6

– Ладно. Вот ты выставил ваш дом на продажу…

– Ничего я не выставлял, – возразил Гиббс.

– Допустим, выставил. Тебе вдруг захотелось переехать, и ты выставил дом на рынок недвижимости, – добавил Сэм. – Зачем тебе могло понадобиться снимать номер в отеле?

Последние четверть часа он бродил вокруг стола Криса, то поглядывая на него, то отводя взгляд, словно собирался что-то спросить, но не знал, какой вопрос лучше выбрать.

Гиббс ждал, когда он разродится чем бы то ни было.

– Ну, если я, к примеру, в отпуске и мне не хочется заморачиваться с готовкой… – решил он помочь Сэму.

– Нет, никакого отпуска. Разве ты предпочел бы жить в отеле в нескольких шагах от своего дома? Прости, мои пояснения не слишком вразумительны.

Пояснениями ты вовсе пренебрегаешь.

– Почему ты мог вдруг решить перебраться в отель, ожидая, пока твой дом продается? Сколько бы ни тянулась волокита продажи.

– Я не перебрался бы, – буркнул Крис, досадуя на Степфорда, ставшего теперь его непосредственным начальством, что исключало возможность послать его подальше с такими дурацкими вопросами. – Я продолжал бы жить в доме до самой продажи, а потом переехал в мой новый дом. По-моему, так поступает большинство людей.

– Да. Вот именно.

– Даже если повезло и твой дом продали быстро, то полагаю, придется присматривать за ним еще как минимум недель шесть. А жить шесть недель в отеле слишком дорого… для меня во всяком случае.

– А допустим, что ты можешь себе такое позволить… ну, у тебя большая зарплата или привалило наследство…

– И все равно не захотел бы. И никто не захочет. Почему нельзя просто остаться в своем доме?

– А что если тебе невыносима перспектива того, что покупатели и оценщики будут постоянно путаться у тебя под ногами, бродя по всему дому и участку и не давая возможности нормально развлечься в дружеской компании, или будут трезвонить в твой дом по субботам, когда ты предпочел бы выспаться и нормально отдохнуть? Разве не удобнее в данном случае перебраться в отель?

– Нет, – резко ответил Гиббс.

Дружеская компания? Подружки Дебби то и дело заскакивают на чашку чая… считается ли это нормальным развлечением? Да за кого этот степфордский муженек принимает его, Криса?! Может, за Найджелу Лоусон?

Колин Селлерс совсем скукожился, выглядя еще хуже, чем на прошлой неделе, что Гиббс счел бы невозможным, если б очевидное доказательство не маячило прямо перед ним.

– Твоя шевелюра выглядит как обмусоленный кошкой, свалявшийся клубок шерсти, – вызывающе заявил он.

Никакой реакции. Крис попытался расшевелить коллегу еще разок.

– Пожалуй, найдутся парикмахеры, готовые по цене стрижки перерезать тебе горло… Тогда ты разом решишь все свои проблемы.

Селлерс хмыкнул и вяло потащился к своему столу. Прошло уже две недели, как его бросила Сьюки, давняя подружка. Поначалу Гиббс пытался подбодрить его, напоминая, что у него еще есть жена, Стейси, и что по крайней мере теперь она никогда не узнает об этой амурной связи, но оказалось, что Колина так просто не утешить.

– Теперь у меня ни одной пассии, и в сердце вместо любви – зияющая дыра, – мрачно проворчал он. – Если хочешь помочь, найди мне новую подружку. Может, есть у тебя на примете какая-то подходящая особа?

Но никого подходящего у Криса на примете не имелось.

– Да я согласен на любую, – уныло протянул Селлерс. – Старую, молодую, дряблую, тощую, да на худой конец пусть будет хоть уродина… по крайней мере что-то новенькое.

Мысль о том, что в мире есть женщины, с которыми он не мог заняться сексом, усугубляла обиду Колина. Гиббсу понравилась собственная оценка ситуации. Весьма полезный способ мысленно припереть к стенке собеседника. Степфорд что-то мудрил: у него не было никаких поводов для обид, насколько знал Крис. Снеговик имел слишком много таких поводов. Гиббс удивился бы, если б среди них нашлась одна обида, достойная считаться главной. Можно ли обзавестись целым клубком усугубляющих обид?

