Глава 16
Принципы Никиты Вертелецкого
– Петр Петрович! Дайте мне сегодня отгул, – просяще гудела в телефон Серафима и, услышав ответ, радостно закивала: – Спасибо, спасибо, товарищ директор. Тем более что отгулов у меня накопилось много. Вы же знаете, если что, на меня положиться можно.
– Не совсем, Серафима Павловна, – укоряюще сказал директор. – Вы меня обманули, сказали, что работали в школе, а оказывается, журналистка.
– Петр Петрович, а разве это меняет дело? Ведь к моей работе у вас претензий нет. А бывшего журналиста вы бы взяли?
– Не взял бы, ваша правда. Хлопот с ними слишком много. Вы, наверное, от нас скоро уйдете?
– Наверное, да. Вот закончу собирать информацию для статьи и уволюсь, – честно ответила она. На другом конце трубки облегченно вздохнули.
Следующий звонок был Никите, который совсем не удивился, услышав Серафиму, а ей казалось, что должен был удивиться. Они договорились встретиться ближе к обеду в кафе, которое находилось как раз на половине пути между их домами. Кафе называлось «Гнездо», там было по-домашнему уютно и тихо. На подоконниках в красивых керамических горшках стояли цветы, Сима отметила про себя, что цветок называется колеус. Рядом с цветами расположились детские мягкие игрушки, она остановилась и потрогала плюшевого коричневого мишку. Мишка был нежный и мягкий, такого же мишку дарил как-то ее муж Михаил маленькой Верочке. Дочка пищала от восторга и кричала: «Мифа, мифа». Они потом так и звали добрую игрушку, плюшевое счастье, – мифа. Серафима погладила черный носик-пуговку и подумала, как быстро пролетело то время, когда вся семья была вместе, все были счастливы, молоды, живы и здоровы. Она взяла меню в коричневом переплете, где затейливой вязью было выбито: «Гнездо – вкусно, как дома». Местные повара действительно предлагали различные блюда, но ее взгляд остановился на армянской кухне.
– Надо попробовать, а потом Аванесову рассказать, как готовят его соплеменники.
Идея ей понравилась. За окном была суета и городской шум, а в кафе царило спокойствие и растекался аромат кофе, корицы, сладкой ванили. Сима старалась и не могла вспомнить, когда же она последний раз была в кафе или ресторане. Семьей они старались обедать дома и любили эти общие застолья с рассказом о делах, смехом и обменом мнениями. Раньше своим «женским клубом» они забегали в кофейню, чтобы посидеть за чашечкой кофе, но потом все чаще и чаще стали собираться на квартире и, наверное, зря, потому что атмосферу кафе не заменишь, здесь все так располагает к душевному общению и отдыху: приглушенный свет, приятная музыка. От состояния релаксации ее отвлек Никитин бас.
– Серафима, привет!
– Здравствуй, Никита! Как твоя жизнь молодая?
– Спасибо, вашими молитвами, справедливости ради скажу, что не такая уж она и молодая. Что-нибудь случилось? Что-нибудь с Асей?
– А должно? – ответила она вопросом на вопрос.
– Ты что загадки мне загадываешь? Что будешь есть? Давай меню.
Они сделали заказ, и Никита внимательно и пристально посмотрел на собеседницу.
– Ну не томи, давай. Ася тебя попросила о чем-то? Она сама не своя, как узнала про смерть Риты. – Он поежился. – Все с этой девочкой сначала не так пошло. Во всем я виноват, нарушил свой главный принцип – нельзя любить чужих детей. А Ритка с самого начала была не наша, понимаешь? Душой не наша. Аська как с ума сошла, все мне твердила, что хочет взять только эту девочку. Ты ведь знаешь, что я Асе никогда не перечил, переживал, что у нас нет детей.
Он замолчал, а Сима терпеливо ждала, когда он выговорится.
– Я знал, что Рита плохо кончит. Она и в детстве была злобным чертенком, зло управляло ее поступками. А когда учительницу ударила! Какой скандал был и удар по Асиной педагогической репутации! Потом была просто идиотская ситуация: видите ли, Рита в меня влюбилась. Ты вообще понимаешь, какое это извращение, деградация?
– Да она просто дурочка маленькая, у девочек так бывает – поиск любви, просто ты под руку ей подвернулся, был рядом. – Сима сочувственно пожала его руку.
– Да ты бы знала, что я пережил! А эта, с позволения сказать, девочка ходила почти полуголая по дому, пыталась меня провоцировать.
– А ты?
