Книга: Под игом
Назад: XV. Встреча
Дальше: Послесловие

XVI. Гибель

Немое прощание длилось всего каких-нибудь полминуты, и в это время Соколов один сражался с сотней врагов. Случайно он повернулся и увидел Раду… Волосы встали у него дыбом, глаза загорелись, как у тигра, и, ничего уже не боясь, он выпрямился во весь рост, стал у входа и, словно бросая вызов пулям, крикнул на чистейшем турецком языке:
Псы шелудивые! Дорого вы заплатите за каждую каплю болгарской крови!
И разрядил револьвер.
В новом припадке бешенства толпа ринулась на полуразрушенную мельницу, ставшую неприступной крепостью. Звериный рев, сопровождаемый дружным залпом, огласил долину.
Ох! — простонал доктор и уронил револьвер.
Пуля попала ему в правую руку. Неописуемый ужас и отчаяние исказили его лицо. Огнянов, который тоже обливался кровью, но еще продолжал стрелять в толпу, заметил это.
Тяжко, брат? — спросил он.
Нет, но я выпустил последний патрон… забыл…
У меня еще два, бери… — сказал Огнянов, подавая Соколову свой револьвер. — А теперь пусть посмотрят, как умирает болгарский апостол!
И, выхватив у него из-за кушака длинный ятаган, Огнянов выбежал из мельницы и ринулся в толпу, нанося страшные удары направо и налево…
Полчаса спустя свирепая орда с бешеным весельем победоносно возвращалась из долины с головой Огнянова на шесте. Черен доктора, раздробленный на куски ударами кинжалов (первый удар, пулей, доктор нанес себе сам), не мог послужить трофеем. Не тронули и голову Рады, но по соображениям политического такта. Тосун-бей был хитрее Тымрышлии.
Сзади везли на телеге убитых и раненых турок.
С дикими криками вернулась орда в Бяла-Черкву. Город был пустыннее и безмолвнее заброшенного кладбища. Трофеи водрузили на площади.
Только один человек маячил на этой площади, как призрак.
То был Мунчо.
Узнав голову своего любимого Руссиана, он вперил в нее безумный, полный ярости взгляд и, вместе с дождем плевков, осыпал неслыханно дерзкой бранью пророка Мохаммеда и султана.
Его повесили на скотобойне.
Этот помешанный оказался единственным человеком, который осмелился выразить протест.
Одесса, 1888 г.
Назад: XV. Встреча
Дальше: Послесловие