступало. Возможно, Один, с подачи отца, отозвал Истребителя великанов, но мост требовался в любом случае.

Глубокой ночью, сидя у одинокого костра, Фенрир в который раз пытался понять, кто убил мать и сжёг крепость. Не было сомнений, что и то и другое – дело рук вора, похитившего талисман. Но асы не стали бы разрушать крепость, а великаны не посмели бы тронуть колдунью. Вор же посмел и разрушил! Кто?!

Фенрир услышал шаги дозорного, а потом ветер донёс до него неожиданный запах… Женщина?! Откуда в его военном лагере взяться женщине? Запах был таким, что пламя костра, вспыхнув, выплеснулось в кровь Фенрира.

– Волк! К тебе рвётся красотка, – раздался грубый бас Скрюммира. – Приснись мне такая, я бы точно обмочился!

– Ты, что ли, вождь этих, страдающих недержанием?

Фенрир вздрогнул, услышав голос Анбоды. А когда поднял голову, сердце учащённо заколотилось: перед ним стояла мать! В тёмном шерстяном плаще с надвинутым капюшоном, и совсем юная, не старше самого Фенрира. В свете костра левая половина её лица светилась бледной луной, правая алела закатным солнцем. Волк потрясённо уставился на незнакомку, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты немой или глухой? – Хрипотца в низком голосе девушки ласкала слух. – Я, кажется, задала вопрос.

– Прос ти, – пробормотал Фенрир, когда к нему вернулся дар речи. – Ты меня поразила…

– Своим уродством? – Губы девушки болезненно скривились. – Не тебя первого!

– Уродством? – переспросил Фенрир, пытаясь стряхнуть чары. – О чём ты?

– Так ты ещё и слепой?! Об этом! – Незнакомка со злостью ткнула себя в правую щёку.

– Не пойму, что ты называешь уродством. Я поражён твоим сходством с матерью.

– Чьей матерью? – Девушка прищурилась.

Пожалуй, только серые глаза принадлежали не Анбоде.

– Твоей.

– Моя мать умерла при родах. Ты не можешь её знать!

– Ошибаешься, Хель.

– Откуда тебе известно моё имя?

– Мне рассказывали о тебе.

– Могу себе представить! «Мокрая Морось – палаты Хель. Голод – её блюдо. Она наполовину синяя, наполовину – цвета мяса, сутулая и свирепая». – Девушка скорчила страшную рожу.

Фенрир улыбнулся:

– А ты умеешь нагнать страху, Хель! Нет, не угадала. Я слышал, что ты умная и сильная, хозяйка немалых земель. А если тебя так беспокоит пятно на лице, хочешь узнать, почему оно у тебя появилось? Могу рассказать… – Его глаза лукаво блеснули.

– Передо мной великий колдун? Уж не сам ли Чёрный Глава?

– Почти в точку! Садись к костру, сейчас мы всё узнаем!

Девушка присела на краешек бревна.

– Потребуется твоя рука. – Фенрир придвинулся, взял её кисть и снова оцепенел.

Запах, исходивший от девушки, заставил его забыть всё, что он намеревался сказать. Пришлось напрячь всю волю, чтобы встряхнуться.

– Пятно появилось из-за того, что мать и отец боролись за тебя друг с другом. Мать происходила из рода чародея Чёрного Главы и была могущественной колдуньей. Отец – чистокровный ас. Мать хотела, чтобы ты пошла в её породу, и подарила тебе свои черты и голос. Но отец очень любил тебя, и твои глаза стали серыми, а кожа обрела белизну. Мать разгневалась, увидев, как сильно ты походишь на асов, и принялась ворожить, чтобы изменить цвет твоей кожи. Колдовство не сработало, твоя кожа осталась белой, и отец забрал тебя к асам.

Хель слушала, как ребёнок, которому рассказывают волшебную сказку. Суровость исчезла из её взора, губы слегка приоткрылись. Фенрир, по-прежнему сжимавший ладонь девушки, вдруг понял, что её лицо приблизилось почти вплотную. Точнее, это он склоняется всё ближе к её лицу, словно притянутый невидимыми нитями. Сын Анбоды поспешно отдёрнулся и нежно провёл ладонью по щеке Хель:

– Но в результате материнского колдовства осталось это родимое пятно.

Серые глаза девушки влажно блеснули:

– Может, назовёшь наконец своё имя.

Он назвал.

– Я искала тебя! Мой отец просил передать…

– Новости подождут. – Фенрир протянул Хель флягу и поднялся с бревна. – Утоли жажду, а я поищу чего-нибудь перекусить. Потом отдохнёшь в моей палатке. Я же вижу, как ты устала.

– Погоди! Почему ты рассказывал о моих родителях так… будто хорошо их знаешь?

– Уж поверь, я знаком с ними обоими. Они ведь и мои родители, сестрёнка.

Хель, остолбенев, смотрела вслед смуглому красавцу в волчьей безрукавке. Молодой вождь великанов – её родной брат?! Как такое возможно?! Или Фенрир разыгрывает её, потешается над ней, как все? Хель так часто слышала насмешки, что научилась безошибочно улавливать их в любой интонации. Фенрир говорил с ней немножко лукаво, как обычно отец, но так же мягко, по-доброму. Небылица о том, как отец и мать боролись за неё друг с другом, тронула Хель. Вот ведь выдумщик! Отец известный мифотворец, но Фенрир его переплюнул! А ласковое прикосновение к её обезображенной щеке?! Никто, кроме отца, не решался дотронуться до «адской отметины». Неужели она действительно нашла брата?

Утомлённая долгой дорогой, Хель прикрыла веки и, уткнувшись лбом в колени, незаметно задремала. А потом ощутила, что чьи-то сильные руки поднимают её и несут. Что это, сон? В детстве она часто засыпала где придётся. Отец всегда находил её и относил в постель. Когда Хель подросла, отцовские руки стали ей сниться. И вот, сон вернулся, сделался явью, только вместо отца её нёс брат. От него пахло костром и молодым потом, Хель ощущала силу его мышц под удивительно гладкой кожей. И хотела лишь одного: чтобы этот сон никогда не кончался.

Вождь великанов внёс её в палатку, уложил, стянул с неё сапоги, заботливо прикрыл шкурами и снова погладил изуродованную щёку. Хель поняла, что Фенрир прощается. Сейчас он исчезнет в ночи, и чудесный сон закончится!

