– Что это с вами было? – Артур озабоченно заглядывает мне в лицо. – Принесите воды, скорее! – командует Василию и снова переключается на меня.

– Пусть лучше выпьет ликеру. – Василий протягивает Артуру рюмку, тот передает ее мне, я механически отпиваю и медленно, как после глубокого обморока, прихожу в себя. Улыбаюсь своим товарищам – или героям? – и принимаю независимый вид. Им совсем не нужно знать, что со мной было, а главное – где я был.

– Так что случилось? Вы так внезапно бросились к окну…

– Просто хотел проверить одну штуку. – Я хитро посмотрел на Василия. – Пытался перевоплотиться, да вы помешали.

– Не стоит. – Василий потер поврежденную при падении ногу. – Хоть и второй этаж, но высоко.

– Ну, не стоит, так не стоит, – легко согласился я и, продолжая играть свою роль, встал с беззаботным видом, сунув руки в карманы пиджака, прошелся по комнате. В правом обнаружился какой-то довольно громоздкий предмет. Я его вытащил, посмеиваясь, шутовским движением фокусника. Это оказался ключ на деревянной груше – как я мог о нем забыть?

– Дайте-ка, – Артур потянулся к ключу, с интересом посмотрел на номер. – Здорово! – непонятно чему обрадовался он. – Значит, мне это не приснилось, вы действительно были там, в моем номере в эту самую счастливую в моей жизни ночь. Так я и думал!

– Покажите! – Василий отобрал, почти грубо, ключ у Артура. – Вы были там? – Он посмотрел на меня с испугом. – В ту самую ночь? – И вдруг неожиданно зло закричал: – Врете вы все! Вы знаете больше, чем написали, чем хотите показать! Вы были там, вы все слышали! Вы подслушали наш разговор!.. А теперь хотели сбежать. Да вы попросту собирались нас кинуть!

– Эй, полегче, полегче! – Артур встал между нами, загораживая меня от Василия, который выглядел весьма агрессивно. – Этот ключ от моего номера, при чем здесь вообще вы?

– Нет, это ключ от нашего номера! – взвыл Василий. – От номера, который восемь месяцев назад мы сняли с Вячеславом. Он там был в ту ночь, он все слышал, а теперь… – Василий схватил за плечи Артура, пытаясь его оттолкнуть от меня. Артур вывернулся и замахнулся, готовясь ударить его по лицу. Ну, что ж, придется им все рассказать, другого выхода нет.

– Сядьте и успокойтесь! – закричал я на них обоих. – Этот ключ от моей комнаты, которую я никак не могу найти. Впрочем, сегодня я ее и не искал… Я искал Алину.

Они вдруг сразу успокоились и уселись по своим местам. А я ощутил, что Алина где-то близко. И запах застаревшей гари снова ударил мне в нос, и запах сырости.

– В наших общих интересах ее поскорее найти, и прежде всего в ваших. – Я повернулся к Василию.

– Найти? – он растерянно посмотрел на меня. – Кого найти?

– Алину Купцову.

– Зачем нам ее искать? Я же вам сказал: она в сумасшедшем доме, – пробормотал он раздраженно.

– Нет, она здесь. – Я замер, прислушиваясь к своим ощущениям. – Никак не могу понять где. Вы, Василий, должны мне помочь.

– Мне-то это зачем, какой мне прок в этой сумасшедшей убийце?

– Она не убийца. А прок вам самый прямой: если кто и может узнать вторую половину шифра, так это Алина.

– Интересно, каким образом?

– Просто поверьте мне: она может. Он у нее в голове.

– Поверить вам? После того как вы меня обманули?

– В чем это я вас обманул?

– Вы слышали наш разговор в ту ночь, в гостинице, и не сказали. Вы хотите сами воспользоваться… Вы хотите меня кинуть!

– Не понимаю, о чем вы. В гостинице, если на то пошло, я был сегодня, сейчас. Забавный там, кстати, портье, – прибавил я, чтобы разрядить обстановку. И хотел рассказать, как смешно он подпевал призрачной, едва различимой сюите и сам себе дирижировал, но Василий перебил меня неожиданной выходкой. Схватив со стола бутылку с ликером, он в непонятной ярости грохнул ее о стену.

– Он никакой не портье, и вы прекрасно это понимаете! – завопил он не своим голосом. – И хватит надо мной издеваться!

Артур встал, не спеша подошел к нему и отвесил пощечину:

– Придите же вы наконец в себя, – спокойно проговорил он и сел на свое место с таким видом, словно исполнил свой долг.

Я не стал дожидаться конца их разборки – все это ужасно отвлекало, вышел в другую комнату, ту, с единственным креслом у окна, с видом на балкон дома напротив. Алины там, конечно, не было. Но я чувствовал, что она где-то здесь. Где?

Сел в кресло, прикрыл глаза. Запах гари и сырости усилился. Ну да, в этом доме несколько лет назад был пожар. Здесь и где-то еще, много раньше, давно, очень давно. Запах гари и сырости. Мне представилась хижина… Нет, не то. Но хижина не желала уходить. О чем говорил Василий до того, как перешел к рассказу об Алине? О чем я уже написал в своем романе? Близко, близко, но никак не могу ухватить.

Рукопись. Все с нее началось. Все ею, очевидно, закончится. Почему Василия так взбесил портье? Нет, не то, не нужно сейчас на это отвлекаться. Рукопись… Они нашли ее в железном ящике, в подвале дома. Дом они купили после пожара. Сумасшедший математик-самоубийца… Нет, о нем уж точно не сейчас! О нем по возможности никогда! Итак, в подвале сгоревшего дома в железном ящике они нашли эту рукопись. Запахи сырости и гари в подвалах остаются дольше. Запах сырости…

Я бросился назад в кабинет Василия. Он что-то эмоциональным шепотом втолковывал Артуру – пытался теперь его перетянуть на свою сторону, невзирая на пощечину, раз во мне разочаровался?

– Где у вас вход в подвал? – закричал я с порога, мне было совершенно наплевать на перемену ко мне Василия.

– Там же, где у всех, – надменно произнес он, – внизу, разумеется.

– Подвал заперт на ключ?

– Не знаю. Не помню. – Он задумался. – Нет, чего его запирать? Он пустой, там нет ничего. Мы там даже ремонт не успели доделать.

– Пойдемте! – закричал я. – И поскорее!

– Зачем? – Василий, набычившись, смотрел на меня, не желая сдвигаться с места.

– Нужно проверить. Возможно, Алина там.

– С какой стати ей быть в моем подвале?

– Да, да, пойдемте, – поддержал меня Артур.

Василию ничего не осталось, как подчиниться. Он нехотя поднялся и пошел к двери, всем своим видом показывая, что подчиняется грубой силе.

Втроем мы спустились по лестнице, под ней оказалась деревянная дверь, которую я раньше не заметил. Василий толкнул ее – запах гари и сырости здесь просто сбивал с ног.

– Странно, – пробормотал Василий, – вроде просушивали хорошо. И проветривали. Надо было…

Я не стал его дослушивать, я уже понял, что Алина здесь. Сдвинув Василия в сторону, я побежал вниз, в подвал.

Алина сидела на полу, привалившись спиной к стене. Перед ней лежал старый металлический сейф, дверца его была распахнута.

– Алина! – Я бросился к ней. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели в каком-то застывшем ужасе в никуда. Я легонько похлопал ее по щеке – щека оказалась ледяной, на мое прикосновение Алина никак не прореагировала. Я развернул ее к себе лицом, заглянул в ее распахнутые, наполненные ужасом глаза и вдруг явственно услышал ее мысли.

Вынести поток этого черного ужаса я больше был не в состоянии.

– Алина! – закричал я, заглушая своим криком кошмар ее мыслей. Никакой реакции. Я обхватил руками ее ледяное лицо. Надеясь согреть, привести в чувство? Не знаю. Ужас из ее широко открытых глаз перебрался в меня, растекаясь по телу, заражая его как гангрена. И я вдруг понял, что не могу отвести взгляд, заворожен, парализован ее ужасом. Ее ужас – живое разумное существо, он видит меня, он смотрит в меня.

