Немцы умудрились начать атаку уже третьего октября, всего на один день отстав от наступления основных сил группы армий «Центр». Хотя участок фронта, выделенный нашей дивизии для обороны, был достаточно протяженным и составлял километров пятнадцать, но только четверть него был проходим для техники. Все остальное место занимали небольшие озера, болотца и густые леса. Численность дивизии к этому времени достигла девять тысяч человек – очень неплохо для осени 41-го года, и это не считая отдельные артдивизионы, приданные нам для усиления. Поэтому нашим войскам не пришлось растягивать свои порядки тонкой ниточкой. Наоборот, батальону выделили такой узкий участок, что комбат посчитал возможным выстроить оборону в три линии, причем позади нас находились полковые резервы, а еще дальше – дивизионные.

Расположение оборонительных позиций диктовалось условиями местности, поэтому промежуток между первой и второй линиями окопов составлял метров пятьсот, а третья начиналась только через километр.

Первый день боев принес нашему командованию две новости. Хорошая новость – это то, что немцы действительно клюнули на приманку, и вместо того чтобы направить танковую дивизию на Москву, загнали ее в эти болота. Правда, в конце августа как раз в этих местах успешно прошла на север третья танковая группа. Но тогда 22-я и 29-я армии были обескровлены, и поэтому просто отошли за реку Западная Двина, чтобы избежать окружения. А сейчас наши войска к встрече врага хорошо подготовились. Да и распутица в этих местах – вещь страшная, а ждать ее долго не придется.

А плохая новость состояла в том, что наш батальон выбили с занимаемых позиций и отбросили на пять километров. Самое смешное, что ни одного танка в этот день мы так и не увидели. Только в примитивных фильмах или книгах фашистская бронетехника тупо ломится на артиллерийские батареи, которые и сводят их под ноль. Надо признаться, что как раз советские танковые части так и наступали в начале войны. На самом же деле немецкая танковая дивизия очень насыщена артиллерией, которая и должна утюжить укрепления противника. А танки, конечно, если это не тяжелые танки прорыва, пускают уже в прорванную оборону. Вот когда они выходят на оперативный простор, то идут по тылам противника, сметая маленькие гарнизоны и легко проходя через наспех возведенные укрепления.

Разумеется, за несколько дней немцы успели собрать достаточно разведанных, чтобы определить расположение наших войск на переднем крае обороны, и уничтожить их мощной артподготовкой. Ну а мы, конечно, это предвидели. С самого утра весь личный состав, кроме наблюдателей, находился в блиндажах и закрытых щелях. Поэтому, несмотря на значительные разрушения, причиненные нашим траншеям и дзотам, потери оказались небольшими.

Моей роте досталась вторая линия окопов. Вообще-то, на самом деле она была третьей, но первая траншея была ложной, и мы ее не считали. Едва стихла канонада, как почти все бойцы из передовой линии перебежали по глубокому ходу сообщения к нам. Провода телефонной связи со штабом были перебиты, но комбат это предвидел и заранее обговорил с ротными различные варианты действий. Если наступление начнется небольшими силами, то можно будет принимать бой, а если за нас возьмутся всерьез, то сразу связываться с таким врагом не стоит. Сначала его нужно заманить вглубь нашей обороны, где он увязнет и в прямом, и в переносном смысле.

Поэтому после начала мощной артподготовки старшина Сверчков, командовавший третьей ротой, занимавшей первую траншею, отдал приказ на отход, а личный состав, уже ожидавший такого решения, провел отступление спокойно и без всякой паники. Эвакуировать артиллерию не пришлось, так как на передовой ее и не размещали. Две 37-миллиметровые зенитки были замаскированы в лесу чуть дальше наших окопов.

После артобстрела немцы начали осторожно выходить из леса. Наблюдатели доложили, что танков в боевых порядках противника не обнаружено, а, следовательно, это была просто разведка боем. Около сотни пехотинцев в сопровождении восьмиколесных бронеавтомобилей решили подойти посмотреть, остался ли у нас кто-нибудь в живых. Сначала они подкатили к ложной траншее. Даже после того, как гаубицы вывалили на нее полтысячи снарядов, все еще было видно, что здесь изначально находилась только неглубокая канавка, без всяких следов укреплений.

Огорченные до невозможности напрасной тратой боеприпасов, фрицы направились дальше, подозревая, что и со второй траншеей их тоже надули. Но опасения оказались напрасны. Чтобы снова не расстраивать немцев, там осталось несколько пулеметчиков и автоматчиков. Перебегая от одной огневой позиции к другой, они обозначили активное сопротивление, вынудив фашистов еще раз запросить помощь у артиллерии.