– Не уходи… – Девушка всхлипнула. – Твоё присутствие… так приятно… Ты… так добр… тебя не отталкивает…

Лицо брата приблизилось к ней.

– Не знаю, что тебе наговорили другие и что ты напридумывала сама себе…

– Не надо, Фенрир… Не надо… утешать меня…

– Утешать?!

Невидимые нити, влекущие Фенрира к девушке, дёрнулись все одновременно! Он почти упал на Хель, жарко шепча:

– Я онемел, увидев тебя, сестрёнка! Я люблю закаты и могу бесконечно смотреть на луну. На твоём лице бледная луна соседствует с заходящим солнцем. В твоём голосе хрустят льдинки, рождённые первыми заморозками. От тебя исходит запах туманного утра и колдовских трав. Хочешь знать правду? Я мечтаю остаться с тобой, но быть тебе вовсе не братом!

– Останься, Фенрир! Забудь этой ночью о нашем родстве!

Сквозь щели пробивался тусклый свет. Хель любовалась братом, раскинувшимся на шкурах. Его глянцевой кожей без единого изъяна и рельефными мышцами, не выпирающими напоказ. По какой насмешке судьбы этот мужчина, прекрасный, как бог, вдруг полюбил её, уродину? Даже дикарь, доставивший Хель к костру Фенрира, не преминул пройтись насчёт её «красоты». Девушка не обиделась – слишком привыкла к грубости. Но дальше случилось то, к чему она совсем не была готова! В самом чудесном сне Хель не могла вообразить, что вождь великанов окажется её родным братом! Братом, который назовёт мерзкое родимое пятно «закатным солнышком» и навсегда сотрёт с неё проклятие «адской печати»! Сердце Хель тоскливо сжалось: она ещё не выполнила поручение отца, не сообщила Фенриру дурные вести. Как же не хочется его будить!

Кончиком косы она пощекотала его щёку и лоб. По губам спящего скользнула едва заметная улыбка. Хель пощекотала его нос. Смуглые руки взвились ей навстречу, и Фенрир со смехом притянул девушку к себе. Но Хель упёрлась ладонью ему в грудь:

– Ты ещё не выслушал новостей.

– Они подождут!

– Отец просил передать, что у него ничего не вышло.

Улыбка мгновенно сбежала с лица брата. Он сел.

– Мне казалось, отец был уверен, что уговорит Одина.

– Царь объявил, что судьба асов должна зависеть от них самих. Пусть все сообща решат, прекратить войну или продолжить. Асы проголосовали за войну. Отец просил тебя не выступать, оставаться пока в Химинбьёрге. Он надеется, что ему всё же удастся изменить общий настрой.

– Химинбьёрга больше нет. Мост разрушен, крепость сожжена. Кто-то хотел отсечь мне путь к отступлению…

Вдруг Фенрир смолк, прислушиваясь.

К палатке приближались люди. Двое. Чуткий слух Волка уловил тяжёлую поступь Скрюммира и чьи-то лёгкие шаги. Незнакомый голос, тонкий и женоподобный, сильно искажал слова:

– Тебе не стоит тревожить своего командира. Вдруг, он не один?

– Точно, – пробасил дозорный, – его вчера какая-то баба разыскивала.

– Тогда тем более не стоит. Женщина – услада воина, если только не ведьма. Ведьма околдовывает, похищает сердце воина и его мужество. И свирепый волк превращается в ягнёнка. Поэтому ведьм нужно убивать! Воин со свободным сердцем с лёгкостью делит женщину со своими товарищами по оружию, как разделяет с ними пищу у костра и ратный труд. Но если воин околдован ведьмой, то не захочет делить её ни с кем.

– И как отличить обычную бабу от ведьмы? – оживился Скрюммир, которого всегда увлекали разговоры о бабах.

– У ведьм имеются отметины, – охотно объяснил женоподобный голос. – Чаще всего родимые пятна особой формы, цвета или размера.

Фенрир почернел от гнева: «Вырвать бы гадине ядовитый язык! Скрюммир вчера видел Хель! Рано или поздно до него дойдёт, и он сделает вывод…»

– Что-то случилось? – спросила девушка, удивлённая поспешностью, с которой брат натягивал одежду.

– Тебе нужно срочно покинуть лагерь! Я провожу.

Фенрир напряжённо вслушивался в звуки, доносившиеся снаружи, и его тревога нарастала всё сильней.

– Нет, не успеем! Зачем только отец послал с известием тебя?! Он что, не знал, что в военном лагере девушке не место?! Особенно в лагере противника!

– Отец послал весть, чтобы предупредить тебя. И доверить её не мог никому, кроме меня. Разве что своему крылатому вестнику, часто прилетавшему ко мне в Хельм. Только птица пропала – наверное, убита.

Хель имела в виду сокола Локи, но перед глазами Фенрира мгновенно возник учёный ворон Мунин, падающий к его ногам ворохом окровавленных перьев. Затем другая картинка: великаны волокут из его палатки девушку с родимым пятном на белом лице. Распалившуюся толпу не остановить! Что он натворил?! Все его деяния сливались в одну сплошную непоправимую ошибку! Фенрир застонал, сжимая голову.

Хель мягко оторвала его ладони от висков и повернула к себе лицом:

– Не знаю, что внезапно повергло тебя в отчаяние, но хочу сказать одно… За единственную ночь ты подарил мне столько счастья, сколько я не испытывала за целую жизнь. Ты совершил чудо, заставив меня забыть об уродстве! Я не устану благодарить отца за то, что он послал меня с вестью, а тебя, Фенрир, буду любить до своего последнего вдоха.

Девушка хотела добавить ещё что-то, но хриплый бас Скрюммира её опередил:

– Эй, Волк! Чего ты там заспался? К тебе гонец от Змея!

– Иду! – выкрикнул в ответ Фенрир.

– Ты ведь послушаешь отца? – Хель поймала его ладонь.

Брат застегнул пояс с мечом.

– Не выходи из палатки! Если кто-то сюда сунется, зови меня. Я услышу!

Хель испуганно кивнула.

Утро выдалось сумрачным. Холодный туман был напитан мелкой водяной пылью. Фенрир слушал посланника Ермунганда и с трудом сдерживал желание зарубить его на месте. Затем приказал Скрюммиру собрать глав горных кланов.