– Я что, похож на сумасшедшего? – Никита разозлился. – Ты позвала меня, чтобы расспрашивать про Риту? Ася попросила?
– Ну почему мужики такие узколобые? Аську я люблю, но она меня ни о чем не просила. У меня к тебе свои вопросы, но прости, – она сделала паузу, – они тоже про Риту.
Тут официант принес заказанные блюда, и они на несколько минут прервали беседу. И обедали в тишине.
– Ну вот. – Сима положила ложку в пустую тарелку. – Супчик очень даже ничего. О чем я хотела с тобой поговорить? Никита, я знаю, я уверена, и мне не нужны никакие доказательства, что ты не притронулся к своей приемной дочери. Ты из другого теста, порядочный и на подлость не способен. Но, – она подбирала слова, – ты видел Риту потом, позже? Встречался с ней, когда она выросла? Никита, скажи мне правду, для меня это очень важно.
– Серафима, мне скрывать нечего, – устало ответил он. – Не встречался я ни с кем, не видел я Риту. Первые полгода звонил в детский дом директрисе, узнавал, как девочка. Виноватым чувствую себя до сих пор, что не стал хорошим отцом, не получилось, а вышла пренеприятнейшая история, от которой до сих пор вздрагиваю. С Асей, которая, увы, меня не поняла, замкнулась в себе, жизнь после этого не клеится. Живем в одной квартире как чужие. Но Ритку теперь чего винить? Жаль девочку…
– А Тамару Кузнецову ты знал?
– А она из какой «оперы»? Может, и знаю, но навскидку сейчас не вспомню.
– Она продавец из соседнего универсама, рыженькая такая. – Сима понизила голос: – Ты спрашивал о ней пару недель назад у охранника, а продавщица в этот день была выходная. Вспоминай!
– А, ты об этом! Да помню я, заносил ей свой долг. Как-то пары рублей не хватило рассчитаться за покупки. Такой получился конфуз. На следующий день я зашел деньги отдать, а у продавщицы был выходной, я потом пришел в ее смену и долг вернул. У меня принцип – отдавать долги. А что, по моей вине у девушки все-таки получилась недостача? – усмехнулся он.
– Убили ее, Никита, убили топором в подсобке универсама. Такие вот печальные дела. А тут еще на твои принципы постоянно натыкаешься. Ты маячишь там, в универсаме, а потом появляется труп.
– Кошмар! Да я даже имени ее не знал, она для меня продавщица на кассе. Ты меня как-то связываешь с убийством?
Сима покачала головой. Стоило о многом подумать.
– Все, обед закончен, пошли по домам, – объявила она. – И еще, услышь меня, пожалуйста! Ты знаешь, что я потеряла мужа и теперь горько жалею, что не было ему от меня достаточного внимания, любви. Очень жалею, Никита! Только ничего вернуть не могу. А с тобой рядом интересная, умная женщина, вы столько вместе пережили, так почему, скажи, почему надо дождаться смертного часа и потом жалеть?! Зачем плакать у могилы, когда сейчас можно просто жить? Ты жесток и бескомпромиссен, – Серафима выпалила все на одном дыхании и пошла к выходу, оставив Никиту одного сидеть за столом.
Он был разозлен и раздосадован словами Симы, и ему показалось, что вокруг него кто-то специально разливает море лжи, непонимания, но где-то же должен быть островок правды?! Никита повернулся к окну и вдруг увидел Асю, которая переходила дорогу, как всегда в неположенном месте, переступая дорожные ограждения. Водители давили на тормоза и орали ругательства ей вслед.
– Ну, женщина, глаз, что ли, нет?! – заметил официант, подошедший к столу.
– Она просто не ориентируется на дороге, это у нее с детства, – ответил Никита и вдруг услышал кричащий голос собственной души: – Ася!
Он почувствовал, как большая горячая волна нежности захлестнула его так, что чуть не остановилось сердце. Никита выскочил из кафе и побежал вдоль дороги, догоняя маленькую сгорбленную фигурку.
– Ася, подожди! Ася!
Она оглянулась и замерла, до конца не веря, что это мог быть ее муж.
– Никита? Ты как здесь, Никита? А я с кладбища, по поводу Ритиных похорон договаривалась…
Он взял ее замерзшую руку.
– Ты прости меня, Асечка, прости.
– Это ты меня прости, Никит, и за Риту тоже прости.
Пешеходы и водители с удивлением смотрели на двух уже немолодых людей, стоящих на обочине, которые прижимались друг к другу, как будто только что встретились после долгой-долгой разлуки.