Залегшая было вражеская пехота снова поднялась и под прикрытием огневого вала подобралась к траншее метров на тридцать. После этого, метнув гранаты, германские солдаты ринулись вперед и выбили из траншеи противника. Во всяком случае, это я полагаю, что они доложили своему командованию о яростном, но коротком бое. Еще минут десять там громыхали взрывы и трещали автоматные очереди. С кем именно воевали немцы, осталось тайной. Все красноармейцы покинули позиции, как только там стали ложиться первые снаряды.

Апофеозом сражения стал подбитый бронетранспортер, который не вовремя наехал на какую-то мину. Как он умудрился это сделать, ума не приложу, ведь после чудовищного артобстрела все мины должны были детонировать, да и было их установлено очень мало. Возможно, это просто взорвалась одна из немецких гранат-колотушек, запалы которых имели тенденцию к замедленному срабатыванию. Так или иначе, но взрыв раскурочил броневику колесо и, кое-как проехав несколько метров, оно отвалилось. Впрочем, это нисколько не помешало теперь уже семиколесной боевой машине двигаться дальше. Коварное нападение заставило нападавших снова залечь и вызвало очередной шквал огня из всех стволов, которые у них были в наличии.

Наконец, закончив зачистку траншеи, немцы ненадолго остановились, чтобы подсчитать потери свои и противника. Атака обошлась им, по крайней мере, в полтора десятка убитых. Именно столько тел, которые никто не собирался перевязывать, они сложили рядками. Сколько они в отчете указали наших потерь, не знаю, но вряд ли меньше, чем своих. Иначе начальство их по головке не погладит. Впрочем, из десяти наших героев, которые пусть и ненадолго, но приостановили продвижение врага, действительно не все вернулись невредимыми. Троих принесли на плащ-палатках, причем один из них уже не дышал.

Фрицы тоже суетились со своими ранеными, оказывая им первую помощь. Потом у них, видимо, начался обед. В бинокль было видно, что они что-то достают из вещмешков и жуют. Это действо было для них чуть ли не священным, и переносить его из-за боя никто не собирался. К тому же по нормам вермахта в обед съедалась половина суточного рациона солдата, а, следовательно, после него еще полагался и отдых. Оттащив своих пострадавших в тыл, подкрепившись и пополнившись еще одним взводом, немцы наконец-то решили продолжить разведку.

Как только противник начал выдвижение, мы приготовились к бою, но пока не стреляли, чтобы подпустить его поближе. Однако, как это часто бывает на войне, получилось не совсем так, как мы планировали. Артиллеристы, обслуживающие зенитки, никогда раньше не видели врага так близко. Нервы у них не выдержали, и они без приказа открыли огонь, решив, что основное наступление уже началось.

Результат был вполне ожидаемым. Скорострельные 37-миллиметровые пушки прошили броневики целой очередью снарядов, заставив их вспыхнуть огненными шарами. А потом немецкие гаубицы разворотили наши артиллерийские позиции настолько быстро, что обслуга орудий еле успела попрятаться в щелях. Закончив с зенитками, немцы принялись утюжить наши окопы гаубичным огнем, сожалея, что в прошлый раз не уделили им достаточно внимания. Но обстрел мы пересидели в блиндажах, способных выдержать прямое попадание 105-миллиметрового снаряда, так что потерь почти не было.

Посмотрев, что стало с нашей системой укреплений, я решил, что продолжать обороняться здесь уже не стоит. И линия окопов и запасные позиции была изрыты воронками. Комбат был того же мнения, так как вскоре ко мне примчался посыльный, принесший пакет с приказом об отходе.

Для удобства отступления мы приготовили целых два хода сообщения, которые примерно в километре от нас спускались в небольшую балочку, по которой можно было скрытно передвигаться. Пока не началась очередная атака, бойцы спешили перевязать раненых и отнести их в тыл. Тем временем поступили доклады от командиров взводов обеих рот. Прямым попаданием снаряда накрыло одно из укрытий, где находилось человек пять. Еще насчитывалось около десяти раненых, но всех их уже отправили в медсанчасть. Плохо, конечно, но учитывая, какой обстрел нам сегодня пришлось выдержать, потери были небольшими. По моим подсчетам, немецкая дивизия, наступавшая на широком участке фронта, потратила за день не меньше пятисот тонн снарядов. Это больше одного эшелона с боеприпасами. А достигнутые при этом результаты были минимальны.

