До начала нового семестра остается чуть больше недели, и я наконец начал видеть свет в конце тоннеля. Но, если честно, конец лета не был таким уж дерьмовым. Я провел неделю в Бостоне, в гостях у мамы, особо не ссорился с папой и даже все-таки позвонил Берни и сыграл несколько матчей в составе «Майнерс». Как оказалось, играют они очень даже неплохо. Большинству игроков уже за тридцать, кому-то даже за сорок, и мне, единственному, кому едва за двадцать, пришлось учить каждого из них. Но было здорово вновь ощутить себя частью команды.

Единственной ложкой дегтя в этой бочке меда из почти безмятежного лета остается молчание Грейс. После нашего с Гарретом разговора я оставил ей длинное голосовое сообщение, в котором снова извинился и попросил дать мне второй шанс. Она не ответила.

Но она же не может избегать меня вечно. Рано или поздно я столкнусь с ней где-нибудь на территории университета, или… я всегда могу ускорить этот процесс, пофлиртовав немного с горячей аспиранткой в отделе размещения студентов и узнав, в каком общежитии будет жить Грейс. На крайний случай можно будет позвонить ее «подруге» Рамоне, но я сделаю это, только если у меня не останется никакого другого выхода.

Но все это может подождать. Сегодня после обеда у меня выходной, и я в приподнятом настроении качу в Гастингс. Согласно моей программе силовой и общефизической подготовки, сейчас я должен увеличить силовые нагрузки, но так как дома у меня нет возможности полноценно заниматься, Джеф согласился дважды в неделю работать и за меня, чтобы я мог ездить в ультрасовременный спортивный зал нашей команды в университете.

Дин ездит туда вместе со мной, и когда я останавливаю машину перед нашим таунхаусом, он уже ждет меня на подъездной дорожке. Мистер GQ с голым торсом и в свисающих с бедер штанах, которые расстегиваются по бокам, как придурок подскакивает на месте.

Я, ухмыляясь, выпрыгиваю из пикапа и иду к нему.

– Привет. Планы поменялись, – бросает он. – Уэллси пришла с работы пораньше, так что мы отправляемся на пробежку.

Я хмурюсь:

– Мы с тобой?

– Ты, я и Уэллси, – поясняет он. – Мы с ней бегаем каждый день. Если у Джи есть силы, он бегает с нами. Но сегодня вечером у нее планы с родителями.

– Здорово. Ее родители в городе? – Я знаю, что Ханна видится с ними реже, чем ей бы хотелось, так что могу себе представить, как она рада. А еще я знаю, что причина, по которой она к ним не приезжает… это, черт побери, ее личное дело. Пусть даже она разрешила Гаррету рассказать мне о том, что когда-то ее изнасиловали, я не считаю корректным поднимать эту тему. Если бы она хотела поговорить со мной об этом, то поговорила бы.

– Они остановились в гостинце на Мэйн-стрит, – отвечает Дин. – Короче говоря, сегодня она может выйти на пробежку только сейчас.

И словно по команде на ступеньках крыльца появляется Ханна, наряженная в мешковатую футболку и бриджи из спандекса. Ее хвост раскачивается в разные стороны, когда она спешит ко мне, чтобы обняться.

– Логан! Такое чувство, что мы не виделись несколько месяцев!

– Так мы столько и не виделись. – Я дергаю ее за кончик хвоста. – Как проходит твое лето?

– Отлично. А твое?

Я пожимаю плечами:

– Нормально вроде бы.

– Значит, ты побежишь с нами?

– Похоже, выбора у меня все равно нет. – На мне уже кроссовки, спортивные штаны и старая футболка, так что переодеваться не нужно, и я заскакиваю в дом, чтобы положить кошелек и ключи, а затем снова присоединяюсь к друзьям. Как раз в тот самый момент, когда Ханна распекает Дина за его внешний вид:

– Серьезно, чувак, надень футболку.

– Эй, знаешь же, как говорят, – медленно растягивая слова, говорит Дин, – если тебе есть чем похвастаться – хвастайся.

– Нет, я уверена, что эта фраза звучит по-другому: надень футболку, когда отправляешься на пробежку, самовлюбленный нарициссист.

