12

Чарли отказывалась верить собственным глазам. Доминго, быстро приближаясь к вилле по лужайке, прижимал кулак к уху, и такой жест допускал лишь одно объяснение. Именно так она и представляла эту ситуацию, за исключением того, что самый неблагоприятный вариант сценария происходил днем, а не вечером. Зря, конечно, она поделилась с Лив местом их отдыха, поверив, что сестра никому и словом ни обмолвится. И все-таки хорошо, что это произошло сейчас, когда Чарли осталась в одиночестве. Саймон отправился на прогулку. Возможно, ей удастся разрешить проблему до его возвращения, ясно дав понять Сэму или Прусту, или любому другому, что ее муж недоступен, что бы там ни случилось – каким бы срочным, непредвиденным или исключительным ни оказалось дело. «Даже если последнего жителя Спиллинга зарезали в постели», – такую возможность Чарли просмаковала с особой злорадной мрачностью.

Она не скажет Саймону об этом звонке и умаслит Доминго, чтобы тот тоже не упоминал о нем. Это же ее медовый месяц, черт побери, даже если новоиспеченный супруг настоял этим вечером на уединенной прогулке, оставив ее в одиночестве проливать слезы и курить сигарету за сигаретой на этой шикарной террасе и с ненавистью поглядывать на темный горный массив с предполагаемыми очертаниями какой-то физиономии.

На прогулку… Кому захочется прогуляться в десять вечера, без всякого на то особого повода? Кому взбредет в голову в медовый месяц заявить жене: «Не подумай ничего плохого, просто я предпочел бы пройтись в одиночестве?». За какого же типа Чарли сподобилась выйти замуж? Она подозревала, что остаток своей жизни будет терзаться поисками ответа на этот вопрос.

– Саймон, это ты? – крикнул Доминго с другого борта бассейна. Чарли предусмотрительно выключила свет на террасе, не желая освещать льющиеся по лицу слезы, даже если их некому было видеть.

– Это я, – спокойно сказала она, почти надеясь, что Геррера не услышит.

Она вдруг подумала, что сказал бы смотритель виллы, если б она предложила ему сделать минет, и сама усмехнулась абсурдности этой идеи.

– Телефон. Англия, – Доминго махнул рукой в сторону своего деревянного домика. – Можно позвонить на мой дом, я иметь номер.

А может, всполошилась мать Саймона? Вряд ли – Чарли имела сильное подозрение, что Кэтлин и через тридцать лет будет играть на своих неврозах, по-прежнему высасывая жизненные силы из всего ближнего окружения, уникально разыгрывая собственную немощность. Подозрения Чарли всегда бывали язвительными – насчет своих родных и прочих людей, особенно в отношении родни Саймона, – но в свете предчувствия телефонного звонка из Англии, так реально материализовавшегося, она решила, что, вероятно, настало время довериться своей интуиции.

Затушив сигарету, Чарли смахнула со щек слезы и встала. Уже наполовину спустившись по лестнице, вдруг приняла новое решение.

– Да пошло оно на хрен! – проворчала она себе под нос.

Чего ради она должна так стараться? Она уже по горло сыта попытками наладить нормальные отношения – пусть теперь другие покрутятся, стараясь, чтобы ничего не развалилось.

– Саймона здесь нет! – крикнула она в сторону бассейна.

Вот и все, что от нее требовалось. Если Доминго захочется возвращаться через час, чтобы передать ее мужу сообщение или какой-то телефонный номер, то пусть сам и старается. Если Саймону захочется провести остаток медового месяца, болтая по телефону с Сэмом Комботекрой или со Снеговиком, если ему захочется улепетнуть домой на первом же доступном рейсе, стремясь вернуться к работе вместо чудесного отдыха на прекрасной вилле в Испании с Чарли… что ж, к счастью, люди уже изобрели чудесную процедуру под названием «развод».