Следующая оборонительная линия находилась в трех с половиной километрах дальше. Она располагалась на небольшой возвышенности, ограниченной с одной стороны маленьким озерцом с топкими берегами, а с другой глубоким оврагом с несущимся по его дну стремительным ручейком. Здесь ширина района, который нам предстояло защищать, была значительно больше, чем на предыдущих позициях. Поэтому оборона батальона была построена классическим способом – двумя эшелонами.

Ночью немцы нас не беспокоили, занимаясь ремонтом мостиков и дорожного покрытия, а на следующее утро повторили разведку боем. И опять их ожидал маленький сюрприз.

Примерно на полпути к нашим траншеям находились ложные, расположенные между лесочком и болотом. Их занимало боевое охранение в составе одного взвода и прикрывало небольшое минное поле. Внешне этот участок выглядел вполне подходящим для устойчивой обороны, и встреченные огнем нескольких пулеметов, немцы легко поверили, что здесь находятся наши настоящие позиции.

На самом деле грунтовые воды, подходившие здесь близко к поверхности земли, не позволяли вырыть глубокие убежища. Поэтому, несмотря на кажущееся удобство, этот участок для обороны не годился. Хотя окопы были не полного профиля, а всего лишь основного, но на их дне хлюпала вода, постепенно поднимавшаяся все выше. Не помогала и заполненная хворостом водоотводная канавка, проложенная по дну траншеи. Если бы мы решили укрепиться именно здесь, то нам пришлось бы насыпать брустверы метровой высоты. Возвышаясь над равниной, они стали бы идеальной целью для вражеских артиллеристов.

После массированного обстрела, которым немцы проутюжили ложные позиции, они потратили несколько часов, чтобы снять мины. Проволочное заграждение здесь было жиденьким и состояло только из одной спирали Бруно. Ее преимущество состоит в скорости и бесшумности установки. Еще вчера здесь ничего не было, а ночью бойцы за полчаса растянули и закрепили проволочные цилиндры.

Проходы в заграждении немецкие саперы проделали с помощью подрывных зарядов, прикрепленных к длинным шестам. Так было быстрее и безопаснее, чем резать проволоку ножницами. Нам приходилось только сожалеть, что все смертоносные ловушки, запрятанные в спирали, пропали впустую.

Все это время противник вел беспокоящий огонь из гаубиц, который должен был помешать обороняющимся поднять голову. Маскировка, которую мы делали нарочито небрежно, была сорвана первыми же снарядами. Взрывы превращали ровные линии окопов в неровную цепочку воронок, раскидывая бревна, которыми были перекрыты блиндажи. Вскоре уже нельзя было разобрать, где что раньше находились, но снаряды продолжали старательно перемешивать землю. Даже бывалым солдатам становилось жутковато от такого зрелища, и нам оставалось только порадоваться, что в этом море огня нет наших бойцов. Конечно, вскоре очередь дойдет и до нас. Но здесь перекрытия щелей, в которых мы будем укрываться от артналета, были сделаны в четыре наката и к тому же тщательно замаскированы.

Наконец, у фрицев все было готово к наступлению. Выдвинув минометы поближе к нашим окопам, немцы забросали их минами, а сами под прикрытием огня подползли поближе. Где-то в километре позади них маячили приземистые силуэты «штуг», прикрывавших атаку. Как только обстрел прекратился, солдаты слаженно бросили гранаты и, стреляя на ходу, ринулись вперед. Ворвавшись в окопы, они с удивлением увидели, что и тут никого нет.

Это представление мы наблюдали в бинокли из своих замаскированных позиций. Благодаря трофеям весь командный состав был обеспечен оптикой, и теперь сержанты устроили для своих бойцов ликбез по наступательной тактике противника, смачно комментируя действия немцев.

Сообразив, что до сих пор они имели дело всего лишь с предпольем нашей обороны, а теперь их могут ждать большие неприятности, немцы послали вперед саперов. Поползав по полю туда-сюда и убедившись, что мин больше нет, они радостно доложили об этом командованию. Снова вперед покатили восьмиколесные броневики, отдаленно напоминающие БТРы, но с большой башней и длинным стволом пушечки. Разрешить им кататься по нашим позициям мы, конечно, не могли, и разъяснить это немцам было поручено противотанковой сорокапятке. Из точно такой же я стрелял в свой первый день появления в прошлом. Это случилось всего две недели назад, а казалось, что прошло полжизни.

В отличие от меня, артиллеристы вели огонь гораздо точнее и намного быстрее. Выбрав своей целью два ближайших бронетранспортера, они с молниеносной скоростью начали их обрабатывать. Буквально за десять секунд было выпущено четыре снаряда. Четыре попадания – по два на каждый, и броневики горят, весело разбрасывая снопы искр. Уцелевшая техника развернулась и резво поколесила обратно, спеша пожаловаться своим большим братьям.