У Дина отвисает челюсть:

– Нарциссист? Скорее реалист. Ты только посмотри на эти кубики, Уэллси. А еще лучше – потрогай их. Я серьезно. Это изменит твою жизнь.

Она фыркает.

– Что, тебя слишком сильно пугает вся эта мужская красота? – Он проводит ладонью по своим накачанным шести кубикам пресса.

– А знаешь что? – сладким голосом говорит она. – Я с удовольствием потрогаю твои мышцы.

И в мгновение ока Ханна наклоняется и хватает что-то из вазона рядом с гаражом. Грязь. Которую она размазывает по Дину, оставляя полосу от его пупка до пояса штанов. А так как сегодня печет как в аду и Дин уже порядком вспотел, мокрая земля липнет к его коже как грязевая маска.

– Готов? – щебечет Ханна.

Дин пристально смотрит на нее:

– Знаю-знаю, ты думаешь, что сейчас я вернусь домой и сотру все это. Но сюрприз! Я не стану этого делать.

– О, да ты что? Значит, побежишь вот так по всему городу? – Она с вызовом склоняет голову набок. – Да ничего подобного. Ты слишком тщеславный.

Я усмехаюсь, но Ханна не знает Дина. Пусть его эго сильно задето тем фактом, что по его драгоценным кубикам размазана грязь, но Дин чертовски упрямый хоккеист, и он не позволит дерзкой крошке Ханне выиграть этот раунд.

– Не-е, куколка. Я буду носить эту грязь как знак чести.

Он буравит ее глазами. Со злорадством.

Она так же пристально смотрит на него в ответ. С раздражением.

Я откашливаюсь:

– Так мы бежим или нет?

Их пикировка взглядами обрывается, и мы втроем пускаемся трусцой по тротуару.

– Обычно мы бегаем одним и тем же маршрутом, – сообщает мне Дин. – До парка, там на тропу, а потом возвращаемся с другой стороны.

Оттого что они бегают вместе так часто, что у них даже появился свой «маршрут», меня неожиданно пронзает укол ревности. Черт побери, я скучаю по своим друзьям. И ненавижу свою изолированную от них жизнь в Мансене, где поговорить можно только с Джефом и моим вечно пьяным отцом.

Мы бежим только пару минут, когда Ханна начинает напевать. Сначала еле слышно, а затем в полный голос. И он у нее очень красивый, нежный и мелодичный, с легкой хрипотцой, от которой у Гаррета, по его собственным словам, бегут мурашки. Пока она поет Take Me to Church группы Hozier, я невольно поворачиваюсь к Дину с широкой улыбкой.

– Она всегда поет, когда бегает, – со вздохом говорит он. – Честное слово. Все время так делает. Мы с Гарретом пытались объяснить ей, что это плохо влияет на дыхание, но…

– Клянусь богом, – вмешивается Ханна, – если я еще раз услышу лекцию о своем дыхании, я вас поколочу. Всех вас. Мне нравится петь, когда я бегу. Смиритесь с этим.

Вообще-то я не возражаю. Ее голос – отличный саундтрек к стуку наших кроссовок о тротуар, хотя выбранная ею песня немного печальная.

Когда мы подбегаем ко входу в парк, я замечаю проглядывающую сквозь кроны деревьев крышу беседки, которая тут же напоминает мне о вечере с Грейс на водонапорной башне. Тогда она рассказала мне о своем детском секретном месте.

Мои плечи напрягаются, словно в предчувствии того, что беседке я увижу Грейс. Что глупо, потому что, конечно, она не…

Черт меня подери, она там! На ступенях я вижу девушку. Длинная коса… и меня накрывает разочарование. Стоп. Это же не Грейс. Это какая-то блондинка в зеленом сарафане, и послеполуденное солнце играет в ее золотистой косе, когда она, читая книгу, наклоняет голову.

Но тут ее голова поднимается, и… черт меня подери еще раз, потому что в первый раз я не ошибся – это она.

И я резко останавляваюсь, совершенно забыв о том, что Дин и Ханна продолжают бежать дальше. Грейс смотрит в мою сторону, и, хотя я стою довольно далеко от нее, я знаю, что она меня узнала.