– Тебе звонить, не Саймон, – откликнулся Доминго. – Сестра Ольвия. Ты давай сейчас, ты звонить на мой дом. Она много огорчаться, плачет.

Чарли уже бросилась бежать. Все ее мысли – развод, любовь, нелады с Саймоном – улетучились, оставив в уме лишь одну мысль: рак. Оливия давно вылечилась от этой болезни, но Чарли всегда втайне боялась, что эта зараза может вернуться, невзирая на то, как упорно сестра уверила ее, что такое невозможно. «Если он не появился вновь через пять лет, то, официально, уже не может быть никакого рецидива, – уверенно заявляла Лив. – И если уж я настолько невезучая, что у меня появится очередной рак, то это будет новый рак, а не возврат старого».

Оливия не стала бы звонить без серьезной причины, по крайней мере, после того как услышала описание Чарли той кары, которую она уготовит любому охламону, осмелившемуся нарушить их с Саймоном уединение. «Никому не говори, где мы – никому! – за исключением вопроса жизни или смерти. Или если кто-то надумает подарить нам миллионную сумму денег».

Жизнь или смерть. Неужели она сама накликала беду, озвучив эти слова?

Так или иначе, но Чарли добежала до деревянного домика Доминго. Тот уже набрал для нее номер и протянул ей трубку. Ободряюще сжав плечо Чарли, Геррера оставил ее одну и, выйдя в сад, закрыл за собой дверь. Несомненно, он сообразил, что новости будут плохие. Не сомневалась в этом и его гостья.

– Лив? Это ты? – спросила Чарли и в ответ услышала лишь рыдания.

– Чар?

– Успокойся. Рассказывай.

– По-моему, я загубила свою жизнь.

– Что стряслось? Что произошло?

– Я решила порвать с Домом. Я спала с другим мужчиной. И не раз. Не сердись на меня за звонок. Мне ужасно надо поговорить с тобой… мне кажется, я схожу с ума. Как ты думаешь, я могу свихнуться?

Чарли потерла припухшие глаза и плюхнулась на ближайшее сиденье – округлую плетеную штуковину, похожую на корзину для пикников с ножками и покрытую пледом в красно-синюю клетку. Стиснув зубы, она дожидалась, когда пойдет на убыль смятение, позволив ей нормально мыслить. Жуткий страх пока не ослабил хватку – чудовище еще нуждалось в укрощении. Чудовище, созданное твоим воображением, созданное из пустяка. Без всякой необходимости. Не таким ли настроем она восприняла и прогулку Саймона? Он изо всех сил старался убедить ее в том, что нет ничего особенного в его желании короткого уединения. «Я не привык к постоянному общению, – пояснил он. – Мне необходимо всего лишь полчаса, от силы час… а потом я вернусь». Что в этом неразумного? «Вероятно, мне даже будет не хватать тебя на прогулке», – добавил Уотерхаус нехотя, опустив глаза, словно его вынудили извлечь из себя такое допущение.

– Вот это дела! – воскликнула Чарли, когда достаточно успокоилась для разговора. – Ладно, поговорю с тобой пять минут… только потому, что у меня отлегло от сердца. Я уж боялась, что ты собираешься сообщить мне, будто мама с папой вдруг преставились на поле для гольфа.

– Тебе-то никогда Дом не нравился. Так что можешь радоваться вдвойне, – пробурчала в ответ Оливия.

– Ты хочешь потратить пять минут на взаимные обвинения?

Молчание.

– Как проходит медовый месяц? – спросила в итоге Лив.

– Чудно проходил, пока ты не позвонила. В общем, чудновато.

– Почему «-вато»?

Чарли понизила голос.

– Сексом мы занимались, в общей сложности, один раз.

– Разве это так уж плохо? Еще только понедельник!