– Она умерла? – услышал я чей-то вопрос, но не понял, кто его задал.

– Здесь слишком душно, нужно ее отсюда вынести, – сказал кто-то еще. – И вызвать врача. Не знаю, как здесь это можно сделать. Ах, черт! Этот сейф…

– Вы думаете, она знала шифр? – Испуганный шепот вползает в мой мозг, я не верю шепоту, он совершенно неуместен.

Где-то позади меня с железным грохотом захлопывается дверь, с ржавым скрежетом поворачивается в замке ключ… И мне становится немного легче. Во всяком случае, я могу оторвать взгляд от ее глаз и повернуть голову. Артур на корточках возится с сейфом.

– Мне кажется, так будет лучше… – говорит он и с надеждой смотрит на Алину. И я, осмелев, поворачиваюсь к ней и снова заглядываю ей в глаза.

Не отрываясь от ее глаз, продолжая слушать ее мысли, поднимаю Алину на руки и несу из подвала. Бесконечно тянутся ступеньки. Дверь совсем близко, но никак не дойдем. Ноги утопают, словно в песке, видно, ступени от старости раскрошились. Голоса позади превращаются в равномерный гул. Гул и плеск. Как трудно идти по песчаным ступеням! Голова Алины безжизненно болтается в такт моим шагам – и это шевеление придает подобие жизни. И вселяет надежду: мы обязательно дойдем.

Дойдем до двери. Ведь она совсем близко. Как только кончится ночь, так и дойдем.

Ночь расслаивается на ночь и ночь. Нам нужно вырваться, перейти из одной в другую. Хижина, море, щенок… Не стоит смотреть, не стоит слушать гул моря. Просто идти, не думая. Довериться памяти тела.

Ноги утопают в песке, ветер бьет в спину, словно подталкивая вперед. Небо светлеет. Шаг, еще шаг – и я ощущаю под ногами твердую почву. Вот она, моя тропинка, затерявшаяся в траве, по ней я когда-то спускался к пляжу… Не вспоминать, просто идти. Тропинка выводит к старинному дому с великаном в черной широкополой шляпе, он кивает, подбадривая: все правильно, ты идешь верным путем, ты обязательно дойдешь до цели. Улица изгибается, сливается с моим телом. Улица перетекает через меня в Алину.

Дверь окрасилась розовым – вот и рассвет. Осталось немного, всего пара ступеней. Я дохожу, хочу открыть дверь, но она сама передо мной распахивается. На пороге стоит великан в черной шляпе и почему-то в белом плаще. Да это Винченцо.

Реальность, сделав головокружительный поворот, вернулась. Все встало на свои места. Белые одежды Винченцо материализовались в обычный медицинский халат. Да и он сам из мистически загадочной фигуры таинственного великана перешел во вполне реальную категорию – знакомого Василия, врача, к которому тот не раз обращался, когда был в этом городе. Позвонил ему и сейчас. А так как больница, где работал Винченцо, находится неподалеку, он смог приехать очень быстро.

Винченцо помог мне перенести Алину в кабинет Василия. Мы положили ее на диван. И тут реальность, совершив новый виток, перестала мне нравиться. Сцена воскрешения Алины напоминала какой-то нарочитый фарс, который устроили специально для меня с единственной целью, чтобы я поверил в реальность происходящего. Винченцо громко рассмеялся, наступив в лужу ликера.

– А вы, смотрю, тут веселились! – воскликнул он по-итальянски, но мне показалось, с русским акцентом, и с комичной брезгливостью двумя пальцами поднял отбитое горлышко бутылки.

Василий довольно фальшиво разыграл сму-щение:

– Просто бутылка случайно разбилась, выскользнула из рук, – ответил он на чистом русском языке, и Винченцо его понял – это было ясно по выражению его лица. – Как она? – Василий кивнул в сторону Алины, изображая сочувствие. – Придет в себя?

– Конечно!

И запах обязательного нашатыря вперемешку со штампованной латынью Винченцо, на которую он свободно, к месту и не к месту, переходил со своего странного итальянского с подозрительным русским акцентом. И его медицинские ритуалы, которые он совершал над Алиной, сопровождая озабоченным бормотанием: так, так, так, зрачки на свет реагируют, это хорошо, пульс приходит в норму. И треск вскрываемой ампулы, и пустая упаковка от шприца, в торопливой небрежности брошенная на пол… Все это было слишком обычным, слишком таким, каким должно было быть в такой ситуации. И потому, хоть я и сам стремился поверить, хоть и выхода у меня другого не было, кроме того, как поверить, я не верил ничему. Не верил, что Винченцо – просто знакомый Василию врач. Его роль здесь совсем иная. Не верил, что именно его медицинские действия выводят мою Алину из этого странного транса. Не верил Василию, его слишком неприкрытой деловой жадности, с которой он смотрел на то, как Алина приходит в себя. Не поверил даже искренности Артура, когда он спросил у Винченцо:

– Что это с ней было? Обморок? Но теперь ведь ей лучше, правда?

Не поверил, несмотря на то, что в этом балагане он был единственным бескорыстным человеком, единственным по-настоящему живым и цельным.

– Да, ей гораздо лучше. Синьорита полностью в сознании, никакой опасности нет. Она больше не будет нас пугать, она будет хорошей девочкой. Верно? – Он ласково похлопал Алину по щеке. – Собственно, мне здесь больше делать нечего.

Винченцо театрально поклонился каждому из нас, показывая, что роль его закончена, и ушел со сцены.

Алина дышала спокойно и ровно, глаза ее были закрыты.

– Пойдемте, ей нужно поспать, она потеряла много сил… – сказал Артур, но Василий нетерпеливо от него отмахнулся:

– Нет, нет! Наоборот! Пока она в сознании… То есть, я хотел сказать, ей нельзя сейчас засыпать, а то вдруг опять… – Он сел на диван возле Алины, потряс за плечо: – Вы меня слышите? – Алина открыла глаза и вполне осмысленно на него посмот-рела. – Не спит! – обрадовался он. – Вот видите! Алина! – Он взял ее руку и сжал. – Иван мне сказал, что вы знаете одну вещь, очень важную для меня. Вы должны сосредоточиться и мне ее сказать.

– Оставьте ее в покое! – Я ужасно был возмущен, ну можно ли быть таким меркантильным! Да еще меня приплетает. – Не сейчас! Успеете!

– А вдруг не успею? – нагло спросил Василий, он уже совершенно не церемонился ни со мной, ни с Алиной, настолько жадность его обуяла. Вероятно, он уже и не помнил о той высшей миссии относительно рукописи, которую себе приписывал, его опять интересовала только ее материальная ценность. – Иван говорил, что вы знаете шифр, весь шифр сейфа в банке.

Она посмотрела на него непонимающе.

– Три, восемь, пять, – подсказал он, – это начало, только половина. А дальше? Мы положили рукопись в сейф в банке и разделили с Вячеславом, моим компаньоном, шифр на две половины: одну запомнил я, другую – он, – торопливо стал объяснять Василий. – Но мой компаньон погиб, а мне необходимо открыть этот сейф. Подскажите, пожалуйста. Вы знаете!

– Нет. – Алина медленно покачала головой. – Я не знаю.

– Ах, черт! – Он в досаде стукнул кулаком по дивану, едва не попал по руке Алины. – Неужели не знаете?

– Не знаю, – она снова качнула головой.

Василий отскочил от дивана, словно его оттолкнули, и, заломив руки в театральном горе, которое все же было настоящим, забегал по комнате.

– Так какого черта вы мне морочили голову? – напустился он на меня, сделав несколько кругов.

– Я не утверждал, что Алина его точно знает, я только предполагал.

– Но ведь я рассчитывал… – Василий опять в отчаянии заломил руки.

