XVII. Пощечина
Через день после того, как мы проследили путь Марко Иванова от пушечной мастерской Калчо до арсенала в его собственном доме, в прокуренной кофейне Ганко гремел веселый хохот.
Вызвал его Иванчо Йота. Дело было так: читая в газете «Право» статью об австрийской политике на Востоке, Франгов запнулся на фразе « Drang nach Osten » , а Иванчо Йота объяснил, что эти слова означают: «Друг наш Остен».
В кофейне раздался оглушительный хохот.
Не смеялся один лишь Кандов, молча сидевший в углу. Казалось, он не видит и не слышит того, что творится вокруг. Должно быть, мысли его витали в иных сферах. Его худое, бледное, задумчивое лицо было печально, даже скорбно: он казался больным, тяжело больным, и весь его облик представлял разительный контраст с беззаботными, улыбающимися лицами окружающих.
Внезапно смех умолк, так как в эту минуту толпа повалила из церкви, и завсегдатаи кофейни кинулись к окнам поглазеть на проходивших мимо расфранченных мужчин и женщин.
Среди них промелькнула и Рада.
Она была в скромном черном платье, но щеки ее алели, как пионы. Девушка расцвела от счастья и притягивала к себе все взгляды; но многие из них были недоброжелательны, иные даже исполнены презрения, потому что в последние дни о Раде стали говорить очень нехорошо.
Хаджи Ровоама пустила слух, будто Рада поздней ночью принимает переодетых любовников. Клялась, что видела это собственными глазами.
На самом деле кто-то случайно видел, — хоть и не узнал, — Огнянова, когда тот выходил из комнаты Рады. Слух этот дошел до монахини, и она постаралась разгласить его по всему монастырю.
Из монастыря слух быстро перелетел в город. Сплетницы жадно подхватили его: имя Рады не сходило с языка городских болтушек и врагов Огнянова, мстивших этим его памяти.
Одна Рада ничего не знала.
Поглощенная своим счастьем, она не могла угадать ни по взглядам соседей, ни по лукавым усмешкам кумушек, что стала жертвой жестокой клеветы.
Кандов был вне себя от возмущения.
Не успела Рада пройти мимо кофейни, как Стефчов нагнулся и с ехидной улыбкой шепнул что-то Мердевенджневу. Певчий повернулся, проводил взглядом удалявшуюся девушку и лукаво подмигнул. По кофейне пошел шепот, вызывая на лицах злобную усмешку. Торжествующий Стефчов этим не удовлетворился: он издевательски продекламировал стих из популярной революционной песни:
Где же ты, верная любовь народная? —
и кашлянул с наглым видом.
Поняв, куда метит его удар, некоторые многозначительно переглянулись. Стефчов искусно подкинул им тему для разговоров. Посыпались шутки, колкости, язвительные остроты по адресу бедной девушки.
До сих пор Кандов терпеливо слушал все эти пересуды, но сейчас он перестал владеть собой.
— К кому относятся ваши насмешки? Может быть, к Раде Госпожиной? — спросил он Стефчова.
В кофейне наступила тишина.
— Тебе какое дело? Ну, а если к Раде Госпожиной, что тогда? — вызывающе ответил Стефчов.
— Если ты ее имеешь в виду, так я тебе прямо скажу: ты клеветник и низкий человек! — воскликнул студент, задыхаясь.
— Я ли низкий человек или ты — об этом пусть люди судят. Что касается клеветы на Раду Госпожину, то это уж ты извини! Спроси любую собаку и та знает… Я бы тебе не советовал трудиться защищать опозоренную девушку… В этом случае смешно выставлять себя кавалером!
Кандов вскипел. Бледный, весь дрожа, он вышел на середину кофейни.
— Ты грубо нападаешь на беззащитную девушку! — закричал он. — Возьми свои слова обратно!
— А ты мне докажи, что неделю назад твоя девица тайком не принимала гостя… Девушка, которая…
Стефчову не пришлось докончить фразу.
— Этот тайный гость, мерзавец ты этакий, был ее жених Бойчо Огнянов! — крикнул Кандов и ударил Стефчова по лицу. Звук оплеухи раздался в кофейне.
Ошеломленный Стефчов сначала отлетел в сторону, потом кинулся на Кандова; студент поднял свою палку.
Но тут их разняли. В кофейне поднялся шум. Снаружи у окон собиралась толпа любопытных.
Стефчов выскочил из кофейни с покрасневшей щекой, обезумевший от ярости. Решив на этот раз отомстить и Кандову и Раде, он побежал прямо в конак, чтобы заставить бея допросить их насчет Огнянова. Даже если студент вздумает увертываться и все отрицать, девушка будет окончательно опозорена; а ведь из-за нее-то сегодня и вышел скандал.
Но на улице Стефчов встретил своего слугу, и тот сказал, что из Пловдива приехал врач, приглашенный к тяжело больной Лалке. Стефчов поспешил домой.