Чарли обдумала эту мысль. Если повтор будет сегодня, то не так уж плохо. Если же нет, то это будет уже вторая потерянная ночь подряд – а может ли такая потеря быть чем-то, кроме несчастья? Если и сегодня, когда они улягутся почивать, Саймон не проявит желания к интимному общению, то его молодая жена вряд ли сумеет опять сделать вид, будто все в порядке, как сумела прошлой ночью, когда он повернулся к ней спиной и практически мгновенно погрузился в сон. Не поэтому ли она теперь так нервничала, с готовностью воображая самое худшее? Да, сегодня любые осложнения воспринимались тяжелее, чем в обычный рабочий понедельник.

– Похоже, он думает, что нам не следует заниматься сексом, – уныло произнесла Чарли. – После первой ночи… он избегал меня, словно мы занимались чем-то постыдным. Он ложится рядом со мной, но практически не замечает, – со вздохом призналась она. – Это трудно объяснить.

– Саймон ведет себя странно в любых областях, не только в сексе, – заметила Лив, словно это могло как-то исправить положение.

Ее голос уже звучал гораздо менее смятенно, чем минуту тому назад. Чарли считала, что ее сестра не способна притворно пожаловаться на погубленную жизнь, желая на самом деле просто посплетничать.

– Вы же давно начали спать вместе, а живете вместе еще дольше… это меняет ситуацию, – задумчиво продолжила Оливия. – Мне вот лично никогда больше не захочется секса с Домом. У меня появился новый опыт…

– Пожалуйста, – прервала ее сестра, – не утомляй меня подробностями.

– Что? Нет, это чисто психологический, а не сексуальный вопрос. Если ко мне не вернется хотя бы легкое желание, то я отпущу Дома, – если он, разумеется, закинет удочку на сей счет. Нет, правда, раз уж у меня так круто пропало желание, раз уж мне чертовски не хочется, скажем так, заканчивать читать начатую книгу, если уж она реально осточертела, то я легко сорвусь с крючка… причем закончу наши отношения с чистой совестью, ведь я никогда ничего ему не обещала, и у него не будет даже повода винить меня в чем бы то ни было.

Чарли озадаченно взглянула на телефон. Может, международные переговоры затрудняют понимание? Удалось бы ей понять сестру лучше, если б они находились в одной стране? Она старалась отвязаться от воображаемой картины того, как Дом закидывает удочку.

– …нет, он вовсе не потерял своей привлекательности… правда, – продолжала Оливия. – Но… даже не знаю, наш роман тянется уже так давно…

– А Саймон не разочаровал тебя после свадьбы? – спросила Лив. – Не пошел ли вниз показатель лохматости его шевелюры? Наверное, пока слишком рано судить…

Чарли вздохнула. Выразительно и со вкусом.

– Слушай, у меня вправду нет желания обсуждать это и тем более шептаться в домике испанского смотрителя. Поясни-ка мне ситуацию расставания с Домом.

– Я не смогу бросить его.

– Кто там твой новый хахаль?

– Чар, я не смогу сама бросить Дома. Это может разбить ему сердце. Он даже не представляет такого, но это возможно. И если я брошу его ради этого… другого парня… нет, он не просил меня, на самом деле между нами нет ничего общего… скорее всего в сексуальном плане он мне тоже быстро надоест, верно? Пусть даже сейчас все совсем иначе. А в общем, я вполне могу оставаться с Домом и осторожно обманывать его, пока новая прихоть не надоест мне так же, как мои давние отношения. Нет, сам Дом меня не утомил… только секс. Что, к слову сказать, не так уж плохо.

Чарли даже не представляла, что тут можно сказать.

– Что ты думаешь? – встревожено спросила Оливия.

– Тебя это не касается.

– Мне обязательно надоест секс с этим Новым Любовником, вот только пройдет новизна ощущений… Неужели тебе так не кажется?

– Мне лично уже надоело говорить о нем, если это тебе поможет, – ответила Чарли.