– Так вам и надо! – Артур злорадно рассмеялся – отчаяние Василия его совершенно не тронуло. – Пойдемте, девушке действительно нужно отдохнуть. Пойдемте, пойдемте. – Он крепко взял Василия под руку и насильно вывел из кабинета.

Они вышли, а я остался и довольно долго стоял и смотрел на Алину. Глаза ее опять были закрыты, кажется, она уснула. Стоял и смотрел, и вдруг почувствовал к ней невероятную нежность и любовь. А в следующую минуту подумал, что было бы гораздо лучше, если бы такое сильное чувство испытывал к ней не я, а Артур. Он и она – два моих самых чистых, самых любимых героя – прекрасно бы подошли друг другу. И тут понял, что когда-нибудь так и будет. И, испытав самое настоящее счастье, наконец поверил в реальность.

Я повернулся, пошел к двери, стараясь ступать тихо-тихо, чтобы не разбудить Алину, но оказалось, что она не спит.

– Подождите, Иван, не уходите! – окликнула она меня. – Я должна сказать кое-то важное.

Шифр, мелькнуло у меня в голове, она не захотела открыть его Василию. И тут же, устыдившись и почти испугавшись, подумал: неужели и для меня этот шифр так много значит, неужели и я смогу пойти на все что угодно, лишь бы его узнать? Пусть для другой цели, но все же…

– Может, потом, Алиночка? – поборов искушение, ласково сказал я. Мой голос показался мне фальшивым, и потому я поскорее прибавил: – Вы бы сейчас отдохнули…

– Нет, не потом, сейчас, – твердо проговорила она. – Подойдите, пожалуйста, поближе.

Я послушно подошел, оправдываясь тем, что она ведь сама попросила, это вовсе не потому, что я жажду узнать. Наклонился к самому ее лицу, боясь пропустить хоть звук, сосредоточил все свое внимание – числа все время от меня ускользают и не желают запоминаться. Услышал, как она сглотнула слюну, как перевела дыхание, мне показалось, что даже слышу, как бьется ее сердце – до такой степени был напряжен мой слух.

– Этот итальянец… Винченцо, – прошептала Алина и замолчала на целую вечность. Я все стоял, наклонившись, весь подавшись к ней, в жутком напряжении, и ждал. – Это он, – наконец снова заговорила Алина, – это он первый раз позвонил в дверь, это он убил Вячеслава.

– Что?! – Я совсем не к тому приготовился, совсем не то хотел услышать и потому подумал, что ослышался.

– Убийца – Винченцо, – четко, выделяя каждое слово, повторила она. – Я видела его в кабине грузовика, который умышленно столкнулся с автомобилем Вячеслава. Я узнала его, когда он мне делал укол. А сначала я думала на другого, они ведь слегка похожи, – тихо прибавила она. – Глупо было так думать, ведь тот к этому времени давно уже был мертв.

– Но зачем? Зачем ему было убивать Вячеслава?

– Не знаю. – Алина вздохнула. – Этого я не успела увидеть. Все пронеслось в одну секунду: искаженное страхом лицо, столкновение, грохот. Я только знаю, что убил Винченцо. Это было его лицо.

Я был потрясен, такого поворота никак не ожидал. Но нужно было как-то ее успокоить.

– Ладно, Алиночка, – проговорил я, – не думайте сейчас об этом, постарайтесь уснуть.

– Постараюсь, – она как-то хитро улыбнулась, – уснуть как раз не трудно, ведь укол, который мне сделал убийца, снотворный.

– Вот и хорошо, – невпопад сказал я. – Я буду в соседней комнате. – И вдруг испугался. – Как снотворный? Что вы имеете в виду? Это…

– Нет, нет, просто снотворный, успокоительный, обычный укол. – Она опять улыбнулась своей хитроватой улыбкой. – Идите, у меня действительно глаза слипаются.

Я вышел. Артур и Василий неприкаянно бродили по пустой комнате в ожидании меня. Кресло было только одно, никто из них не решился единолично его занять.

– Ну, что, как она? – В голосе Артура слышалась самая искренняя озабоченность, без всякого меркантильного подтекста. – Спит?

– Почему вы так долго? – нетерпеливо перебил его Василий. – Вы с ней разговаривали? Она вам что-нибудь сказала?

– Нет, ничего. – Я постарался придать своему голосу твердость – рассказывать о Винченцо сейчас было никак нельзя. Сначала мне хотелось самому все осмыслить. Не знаю, поверил мне Василий или нет, но взгляд его стал еще более враждеб-ным.

– И что нам теперь делать? – спросил он так, будто я был виноват в том, что Алина не знает шифра.

Я ничего не ответил, прошелся по комнате из конца в конец, включаясь во всеобщую неприкаянность. Некоторое время мы вот так бродили, молча, будто заключенные на прогулке.

– Слушайте, – Артур повернулся к Василию, – такой большой дом, а даже присесть не на чем, у вас здесь что, только одна комната с мебелью?

– Есть еще одна, но там… – Василий растерянно посмотрел на меня, словно хотел, чтобы я за него все объяснил. Я пожал плечами, не понимая, что он имеет в виду. – Ладно, – он тяжело вздохнул, – пойдемте. Это внизу.

Мы спустились на первый этаж все по той же внешней лестнице. Василий достал из кармана ключ и открыл дверь – дом был разделен на две отдельные, не соединенные внутренним переходом квартиры.

– Проходите! – пригласил он нас, а сам затоптался на пороге. Мы прошли большой холл, точную копию холла на втором этаже, и оказались в точно такой же, как там, наверху, комнате. Абсолютно пустой. И только тогда Василий наконец решился войти.

– Это здесь, – он указал взглядом на дверь, предлагая нам самим ее открыть.

Это оказался еще один кабинет, с таким же набором мебели: диван, два кресла, стол с компьютером и маленький столик. Только обивка была не белой, а кремовой, а на столике стояли три фужера, бутылка из-под вина и совершенно засохший букет желтых роз.

– Это кабинет Вячеслава. Я не входил сюда со своего дня рождения, – задумчиво и печально, словно делясь какой-то сокровенной тайной, проговорил Василий.

– Что так? – Артур издевательски засмеялся – он почему-то совсем не мог сочувствовать Василию, раз и навсегда решив для себя, что тот не имеет права на человеческое отношение. – Личная драма?

– Да нет. – Василий подошел к столику, взял пустую бутылку, зачем-то закрытую пробкой, машинально вытащил пробку, понюхал. – Странно, прошло полгода, а запах вина остался и совсем не изменился. – Никакой личной драмы.

– Что же тогда? – Артур сел на диван, Василий сердито, будто тот сделал что-то недозволенное, на него посмотрел. Заметив это, Артур нахально на диване развалился, показывая всем своим видом, что ему совершенно наплевать на то, как к этому относится Василий. – Так что же еще, если не личная драма? – Он взял с подлокотника подушку, чтобы устроиться с наибольшим комфортом. Под ней оказалась книга. В черной обложке, изрядно потрепанная. Я ее сразу узнал! Много лет эта книга служила мне чем-то вроде талисмана, я ее всюду с собой носил, а потом она вдруг пропала. Артур положил книгу себе на колени, усмехнулся. – Густав Майринк «Голем», – прочитал он с нарочито серьезным выражением. – Надо же! А по вашему виду не скажешь, что вы что-то читаете.

– Это Вячеслава, – почему-то виновато стал объяснять Василий. – Она у него была чем-то вроде талисмана, он ее повсюду с собой таскал.

Мне стало нехорошо, я довольно грубо выхватил у Артура книгу. Я вдруг понял, при каких обстоятельствах она пропала: я ее оставил на даче, когда приезжал туда, чтобы прочитать эти письма, за два дня до того, как все они там собрались. Оставил, а Вячеслав, получается, ее прихватил. Прихватил и сделал своим талисманом.