Молниеносность обстрела и хорошая маскировка орудия не позволили врагу заметить местонахождение артиллерийской позиции, поэтому и гаубицы, и пушки самоходок молчали. Солнце уже давно перевалило через зенит, поэтому, пользуясь передышкой, мы начали обедать. Бойцы торопливо глотали кашу, понимая, что долго затишье продолжаться не может. И действительно, тишина, внезапно повисшая после ухода вражеских войск, вскоре была нарушена гулом моторов. Немецкое командование сообразило, что нашло главную полосу обороны, и решило, что настал черед тяжелой техники.

На этот раз я наконец-то увидел танки. До сих пор мне попадались только самоходные орудия, да и те в сгоревшем виде, а теперь на поле перед нашей позицией выползло сразу полтора десятка «троек» и «четверок». На расстоянии свыше километра небольшие снаряды сорокапяток не могли причинить им вреда, поэтому в дело вступили более мощные орудия, до сих пор дожидавшиеся своего часа. Сначала открыла огонь 85-миллиметровая зенитка, а когда враги приблизились на расстояние километра, подключилась ЗИС-2. Сделав несколько выстрелов, артиллеристы быстро ставили пушку в походное положение и меняли позицию.

Вспышка выстрела у этих орудий намного сильнее, чем у маленькой сорокапятки, и немецкие наблюдатели быстро засекали, откуда по ним бьют. Очень скоро в ответ начинали стрелять трехдюймовые пушки самоходок и даже гаубицы, расположенные где-то за дальним лесом. Каждый раз в течение этой своеобразной дуэли мы с замиранием сердца гадали, успеют наши артиллеристы сменить позицию или нет.

Быстро потеряв несколько машин, танкисты поняли, что прорваться к нам весьма затруднительно, и начали пятиться назад, опасаясь поворачиваться к нам боком. Пару танков, подбитых самыми первыми и стоявших дальше всего от нас, они зацепили тросами и потащили за собой. Но четыре машины все же остались на поле боя.

Как только стемнело, несколько бойцов, вызвавшихся добровольцами, вооружились гранатами и бутылками с КЗ и отправились к подбитым танкам с целью сделать их ремонтонепригодными.

Тем временем другие красноармейцы помогали саперам тащить тяжелые противотанковые мины. Если немцы не станут повторно проводить разминирование, то хоть один танк да подорвется.

Мин у нас слишком мало, поэтому приходится расходовать их очень экономно. Комполка логично рассудил, что перед первой атакой вражеские саперы обязательно проверят наличие минного поля, а вот во второй раз могут этого и не сделать. Поэтому наши небольшие запасы противотанковых мин мы используем именно сейчас. Так от них будет больше пользы.

Рассвет пятого октября встретил нас непривычной тишиной. На нашем участке не было ни артподготовки, ни бомбардировок. Просто самый обычный восход солнца на фоне лесного пейзажа. Зато по контрасту со спокойствием, царившим на нашем рубеже, отчетливей стала слышна канонада слева от нас.

Расположившись на узенькой доске, прибитой разведчиками между ветками высокого дерева, я с тревогой рассматривал в бинокль позиции 259-го полка, державшего оборону восточнее нас. То, что я видел, мне очень не нравилось. На наших соседей лезли сразу штук сорок танков и с десяток броневиков, а вспышки орудий, поддерживавших немецкое наступление, были многочисленны, как огоньки на новогодней елке. Разумеется, боевые порядки немцев постоянно накрывало меткими залпами нашей артиллерии, и свой путь они устилали трупами. Позади продвигающихся цепей оставались островки горящей техники. Но все-таки натиск оказался слишком силен, чтобы его можно было легко сдержать. Было похоже, что враги решили пробиться вперед, несмотря ни на какие потери. Постепенно немцы выбили наши войска с двух позиций, остановившись лишь для того, чтобы навести переправу через ручей, на илистых берегах которого могли увязнуть даже танки. Здесь им пришлось задержаться, ожидая, пока саперы разминируют берег и наведут мостики, способные выдержать тяжелую технику.