– Я получил вести от брата, но решение зависит от вас. У нас есть выбор. Мы можем соединиться с чужеземной армией Змея и вступить в битву. Или поднять из руин Химинбьёрг и сделать его своей пограничной крепостью.

Слова Фенрира утонули в негодующем рёве. Он поднял руку и дождался, когда великаны стихнут.

– Из похода никто не вернётся.

– Откуда ты знаешь?

– У вёльвы было видение. В войне с асами погибнут все.

– Предлагаешь остановиться из-за какого-то видения?

– Нет, – пробасил вдруг Скрюммир. – Не из-за видения, а из-за бабы в палатке! У Волка нынче другие битвы, ему не до асов!

В толпе заржали.

– Поделился бы бабой, Волк! Или мы тебе не товарищи?

– Точно! Может, и нам воевать расхочется!

Губы посланника Змея растянулись в усмешке.

– Я повторяю: из похода ни один не вернётся. Не знаю, зачем явились чужеземцы, но наша земля здесь. – Фенрир махнул на горы, высившиеся за Химинбьёргом. – Если мы восстановим крепость, асы не сунутся к нам.

– Зачем восстанавливать Химинбьёрг, если нас ждут богатства Асгарда?!

– Раньше ты вёл иные речи, Волк!

– Ты последнее время всё что-то запугиваешь нас! То Истребителем великанов, теперь видением какой-то вёльвы! Где же твой Истребитель, из-за которого мы отступили? Не там ли, где и видение? В твоих ночных кошмарах! Ты просто перетрусил, Фенрир!

– Может, Химинбьёрг нужен вовсе не нам, а тебе, Волк? Там ведь удобнее с бабой, чем в палатке!

– Откуда у тебя баба, Фенрир? Не асы ли подослали? Покажи её нам!

Тропинки неповоротливых мыслей внезапно сошлись в недалёком уме Скрюммира.

– Точно, братцы! Асы подослали! Я ведь видел бабу-то, что ночью Волка искала. Одета не по-нашему, и лицо белое, с пятном! Порешить ведьму!

Фенрир молниеносно выбросил вперёд руку с мечом:

– Ещё одно слово, Скрюммир, и рукоять будет торчать у тебя из пасти!

Повисло угрюмое молчание.

– Уже околдовала! – не унимался Скрюммир. – Тащим сюда ведьму!

– У меня гостит дочь Анбоды, – процедил сквозь зубы Фенрир. – Клянусь, что убью любого, кто прикоснётся к ней хоть пальцем. Ясно? О видении я вас предупредил. Теперь решайте. Кто за продолжение войны?

Единодушный рёв был ответом.

– Сворачивайте лагерь. Выступаем завтра на рассвете.

Фенрир развернулся и зашагал к своей палатке. Голоса бились ему в спину, как гулкий прибой.

– Дочь Анбоды?

– Брехня! Не было у Анбоды дочери!

– Ты почём знаешь? Колдунья тебе докладывала?

– Волк же ведьмин сын, вот его к ведьмам и тянет!

– Не вяжись к его бабе, Скрюммир! Если она и впрямь приходится Волку сестрой, он тебе за неё глотку перегрызёт!

Полог палатки откинулся, впуская туман и человека, обсыпанного с головы до ног водяной пылью. Девушка подалась ему навстречу, стряхивая капельки с отсыревшей шерсти безрукавки, с его длинных волос.

– Дождь?

– Просто морось.

Не поднимая глаз, Фенрир уткнулся влажным лбом в щёку с родимым пятном. Хель, догадавшись обо всём, задрожала. Брат распахнул полы волчьей безрукавки и привлёк девушку к обнажённой груди.

– Поле Вигрид, – пробормотал он. – Передай отцу, когда доберёшься до Асгарда.

«Рати сойдутся на поле Вигрид…» – всплыло в памяти Хель. Вёльва свидетельствовала о последней битве, и слёзы сочились из-под закрытых век старой пророчицы.

Хель впилась ногтями в гладкую кожу брата и исступлённо замотала головой:

– Нет, Фенрир! Не ходи туда! Только не на поле Вигрид! Только не ты!

Внезапно её крик захлебнулся. Хель ощутила толчки в свою грудь. Сердце Фенрира колотилось, как заблудший путник, который стучит ненастной ночью в случайную дверь, мечтая о приюте. Хель прижалась к брату так крепко, как могла, словно надеялась, что это объятие послужит ему защитой. И взывала к высшим силам, умоляя их сжалиться и уберечь того, кто ей дорог. Как делали миллионы женщин до неё, и как будут делать миллионы после.

А Фенрир шептал сестре в ухо самые лживые слова из всех, придуманных мужчинами:

– Всё будет хорошо…

Посланник Ермунганда довольно потирал ручки: задание Змея исполнено.

Ермунганд изменил первоначальный план, и три дюжины императорских кораблей пришвартовались в укромной бухте, расположенной неподалёку от поля Вигрид. Чен был вновь отправлен в сторону сожжённой крепости Хим-Инь-Бо, чтобы склонить Волка к объединению с армией Змея. Хитрый вор решил не сразу приступать к поручению, а сначала разузнать, что за настроения витают в войске Фенрира. И быстро смекнул, что загвоздка состоит исключительно в брате Змея. Волк собирался навести мост и заняться восстановлением крепости, а не драться с асами. Великаны, рвавшиеся в бой, были недовольны, но открыто против решения Фенрира никто не выступал. Поэтому Чен не торопился оглашать предложение Ермунганда, дожидаясь благоприятного случая. И, благодаря своей неизменной удаче, дождался!

Сестрицу Волка и Змея Чен мельком видел, когда колдунья накладывала на Ермунганда заклятие, поэтому мгновенно опознал девку с безобразным родимым пятном. Вор издали засёк её встречу с дозорным великаном и, крадучись, последовал за ними. Позже схоронился неподалёку от палатки Фенрира и только диву давался, вслушиваясь. Судя по звукам, брат Змея обрёл своё уродливое счастье. Каких чудес не бывает на свете!

Когда в палатке затихли, Чен, стараясь не выдать себя ни малейшим шорохом, отправился на поиски дозорного. Если не дать этой пегой кобыле покинуть лагерь до всеобщего подъёма, Волк угодит в капкан! Чен наблюдал за Фенриром недолго, но вполне мог предвидеть его действия. А вот Змей для своего порученца оставался непостижимым невзирая на продолжительное знакомство.