– Он вообще с ней не расставался, – продолжал Василий, – а в свой последний день, получается, забыл. Нельзя забывать талисман…

– Нельзя присваивать себе чужой талисман! – перебил я его. – Эта книга – моя, она не могла приносить ему удачу…

– Но приносила же, – возразил Василий, – он брал ее на все важные сделки.

– Особенно если учесть, при каких обстоятельствах он ее присвоил. Я вообще не понимаю, как ему в голову пришло ее взять. Присваивать чужой талисман – все равно что…

Мне стало душно, голова ужасно закружилась. И, видно, со мной приключился легкий, секундный обморок, потому что чем еще объяснить, как не обмороком со сновидением, мое внезапное перемещение: я вдруг оказался у окна, в той самой комнате… Девушка-цветочница на балконе накручивала бумагу на проволоку. Да, мой компаньон опаздывает, непозволительно опасно опаздывает. Тревога моя все нарастает. А в голове вертятся странные чуждые образы.

– Это как перепутать шляпы, – подумал я, отвечая образам.

– Что? – пронзительный голос вывел меня из транса. – Что вы сказали? Как перепутать шляпы? – Василий так резко дернул меня за плечо, что я чуть не свалился с дивана. – Да, я думал об этом тогда, в тот самый день… Не знаю почему, все время крутилась эта чертова шляпа, а потом вы в точности описали мои мысли в своем романе. Но где я об этом читал, о шляпе?

– Здесь, – я постучал пальцем по обложке книги. – Здесь вы об этом читали. Вероятно, в тот день, в свой день рождения, в рассеянности взяли в руки книгу и начали листать… Но дело не только в том, о чем лично вы читали, дело в том, что Вячеслав присвоил мой талисман, а за полчаса до того, как вы стояли у окна и все это думали, погиб. Это не ваши образы, и даже не образы Майринка, это посмертные мысли Вячеслава. Посмертные мысли и… – Догадка, которая вдруг пронеслась у меня в голове, совершенно меня придавила. – И, возможно, подсказка.

Я стал быстро листать книгу, сначала и сам не понимая, чего именно ищу, но уже совершенно уверенный, что ищу правильно: это здесь. И даже когда обнаружил свой собственный билет на электричку, служивший закладкой – невероятно, что он сохранился, невероятно, что закладка осталась на той самой странице, куда я тогда, восемь лет назад ее положил, – еще не понимал, чего ищу. Все проходило словно во сне.

– Мертвые выражаются ужасно неясно, им одним понятными образами, даже когда хотят нам помочь, – проговорил я, выигрывая время, отдаляя понимание, которого и жаждал, и боялся.

– «Ключ», – прочитал Артур, водя по строчке пальцем, название главы, которая была заложена билетом. – Ключ! – Он рассмеялся и двинул палец вниз по странице. – Триста восемьдесят шестая страница, как номер моей комнаты.

– Нет, – не согласился Василий, – как номер моей комнаты.

Я вытащил ключ из кармана. Ключ от моей комнаты, на деревянной груше – таких больше нет ни в одной нормальной современной гостинице.

– Триста восемьдесят шесть, – подтвердил я. – В этой гостинице все комнаты имеют один и тот же номер. Теперь мы это знаем. И этот номер – вторая половина шифра.

– О чем вы? – Василий недоверчиво на меня посмотрел. – Вы думаете?..

– Уверен! По-другому и быть не может, теперь мне это совершенно ясно. Она подстраивается под… под то, что в данный момент является самым важным. Подстраивается и тем самым надежно прячет разгадку. До поры до времени. До того, когда придет срок это узнать.

– Кто подстраивается? Кто прячет? – брюзгливо скривив рот, спросил Василий.

– Гостиница, кто же еще. Наша призрачная гостиница.

Брюзгливая гримаса, казалось, застыла на лице Василия – он боялся поверить, что удача, которая так надолго оставила его, наконец вернулась. Но вот сквозь ледяную корку недовольства начала пробиваться улыбка.

– Но вы действительно… вы уверены, что это шифр? – все еще недоверчиво глядя на меня, спросил Василий и вдруг рассмеялся. – Три, восемь, пять… Триста восемьдесят пять – триста восемьдесят шесть. Наши половины шифров отличались всего на одну цифру. Как просто! Почему же я не догадался? Столько времени зря потеряно, столько нервов! Но ведь теперь я могу пойти в банк и… – Лицо его просияло. – Да ведь я прямо сейчас могу!..

– Не знаю. Не думаю, – остудил я его пыл.

– Почему? – Взгляд его стал обиженный и какой-то наивно детский. Настроение его опять испортилось – я, в который уж раз, разрушил его надежды. – Почему? – капризно повторил он.

– Призрачная гостиница может привести только в призрачный город. А тот город, в котором мы сейчас находимся, – просто иллюзия.

Василию очень не понравилось то, что я сказал. Вероятно, за эти несколько секунд он уже успел мысленно добраться до банка, открыть сейф, продать свой «товар» и даже пустить вырученные деньги в оборот. А я изгадил ему всю малину. Он смотрел на меня свирепо, почти с ненавистью, и с каждым мгновением его злость возрастала. Губы шевелились в беззвучных проклятиях, посылаемых в мой адрес, он сжал кулаки. Казалось, еще немного, и он бросится на меня.

Сдержался. Не бросился. Тяжело перевел дух. Гримаса гнева на его лице сменилась злой улыбкой.

– Иллюзия? – Василий хрипло расхохотался. – Просто иллюзия? Значит, вы считаете, что все это просто иллюзия? И эти цветы, – он ткнул кулаком в букет – сухие листья посыпались на стол, – иллюзия? И эта бутылка, – он схватил пустую бутылку за горлышко, – тоже? А если я сейчас шандарахну ее о вашу голову, что вы тогда скажете? – Василий взмахнул своим орудием – его холодная злость опять перешла в ту последнюю стадию бешенства, когда уже невозможно остановиться.

– Э, поставьте бутылку на место, – вмешался Артур. – И что это за идиотская привычка: чуть что, бить бутылки?

Странно, но Василий почему-то сразу послушался. Видно, на него подействовало абсолютное, даже какое-то безмятежное спокойствие Артура. Ситуация, в которой мы все оказались, совсем не тревожила моего героя-игрока, даже, скорее, радовала. Несуществующая реальность, переходящая в иллюзию – не более чем новая комбинация чисел в новой игре.

– Как же я вас ненавижу, Иван, – пробормотал Василий, опускаясь в кресло, но уже почти беззлобно. – Вы во всем виноваты, только вы.

– Кстати, – снова вступил Артур, повернувшись к Василию, – вы так и не объяснили, почему так долго не решались заходить в эту комнату.

– Да так, – равнодушно проговорил Василий, силы разом оставили его, как только он понял, что нельзя пойти в банк и заполучить рукопись, – сам не знаю. Мы праздновали мой день рождения, а потом Вячеслав исчез… Ну и вообще. Не знаю, просто мне было как-то не по себе… Просто…

– Просто время разгадать шифр не настало, – подсказал я, Василий мутным взглядом на меня посмотрел, но, подумав секунду, согласился:

– Может быть.

– А кто был третьим? – Я кивнул на фужеры.

– Винченцо. Ну, этот доктор. Мы ведь почти никого в этом городе не знаем, вот его и при-гласили.

Винченцо. Ну, конечно! Убийца Винченцо. По-другому и быть не могло. Пришел на день рождения, а через три дня…

– И что вы теперь предлагаете? – вклинился в мою мысль Василий и не дал ее додумать. – Как мне получить свою рукопись?

– Рукопись не ваша, – отрезал я и опять попытался вернуться к своим размышлениям: Винченцо пришел на день рождения, а потом… Но Василий не захотел уняться.

– Как это не моя? – возмутился он. – А чья же она, по-вашему?

– Того, кто ее написал, разумеется.

Написал и разочаровался. Мысль моя повернула в другую сторону, опять Василий все сбил. Разочаровался и все уничтожил. Почему же тогда он не уничтожил главного – саму рукопись? Странно.

