Логан
– Что еще рифмуется с «бесчувственный»? – Одуревший от своего задания, я постукиваю ручкой по столешнице кухонного стола. Кто знал, что сочинять стихи будет так чертовски сложно?
Гаррет, нарезая лук, оборачивается на меня и подсказывает:
– Чувственный.
– Конечно, Джи, сам бы я до такой рифмы не додумался. Пять баллов тебе.
Такер, закончив укладывать посуду в посудомоечную машину, поворачивается ко мне и хмурится:
– Чем ты там занимаешься, а? Уже час сидишь и царапаешь что-то в своем блокноте.
– Я пишу любовную поэму, – недолго думая, отвечаю я. И тут же прикусываю язык, осознав, в чем только что признался.
На кухне повисает мертвая тишина.
Гаррет с Такером обмениваются взглядами. Очень долгими. И тут же синхронно их головы поворачиваются в мою сторону, и они смотрят на меня так, словно я только что сбежал из психушки. Может, так и есть. Другого объяснения, почему я добровольно сижу тут и придумываю стихи, нет. И это еще не самый бредовый пункт в списке Грейс.
Да-да, именно так. Список. Эта маленькая злодейка отправила мне сообщение, в котором было не одно, не два, а целых шесть заданий, которые мне нужно выполнить, чтобы она согласилась пойти на свидание со мной. Или лучше сказать, подвигов.
Но я все понимаю. Она не верит, что я влюблен в нее, и переживает, что я снова причиню ей боль. Черт, она наверняка думает, что этот список отпугнет меня и мы так и не доберемся до фазы свидания.
Но Грейс ошибается. Какими-то шестью подвигами во имя любви меня не напугаешь. Что-то будет сложным, да, но я парень настойчивый. Если уж я смог вдохнуть жизнь в мотор «Камаро» шестьдесят девятого года, воспользовавшись лишь теми деталями, что мне удалось найти на убогом кладбище автомобилей в Мансене, то мне точно под силу написать сопливую поэму и сделать «коллаж из качеств, отражающих индивидуальные особенности Грейс, которые я нахожу особо очаровательными».
– У меня только один вопрос, – подает голос Гаррет.
– Серьезно? – вступает Такер. – Потому что у меня их целая куча.
Вздохнув, я откладываю ручку в сторону:
– Давайте. Снимите камень с души.
Гаррет скрещивает руки на груди:
– Это для девушки, да? Потому что если ты делаешь это ради забавы, то у тебя точно не все дома.
– Это для Грейс, – сквозь зубы отвечаю я.
Мой лучший друг с серьезным видом кивает.
И тут же начинает покатываться со смеху. Козел. Я сердито наблюдаю, как он хватается за бока, как его широкие плечи подрагивают от оглушительного хохота. Но даже сотрясаясь от смеха, он умудряется вытащить из кармана телефон и начинает печатать.
– Что ты делаешь? – требую я ответа.
– Пишу Уэллси. Она должна знать об этом.
– Ненавижу тебя.
Я так занят тем, что пытаюсь убить взглядом Гаррета, что не замечаю, чем занят Такер. Но уже слишком поздно. Он хватает блокнот со стола, читает написанное и громко присвистывает:
– Ни фига себе, Джи! Он срифмовал «дубина» и «машина».
– Машина? – пыхтя, переспрашивает Гаррет. – Что?
– Машина, – бурчу я. – Я хотел сравнить ее губы с вишнево-красным «Катласом», который чинил, когда был подростком. Опираюсь на собственный опыт, так сказать.
Такер остервенело мотает головой:
– Ты должен был сравнить их с вишнями, придурок!
Он прав. Должен был. Поэт из меня никудышный, и я это знаю.
– Эй, – говорю я, охваченный вдохновением. – А если я украду слова из гимна «Эмейзинг Грейс»? Только поменяю на… э-э-э… «Убойная Грейс?
– Ага, – хрюкает Гаррет. – Гениально. Убойная Грейс.
Я задумываюсь над следующей строчкой:
– Как мил…
– …твой зад, – подсказывает Такер.
Гаррет фыркает:
– Таланты за работой. «Убойная Грейс, как мил твой зад». – Он снова печатает в телефоне.
– Боже, может, уже перестанешь пересылать наш разговор Ханне? – рычу я. – Друзей на девок не меняют, чувак.
– Еще раз назовешь мою девушку «девкой», и друга у тебя не будет.
Такер усмехается:
– А если серьезно: зачем ты пишешь этой девчонке поэму?
– Потому что я хочу вернуть ее. А это одно из первых требований.
Мои слова привлекают внимание Гаррета. Он поднимает голову, не выпуская из руки телефон, и спрашивает:
– А какие другие?
– Не твое собачье дело.
– Ей-богу, если ты справишься с остальными даже наполовину так же хорошо, как с этой эпичной поэмой, то вернешь ее в мгновение ока!
Я показываю ему средний палец.
– И заканчивайте с приколами. – Потом я выхватываю блокнот из руки Така и направляюсь к двери. – И знаете что? Когда в следующий раз кому-то из вас понадобится получить расположение девушки, меня о помощи не просите. Придурки.
Их истерический смех преследует меня всю дорогу до второго этажа. Я ныряю в свою комнату и пинком захлопываю за собой дверь, чтобы весь следующий час набирать на ноутбуке это жалкое подобие любовной лирики. Боже. Я трачу на эту треклятую поэму больше сил, чем на свои занятия. Мне еще нужно прочесть пятьдесят страниц по экономике и набросать маркетинговый план – но занят ли я учебой? Нет.
Я беру телефон и печатаю сообщение Грейс.
Я: «Твой имейл?»
Я: «Проверяй почту».
На сей раз она не торопится отвечать. Проходит сорок пять минут. Я уже на тридцатой странице своего домашнего задания, когда мой телефон начинает вибрировать.
Она: «Работа еще не закончена, Эмили Дикинсон».
Я: «Эй, про качество ничего не было сказано».
Она: «Умник. Два с минусом за поэму. Жду не дождусь, когда увижу твой коллаж».
Я: «Ты не против блесток? И фоток члена?»
Она: «Если на этом коллаже будет фотка твоего члена, то я сделаю копию и раздам всем в студенческом центре».
Я: «Плохая идея. Из-за тебя у всех парней разовьется комплекс неполноценности».
Она: «Или их самооценка повысится».
Улыбаясь, я быстро печатаю следующее сообщение: «Я заполучу это свидание, красавица».
Следует долгая пауза, а затем: «Удачи с номером шесть».
Она морочит мне голову. Ха. Тогда ей удача тоже не помешает. Грейс Айверс недооценивает мои упорство и смекалку.
Но очень скоро она поймет, как ошибалась.
* * *