К этому времени наши артиллеристы уже должны были получить подкрепления. Воспользовавшись заминкой противника, гаубичные дивизионы открыли ураганный огонь, сметая с берега ручья вражескую пехоту. Тяжелые снаряды повредили даже несколько танков, которым не повезло оказаться слишком близко от места взрыва. В итоге первый сегодняшний натиск был отбит со значительным уроном. Полтора десятка единиц бронетехники осталось дымиться на месте битвы или было оттащено в тыл на буксире. Убитых и раненых, многих из которых бросили на поле боя, как мне показалось, насчитывалось не меньше четырехсот. Если учесть, что численность батальона, державшего оборону, была не намного больше, то результат схватки однозначно в нашу пользу.

Поерзав на неудобном сиденье, я повернулся в другую сторону и попытался рассмотреть, что происходит на правом фланге. Там шло сразу два боя. Один, километрах в трех отсюда, а другой еще дальше. Что там происходит, с моего наблюдательного пункта почти не видно, но если судить по интенсивности перестрелки, то схватка там была жаркая. Немцам надоело топтаться на одном месте, и они твердо вознамерились прорвать нашу оборону и, по возможности, сразу в нескольких местах.

Весь день канонада гремела со всех сторон, то приближаясь, то удаляясь, но не замолкая ни на минуту. Советские войска пятились назад, постепенно сдавая траншею за траншеей, и я начал опасаться, что так мы скоро попадем в окружение. К вечеру наступательный порыв фашистов, казалось бы, совсем утих, но перед заходом солнца снова вспыхнули яростные перестрелки.

Спать командный состав роты не ложился. Мы ждали у телефона, выслушивая сообщения и отмечая на карте изменения линии фронта. Меня все время не отпускало напряжение. Казалось, что сейчас на нас выкатится танковая лавина, и в темноте наша артиллерия не сможет ничем нам помочь.

Однако время шло, а нас никто не атаковал. Осветительных ракет мы не жалели. Разведчики, выдвинувшиеся далеко за передний край обороны, где они лежали, замаскировавшись, внимательно следили за перемещениями врага, но ничего подозрительного не замечали. Я решил пока вздремнуть, строго-настрого предупредив всех разбудить меня, если случится что-нибудь важное. Похоже, что сегодняшний длинный день наконец-то закончился. Но настырные немцы имели свое мнение на этот счет. Пользуясь темнотой, им удалось подползти к одной из траншей и ворваться в нее. Пока там шел рукопашный бой, подоспели танки и гусеничные бронетранспортеры, которые, не задерживаясь, прошли дальше. Оставив уже ненужный окоп, нашим пехотинцам пришлось отойти. Только не назад, где пустая траншея следующей линии обороны уже была захвачена, а на соседний рубеж.

Остановить врага удалось только на запасных позициях у железной дороги, где размещались хозвзвод и некоторые тыловые службы. Встретив неожиданный отпор, подкрепленный гаубичным огнем вызванной на помощь артиллерии, немцы ослабили свой натиск. Конечно, они быстро поняли, что перед ними лишь несколько десятков солдат без пулеметов, а артогонь никем не корректируется. Но за это время успел подойти полковой резерв. Две роты с полным вооружением и взводом противотанковой артиллерии заняли подготовленные позиции, лишив фашистов возможности проскочить вперед наскоком. Продвинуться дальше они могли только после тяжелого боя. Окончательно склонил на нашу сторону чашу весов артиллерийский наводчик с рацией. Заметив, что снаряды стали ложиться прицельно, немцам не осталось ничего другого, как прекратить неудачную атаку.

Все эти подробности я узнал уже под утро, а ночью мы просто получили приказ отойти назад, оставив свои позиции без боя. Опасаясь окружения, батальоны справа и слева от места прорыва оттягивались назад, и постепенно вся дивизия оказалась прижатой к насыпи железной дороги.

Как только мы заняли запасные позиции, я сразу принялся выяснять обстановку. Телефонный провод к командному пункту был проведен заранее, оставалось только подключить к нему аппарат. Разговор с комбатом прояснил ситуацию, но настроения не улучшил. Помимо угрозы прорыва, утром нас еще ожидало улучшение погоды, что почти автоматически влекло за собой авианалет. Бороться с самолетами мы могли только с помощью обычных пулеметов. В подразделении имелось некоторое количество скорострельных 37-миллиметровых зенитных орудий, но они предназначались для борьбы с бронетехникой. Так как маленький калибр мог пробить танковую броню лишь на небольшом расстоянии, то эти зенитки располагались практически на переднем крае, и демаскировать их позиции категорически запрещалось.