– Но мы ведь ее нашли, значит, она наша. А после смерти Вячеслава – единолично моя. Я должен ее получить, я должен попасть в банк…

– Попадете, никуда банк от вас не денется, – отмахнулся я от него, изо всех сил пытаясь не сбиться с мысли.

– Но вы же сами сказали, что это невозможно! – Василий опять начал закипать.

– Я сказал, что здесь это невозможно. Рукопись вы положили в реальный сейф реального банка в реальном городе Кротоне, значит, и взять ее сможете там. А здесь…

– Да, да, что здесь? Чем этот город отличается от того? Объясните, я не понимаю! Эти цветы, – он опять пошел по своему кругу, – мне подарили здесь, на день рождения, и эти фужеры…

– Стоп! – остановил его Артур и даже для убедительности хлопнул рукой по спинке дивана. – Не стоит повторяться. Слышали мы уже про ваши цветы!

– Ну, тогда пусть он объяснит! – Василий бесцеремонно ткнул в меня пальцем.

– Я и пытаюсь. У этого города две реальности, как, возможно, и у любого другого. А может быть, и не две, а гораздо больше. Но нас интересуют сейчас только эти. Реальность, в которой мы оказались, – мой вымысел, моя иллюзия, мои представления о реальном городе, который я знал только по фотографиям. Вы – мои герои, а в данном случае – мои гости.

– Нежеланные! – Артур легко рассмеялся.

– Ну, это кто как, – поддержал я его легкий смех, и мы оба невольно покосились на Василия.

– Не согласен! – взвился Василий. – Это я организовал ваше похищение, благодаря мне мы все здесь оказались, и вообще – это мой дом. Так что я уж точно не гость, я здесь у себя.

– Вы здесь у меня, – жестко проговорил я, – в моем городе детства, у которого даже названия нет. Вы – моя иллюзия. Мой не самый удачный вымысел.

Мы с Артуром опять рассмеялись.

– Да черт бы вас побрал! Что вы заладили: иллюзия, иллюзия. Вот Винченцо, доктор, который сюда приходил, по-вашему, тоже иллюзия? По-моему, он был вполне реальным. И укол Алине вполне реальный сделал, и…

– Винченцо, – пробормотал я, возвращаясь к своей мысли, – его роль мне не вполне ясна.

– Ага! – обрадовался Василий. – Согласны, что он реален? В вашем романе не было такого героя, как Винченцо, не вы его выдумали, он сам возник. И еще до вашего чертового романа. Это мы с Вячеславом с ним познакомились.

– Расскажите об этом, – миролюбиво попросил я. – Как вы с ним познакомились?

– Как познакомились? – Василий задумался. – Ну… Обыкновенно. Он подсел к нам в ресторане… Нет, тогда мы его уже немного знали. Да! Точно знали! А первый раз… – Василий вытащил из кармана зажигалку и нервно защелкал. Артур с насмешливой услужливостью протянул ему пачку своих сигарет, тот машинально взял одну, прикурил. – Ну да, это было на улице. Женщине стало плохо, она шла по тротуару и вдруг упала. С ней случился припадок, эпилепсия вроде или что-то такое. Собралась толпа, все кричали, но никто не знал, что делать. Тут-то он и появился, сказал, что врач. Вячеслав потом все говорил: как хорошо, что там оказался Винченцо… Нет, постойте! Ведь он уже знал его имя. Значит, и тогда… – Василий глубоко затянулся, выдохнул дым. – Не могу вспомнить! Мелькает что-то. Автосалон, магазин, но… Нет, я не помню.

– А может, сначала Вячеслав с ним познакомился?

– Вряд ли! Мы почти все время были вместе.

– Вы что-нибудь рассказывали Винченцо о рукописи? – задал я вопрос в лоб. Василий ужасно возмутился, будто я уличил его в предательстве:

– Нет, что вы! С какой стати?

– А Вячеслав мог рассказать?

– Да зачем?

Он хотел еще что-то прибавить, но вдруг, что-то вспомнив, испуганно посмотрел на меня.

– Я плохо помню вторую половину вечера. – Он кивнул на засохший букет, объясняя взглядом, какой вечер имеет в виду. – Я тогда так странно опьянел… И на какое-то время отключился. Когда очнулся, оказалось, что Вячеслав с Винченцо ушли, никого нет, я в комнате один, мне стало скучно и как-то тревожно и грустно… Да, теперь припоминаю, на диване лежала эта книга, я ее взял и стал читать. Кажется, читал долго, но плохо понимал, о чем идет речь. А потом… Не могу вспомнить, что было потом. Но у меня остался неприятный осадок. Какая-то тревога. Тогда я и стал подозревать Вячеслава. Так, может, мои подозрения были верными? Они с Винченцо договорились и… Они оба хотели меня кинуть! Я так и знал, что Вячеслав…

– Вячеслав погиб, – напомнил я, но Василий меня не услышал.

– Они узнали мою половину шифра! – Он в отчаянии отбросил сигарету. Сигарета упала на ковер, но Василий не обратил на это никакого внимания. – Они узнали мою половину шифра, – горестно повторил он, – и теперь действительно бессмысленно идти в банк. Сейф пуст, там больше нет никакой рукописи!

– Успокойтесь! – Я поднял сигарету, затушил о край вазы и положил на стол. – Вашу половину точно никто не узнал, иначе вас бы просто не было в живых. Как Вячеслава. А вот его половину Винченцо наверняка знает. Это он убил вашего компаньона. Это Винченцо приходил тогда, в тот первый раз, это он звонил в вашу дверь. И теперь я понял, почему: он собирался заставить вас назвать свою половину шифра, а потом от вас избавиться. Но вы сбежали, вы просто исчезли. Для него исчезли. Я не знаю, кто он такой, но ему нужна рукопись.

– Кто он такой? Да обыкновенный лекаришка. – Василий презрительно скривил губы. – Он никто!

– Я так не думаю.

– Он вор! – выдвинул Василий новую версию. – Он хочет завладеть моей рукописью! Продать, а меня оставить с носом.

– Продать?

– А что же еще? Что еще можно с ней сделать? – Василий опять взвинтился.

– Тот, кто у вас ее покупает, наверное, знает. Для чего-то она ведь ему нужна. И Винченцо для чего-то нужна. Понять бы, для чего.

– Да какая разница?

– Узнав, для чего ему нужна рукопись, мы сможем понять, кто он такой. – Я в задумчивости взял со стола окурок Василия, покрутил в пальцах, сухой табак посыпался мне на колени, как песок, и опять пахнуло гарью. А как я сам познакомился с Винченцо? Странно, почему-то тоже никак не могу вспомнить. Сегодня, когда он появился на пороге подвала, я его уже знал, я видел его где-то совсем незадолго до этого. Где? В гостинице… Нет, там оказался другой человек, просто сначала я принял его за Винченцо. Принял, потому что опять-таки знал. Но как я с ним познакомился, когда увидел впервые?

– Хотите курить? – Артур протянул мне пачку. Я взял сигарету, но не закурил, а опять стал бессмысленно разминать ее в пальцах, наблюдая, как сыплется из нее табак – почему-то это помогало мне думать. Табак как песок…

Я встретил Винченцо во дворе, в том темном дворе-колодце, из которого не было выхода, он этот выход помог мне найти… Так я и встретил его в первый раз? Нет, ведь тогда я тоже подумал, что он мне кого-то напоминает, но не смог понять кого. И эта его черная шляпа, и слишком высокий рост.

Великан в черной шляпе! Тот, что стоял в окне темного страшного дома и мешал, каждый раз мешал спуститься к тропинке, ведущей к морю. Сторожил подход. Он сторож, страж! Этой и той реальности. Он охраняет границы… Но для чего тогда ему нужна рукопись?

Великан в черной шляпе стоял у входа тогда, в моем детстве. Великан-Винченцо встретил меня сейчас. Он конечно, имел какую-то цель, раз сам и вывел, раз сам указал дорогу. Как и тогда, поняв, что я ему нужен, стал беспрепятственно пропускать к морю, притворившись простым манекеном.