– Бедняга Колин, – прошептал Сэм, – похоже, ему совсем хреново, никак не придет в себя.

– А большой ли у меня дом? – вернулся Гиббс к прежней теме.

– Не знаю. Пока не видел.

– Тот дом, что выставлен на продажу, – уточнил Крис.

– Ах, извини. Большой – для одинокого жильца. Четыре спальни, гостиная, общая комната, оранжерея, столовая, приличных размеров кухня. Большой сад.

– Тогда, выходит, я привык к простору, живу на широкую ногу. Вряд ли меня устроила бы жизнь в номере отеля, как бы долго моя хата ни продавалась. Можно и свихнуться взаперти от одиночества.

– А представь, что ты – женщина…

– Эй, давай потише! – пробурчал Гиббс, кивнув в сторону Селлерса. – Не хочется возбуждать нашего Прелюбодея.

– Сентиментальная особа, – продолжил описывать гипотетическую ситуацию Сэм. – И из-за работы тебе необходимо перебраться в другой город, но ты любишь свой дом. Тебе невыносимо продолжать в нем жить, сознавая, что скоро придется уехать… и ты предпочитаешь уехать немедленно и… Разве такое невозможно?

– Я могла бы поступить так, – покачав головой, заметил Гиббс, входя в женскую роль, – если б ненавидела свой дом и мне было бы нестерпимо оставаться в нем дольше. Ну, если б я жила там долгие годы с парнем, который выбил из меня сентиментальную дурь, или там, к примеру, случилось нечто чертовски скверное… дети погибли в огне или банда грабителей напала на меня и изнасиловала…

Детектив-инспектор Джайлз Пруст, ни на кого не глядя, протопал мимо подчиненных ему сотрудников отдела уголовного розыска. Дойдя до своего стеклянного кабинетного отсека в дальнем конце общей комнаты, он обернулся и, взмахнув портфелем, изрек:

– Гиббс, не обращайте на меня внимания. Продолжайте ваш нравоучительный и поднимающий настроение разговор. В понедельник утром ваши измышления звучат весьма вдохновляюще. – И войдя в свой отсек, он захлопнул за собой дверь.

Иди к дьяволу, Холодец.

Степфорд потер лоб, озабоченно глянув на Криса.

– Мне не верится, что я влип в эту историю, – признался он. – С минуты на минуту сюда должна прийти одна особа, Конни Боускилл, и очень вероятно, она наврет мне с три короба или выдаст мешанину из лжи и полуправды, а я не смогу разобраться, в чем она лжет, потому как у меня нет проницательной хватки Саймона Уотерхауса. И мне никак не удается связаться с ним… Увы, просто так с нею не разобраться. Если б я мог поговорить с ним пару минут… даже одну минуту… я узнал бы, от чего надо отталкиваться.

Гиббс знал, где искать Уотерхауса. Но ему не разрешили делиться этими знаниями.

Дверь кабинета Снеговика открылась, и в проем высунулась его лысая голова. Он по-прежнему держал портфель.

– Сержант, вы ждете посетителя? – спросил он. – Там в приемной вас спрашивала одна дама. Моложавая привлекательная брюнетка. Конни Боулер, по-моему, она так назвалась. Я уклонился от нее.

– Конни Боускилл, – поправил Степфорд.

Крис уловил напряженную сдержанность в его голосе. Пруст, несомненно, тоже.

– У меня хорошая память на имена, но ее фамилия мне ни о чем не напомнила. Кто она такая? – поинтересовался начальник.

– Конни Боускилл? – Селлерс оживился, перестав разворачивать батончик «Марс». – Никогда о ней не слышал.

Переминаясь с ноги на ногу, Степфорд избегал взгляда Пруста.

– Кто же она, сержант? Ясновидящая? – настаивал тот. – Или ваша учительница игре на флейте? Мне, что, стоять здесь, допрашивая вас целый день, или вы облегчите жизнь нам обоим, ответив на простой вопрос?

– Она… нуждается в моей помощи, – выдавил Сэм. – Сэр, это долгая история, и она может стать еще дольше. Она связана с возможным убийством.

– В общем, такие штатные тренировочные инициативы я обдумываю каждый вечер на сон грядущий. Если у нас есть убийство, то почему я о нем ничего не знаю?

– Оно не относится к нашему участку.