Наши взгляды встречаются, и я вижу, как она сжимает губы. Черт, может, в идеях Дина что-то и есть. Может, это я должен сейчас быть без футболки. Девчонки становятся более сговорчивыми, когда видят перед собой мускулистую грудь, ведь так?

Господи, и как это патетично – думать, что вид моей голой груди заставит ее позабыть обо всем, что произошло между нами!

– Логан! Эй, какого черта? Не сбивайся с темпа, приятель.

Мои друзья наконец-то заметили, что меня с ними нет, и бегут обратно. Ханна следует за моим взглядом и тут же охает:

– О. Это Грейс?

На секунду я удивляюсь тому, откуда она знает ее имя, но потом до меня доходит, что Гаррет, должно быть, все ей рассказал. Да уж.

Дин, остановившийся рядом со мной, прищурившись, смотрит на беседку.

– Не, это не она. Твоя первокурсница брюнетка. И у нее нет так длинных-предлинных ног и… черт, какие аппетитные ножки. Простите, но, по-моему, я должен познакомиться с ней.

Я хватаю его за руку, пока он не сделал еще один шаг в ее сторону:

– Это Грейс, придурок. Она просто перекрасила волосы. Если бы ты смотрел на ее лицо, а не на ноги, то заметил бы.

Он снова щурится, и тут у него отвисает челюсть:

– Черт. А ты прав.

Грейс опускает глаза обратно в книгу, но я знаю, она меня заметила – ее плечи стали неподвижнее столбиков у входа на веранду. Наверное, она ждет, когда я уйду, но такого не будет. Я не убегу, не в этот раз.

– Давайте вперед, – хрипло говорю я. – Я догоню. Или встретимся уже дома.

Дин продолжает плотоядно смотреть на Грейс, и Ханне приходится двинуть ему локтем, чтобы он побежал вслед за ней. Они направляются в сторону тропы, я – в противоположную сторону, и чем ближе я подхожу, тем быстрее колотится мое сердце.

Изменился не только цвет ее волос. Она даже накрашена сильнее, чем обычно, но зеленые тени делают ее глаза просто огромными. Черт, это так сексуально. Особенно в сочетании с веснушками, которые не скроет никакое количество косметики.

И внезапно мне в голову приходит мысль, от которой сжимается сердце. На ней платье. И макияж. В четверг после обеда.

Она кого-то ждет?

Когда я подхожу к ней, у меня мокрые ладони. Я не могу оторвать от нее глаз. Боже. Ее ноги – это действительно что-то феноменальное. Гладкие, загорелые и… дерьмо, я представляю, как они обхватывают мою талию. Как ее пятки впиваются в мою задницу, когда я трахаю ее до потери сознания.

Я прочищаю горло:

– Привет.

– Привет, – отвечает она.

Хоть убей, но я не могу определить, что скрывается в ее голосе. Он не небрежный. Но и не грубый. Он… бесстрастный. Ну да ладно, переживу.

– Я… – Нервы мои не выдерживают, и в итоге с языка срывается первое, что приходит в голову: – Ты мне не перезвонила.

Она встречается со мной взглядом:

– Нет. Не перезвонила.

– Ну да… я не виню тебя. – Как бы мне хотелось, чтобы в моих штанах были карманы, потому что сейчас я испытываю извечную трудность всех актеров – что, блин, мне сделать со своими руками? Они висят вдоль тела, и я изо всех сил стараюсь не дергаться. – Послушай, я понимаю, что ты, возможно, не хочешь и слова слышать из того, что я должен сказать, но можем мы поговорить? Пожалуйста?

Грейс вздыхает:

– Какой смысл? Той ночью я сказала все, что хотела. Это была ошибка.

Я согласно киваю:

– Да. Это была огромная ошибка, но ее причина не в том, о чем ты думаешь.

На ее лице появляется раздражение. Она закрывает книгу и поднимается на ноги:

– Я должна идти.

– Пять минут, – умоляю я. – Дай мне всего лишь пять минут.

Несмотря на явное нежелание, она остается на месте. Но и не садится обратно, просто по-прежнему стоит передо мной, – а что значат пять минут для хоккеиста? Этого времени более чем достаточно, чтобы забить пару голов.