«Новый Любовник!» Вероятно тощий, изможденный вегетарианством, болтливый журналист или напыщенный сочинитель, у которого Оливия брала интервью по заданию газеты.

– Это неизбежно, – фыркнув, заявила Лив.

Ее сестра услышала, как она прочистила нос.

– Таков закон природы, – философски продолжила Оливия. – Любая великая сексуальная страсть изживает себя, становясь утомительной и скучной… со вре-менем.

– Звучит обнадеживающе, – хмыкнула Чарли. – Кстати о времени, твое истекает.

– Погоди… я еще кое-что хотела сказать тебе, очень быстро. Саймон ведь не против, что я позвонила, верно?

– Он не знает, – ответила Чарли. – Ушел прогуляться.

– Неужели в одиночестве? – Возмущение Оливии во всей своей выразительности докатилось до Испании из Лондона. – Почему он не пригласил тебя с собой?

– Лив, в чем твой личный вопрос?

– Я просто спросила, не против ли Саймон, что я позвонила? Не думаю, что он против. А стала бы ты возражать, если б он совсем быстренько поговорил по телефону с… кем-то, ну с кем угодно? Из дома или… с работы?

Чарли с трудом проглотила рвавшийся из горла вопль.

– Подозреваю, что с Саймоном рвется поговорить Сэм? – уточнила она.

– Не сердись. Я не сообщила ему, где вы, но… может, Саймон сам звякнет ему? Подробности мне неизвестны, но там вроде бы кого-то убили.

– И что с того? С тем же успехом можно прервать медовый месяц почтальона, потому что кому-то взбрело в голову отправить посылку бабушке. Можешь передать от меня Сэму, что, используя тебя для передачи его сообщения, он проявил себя трусливым придурком.

– Не злись на Сэма… он чертовски тактичен. И он не просил меня ничего передавать… я уже сто лет не разговаривала с ним. Послушай, кого-то убили, насколько я поняла, и Саймон знает, кого именно. Или знал. В общем, мне толком ничего не объяснили.

Знакомый Саймона? Чарли мгновенно подумала об Элис Фэнкорт. «Только не ее, кого угодно, только не ее!» – мысленно взмолилась женщина. Она понятия не имела, вспоминал ли еще Саймон об Элис – эта тема, наряду со множеством других, была полностью запретной, – но она ничуть не сомневалась, как и в собственном имени, что если Элис убили, то одержимость Саймона ею вспыхнет с новой силой.

Чарли чувствовала, как ее мозг борется с одуряющим воздействием жары и красного вина. Что-то явно не согласовывалось. Что-то очевидное, если пошевелить мозгами.

– Если ты не разговаривала с Сэмом, то как же ты… – Она помедлила, будучи не в силах подобрать нейтральные слова, чтобы ответ не свалил ее с ног, как свинцовый шар.

Со многими ли мужчинами ее сестра успела пообщаться с пятницы?

– Скажи-ка мне, Лив, – произнесла Чарли как можно индифферентнее, – кто же тот новый любовник?

– Только не кипятись! – в ужасе произнесла Оливия.

– Крис Гиббс, не так ли?

– Чарли, все произошло случайно. Я совершенно не собиралась…

– Кончай с этим.

– О боже, не говори так! Ты не представляешь, как…

– Кончай с этим. Это не совет, черт побери, это приказ. Трахнутая идиотка!

Чарли бросила телефон на столик и, выбежав в жаркую ночную тьму, столкнулась с Доминго. Она начисто забыла о нем. И скоро опять забудет, но ей никогда не удастся забыть его садовый домик, его телефон и плетеную корзину его кресла с красно-синим клетчатым пледом. Отныне, подумав о предательстве, она неизменно будет вспоминать всю эту обстановочку. А о предательстве ей приходилось думать частенько.

– Сестра в порядке? – спросил смотритель.

– Нет, не в порядке, – проворчала Чарли. – Она – глупая стерва.