– Тогда чего ради она заявилась к нам? Почему не отправилась в курортный городок Сент-Энн в Ланкашире? Или в тихое местечко Нетер-Стоуи в Сомерсетшире?

– Если она уже в приемной, то у меня просто нет времени объяснять, – ответил Комботекра. – Сэр, разрешите мне поговорить с ней, а потом я сразу посвящу вас в суть дела.

Возможное убийство… Означает ли это, что Гиббс обязан сообщить Степфорду, где отдыхает Уотерхаус? Возможно. Вероятно.

– Мне уже не нравится ваша суть! – рявкнул Пруст. – В будущем постарайтесь быть менее услужливы… со всеми, кроме меня. Принимались бы лучше за дела, которые вы способны коротко и внятно обрисовать.

Шагнув обратно в свой кабинет, он закрыл двери, но не сел за стол, как обычно, а продолжал стоять, держа портфель в руке и глядя в стеклянную стену с непроницаемым видом – точно своеобразный старый мизантроп в музейной витрине. Да, Снеговик – тот еще субчик, с причудами, по нему явно дурдом плачет. Крис решил попытаться смутить его пристальным взглядом, но через пару мгновений потерял интерес к этому и занялся своими делами.

Полицейский констебль Робби Микин появился на пороге отдела уголовных расследований.

– Сержант, мистер и миссис Боускилл ждут вас в нашей столовой.

– В столовой? – огорченно повторил Степфорд. Он почувствовал, что впервые, как никогда, близок к ярости.

– Лучшее, что я смог придумать, простите. Все следственные помещения заняты.

– Ты в любой момент можешь забронировать номер поблизости. Можно поболтать и в «Блантайре», – предложил Гиббс. – Уж если говорить об отелях…

Надо ли было назвать гостиницу именно «Блантайр»? Нет, вывеска ведь гласит «Отель Блантайр». Он вдруг прикинул, сколько ночей они с Оливией могли позволить себе провести в «Голубом горизонте», прежде чем иссякли бы все их финансы. Совсем немного, если б она, разумеется, выручила две тысячи фунтов, продав свое шикарное платье.

Ему следует позвонить ей до разговора со Степфордом о месте пребывания Уотерхауса – просто по справедливости надо предупредить ее. У него в мобильнике остался ее номер: должно быть, Чарли дала сестре его номер, и на прошлой неделе Оливия прислала ему эсэмэску, сообщив, что с нетерпением ждет «свидетельствования» в его компании. Ретроспективно, когда свадьба Уотерхауса осталась в прошлом, Гиббс осознал, что тоже с нетерпением ждал этого. Какой вообще смысл в жизни, если не ждешь чего-то с нетерпением?

Он решил не торопиться со звонком Оливии. Можно и повременить часок.

И куда же он опять подевался? Бронируя виллу «Дельфины», Чарли прикидывала, какими возбуждающими и расточительными будут две недели в этом огромном и шикарном доме, но она не ожидала столь сильного разочарования. Дома, когда Саймон исчезал и она искала его, ей обычно удавалось его найти через пару секунд. Здесь же поиски резко затягивались: меньше всего Чарли хотелось в одуряющей жаре пробежаться по тридцати комнатам.

– Саймон? – позвала она, стоя у подножия беломраморной лестницы.

Может, он в туалете? Нет, слишком долго его нет… разумеется, если он не захватил с собой почитать «Моби Дика», но его любимый роман она только что видела возле бассейна. В спальне мужа тоже не может быть – меньше всего он рискнул бы позволить ей застать его в спальне. Неужели он готовит ланч на кухне? Вчера Чарли пожаловалась, что слишком долго придется сдирать панцири с креветок, которых они купили в ближайшем супермаркете. Может, Саймон решил заранее очистить их сегодня, чтобы избавить ее от этого унылого занятия? Она мысленно посмеялась над собой. Размечталась…

Направившись в кухню, Чарли поправила верх купальника, и тогда что-то вдруг бросилось ей в глаза: листок бумаги на серванте с каким-то текстом, написанным большими буквами. Неужели он ушел, оставив ей записку? Нет, загорая на лежаке, она заметила бы его уход – ему пришлось бы пройти прямо мимо нее. И нет, это не просто листок, а самолетный билет Саймона. И на нем написано: «CB2 9AW, Кембридж, Бентли-гроув, дом 11». Чарли задумчиво нахмурилась. Чей это адрес? Хотел ли он, чтобы она нашла его, или просто записал для себя, чтобы не забыть? Есть ли у него знакомые в Кембридже? Насколько ей известно, нет…

С лестницы донесся звук чьих-то шагов.