Их пути сошлись несколько лет назад в тёмном сыром подвале, наполненным едким дымом. Вор нередко посещал курильни, чтобы выведать полезную для своего промысла информацию. Молодой смуглый гигант пускал дым из трубочки, подобно остальным завсегдатаям притона. Однако он совершенно не походил на бледных курильщиков с помутившимися взорами и текущей изо рта слюной. Оторопевший Чен сам едва не пустил слюну. Не по причине зелья, которое никогда не употреблял, лишь имитируя курение, а потому, что чужеземец был божественен! Чен же являлся страстным поклонником мужской красоты. Наверное, он пялился на красавца великана столь откровенно, что тот повернул к нему голову и поманил пальцем.

– Я плохо понимаю местный язык, – сообщил незнакомец, когда Чен приблизился. – Мне показалось, вон тот тип болтал о какой-то гробнице, где недавно упокоили императорскую пассию и немало драгоценностей вместе с ней. Выясни, говорил он правду или описывал грёзы, навеянные дымом. Если правду, узнай, где гробница. Ты же вор, не так ли?

Чен кивнул, удивляясь самому себе.

– Станешь моим напарником – открою путь к сокровищам, которые тебе не снились. – Пронзительные глаза чужеземца с вертикально вытянутыми зрачками впились в лицо Чена. – Попробуешь обмануть – тебя ждёт линчи.

Чен сделался напарником Змея. Их первым совместным предприятием стало ограбление могилы наложницы императора, о которой Змей услышал в курильне. Раньше вор не решался грабить покойников – чрезвычайно рискованное дело, наказуемое мучительной смертью, если попадёшься. Однако Ермунганду и Чену сопутствовала удача. Усопшая красотка без возражений подарила им нефритовое ожерелье и серьги, перстни с драгоценными камнями, золотые браслеты, шитый золотом пояс и множество других дорогих безделушек.

Когда они поделили награбленное, Змей спросил, что Чен собирается делать со своей долей. Вор знал нескольких перекупщиков краденого, вполне надёжных. Добыча, если сбыть её с умом, позволяла провести как минимум год в праздности и довольстве.

– Советую ничего не продавать, – сказал Змей, выслушав планы напарника.

– То есть как не продавать? – воскликнул Чен. – Почему?!

– Грабителя скоро найдут и казнят.

– Кого найдут? – Вор вытаращился на компаньона.

– Того, кому я подкину неоспоримые улики. – Ермунганд указал на свою долю. – Если продашь хоть одну вещь, то и тебя.

– Змей не воспользуется добычей?

– Моя цель – не побрякушки из могильника, – усмехнулся Змей.

– Что же тогда?

– Асгард!

Так начался их путь к Асгарду. Змей подкинул улики императорскому чиновнику, отвечавшему за секретность при погребении членов императорской семьи, и донёс на него. Чиновник, чью виновность доказывали вещи из гробницы, найденные в его доме, был приговорён к смерти, а Ермунганда заметили. Змей начал стремительное восхождение к священной особе императора по лестнице, ступенями которой являлись фальсифицированные кражи императорского имущества, мнимые измены и попытки заговоров. Итогом, помимо сотен казнённых, стали тридцать семь кораблей и четыре с половиной тысячи воинов, направленных для разграбления Асгарда.

Чен поклялся служить Змею и не собирался нарушать клятву. Да и вряд ли Ермунганд, более беспощадный, чем все императорские палачи, вместе взятые, позволил бы её нарушить.

Мечтавший лишь о безбедном, спокойном существовании, Чен не мог уразуметь, какие демоны влекут Змея штурмовать далёкий город за неведомыми морями. Ермунганд поднялся достаточно высоко и вполне мог претендовать на хорошую должность. К чему куда-то рваться, если все удовольствия можно получить прямо здесь и сейчас?! Но удовольствия, доступные воображению маленького вора, у Змея вызывали лишь презрительную усмешку.

Чен почти уверовал, что его напарник не способен не только наслаждаться, но вообще испытывать мало-мальски сильные чувства. Однако когда флагманский корабль вошёл во фьорд, Чен вынужден был признать, что ошибался. Ермунганд упивался зрелищем горящих драккаров, как завсегдатаи курилен – видениями, порождёнными едким дымом. Так вот какой дым ему требовался, чтобы впасть в экстаз!

Когда же ас с мечом в раскачивающейся лодке бросил Змею вызов, Чен вместе с окружающими содрогнулся от бешенства Ермунганда. Куда девалось неизменное хладнокровие?! В таком же бешенстве Змей забивал ногами собственную мать. И к бешенству примешивалось наслаждение! У оторопевшего вора тогда впервые мелькнула мысль: нужно уносить ноги, бежать от этого одержимого! Только куда бежать? И, продолжая послушно исполнять поручения Ермунганда, Чен готовил Фенриру дальнюю дорогу на поле Вигрид.

Ветер свирепствовал над полем, словно намеревался сдуть всю мелкую шелупонь, заполнившую голую равнину. «Хотите сражаться? – ярился ветер, обращаясь к двум армиям, склонявшимся под его бешеными атаками. – Давайте сразитесь со мной!» Но воинства не внимали ветру, а упрямо ползли навстречу друг другу.

Щёки Чена, сопровождавшего Волка к шатру Змея, покраснели от ледяных пощёчин, а память назойливо прокручивала наставления из трактата «Искусство войны»: «Лучший результат достигается, если следовать Пути. Средний результат, если задействовать мощь. Худший, если опираться лишь на силу».

Чен точно знал, что на поле Вигрид никто не собирается следовать Пути, что, согласно трактату, означало побеждать, не сражаясь. Мощь, под которой подразумевалось сплочение, не на их стороне. Горные великаны Фенрира и императорские воины Ермунганда не имеют ничего общего, кроме желания разграбить Асгард. У асов мощи будет побольше. Зато волшебное оружие в руках Ермунганда! Может, сила обеспечит и худший результат, но даже такой предпочтительней никакого.

Задыхаясь от ветра, Чен одёрнул полог походного шатра:

– Входи!

Фенриру пришлось согнуться почти вдвое, чтобы протиснуться внутрь.