– Мне жаль, что все так случилось, – тихо говорю я. – Все не должно было так закончиться, и уж точно я не должен был позволять нам сблизиться настолько, чтобы заняться сексом, когда в моей голове была такая каша. Мне нужно было сначала разобраться с самим собой. Но все те слова, что я говорил – о том, что хочу другую… Я ошибался. И только когда вернулся домой, осознал, что уже нашел ту, с кем хочу быть.

На ее лице ноль эмоций. Ничего-ничегошеньки. Может, она и не слушает меня? Но я заставляю себя продолжать:

– Та девушка, о которой я говорил тебе… она встречается с моим лучшим другом.

В ее глазах мелькает изумление. Она все-таки слушает.

– Я убедил себя, что влюблен в нее, но, как оказалось, я хотел не ее. Я хотел того, что происходит между ней и Гарретом. Отношений.

Грейс со сомнением смотрит на меня:

– Ага, ну да. Прости, но мне что-то в это слабо верится.

– Это правда. – От стыда я с трудом выдавливаю из себя слова. – Я завидовал им. И ко всему прочему переживал об очень многих вещах – семья, хоккей. Понимаю, звучит так, словно я пытаюсь найти отговорки, но это правда. Тогда я был не в лучшем состоянии, слишком запутался в себе и горевал о том, что меня ждет, вместо того, чтобы ценить то, что имел. Ты мне действительно очень нравилась. Нравишься, – быстро исправляюсь я.

Боже, я чувствую себя каким-то чертовым первоклашкой. Как бы мне хотелось увидеть в ней хотя бы крупицу симпатии, хотя бы намек на понимание, – но Грейс остается безучастной.

– Я все лето думал о тебе. Мне хочется самому надавать себе за то, как я поступил с тобой, и как бы мне хотелось все исправить.

– Нечего исправлять. Мы почти не знаем друг друга, Логан. Мы просто развлекались, и, честно говоря, сейчас у меня нет желания снова начинать это.

– Я не хочу развлечений. – Я судорожно вздыхаю. – Я хочу пригласить тебя на свидание.

Кажется, мои слова ее забавляют.

Черт побери. Забавляют. Словно я только что рассказал ей отличную шутку.

– Это серьезно, – настаиваю я. – Ты пойдешь на свидание со мной?

Грейс на мгновение затихает, а потом качает головой:

– Нет.

Пока разочарование сжимает в своих тисках мое сердце, она засовывает свою книгу в сумку, перекинутую через плечо, и делает шаг в сторону:

– Мне пора идти. Мы с папой собираемся скоро обедать, и он ждет меня дома.

– Я провожу тебя, – тут же предлагаю я.

– Нет, спасибо. Я хочу пройтись одна. – Она умолкает. – Было приятно снова с тобой увидеться.

О, черт, нет. Я не позволю этому закончиться вот так, безразлично и бесстрастно, словно мы какие-то неблизкие знакомые, которые случайно столкнулись на улице.

Когда я подхватываю ее ритм, зашагав рядом, она недовольно бурчит:

– Что ты делаешь? Я же сказала, что не нуждаюсь в провожатом.

– Я и не провожаю тебя, – бодрым голосом отвечаю я. – Просто так вышло, что мне тоже в ту сторону.

Она показывает на тропу:

– Твои друзья направились туда.

– Угу. А я иду сюда.

Она втягивает щеки, стискивая зубы и что-то бубнит себе под нос, похожее на «тот самый день, когда я забыла взять iPod».

Отлично! Значит, она не сможет игнорировать меня, слушая музыку.

– Значит, ты обедаешь со своим отцом? Поэтому вся такая нарядная?

Она не отвечает, а просто увеличивает темп.

Я тоже шагаю быстрее, чтобы не отставать.

– Эй, мы же идем в одну сторону. Так почему бы немного не поболтать?

Она бросает на меня быстрый взгляд:

– Я такая нарядная, потому что моя мама потратила кучу денег на это платье и мой параноидальный мозг считает, что если я не буду его носить, то она это каким-то образом почувствует, хотя находится в Париже.

– В Париже?

– Я провела там все лето, – неохотно отвечает Грейс.

– Так твоя мама живет во Франции? Твои родители в разводе?