– Ты звала меня? – спросил Саймон. – Я поднялся на террасу, чтобы лучше разглядеть ту физиономию на горе. Тебе стоит подняться… увидишь ее сразу.

Неужели он до сих пор никак не угомонится?

– Я не расстроюсь, если не увижу этой физиономии.

– Мне хочется, чтобы ты посмотрела, – упорствовал ее муж.

Он начал снова подниматься по лестнице.

– А что там за дом одиннадцать в Кембридже на Бентли-гроув? – спросила жена Уотерхауса.

– Гм?

– Индекс CB-два девять-AW.

Саймон смутился.

– О чем ты говоришь?

– Об этом. – Чарли помахала перед ним билетом на самолет.

– Дай-ка взглянуть. – Мужчина подошел ближе и взглянул на адрес, а потом на жену. – Понятия не имею, – сказал он. – Разве это не твой самолетный билет?

– Нет. Твой, – сообщила она. – Мой около бассейна… я использую его в качестве закладки. А ты сунул свой в карман, когда мы сели в самолет… я сама видела. В какой-то момент, начиная с вечера пятницы и до сегодняшнего утра, ты, должно быть, вытащил его, записал на нем этот адрес и оставил его на серванте.

Как же он мог этого не помнить?

Саймон недоуменно покачал головой.

– Нет. Я ничего не писал. А ты?

– Я? – Чарли рассмеялась. – Очевидно же, что я не писала, иначе не спрашивала бы тебя, почему ты записал какой-то адрес!

Ее слова, казалось, не убедили полицейского. Женщина с тревогой осознала, что он устремил на нее тот взгляд, каким смотрел на подозреваемых во время допроса: отстраненно-настороженный.

– Кто живет в доме одиннадцать по Бентли-гроув? – спросил он.

– Саймон, это самый безумный разговор с начала нашего знакомства… и давай посмотрим правде в глаза: мы столкнулись с жестким соперничеством. Я ничего не знаю об этом адресе. А ты должен, потому что сам записал его, так почему же ты не желаешь сказать мне, кто живет там?

– Кембридж. Ты ведь училась в Кембридже.

– Не смей изображать недоверчивость! Говори, что происходит, или я…

– Чарли, я не писал этого. Я никого не знаю в Кембридже. – Мужчина больше не выглядел настороженным, теперь он был рассержен. – Что, черт возьми, происходит?! Ты услышала, что я спускаюсь, и поняла, что у тебя не остается времени спрятать адрес, поэтому придумала какой-то дурацкий, замысловатый двойной блеф – решила обвинить меня в написании этого адреса. Хитро. Только, понимаешь ли, этот номер у тебя не пройдет. Я лично уверен, что не записывал его, запомни! Таким образом, остаешься только ты. Если, конечно, тебе не захочется приплести сюда Доминго… может, он написал это.

– Эй, эй, не кипятись! – Чарли подняла руки. – Саймон, это какое-то безумие. Успокойся, ладно? Я не писала этого. Доминго тоже не писал, он ведь едва лопочет по-английски. Значит, именно ты сделал это. Остаешься только ты.

– За исключением того, что я тоже не писал. – Выражение лица мужа испугало ее. – Если происходит что-то, о чем мне неизвестно, тебе лучше сразу признаться. Каким бы скверным ни оказалось дело.

Из глаз Чарли брызнули слезы. Волна жуткого смятения, зародившись в глубинах ее существа, выплеснулась наружу, отчего все ее тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Если ты говоришь правду, а тебе не верит человек, который так много для тебя значит, то что же еще можно сделать?

– Я не писала этого! – выкрикнула она, глядя прямо на Саймона. – Ладно, если ты говоришь, что тоже не писал этого, я верю тебе… и тебе тоже следовало бы верить мне.

– Ты хочешь, чтобы я обыскал эту виллу и нашел незваных гостей с синими чернильными ручками? – сухо поинтересовался Уотерхаус. – Или для начала лучше проверить, нет ли такой ручки в твоей сумочке?

– Проверить мою…

– Подозреваю, что чернила идеально совпадут.