– Ну, и где Змей? – хмуро спросил Волк.

Весь путь до поля Вигрид Фенрир был мрачнее зимней ночи.

– Наконец-то! – Ермунганд, облачённый в императорские доспехи и длинный чёрный плащ, возник перед братом бесшумно и приветливо протянул ему ладонь. – Я тебя заждался!

Тяжёлый взгляд Фенрира остановил руку Змея.

– В чём дело, Волк? – усмехнулся Ермунганд, убирая ладонь под плащ. – Ты не в духе?

– Твой брат устал с дороги, – поспешил сгладить натянутость Чен.

– Причина твоей угрюмости лишь в этом, братец?

– Кто-то убил Анбоду, – процедил Фенрир.

– Не может быть! – Ермунганд изумлённо вскинул брови. – Мне казалось, наша мать непобедима.

– Её убил вор, укравший у меня талисман.

– Воры редко бывают у бийцами. – Чен постарался, чтобы его замечание прозвучало как можно более нейтрально, можно даже сказать, философски.

Резко развернувшись к нему, Фенрир яростно прорычал:

– Зато убийцы часто оказываются ворами!

– Так отомстим врагам за нашу мать! – с чувством воскликнул Ермунганд. – Она готовила нас к битве с асами всю жизнь!

– Это сделали не асы, Змей! Не асы украли у меня талисман, убили Анбоду и сожгли Химинбьёрг!

– Покончим с асами и выясним, кто виновен.

Две рати сошлись и замерли друг против друга. Воинство моих сыновей неоднородно: цепи горных великанов, вооружённых палицами, топорами и секирами, перемежаются с колоннами чужеземцев. Лучники, мечники и копейщики Ермунганда в пластинчатых металлических кирасах с широченными наплечниками, в сферических шлемах с назатыльниками.

Змей восседает на вороном жеребце. На нём шлем из чёрного металла, поверх кирасы длинный чёрный плащ. Левой рукой с намотанной на неё цепью Ермунганд держит поводья, в правой сжимает булаву. В двадцати шагах от него стоит Фенрир. Он без коня, всё в тех же кожаных штанах и волчьей безрукавке, накинутой поверх кожаного нагрудника. Ни шлема, ни маски у Фенрира нет. Руки, невзирая на холодный ветер, обнажены, лишь на запястьях – кожаные браслеты. Правая ладонь на рукояти меча. Я помахал сыну, но он не заметил, всматриваясь в рать асов.

Один в крылатом шлеме и блестящих золотом доспехах величественно восседает на Восьминогом. Серый в яблоках жеребец с роскошной белоснежной гривой и длинным хвостом получил это прозвище за свою стремительность, хотя ног у него, разумеется, не больше, чем положено коням природой. Синий плащ царя плещется на ветру. Один сжимает не знающее промаха копьё. Я усмехаюсь, невольно вспомнив, как когда-то затеял состязание меж двумя подгорными карликами и те в пылу азарта превзошли самих себя, выковав копьё, всегда поражающее цель, и молот, впоследствии доставшийся Тору. Эх, весёлое было времечко!

По левую руку от царя белеет кольчуга Хемдаля. Ветер развевает его светлый плащ и золотые волосы – лишившись в Химинбьёрге своего знаменитого шлема, другого Хемдаль уже не надевал. На поясе у него меч, на груди – рог, слышимый во всех мирах.

Справа от Одина рыжебородый Истребитель великанов. Тор никогда не дружил с конями, и на поле Вигрид предпочёл сражаться пешим. На нём медный шлем, медная кираса, повторяющая узор могучих мышц. Руки в кожаных перчатках нетерпеливо покручивают молот. За Тором выстроились его бешеные дружины.

Царь воздел копьё. Хемдаль выдвинул Золотую Чёлку на полкорпуса вперёд, поднял голову к хмурому небу и поднёс к губам рог. Звук, от которого стыли внутренности, пронёсся над полем Вигрид, пригибая к нему конных и пеших. Достиг небесных чертогов, недр земли и нижнего мира. «Рагнарёк!» – пронзило яростью все миры. Заревели воины с обеих сторон, замолотили мечи о щиты и доспехи, воздух задрожал от рук, потрясавших копьями и секирами. Поднял булаву Ермунганд, вырвал меч из ножен Фенрир. Помчался вперёд Тор со своими дружинами. Один пришпорил Восьминогого. И началось!

Град стрел, взмахи мечей, секир, удары копий… Крики, хрипы, стоны – всё слилось в один кромешный ад. Я старался не отставать от царя, чьё копьё работало без устали. Прикрывал спину Одина, рубя направо и налево. В сплошном кровавом месиве я потерял из поля зрения сыновей. Вдруг откуда-то справа донёсся рёв бесноватого Истребителя великанов. Рассекая пополам чужеземного воина, я на долю секунды бросил туда взгляд – и время остановилось!

Тор, потерявший шлем, нёсся со своим сокрушительным молотом к всаднику на вороном жеребце. Тот выдернул что-то из-под чёрного плаща, и молот вырвался из богатырской руки Тора. Описав дугу и наращивая скорость, молот с чудовищной силой вошёл в затылок своего владельца.

Так вот оно что! Талисман в руках Змея! Фенрир наверняка в неведении!

Ермунганд уставился на дружинников Тора, и те начали раскраивать черепа друг другу собственным оружием. В глазах – растерянность и изумление! Один, тоже увидевший эту жуть, направил Восьминогого к всаднику на вороном. В этот миг на круп моего коня обрушился удар шипастой булавы, превративший зад Сполоха в мясо с костями. Едва успев спрыгнуть, я снизу вонзил меч в брюхо великана, не прикрытое кожаным доспехом, и побежал за царём. Но где уж мне было угнаться за Восьминогим! Я знал, что будет дальше! Словно воочию видел, как Один вздымает копье, швыряет его в Змея и как копьё разворачивается… Только бы остановить бросок Одина! Я бежал, уворачиваясь от секир и палиц, отбивая удары мечей, уклоняясь от лошадиных копыт. И вдруг споткнулся о крик, перекрывший шум битвы:

– Хемда ль!!! Я у бил твоего царя!

Всадник на вороном потрясал копьём Одина.