Он страж. Но это только одна из его ролей, не главная. Он может свободно переходить из одной реальности в другую, но этот переход – не цель, а только способ достигнуть основной цели. Какой? Получить рукопись? Но это тоже только средство достичь… Чего достичь? А чего хочет достичь покупатель?

– Кто ваш покупатель? – напрямую спросил я, не сообразив, что такой вопрос попросту бестактен. Василий так возмутился, что первые несколько секунд даже сказать ничего не мог.

– Да вы что?! – наконец выдохнул он. – Совсем меня за идиота принимаете? Я вам его назову, а вы меня кинете?!

Назову! Он сказал: назову. Ах, черт! Получается, я его знаю? Это кто-то, кого я знаю? Я посмотрел на Василия, улыбнулся: он дал мне подсказку, изо всех сил стараясь сохранить свою тайну. Моя улыбка его взбесила, и он окончательно проговорился.

– Хватит надо мной издеваться! – завопил он. – Вы знаете, вы его знаете и с самого начала все знали! И весь шифр, и нашего покупателя, и все, все, все! Так какого черта устраиваете этот спектакль?! Ключ, книга, разгадка. Осенило его вдруг!

– Я действительно только сейчас догадался, – попытался я оправдаться, но только усилил поток его воплей.

– Вы сами признались, что были в гостинице! Он на вашу сторону переметнулся, да? С вами договорился? Сволочи, никому верить нельзя!

– Так это портье? – с невинным видом спросил я.

– Портье?! – завизжал Василий. – Вы прекрасно знаете, что никакой он не портье! Он не портье! Он…

– Ваш покупатель, – подсказал я в задумчивости. – Догадаться и в самом деле было не трудно, а я вот не смог. Значит, портье?

Василий задохнулся от возмущения – он мне совсем не поверил. Впрочем, он никому не верил. Но это меня сейчас заботило меньше всего. Ну, да, конечно, этот таинственный портье не совсем портье, вернее, не только портье. Как и Винченцо – не только Винченцо. Мне кажется, обе эти фигуры схожи той общностью, какой похожи противоположности. Черное – белое. Кто из них черное? Безусловно, Винченцо. Значит, портье – это белое? И черному, и белому нужна одна и та же рукопись? Зачем?

Портье… Можно ли все-таки ему доверять, отдать рукопись в его руки? Что я знаю о нем? Он возник в моей голове вместе с гостиницей, он ее неотъемлемая часть. Он знает все, что происходит в каждой комнате еще до того, как я об этом узнаю. Он выдает ключи (с одним и тем же номером), включает свет, если попросишь, служит проводником… Но зачем, зачем ему рукопись? Он мое порождение или я его порождение? О чем он мне говорил в нашу последнюю встречу? Что я не главный герой своего собственного романа? А кто же главный? Он? О чем еще говорил портье?

Звучала музыка, так тихо и призрачно, что я не мог разобрать мелодии. А он прекрасно знал, что звучит, и даже стал подпевать. Но дело не в этом. По поводу мелодии он что-то сказал, что-то важное, чему я тогда не придал значения. Что?

Не по поводу мелодии, а по поводу композитора. Еще один гений! – вот что он сказал. Мне тогда показалось, презрительно, но теперь понимаю – с горечью. И еще: я спас одного такого и теперь за это расплачиваюсь. За что? За спасение? Но ведь спасение – в любом случае благое дело, разве за это можно нести наказание? И в чем состоит его наказание? В его двоякой роли? Он портье и… кто еще? Покупатель. А может, ему и нужна эта рукопись для того, чтобы исправить ошибку, какую-то его прежнюю ошибку, и перестать быть портье. Он говорил, что ему не нравится его работа. Ну, да. Ошибка – рукопись – наказание. Все это, очевидно, звенья одной цепи. Ошибка – это спасение. Он спас – в этом и состояла его ошибка. Кого он спас? Он хотел рассказать об этом, а я не стал слушать. Потому что все мои мысли были заняты Алиной. Он знает, кто такая Алина, и знает Василия, и… Ну, конечно, он знает всех своих постояльцев, как же может быть иначе? И я знаю всех постояльцев своих романов. Они живут в комнатах гостиницы. Не значит ли это?.. О Боже, нет!

Ничего другого это означать и не может. Портье – это я, двуличная особа. Нет, многоликая. Я – это множество жизней. Я сам выдаю себе ключи, я сам проживаю все эти жизни. Потому что однажды…

Черное ночное небо окрасилось красным. Огонь бушевал уже не один час. Привлеченный пожаром, я стоял в толпе, среди таких же зевак. В Кротоне меня задержала досадная случайность – лошадь вывихнула ногу – уехать я должен был вечером. Случайность, одна из множества случайностей, привела меня на эту улицу. Крики людей сливались с жутким грохотом рушащегося здания. Боль, ужас, отчаяние. Я не понимал, почему продолжаю стоять в этой жадной до зрелищ толпе зевак, я совсем не любитель подобных вещей. Но я продолжал. Меня словно что-то удерживало, не давало уйти.

Огонь полыхнул с новой силой, с какой-то бешеной яростью.

– Крыша сейчас обрушится, – услышал я чей-то истерический шепот. – Тогда уж точно никому не спастись.

– Да они и так все погибли, вон как полыхает! – ответили шепоту шепотом и удовлетворенно вздохнули.

Нет, не все. Огонь чуть отступил, и я увидел человека, лежащего на земле. Рядом с ним сидела совсем юная девушка и смотрела на него с любовью и страданием. Он был сильно обожжен, волосы и борода почти полностью обгорели, одна рука неестественно выгнута, глаза закрыты, но я почему-то понял, что он жив. Я подошел, наклонился к нему. Губы его пошевелились – но я не услышал ни звука. Что он хочет сказать? Попросить о помощи? Или произнести молитву?

Аккуратно, чтобы не причинить боли, я поднял его и отнес в безопасное место. И тут же горящая балка, под которой он лежал, с треском обрушилась, задев какую-то случайную женщину. Ее громкий крик отвлек толпу – никто нас не заметил.

Пытаясь привести его в чувство, я понял, кто он такой. Не могу передать своей радости, когда узнал, кого спас. Когда-то он останавливался у меня на постоялом дворе. Он великий человек. Его жизнь – огромная ценность для людей и для мира. Он рассказывал мне о великом Единстве…

Я его спас, а теперь нужно где-то его спрятать. Люди, которые напали на школу, учинили это побоище, а потом подожгли дом, станут его искать и не успокоятся, пока не найдут. Но где найти такое надежное место?

И тут я вспомнил о заброшенной рыбацкой хижине.

– Здесь недалеко, на берегу, есть хижина, – сказал я ему, – переночуем там, а утром отправимся в Метапонт. У меня там брат, он нас приютит. И у него есть знакомый, прекрасный врач – он вам поможет.

Вот в чем состояла моя ошибка, вот за что я несу наказание уже много, много веков – я вмешался в ход истории, спас того, кто должен был погибнуть, дал ему возможность бросить вызов Богу – узнать число гармонии. Я – вечно призрачный портье в вечно призрачной гостинице. Мои постояльцы – те, кто тоже оказались причастны к спасению Пифагора. Алина – та самая девушка, которая сидела возле него: они были связаны таинственной нитью, которая протянулась через века. Маша, женщина, погибающая в моих романах множество раз в разных вариантах, – та, на которую обрушилась горящая балка – тем самым она отвлекла внимание толпы на себя. Артур – мой брат в Метапонте, который дал нам приют. Василий – ростовщик, одолживший необходимую сумму на продолжение работы Пифагора. Винченцо… Роль его всегда была неоднозначной. Врач, спасший жизнь, и убийца. Он и тогда пытался завладеть сокровенными знаниями, ни перед чем не останавливаясь на своем пути. Остальные семь погибших моих героев, однажды собравшихся на даче, – толпа любопытных, жадных до жестоких зрелищ людей. Они тоже оказались причастны к спасению Пифагора: если бы не толпа, собравшаяся на пожаре, убийцы легко смогли бы найти Пифагора. Оказались причастны и потому были наказаны.