Представив себе «юнкерсы», пикирующие на наши окопы и несущие с собой смерть, я поежился. Как было бы хорошо, если бы они так и продолжили падать, пока не врезались в землю. И тут мне вспомнилась история про маленький английский паровозик, который успешно боролся с пикировщиками. Британцы подошли к созданию противовоздушной обороны с некоторой долей своего знаменитого юмора. Они построили поезд, который был уменьшенной копией обычного, и пустили его по узкоколейке. Пилоты «юнкерсов», пытавшиеся бомбить состав, видя его маленькие размеры, считали, что земля еще далеко. Поэтому самолеты выходили из пикирования слишком поздно и врезались в землю.

Времени, чтобы построить паровоз, у нас не оставалось, но, к счастью, это и не требовалось. Вместе со Свиридовым, с которым я поделился своей идеей, мы составили список материалов, которые нам необходимы для сооружения макетов. Мы решили сделать в масштабе один к двум повозки, пушки, чучела людей и даже лошадей. Особого сходства не требовалось, ибо фашистские летчики будут смотреть на нашу самодеятельность с высоты нескольких сотен метров. С ложными пушками и пулеметами было еще проще, так как для пущей достоверности они будут частично закрыты маскировкой.

Комбат от нашей выдумки пришел в настоящий восторг. Сооружение ложных конструкций современным уставом предусмотрено, но без изменения масштаба, а делать что-то новое всегда особенно приятно. Поэтому он пообещал тут же прислать нам все необходимое и заодно предложить нашу идею другим подразделениям.

В моделировании приняли участие все свободные красноармейцы. Проще всего оказалось сделать маленькие фигурки солдат. Их сшивали из кусков брезента или старой формы и набивали землей. Пушки с пулеметами сколотили из снарядных ящиков и кусков бревен. Раскрашенные зеленой краской, издали они выглядели весьма правдоподобно.

К рассвету наши макеты были расставлены и разложены по своим местам. Выглядело все очень натурально.

Пара телег, сломанная пушка, лежащая на боку. Еще две, якобы целых, спрятаны под кустом. Фигурки людей, валяющиеся на земле или прячущиеся в укрытиях.

Пока самолеты не прилетели, бойцы спешно доделали чучело лошади и положили его рядом с повозкой. Вокруг уже было намечено несколько ям, имитирующих воронки. Ложные орудия в натуральную величину, которые здесь установили еще при сооружении позиций, спрятали подальше под деревьями.

Услышав характерный гул, все разбежались по укрытиям. Сколько летит самолетов, за облаками было не видно, но, судя по звуку, армада явно немаленькая.

Еще на подлете фашистские стервятники разделились на несколько групп, и одна из них направилась к позициям нашего батальона. Это означало, что сегодня настала наша очередь отражать нападение. Не сумев с ходу прорваться на одном участке, немцы тут же бросали все силы на другой, надеясь, что там никаких резервов уже не осталось.

Низкие облака, висящие над нами, вынуждали фашистских пилотов сбрасывать бомбы очень низко, так как иначе у них не осталось бы времени для прицеливания. Поэтому условия для проведения эксперимента были самые подходящие. Никаких ориентиров искусственного происхождения, видимых с воздуха, в радиусе километра отсюда не наблюдалось. Пилот первой «штуки», вывалившейся из облаков, заметил на свою беду плохо укрытые мини-пушки и выбрал их в качестве цели. Для полной реалистичности к «юнкерсу» с земли потянулись черточки пулеметных трассеров. Надо было убедить фашистов, что здесь действительно располагаются наши войска.

Как и планировалось, летчик сбросил бомбы на небольшой высоте и, напрасно пытаясь выровнять самолет, упал в лесу недалеко от наших позиций. Соседнему батальону повезло еще больше. Там один за другим сразу два стервятника задели верхушки деревьев и рухнули на землю, взорвавшись с ласкающим слух грохотом. Можно было констатировать, что опыт по снижению эффективности авиаударов противника с помощью оптического обмана прошел успешно.

Впечатленные гибелью своих товарищей, от которых теперь остались только столбы черного дыма, немцы бросились врассыпную. Строй сразу распался, и теперь каждый был сам за себя. Некоторые пилоты решили уйти на бреющем полете, но большинство предпочло скрыться за спасительной пеленой облаков.

Натолкнувшись на невиданную точность зенитного огня, уничтожившего сразу три машины, немцы предпочли больше не рисковать. Гул моторов удалился в сторону юга, а беспорядочно сброшенные бомбы взрывались уже далеко от наших позиций. Возможно, некоторые из них даже достались самим фрицам.

Больше в этот день самолеты нас не беспокоили. Вечером комбат рассказал мне, что всего из трех десятков бомбардировщиков, участвующих в налете, немцы потеряли четыре. Одна из «штук», пилотируемая неопытным пилотом, после стремительного бегства заблудилась в облаках и приземлилась на нашем аэродроме. После допроса летчика выяснилось, кто его так напугал, и на счет нашего полка записали еще один «юнкерс».