Человек, крутившийся с мечом, точно у него имелось десяток рук и ног, был заметен издалека. Вихрем мелькали золото волос и белые доспехи, изрядно забрызганные алым. Наседавшая толпа чужеземцев не могла к нему приблизиться, зато каждый его выпад уносил чью-то жизнь. Быстрота и точность ударов Хемдаля вызывали изумление, но мне было не до восторгов. Задыхаясь, я бежал к другу, потерявшему своего златогривого коня, как я Сполоха. Расстояние, разделявшее нас, по-прежнему было слишком велико, а к нему уже приближался всадник на вороном. Нападавших точно ветром сдуло. Хемдаль остановился, утёр лоб тыльной стороной ладони и повернулся к врагу.

Мне снова показалось, что время замерло. Плоскость поля Вигрид словно накренилась. Сдвинулись в сторону разверстые в воплях рты, выпученные глаза, колющие и рубящие руки. Остались лишь двое, застывшие друг против друга. Пеший и конный. Белая кольчуга против чёрной кирасы. Меч против булавы, копья и… талисмана.

«Я спешу к тебе, – рвался из меня крик, – держись!» Сын девяти сестёр, слышавший, как растёт шерсть на овцах, должен услышать и меня! Не успев к одному своему другу, я надеялся хотя бы поспеть к другому. Чтобы убить гадину, которую сам породил, прежде чем она прикончит всех, кто мне дорог!

Змей воткнул копьё в землю, опустил булаву и достал из-под плаща талисман. Губы Хемдаля скривились в презрении. Будь на его месте я, то сказал бы:

– А! Это ты, Ермунганд-вор, обокравший брата!

Возможно, это он и сказал и, сжав обеими руками меч, двинулся навстречу всаднику в чёрной кирасе. Тот крутанул левой рукой, и цепь взвилась, оплетая плечи в белой кольчуге, прижимая локти к бокам. Хемдаль снова что-то презрительно бросил врагу. Будь на его месте я, то сказал бы:

– Ты не умеешь драться честно, Ермунганд-трус!

Возможно, это он и сказал. Змей опустил талисман, подхватил булаву и копьё, не спеша, объехал Хемдаля по кругу и резко швырнул булаву. Тяжёлый железный набалдашник с острыми металлическими шипами вошёл моему другу в правое бедро, вырывая крик боли. Меч, который он держал перед собой, вонзился остриём в землю. Хемдаль повис на нём, упёршись животом в рукоять. Бросив свой меч, я бежал так быстро, как мог. Был уже близко. Видел и слышал все. Перенеся вес на левую ногу и меч, Хемдаль кое-как удерживал шаткое равновесие. Мышцы скованных рук, вцепившихся в рукоять, взбугрились в усилии, он стал выпрямляться. Ветер донёс его хриплые слова:

– Кутайся в плащ, Ермунганд! Если талисман заметит твой брат, пощады тебе не будет!

Всадник на вороном отъехал подальше и поднял руку с копьём.

– На сей раз мой брат тебя не спасёт. Привет тебе от Одина, Хемдаль!

И со всей недюжинной силой Ермунганд метнул оружие. Тут наконец-то подоспел я. Сшиб своего друга с его шатких опор, и копьё, всегда поражающее цель, пронеслось мимо Хемдаля. Оно умчалось туда, откуда ветер нёс исполненный ярости вопль: «Зм-е-ей!» Вскинувшись на локте, я обмер, увидев, как они встретились: копьё, перешибавшее калёное железо, словно солому, и смуглый красавец в волчьей безрукавке, огромными скачками нёсшийся к нам. Остриё пробило кожаный нагрудник, заставив задрожать длинное древко. Фенрир сделал ещё несколько шагов с копьём в груди, гневно указывая мечом на Ермунганда, и рухнул навзничь.

«Считаешь меня чудовищем, Локи? – пришёл из памяти голос Анбоды. – Нет, чудовище мы породили вместе! Я не вёльва, но знаю, один из них вырастет чудовищем! Отдай этих детей мне!» Я прижал к себе младенцев, отступая от великанши: «Ошибаешься, Анбода! Наши мальчики прекрасны! Никто из вас не будет чудовищем, правда, ребятки?» Один малыш едва заметно улыбался, второй сонно сопел.

– Будь ты проклят, Ермунганд! – заревел я, вырывая из ладоней Хемдаля меч. – Будь проклят день, когда ты появился на свет! Будь проклят день, когда я не позволил твоей матери сожрать тебя!

Я пошёл на него, но всадник на вороном даже не посмотрел в мою сторону. Взгляд, полный ужаса, был прикован к брату. Сделав ещё шаг, я понял, что не могу двигаться, точно мои ноги увязли в заговорённом клее. Поле Вигрид стихло, и отовсюду пополз жуткий шёпот, чуждый этому миру – миру пока живых.

– Ермунганд… – вползало в уши из стылой земли, с хмурого неба. – Ты поклялся… не причинять вреда отцу, брату и сестре… поклялся жизнью…

Вокруг Змея стало сгущаться мертвенное свечение. Страшный шёпот усиливался:

– Ты нарушил клятву, Ермунганд… Убил брата…

Вороной, захрапев, замотал головой и упал на колени. Кожа на лице Змея стала вздуваться, пузыри лопались, из них тёк белесый гной, красно-жёлтая жижа, глаза вылезли из орбит. Задыхаясь, Ермунганд содрал с себя шлем вместе с волосами, сорвал с шеи талисман в тщетной надежде развеять заклятие. Но плоть отваливалась от него кусками… Я зажмурился, чтобы не видеть кошмара. Если бы мог, заткнул и уши. Открыл глаза лишь, когда страшный шёпот смолк. Бледно-зелёное свечение исчезло. Рядом с мёртвым конем валялся скелет человека в чёрной кирасе и чёрном плаще.

Я не стал поднимать талисман, прикрытый костлявой кистью. Пусть оберег Фригг или волшебное оружие Анбоды забирает тот, кому нужно. Мне уже не требовались ни оружие, ни обереги.

Бледно-зелёное сияние оставило после себя широкую просеку, заполненную лишь павшими и умирающими. Поодаль по-прежнему кипела битва, похожая на драку богомолов, которые сражаются с откушенными головами, и никак до них не дойдёт, что они уже убиты. Впрочем, мне не было дела до продолжавших истреблять друг друга на поле Вигрид. Я брёл к сыну.