Я знал… Но не хотел знать, не хотел поверить тому, что однажды узнал, предпочел заблудиться, уговорил себя, что все не так, не так. Из писем Дамианоса к моей матери я вычленил одну только тему – не главную: любовь одержимого к той, которую он никогда в жизни не видел, но которая являлась его истинной женой, его Феано. Но ведь суть заключалась не в этом.

Суть заключалась в том, что мне, ее сыну, опять предначертано сыграть свою роль – спасти Пифагора. Дамианос знал еще в начале своего пути, что однажды придет к тому, к чему и пришел: уничтожит свое открытие, уничтожит себя и свою вторую сущность, и вот тогда я и должен буду этому помешать. Но я… я устранился.

Я устранился, но опять вмешался случай. И тогда, восемь лет назад, и сейчас. Алина сделала то, что должен был сделать я. То, что я ни в коем случае не должен был делать. Случайная неслучайность. Алина оказалась на этих курсах. Впрочем, как и мы все неслучайно оказались.

Я никогда не связывал работу своей матери с тем, что происходило на курсах, до того, как прочитал эти письма. Но и тогда не захотел поверить, отнес к простому совпадению. А потом вообще постарался забыть, не думать, залез под одеяло с головой, зажмурился. Писал о том, о чем писать безопасно, радовался, что так легко получается, и не задумывался, откуда берутся сюжеты. Но пришла очередь главного моего романа. Пора открывать глаза. Больше притворяться не получится. Мне придется его дописать так, как должно быть дописано. Мне придется пройти тот путь, который я должен пройти. Пройти, дописать – и освободить своих героев, освободить себя. Я должен исправить свою ошибку. Число гармонии – вызов Богу – должно быть уничтожено.

Дамианос ошибался: моя роль не в том, чтобы опять спасти Пифагора, а в том, чтобы дать ему погибнуть. Мы все: Артур, Василий, Алина и я – участники тех давних событий – должны это сделать. Труднее всего будет договориться с Василием: его интересует только материальная выгода, душа ростовщика, вечного ростовщика, не сможет преодолеть этот денежный барьер. Значит, рукопись нужно попросту выкупить.

Но где взять такую огромную сумму?

Портье недавно получил большое наследство. Он мне сам об этом сказал. Но его наследство никак не может повлиять на его жизнь, он не может перестать быть портье. Призрачное мое наследство не дает мне возможности выкупить рукопись… Или дает? В чем оно состоит, мое настоящее наследство, каков его эквивалент в реальности? Где проходит граница между мной тем и мной этим?

В гостинице. В ее реальности. В ее нереальности. В комнатах с одним и тем же номером. В комнатах, населенных постояльцами – моими героями. Артур, Василий, Алина… Роль каждого выверена мной и не мной, роль каждого определена. Василий нашел рукопись, Алина привела нас к пониманию того, что такое эта самая рукопись. Я должен замкнуть круг. А Артур? В чем состоит его роль?

Игрок Артур должен играть. Счастливый игрок Артур должен выиграть. Его главная партия еще не состоялась. Ставка его главной партии равна стоимости рукописи. Вот откуда возьмется такая огромная сумма – ее выиграет Артур.

Я повернулся к Артуру, но оказалось, что его нет. Хотел спросить у Василия, куда он ушел и скоро ли вернется, но и его в комнате не оказалось. Да и комната изменилась. Собственно, это была уже не комната, а тесный узкий футляр, в котором и развернуться-то сложно. Как же здесь помещается диван, на котором я сижу?

Я посмотрел вниз, на свои ноги – оказалось, что я не сижу, а стою. Стою в тесном узком помещении. Медленно и осторожно, боясь задеть плечами стены, я повернулся – и уперся взглядом в зеркало. Портье в шикарном итальянском костюме растерянно смотрел на меня. Как же он постарел!

– Benissimo! – услышал я позади себя голос Артура. Портье удивленно мне улыбнулся и, попрощавшись кивком, стал уходить в глубь зеркала. Рука моя уткнулась в занавеску и замерла. Какой выбор мне сделать? Какое решение окажется правильным? Шаг назад – в реальность или шаг вперед – в гладкую поверхность зеркала?

– Вам не кажется, что как-то слишком он долго? – Голос Артура теперь звучал тревожно и нервно.

– Да, – ответила ему продавщица. – Уже минут двадцать прошло.

Я отвернулся от зеркала, решительно отдернул занавеску и вышел из примерочной.

– Все в порядке? – Артур озабоченно смотрел на меня. – Мы уже начали волноваться. – Он хотел еще что-то добавить – или о чем-то спросить? – но промолчал, не решившись.

– Вам очень идет! – одобрила продавщица мой выбор костюма. – Просто как на вас шили!

Дверь в подсобное помещение приоткрылась. Мы втроем повернулись почти синхронно в ту сторону и замерли, ожидая, что же произойдет дальше, и, конечно, догадываясь, что произойдет. Боком, неловко протискиваясь сквозь узкую дверную щель, в зал вошел Василий. Вид у него был смущенный и испуганный.

– Вам еще нужна моя помощь? – с виноватой услужливостью подскочила к нему продавщица.

– Нет, – ответил он сердито, – занимайтесь, Марина, своим делом.

Она быстро ретировалась, боясь еще больше рассердить босса.

– Иван Молчанов?! – полуспросил-полувоскликнул Василий и улыбнулся мне какой-то подобострастно-тревожной улыбкой. – Я рад видеть вас в своем магазине! Очень рад! – И замолчал, то ли боясь, то ли не зная, что прибавить, покосился на Артура враждебно и затоптался на месте.

– Мне кажется, в вашем кабинете разговаривать будет удобней, – предложил Артур, нисколько не смутившись его враждебностью.

– Да, конечно. Вот только… – Василий опять с неприязнью на него посмотрел, давая понять, что Артур здесь совершенно лишний.

– Я составлю Ивану компанию, – почти развязно проговорил тот и положил руку на мое плечо – я почувствовал ее надежное тепло и вспомнил, что ведь он, в сущности, мой брат. – Ну, что, идемте?

– Ладно уж, – проворчал Василий и повел нас к двери, из которой до этого вышел. За ней оказалось не подсобное помещение, как я думал, а коридор, такой, какой бывает в общественных организациях: стены выкрашены масляной краской, на потолке длинные решетчатые лампы дневного света, пол застелен линолеумом, двери обшиты дешевым пластиком под дерево – все слишком просто, неожиданно просто после блестящей роскоши торгового зала.

– Заходите! – Василий распахнул одну из дверей.

Кабинет оказался третьим братом тех двух в Кротоне. Все тот же набор мебели, все тот же дизайн. Только обивка дивана и кресел здесь была светло-бежевой.

– Да вы, смотрю, консерватор! – невольно воскликнул я, с любопытством осматриваясь по сторонам.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Василий.

Артур тоже, как и я, с интересом оглядел кабинет, хмыкнул и бросил пробный камень:

– А не выпить ли нам по чашечке кофе? – Посмотрел на меня, будто спрашивая, можно ли продолжать. Я ему улыбнулся, кивнул, и тогда, совсем осмелев, он прибавил, повернувшись к Василию: – У вас действительно недурственный кофе, не зря вы его привозите из Германии. И от «Амаретто» я тоже бы сейчас не отказался. Да, думаю, что всем нам не повредит немного выпить.

Василий нервно дернул щекой, потер с силой лоб, будто желая отогнать головную боль или проснуться.

– Здесь у меня только растворимый, – неуверенно сказал он, включил чайник, вытащил из шкафа чашки, кофейную банку, рюмки и бутылку «Амаретто». Поставил все это на стол, хотел разлить ликер по рюмкам, но руки у него так дрожали, что ничего не вышло. Артур отобрал у него бутылку и разлил сам.