Тем временем противник явно стягивал в нашу сторону свои резервы. Было слышно, как за рощей урчат моторы десятков танков. Приходилось только надеяться, что не все из них попрутся на наш батальон. В противном случае нам придется очень и очень плохо.

Потратив несколько часов на доразведку местности и подтягивание своих сил, немцы ринулись в яростную атаку. У них были все основания предполагать, что здесь заканчивается главная полоса нашей обороны, и, прорвав ее, они смогут двигаться дальше без остановки. И в самом деле, глубина обороны, которую наша некомплектная дивизия наспех построила, не могла превышать десяти километров. Учитывая, что нам было желательно удержать железную дорогу, с точки зрения военной науки она естественным образом становилась нашим последним рубежом. Так что в этот бой фашисты шли, как в последний, решительно настроившись выбить нас отсюда.

Надо сказать, что укрепления здесь действительно готовились как для последнего боя. Блиндажи перекрывали бревнами не в три-четыре наката, как обычно, а в пять. Почти у каждого отделения имелся пусть небольшой, но дзот. В полукилометре от передовой саперы приготовили несколько крошечных минных полей, главной целью которых было выиграть немного времени. Еще один ряд мин установили в сотне метрах от окопов. Все окрестные леса были буквально нашпигованы ложными орудиями, и мы даже сложили из земли два танка. После окончания налета с них сбросили ветки и воткнули обратно жерди, игравшие роль пушек. Рядом заложили несколько небольших зарядов, приводимых в действие с помощью бикфордова шнура. Они должны были имитировать выстрелы пушек.

Первый натиск, который был скорее разведкой боем, пришелся на позиции наших соседей. Что у них происходило, я видеть не мог, но, судя по яростной перестрелке, там было совсем не скучно.

После короткого затишья из леса выползло сразу штук сорок танков в сопровождении не меньше чем двух батальонов пехоты. Врагов было так много, что на этот раз досталось не только соседнему батальону, но и нам. Хотя, наверно, будет правильнее сказать, что досталось фрицам. Совместным огнем две 85-миллиметровые зенитки и батарея ЗИС-2 сразу подбили пару танков, заставив остальных попятиться. Какой-то шибко умный водитель Pz-3 решил сманеврировать, чтобы скрыться от обстрела за холмиком, и ненадолго повернул свой танк боком к нашим орудиям, за что тут же поплатился.

Но это было только начало. Выяснив, пусть и ценой больших потерь, расположение наших орудий, противник сосредоточил на них огонь своей артиллерии, а затем, под прикрытием огненного вала, повторил атаку.

Несмотря на яростный обстрел, наши батарейцы, успевшие поменять позиции, снова начали отстреливать одну за другой вражеские машины, не забывая и о пехоте. Вместе с минометчиками они тоже устроили огненный вал, который с большой эффективностью косил находящуюся на открытом месте пехоту и заодно мешал вражеским наблюдателям корректировать стрельбу. Но всетаки теперь плотность нашего огня явно уменьшилась, а значит, без потерь у артиллеристов не обошлось. Если бы у немцев хватило духу довести атаку до конца, то ее последствия для нас стали бы непредсказуемыми. Даже в укрытиях уже появились раненые и погибшие, а примерно одна треть дзотов была разрушена. Немцы на всякий случай обстреляли всю глубину позиций, и близким разрывом снаряда засыпало землей мой наблюдательный пункт. К счастью, запасной остался вполне целым, но пока я до него добежал, пару раз приходилось выбираться на поверхность, так как ход сообщения был завален.

В общем, если говорить откровенно, дело было плохо. Стоило немцам подойти чуть ближе, и наша артиллерия уже не смогла бы нам помочь, опасаясь задеть своих. Но, к счастью, возмущенные невиданными потерями враги решили отойти. Сначала танки, которые могли поддерживать связь с командованием по рации, остановились и, пальнув пару раз для профилактики, поползли назад. За ними потянулась и пехота, потерявшая почти весь офицерский состав. При том количестве пулеметов и снайперских винтовок, которые у нас имелись, подойти ближе чем метров на триста вражеским командирам не удавалось.

В этом бою я первый раз увидел, как из противотанкового ружья смогли подбить танк. Засевший на фланге опытный боец с крепкими нервами подпустил врага поближе и с расстояния всего сотни метров смог попасть в ведущее колесо. Немецкий мехвод быстро успел остановить машину, не давая ей развернуться, но нашему противотанкисту это было только на руку. Он выпустил несколько пуль прямо по бензобаку, и красивые всполохи огня сразу же накрыли вражескую машину.