– Да. – Она хмуро смотрит на меня. – Хватит задавать мне вопросы.

– Без проблем. Хочешь спросить о чем-нибудь меня?

– Нет.

– Оки-доки. Тогда интересующейся стороной буду я.

– Ты только что сказал «оки-доки»?

– Ага. Это было достаточно мило для того, чтобы ты передумала насчет свидания?

Ее губы подергиваются, но смех, которого я так жду, так и не слетает с них. Она снова умолкает. И начинает идти еще быстрее.

Мы выходим на улицу, параллельной главной улице города, проходимо мимо витрин нескольких старых магазинчиков и оказываемся в жилом квартале. Я терпеливо жду, когда Грейс устанет от молчания и скажет что-нибудь, но она гораздо упрямее, чем мне казалось.

– А что с волосами? Не то чтобы мне не нравится новый цвет. Он тебе идет.

– Тоже маминых рук дело, – бормочет Грейс. – Она решила, мне нужно поменяться.

– Что ж, ты великолепно выглядишь. – Я искоса смотрю на нее. Боже, она даже больше чем великолепна. С самого парка у меня почти полная эрекция, и я не в силах перестать с восхищением следить за тем, как платье Грейс при каждом шаге развевается вокруг ее бедер.

Мы подходим к знаку «Стоп», и Грейс сворачивает вправо, на широкую улицу, вдоль которой растут величавые дубы, и ее шаги опять ускоряются. Черт. Должно быть, мы приближаемся к ее дому.

– Наше свидание, – тихо напоминаю я. – Прошу тебя, Грейс. Дай мне шанс доказать тебе, что я не полный урод.

Она недоверчиво смотрит на меня:

– Ты меня унизил.

Чувство вины, мучившее меня на протяжении четырех месяцев, чуть не сбивает с ног:

– Я знаю.

– Я была готова заняться с тобой сексом, а ты не просто отверг меня – ты сказал, что я была для тебя лишь отвлечением. Чтобы ты перестал думать о той, с которой действительно хотел секса! – Ее щеки становятся пунцовыми. – И зачем после всего этого мне идти на свидание с тобой?

Она права. У нее нет никаких причин давать мне второй шанс.

Грейс протискивается мимо меня, и мой желудок скручивается в узел. Она направляется к лужайке перед симпатичным, обшитым белыми досками домом с широким крыльцом, и мне становится еще хуже, когда на крыльце я замечаю седовласого мужчину. Он сидит в белом плетеном кресле с газетой на коленях и наблюдает за нами поверх очков в тонкой оправе. Черт, похоже, это отец Грейс. Уронить собственное достоинство на людях уже плохо – а на глазах ее отца? Просто убийственно.

– А как насчет всего, что произошло до этого?! – кричу я ей вслед.

Она поворачивается ко мне:

– Что?

– До той ночи. – Догнав ее, я понижаю голос. – Когда мы ходили в кино. И на водонапорной башне. Я знаю, тогда я тебе нравился.

Грейс устало вздыхает:

– Да. Нравился.

– Так давай сосредоточимся только на этом, – предлагаю я. – На всем хорошем. Я облажался, но обещаю, что смогу заслужить твое прощение. Я больше никого не хочу. Дай мне еще один шанс.

Она ничего не отвечает, и отчаяние болью врезается в самое сердце. Сейчас я был бы рад услышать от нее даже простое «да». Но молчание убивает меня, сокрушая уверенность, которую подарило мне ее признание о том, что я нравился ей до ночи Д.

– Прости, но нет, – говорит Грейс, чем убивает во мне последнюю надежду. – Послушай, если тебе нужно мое прощение, то я тебя прощаю. Та ночь была жутко постыдной, но прошло целое лето, и я выбросила ее из головы. Я не держу на тебя зла. Если мы встретимся вдруг в университете, я не стану убегать с криками в другую сторону. Может, как-нибудь мы даже выпьем вместе кофе. Но я не хочу идти на свидание с тобой, по крайней мере не сейчас.

Блин. Честно, я думал, она скажет «да».

Я сокрушен ее ответом, но во мне тут же вспыхивает лучик надежды, потому что ведь конкретного «нет» она не говорила.

Она сказала «не сейчас».

И с этим я уже точно могу смириться.