Дошёл, присел рядом. Обтёр ему рот, закрыл глаза. Словно дожидаясь моего прикосновения, гнев сошёл с лица Фенрира. Стало видно, насколько оно юно и красиво. Гладкая кожа ещё хранила тепло, казалось, мой сын просто спит.

– Спасибо за Хель, сынок. Она вернулась от тебя преображённой. Перестала сутулиться, в глазах появился блеск. Как бы я хотел…

Не сомневаюсь, он тоже хотел бы. Я помолчал вместе с ним ещё немного. Затем, заливаясь внутренними слезами, поковылял обратно к Хемдалю. В отличие от сына, мой друг ещё дышал. Но крови из него вытекло столько, что мёрзлая земля отказывалась её впитывать. Черты заострились, Скульд готовилась перерезать его нить.

– Я хотел принять смерть из твоих рук, помнишь?

Ответа я не ждал, но упрямый Сын девяти сестёр всё-таки ответил. Приоткрыл глаза, плеснув напоследок синевой.

– Подержишь?

Он мигнул в знак согласия. Вложив меч в его ладони, я принялся расстёгивать доспех.

Над великим полем Вигрид, где сошлись дружины асов и рати их врагов, тишина. Ветер стегает по щекам воинов, точно призывает их очнуться и подняться. Но крепок сон воинов, не добудиться их ветру. И тот с досады набрасывается на женщин, которые бродят по полю, словно молчаливые тени нижнего мира. Все они в костюмах валькирий, собирают тела павших и относят к погребальным кострам. Кони с повозками были бы сподручней, но кони шарахаются, а повозки не могут проехать из-за тел. Поэтому у женщин нет помощи. Они ходят в парах, укладывают на носилки тела. Дело долгое и кропотливое.

Следуя за Хель, Фригг бредёт по молчаливому полю сквозь пронизывающий ветер. Вёльва, уходя в нижний мир, попросила Хель позаботиться о зеленоглазой Госпоже. Покинув Хельм, дочь Локи вернулась в Асгард. Неуместная на праздниках и пирах, Хель незаменима в горе. Её присутствие словно смягчает боль.

Фригг то и дело останавливается и кланяется своим хорошим знакомым. Вдруг Хель удивлённо замирает, указывая на скелет всадника. Откуда взялись кости, успевшие пожелтеть? Скелет, что ли, вырядился в новую кирасу и чёрный плащ, чтобы поучаствовать в побоище? Женщины недоумённо пожимают плечами и бредут дальше.

Вот застыли два воина. Первый лежит на спине, золотые волосы разметались по земле. На его правое бедро страшно смотреть, плечи опутаны цепью, локти прижаты к бокам. Из ладоней выпала рукоять. Несомненно, он сжимал её, когда второй, темноволосый, скинув нагрудник и кольчугу, пристраивал остриё у себя меж рёбрами. Так, чтобы клинок под нужным углом вошёл слева, между четвёртым ребром и пятым. Это действие, совершённое осознанно и хладнокровно, заставляет женщин вздрогнуть сильнее, чем всё, увиденное на поле Вигрид.

Хель вырывает остриё, приподнимает тело и укладывает рядом с первым. Она сильна, дочь великанши Анбоды и лукавого аса, но выдержка ей изменяет, губы начинают дрожать. Сняв плащ, Хель заботливо укрывает отца, словно тот может замёрзнуть. Фригг преклоняет колени рядом, всматриваясь в посиневшее лицо человека со скованными цепью плечами. Точно пытается отыскать разгадку, ключик к тому, что здесь случилось. Впрочем, Локи может не тревожиться: Хемдаль не выдаёт чужих тайн. Он и не тревожится. Оба спокойны тем последним спокойствием, которого никогда не встретишь на лицах живых. Фригг прикасается губами к ледяному лбу Белого аса и встаёт. Хель безмолвно прощается с отцом и тоже поднимается. На тело Хемдаля кладёт меч. Расправляет плащ, укрывая лица обоих, чтобы их не расклевало вороньё.

Склоняясь под ветром, женщины бредут дальше. Через сотню шагов Хель спотыкается. Из её горла вырывается звук, похожий на мычание. Фригг смотрит на девушку с удивлением. Хель обеими ладонями зажимает себе рот, точно силится затолкнуть звук обратно. Потом делает несколько неверных шагов и вцепляется в длинную железную палку, торчащую из груди молодого великана. Если бы Фригг присмотрелась внимательней, то, возможно, признала бы в палке копьё своего мужа. Хотя вряд ли – женщины мало интересуются копьями. Палка себе и палка. Хель дёргает древко раз, другой, третий. И наконечник с неохотой покидает грудь, в которой надеялся найти вечный приют.

Хель отбрасывает копьё. Она сильна, дочь великанши Анбоды и лукавого аса, но ноги её подламываются в коленях. Она уже не пытается затолкнуть мычание и бульканье обратно себе в горло, и Фригг слышит: «Только не ты, Фенрир… Только не ты…» Хель обхватывает смуглые плечи брата и зарывается лицом в шерсть волчьей безрукавки, а Фригг рассматривает того, по чьей вине поле Вигрид усеяно трупами и сытым вороньём. Удивительно, но сын Локи и великанши Анбоды совершенно не похож на злобного хищника! Красивый парень, в котором и волчьего-то ничего нет, кроме безрукавки. И ещё удивительно, почему Хель оплакивает брата, затеявшего эту бойню, горше, чем любимого отца. Впрочем, Фригг не задаёт вопросов. Уже неважно.

Она бредёт дальше и едва не спотыкается о рыжебородого богатыря с размозжённым затылком. Пожалуй, несправедливо обвинять во всём лишь Фенрира. Давно ль ты, Тор, потрясая грозным молотом, рычал, что будешь разбивать им черепа врагов, как гнилые орехи. Видел бы ты собственный затылок, Тор! Нет, Хель, твой брат – не единственный, кто здесь постарался! Вон их сколько лежит!

Наконец Фригг замечает синий плащ и останавливается:

– Вот и ты, Один-Един.