Чтобы не расстраивать немцев, которым, скорее всего, и так недолго оставалось жить, комбат приказал оставить окопы. Раз уж вражеская артиллерия успела по ним пристреляться, то лучше отойти на запасные позиции. Следующая траншея располагалась в километре отсюда, уже перед самой линией железной дороги. Долго держаться там мы тоже не собирались. Главное дотянуть до вечера, чтобы можно было спокойно переправить всю технику на ту сторону насыпи. В узкий туннель, который под ней прорыт, можно протиснуть лишь маленькие сорокапятки. А ближайший переезд находился километрах в двух отсюда, и наверняка обстреливался.

До ночи мы дотянуть смогли. Захватив с боем опустевшую траншею, немцы тут же начали окапываться и явно не спешили наступать дальше. Я вполне разделял их желание не ввязываться в бой с превосходящим противником, каковым мы друг друга считали. Но, к сожалению, нашего мнения никто не спрашивал. Вместо того чтобы подождать до утра, ретивое немецкое командование решило ковать железо, пока оно горячо, и добить убегающих русских, то есть нас.

Но тут их ждал маленький сюрприз. До сих пор дивизионная артиллерия находилась в пяти-шести километрах от передовой, что позволяло ей эффективно обрабатывать вражеские позиции и в то же время находиться за пределами досягаемости полковой артиллерии немцев. Во время ночной суматохи, когда было неясно, где находится враг, и куда он сможет продвинуться, гаубичный дивизион, находящийся у нас за спиной, эвакуировать не успели. Но как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Тяжелые орудия изготовили для стрельбы прямой наводкой и тщательно замаскировали.

Хотя для расчетов, почти не защищенных маленьким орудийным щитом, это было очень опасно, но артиллеристы искренне радовались, что наконец-то своими глазами увидят результаты своей работы. Для чистоты эксперимента решили открыть огонь с максимальной прицельной дистанции. Нам надо было на практике выяснить эффективную дальность огня по бронированным целям и заодно попытаться отпугнуть фрицев. Отойти назад в самом начале атаки для них было безопаснее, чем втянуться в огневой мешок.

Первые же результаты нас порадовали. Снаряд, выпущенный 122-миллиметровой гаубицей, сбросил башню с ехавшей впереди «троечки». Корпус танка еще продолжал по инерции двигаться, а в дело уже вступили следующие орудия. Шедшей рядом с ней «четверке» немного повезло. Осколочно-фугасная граната, выпущенная ей прямо в лоб, пробить броню не смогла. Следующему снаряду лобовая броня панцера, усиленная дополнительной плитой, тоже оказалась не под силу. Но мощный удар вызвал детонацию боекомплекта, и танк вскрыло изнутри, как консервную банку. В общем, наш расчет оказался верным. Встретив серьезный отпор и еще не втянув в бой основные силы, немцы предпочли отойти.

Как только стемнело, все наши машины и орудия, остававшиеся по эту сторону насыпи, начали подтягиваться к переезду. У нас еще оставалось время, и в ожидании нашей очереди бывалые солдаты успели вздремнуть несколько часов. Затем мы тоже получили приказ оставить позиции. Часть пехотинцев налегке перебрались через насыпь, а остальные сопровождали повозки с имуществом. Немножко поплутав в темноте, наши разрозненные отряды снова встретились и заняли предназначенные для них траншеи. К нашему приходу все уже было готово. Тыловые службы даже растопили в блиндажах печки, что было весьма кстати, ведь ночи становились все холоднее.

Помимо стандартного набора оборонительных сооружений, здесь имелось еще и кое-что новенькое. В качестве сюрприза для фрицев была приготовлена ложная дорога через болото. Саперы выкопали колею и уложили в нее жерди и вязанки хвороста. Не поленились они и покатать по ним запасное колесо, одолженное у одной из полуторок, чтобы оставить вполне правдоподобные следы. В прямой видимости оттуда наши позиции не просматривались, и можно было надеяться, что сюда заедет какой-нибудь немецкий грузовик или даже целая колонна техники. На большую добычу рассчитывать, конечно, не приходилось, но смысл был в другом. Во-первых, столкнувшись один раз с таким коварством, немецкие саперы теперь тщательнее будут все проверять, и уже не только на предмет мин, но и на само наличие дороги. А во-вторых, они должны будут сообразить, что теперь мы возлагаем все надежды только на хитрости и уловки, а значит, серьезных укреплений у нас здесь больше не осталось.