– Ну, с возвращением! – Он подмигнул Василию.

Мы выпили. И вдруг Артур вскочил, словно чего-то испугавшись.

– Алина! – закричал он и как-то безнадежно посмотрел на меня. – А как же Алина?

– О ней не беспокойтесь, – я постарался говорить уверенно, чтобы его и себя убедить. – Она-то уж точно дорогу найдет. – Но его тревога передалась и мне. Притворившись, что о чем-то задумался, я встал, прошелся по кабинету, приблизился к окну. Окно выходило на задний двор магазина. Здесь стояло несколько машин, в том числе серебристый джип Василия. Алины не было. Впрочем, в этом дворе ее и не могло быть. – Мне нужно домой, – подумал я вслух.

– Домой? – Василий ужасно разволновался. – Но как же? Мы ведь не успели поговорить! Нет, так нельзя! Вы должны объяснить… Вы обязаны… Вы не можете просто взять и уйти!

– Что тут объяснять? – проговорил я с досадой, но все-таки вернулся на свое место. – Шифр вы теперь знаете, можете себе спокойно лететь в Италию, вызволять свою рукопись.

– Но все это действительно было? Все в самом деле так?

Я вытащил из кармана ключ на деревянной груше, повертел его в руке, показал номер Василию.

– Как видите!

Медленным, каким-то заторможенным движением, как портье в моих снах, он взял ключ. Словно слепой, ощупал пальцем номер, усмехнулся нервно, как всхлипнул:

– Невозможно поверить! Все это так странно! Знаете, я ведь хотел вас похитить…

– Знаю.

– Ну да. Все было готово, да вот он помешал, – Василий кивнул в сторону Артура.

– Нет, Артур тут совершенно ни при чем, – заступился я за своего любимого героя, за своего брата.

– Я стоял за дверью, – продолжал Василий все так же сонно и заторможенно, не услышав меня, – и ждал знака Марины, мы так с ней договорились. И вдруг… Это не сон, не обморок, все было настолько реально… Все эти события… Погоня, наш разговор, Винченцо… А потом оказалось, что я все еще стою у двери и жду знака. И теперь этот ключ… – Василий глупо улыбнулся и позвенел ключом как колокольчиком. – Что же мне теперь делать, а? – Он посмотрел на меня наивно-растерянно, совсем по-детски.

– Лететь в Италию, что же еще?

– Лететь? – Он опять глупо улыбнулся. – Вы думаете, это возможно?

– Почему нет? В реальный город Кротоне, куда вам и нужно попасть, вы можете добраться реальным транспортом. Сначала самолетом до Рима, потом… Не знаю, что там ходит: поезд, автобус, – я никогда не бывал в реальном Кротоне. Разве что… Но тогда вообще не было никакого транспорта.

Я на мгновение прикоснулся к этому «тогда» и усилием воли заставил себя вернуться. Василий вскочил и с ключом в руке закружил по комнате в волнении.

– Так просто? – Он недоверчиво посмотрел на меня. – Купить билет на самолет, сесть в рейсовый автобус, войти в банк, и все? Черт! – Он с размаху налетел на стул, поморщился от боли, но, наверное, по привычке, потер не ту ногу, которую сейчас ударил, а ту, которую ушиб при прыжке из окна в Кротоне. – Черт! – Он опять поморщился. – Черт! Черт! Черт! Прошло столько времени, а он мне с тех пор ни разу не позвонил.

– Кто не позвонил?

– Покупатель! Может, он уже и не хочет ничего покупать? Может, ему уже не нужна эта рукопись?

– Нужна, не сомневайтесь.

– Почему же он тогда не звонит? – опять заволновался Василий.

– Так сами ему позвоните, – предложил Артур. – Назначьте встречу, договоритесь.

– Так в том-то и дело, что я не могу! В том-то и дело!.. – простонал Василий. – У нас односторонняя связь. Я не могу ему позвонить, звонит всегда он.

Звонит всегда он, повторил я про себя слова Василия. Звонит всегда он… То есть я? Или призрачный портье? Но разве призрак может позвонить по телефону? Значит, я? Но я не помню, как я звонил Василию, совершенно этого не помню. Да и о том, что портье и покупатель – это я, догадался недавно.

Или знал всегда, как и обо всем остальном, только не хотел себе в этом признаваться?

– Вы когда-нибудь встречались со своим покупателем лично? – спросил я Василия и испугался своего вопроса.

Василий в задумчивости потер лоб.

– Встречался однажды. Но… Это не имеет никакого отношения к сделке! Никакого! – выкрикнул он, ужасно занервничав.

– Как он выглядел? – не отступил я, хоть и видел, что Василий в самой настоящей истерике. Я и сам был в истерике.

– Как портье! – с ядовитой улыбкой проговорил Василий. – Он выглядел как портье! Только никаким портье не был!

– Ну а лицо? Какое у него лицо?

– Да вам-то какое дело? – огрызнулся Василий.

– Он похож на меня? – бухнул я, сжигая за собой все мосты. Василий озадаченно на меня уставился, даже ярость его прошла. Он мучительно что-то вспоминал.

– Был полумрак, и мы очень спешили, – неуверенно начал он. – И потом там, в гостинице, все выглядело по-другому, смотришь, словно сквозь мутное стекло.

– Но все-таки? – я уже не мог остановиться. – Похож он на меня?

– И да, и нет, – Василий всхлипнул. – Я не знаю. Он старше… Нет, дело не в этом. Я только знаю, что никакой он не портье. Он не портье!

– Ну, хорошо, хорошо, – успокоительным тоном заговорил я, понимая, что больше ничего не смогу у него выяснить. – Не портье. А какую он предложил сумму, ваш покупатель?

– Пятьсот тысяч евро, – быстро и со странной гордостью проговорил Василий.

– Всего-то? – я искренне удивился и обрадовался. – Мне казалось, вы говорили, что сумма просто астрономическая. Да в самом деле это должно было быть так, раз вы даже без личной встречи согласились на сделку.

– Ну да… – Василий растерялся. – Мы с Вячеславом просто сошли от радости с ума. И… Пятьсот тысяч евро, – пробормотал он удивленно, будто пытаясь понять, сколько это. – Пятьсот тысяч евро… Странно. А нам казалось… Сумма большая, никто не спорит, но нам почему-то тогда она представлялась нереально огромной.

– Не такая уж она огромная. – Я повернулся к Артуру. – Правда? – Он внимательно на меня посмотрел, не понимая еще, что я хочу ему сказать, но вдруг понял, без слов, на каком-то другом, братском, близняшечьем уровне, радостно улыбнулся и закивал:

– Конечно.

– Ваша партия.

– Да, – согласился он, – та самая, главная партия. Но, – он на минуту задумался, – для этого «Свет удачи» не подойдет. И понадобится некоторое время.

– О чем это вы? – Василий опять начал закипать: смысл нашего с Артуром диалога оставался для него совершенно неясным.

– О том, что вам придется немного подождать с продажей.

– Это почему? Вы ведь только что сами сказали… Да и мой покупатель… Может, он не согласится ждать, – нагло заявил Василий, совершенно забыв, что еще несколько минут назад сокрушался по поводу молчания своего покупателя.

– Согласится.

– Откуда вам знать?

– Ваш покупатель – я.

Он был потрясен, да нет – просто сражен этим известием. Смотрел на меня, как на привидение, выпучив глаза, и никак не мог понять, о чем я ему говорю. Потребовалось довольно много времени, чтобы все ему объяснить, а мне так нужно было поскорее попасть домой, убедиться, что с Алиной все в порядке. В конце концов договорились: я позвоню ему через несколько дней. Тут вдруг выяснилось, что он забыл номер моего телефона и при всем желании не смог бы мне позвонить сам, а я не стал его сообщать – связь, таким образом, опять для него оставалась односторонней.

Когда я наконец попал домой, случилось самое страшное – Алины во дворе не было.