На золотом нагруднике царя устроился ворон, ленивый и сытый, как гость на щедром пиру. Недовольный появлением женщины, ворон сделал несколько скачков и взмахнул крыльями. А Фригг присела на мёрзлую землю, взяла в ладони холодную руку мужа, всмотрелась в родное лицо. На нём застыл такой же покой, как у Хемдаля и Локи. Как у Бальдра, когда его принесли с Идавелль-поля…

Фригг и думать забыла о вороне, тот же в своём отяжелевшем полёте радовался, как правильно устроен мир. Не нужно в нём ничего менять! Достаточно, чтобы этого хотели другие – вон те, что валяются внизу. Всё, умницы, сделали сами, и просить не понадобилось. Ещё вчера на пустой равнине было даже дохлой мыши не сыскать, а сегодня поле Вигрид превратилось в роскошный пиршественный стол! «Кр-р-асота!» – не удержал восторженного вопля ворон. «Кр-р-асота!» – согласно откликнулись его бесчисленные собратья.

Устав махать крыльями, ворон опустился на чей-то череп. Покрутил головой, осматриваясь, и неодобрительно мигнул. Череп – это неправильно, время костей ещё не пришло. Впрочем, один скелет не портил общей праздничной картины. Внезапно внимание птицы привлёк некий предмет, прикрытый костлявой кистью. Соскочив с черепа, ворон ухватил клювом цепочку и отпрыгнул в сторону. Кулон проволочился по мёрзлой земле. Птица подождала, но скелет не предъявлял прав на вещь. Всё верно, скелетам права не положены! Зажав в клюве цепочку, ворон оттолкнулся от земли и взмыл в воздух.

Повалил густой снег, казалось, он идёт сразу со всех сторон. Фригг, сидевшая подле мужа, подняла лицо к небу и увидела ворона. Ей почудилось, будто вокруг птицы образуется воронка Света, такого же яркого и любящего, как в её сне.

– Бальдр… – прошептала она, вся подавшись навстречу этому Свету.

Лёшка достал из пачки новый бумажный платочек и вложил в Алькины пальцы. Финал «Игры» угнетающе подействовал на всех, особенно на девочку, которая беспрерывно шмыгала носом. Лёшка опасался повторения истерики. Не стоило подруге проверять свою гипотезу и возвращаться в «Игру»! Концовка-то была заранее известна.

– Нет, ну что же за гад?! – возмущался Гласс. – Убить родную мать! Правильно Анбода его в скелет превратила! Только надо было раньше это сделать, и всё бы закончилось путём. Фенрир женился бы на Хель, моя Баба-яга помирилась бы с Локи…

– Валяй перепиши сценарий, – предложил Йа. – Предположим, колдунья превратила бы Змея в скелет на поляне. Каким был бы конец?

– Тем же самым! – немедленно отозвался Ю. – Мать снова науськала бы Фенрира на войну! А если бы он не послушался и отступил в Химинбьёрг, к стенам крепости рано или поздно явился бы Тор со своими дружинами! Пойми, Гласс, проблема не в Змее, а в том, что обе стороны хотели войны! И, между прочим, первой к ней стремилась твоя Анбода!

– По-твоему, Баба-яга во всём виновата? – набычился Стеклов.

– Единственный камень, даже увесистый, ещё не создаёт погребального кургана, – произнесла мадам Добрэн. – Все наши герои приложили руку к тому, чтобы призрак катастрофы из вероятности превратился в неизбежность.

– Думаю, причина в том, что каждый из них совершил большую ошибку, – задумчиво сказал Лёшка. – Взять, к примеру, Бальдра. Его жертва не могла вызвать реакции, на которую он рассчитывал. Асы не созрели для этого…

– Интересно вот что, – нетерпеливо перебил его Йа, – среди героев «Игры» единственным стопроцентным злодеем являлся Ермунганд. Анбоду я прямо-таки зауважал, когда она взяла со Змея клятву о неприченении вреда. К Фенриру тоже проникся. Все остальные, кроме второстепенных персонажей Ю, руководствовались лучшими побуждениями. Однако итогом их бурной деятельности стало всеобщее побоище. И, как мы поняли, злодей им для этого вовсе не требовался, хватило бы и собственных заморочек. Тогда зачем талисман ввёл в «Игру» Ермунганда?

– Откуда только берутся такие Ерму-Гады?! – снова вскипел Стеклов. – Баба-яга их с Волком вместе воспитывала! Близнецы опять же! Но один вырос нормальным, а второй – уродом!

– Было же сказано, что у них разные сущности. – Алька наконец перестала хлюпать носом.

– Сущность, Аль, из области мистики, – поморщился Йа. – Гласс верно ставит вопрос: гены одни, воспитание общее, а результат контрастный!

– Сущность вовсе не из области мистики! – упрямо возразила девочка.

– Может, тогда объяснишь, что это такое?

– То, что определяет характер, – пришёл ей на помощь Лёшка.

– Зачем талисману понадобился Ермунганд, – снова вернулся к своему вопросу Йа, – если Змей необязателен для финала «Игры»? Заметьте, что как только Ермунганд появился на сцене, то сразу стал центральной и самой сильной фигурой!

– Я бы не называл «самой сильной фигурой» труса, не умеющего драться честно, – услышала Алька и похолодела.

Голос принадлежал не Лёшке! На том месте, где только что сидел её друг, находился яркий световой конус.

– В отличие от твоего супермена, Лёх, понятия «честно» и «бесчестно» для Ермунганда не существенны, – заметил Йа. – Змею был важен лишь результат, и он его получил, сокрушив всех. Не сработай заклятие Анбоды, один Ермунганд и остался бы на поле.

– Пожалуй, Йа прав, – кивнула мадам Добрэн. – Ермунганд введён в «Игру» неслучайно. Это предупреждение.

«Никто, кроме меня, ничего не замечает! – Алька по-прежнему видела вместо Лёшки ослепительный световой конус. – Значит, у меня галлюцинации!» Ужаснувшись своему открытию, девочка зажмурилась.

– Какое ещё предупреждение?! – донёсся до неё скептический голос Ю. – По мне, так Ермунганд – персонаж, добавленный для остроты сюжета. Это же просто игра!

– Вряд ли «Игру талисмана» можно считать просто игрой, – возразила француженка.

Алька почувствовала, что кто-то потряхивает её руку.

– Что с тобой, Аль?! Очнись!

Она приоткрыла глаза. Слава богу, наваждение исчезло! Лёшка был на месте и смотрел на неё с беспокойством.

– Всё в порядке, Лёш. Ерунда какая-то привиделась…