27
ОБ ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

Ну и что это такое – урок биологии?

Нет, я предпочитаю, подчеркивая контраст, называть сие естественной историей.

Которая никуда не течет. Которая хранит верность самой себе. Которая вечно возвращается туда, откуда пришла.

Дети, есть на свете нечто такое, чего революционеры и провозвестники новых миров, и даже скромные поборники прогресса (вспомните об Аткинсонах и о несчастной живой душе по имени Сейра), просто терпеть не могут. Естественной истории, человеческого естества. Эти волшебные, таинственные материи, эти во веки веков неразрешимые тайны тайн. Ибо стоит только предположить – но строго между нами, – что естественное всегда возьмет над искусственным верх. Всего лишь предположить – только это не для сторонних ушей, – что непостижимая эта материя, из которой мы с вами сотканы, материя, к которой мы всегда в конце концов возвращаемся, – наша любовь к жизни, дети мои, наша любовь к жизни – куда более анархична и обладает много большим подрывным потенциалом, чем любая Клятва в Зале Для Игры в Мяч. Поэтому от революционера всегда чуть-чуть попахивает тягой к смерти. Потому-то за первым поворотом нас всегда поджидает Террор.

Что всякий строитель нового мира, что всякий революционер хотел бы монополизировать: Реальность. Реальность, приведенную к прямой перспективе. Реальность безо всякой там чуши. Реальность, выкроенную под размер. Реальность минус несколько голов.

Ну что, вернемся к программе? Вернемся к 1790-м и к месье ни-шагу-в-сторону Робеспьеру?

Дети, будьте любопытными. Ничего нет хуже (я знаю, о чем говорю), чем если пропадает любопытство. Ничто так не давит, как попытки подавить любопытство. Из любопытства рождается любовь. Оно венчает нас с миром. Оно – составная часть извращенной, идиотской нашей любви к этой несносной планете, на которой мы все живем. Люди мрут, когда уходит любопытство. Людям надо искать, людям надо знать. О какой такой по-настоящему революционной революции может идти речь, покуда мы не узнаем, из чего сделаны?