«О боже, помоги прекратить этот кошмар!» Есть ли у нее шанс покончить с этой ситуацией, пока она не перешла в неуправляемый скандал? Ведь у нее в сумочке действительно есть синяя ручка, и если Саймон найдет ее… Но она ведь ничего не писала на чертовом билете! К тому же он и сам мог с легкостью воспользоваться ручкой из ее сумочки. Нет, такие мысли только ухудшат положение. Им необходимо доверять друг другу.

– Должно быть, это написал Доминго, – предположила Чарли. – Знает он английский или нет… но он, должно быть… ну, не знаю, наверное, принял чье-то сообщение… может, от своих хозяев, может, они – англичане. Может, они живут в Кембридже, или отдыхают там, или поехали в гости.

Возможно ли это? Вполне, если Саймон говорил правду.

– Найди его и спроси, – сказал детектив.

– Сам ищи его, черт возьми, и сам спрашивай! – огрызнулась Чарли. – И если он заявит, что ничего не писал, то именно он, черт его побери, солжет!

– Ты вся дрожишь, – сказал муж, приближаясь к ней.

Чарли готовилась к очередной словесной атаке, но он лишь погладил ее по плечу и… неужели по лицу его скользнула усмешка?

– Ладно, игра закончена, – признался он, – адрес записал я сам.

– Пардон? – Чарли словно окаменела.

– Да, я сам написал его и оставил на видном месте, чтобы ты обнаружила запись.

Эти слова все объясняли. И одновременно не проясняли ничего.

– Ты что… ставил на мне эксперимент?

– Я понял, что остаток дня мне придется ползать перед тобой на коленях, и именно этим я теперь и займусь, – Саймон улыбнулся, явно гордясь собой. Все получилось, как он задумал.

– Это как-то связано с работой, верно? – догадалась женщина. – У нас медовый месяц, а ты не можешь забыть о чертовой работе! Я так и знала, что мысли твои витают где-то далеко!

– Ну, с работой это связано лишь отчасти, – возразил ее супруг. – Чуть позже ты сможешь поделиться со мной своими соображениями по поводу того, где должны витать мысли во время медового месяца, но пока наш разговор свеж в твоей памяти, мне необходимо по горячим следам обсудить с тобой кое-что.

– Он останется свежим, Саймон, и через двадцать лет.

– Ты поверила мне? Что я не писал этого? Не начала ли ты сомневаться, что не могла сама написать этого, не возникла ли у тебя мысль, что ты могла сделать это в беспамятстве?

Чарли поежилась. Адреналин все еще будоражил ей кровь.

– Ненавижу, – буркнула она. – Ты напугал меня.

– Ты поверила мне, но только потому, что тебе отчаянно хотелось, чтобы я поверил тебе, – спокойно продолжил Саймон. – Ты предложила мне своего рода соглашение: взаимный иммунитет от сомнений. Что могло бы сработать благодаря Доминго. Только он еще живет здесь с нами, и абсолютно не важен для нас. Если б он сказал, что не писал этого, мы могли бы отмахнуться от него, сочтя лжецом, и ничуть не расстроились бы, поскольку нам до него нет никакого дела. А что если бы здесь не было и Доминго? Если бы ты четко знала, что не писала адреса, а я продолжал клясться, что тоже не имею к этому отношения, – что тогда ты могла бы подумать? Могла ли начать сомневаться в собственном психическом состоянии? Могла ли предпочесть заключение, что лгу я… единственный, у кого ты не смогла выудить правду?

– Ты бы лучше сказал мне для начала, к чему весь этот эксперимент? – нервно спросила Чарли. – Я не собираюсь проводить остаток нашего медового месяца…

– Успокойся, – сказал Саймон, – я собирался рассказать тебе…

– Тогда почему же ты уже не рассказал мне… в аэропорту или в самолете? К чему так долго тянул, зачем мучить меня? Я так и знала, что у тебя душа не на месте. Ты отрицал это. Вот уж настоящий лжец!

Не слишком ли она раздувает его вину? Может, стоит просто посмеяться?

Но отшутиться попытался сам Уотерхаус.

– Я думал предоставить тебе немного времени для раздумий, – поддразнивая супругу, произнес он. – Томление в неизвестности подогревает интерес…

– Понятно… Уж не такого ли принципа ты придерживаешься и в нашей сексуальной жизни?

Улыбка стерлась с лица Саймона.