Глава 21
Пуля для Белякова
Ровно в полночь Лошкарева и Косихина, отстоявших первую вахту на четвертом посту, сменили Столбовой и Никонов. В двух словах объяснив обстановку, Василий и Лошкарев двинулись в расположение своего взвода, где, по заведенной с первого дня традиции, их дожидались горячий чайник и разогретые на печке консервы.
Когда они проходили мимо вагона, в котором квартировал первый взвод Ратникова вместе с руководством отряда, от третьего поста в небо взвилась ракета. Ничего необычного в этом не было: для того и предназначены осветительные ракеты, чтобы пользоваться ими в темное время. Но последовавший вслед за ракетой плотный автоматно-пулеметный огонь, не походивший на профилактический обстрел «зеленки», заставил Косихина и Лошкарева упасть на землю.
Полдюжины стволов прошивали огнем лесопосадку, сбивая с веток молодые листья. Со второго поста стреляли красноярцы, с третьего – новосибирцы, такого раньше не было.
В вагоне послышался топот ног, из него стали выскакивать находившиеся на отдыхе бойцы первого взвода.
– Ратников, остаешься здесь! Проверь четвертый и пятый посты, при необходимости можешь усилить их своими бойцами, – приказал Некрытов. – Со мной Док, Громила и Портос! Фонарями не пользоваться. Вперед!
Косихин поймал за рукав замешкавшегося в вагоне Бачу.
– Что случилось? – спросил он.
– Белякова подстрелили, сволочи!
– Кто?!
– Конь в кожаном пальто! – Бача растворился в темноте.
Вскоре вагон опустел. Милиционеры рассредоточились по периметру заставы, готовясь к круговой обороне.
Последним из вагона выпрыгнул Гусельников. Держа в одной руке автомат, другой он на ходу выуживал из кармана связку ключей. Его место было не на посту, не в окопе, а в небольшом кирпичном здании, где хранился весь боезапас заставы. Несмотря на негероическую должность, тыловик подвергался опасности ничуть не меньше, чем рядовой стрелок: достаточно шальной пули, чтобы все его хозяйство вместе с ним взлетело на воздух.
Пока Косихин раздумывал, занять ему место у бойницы четвертого поста или дожидаться Ратникова на месте, Лошкарев куда-то исчез. В отливающем антрацитом небе время от времени распускались яркие бутоны осветительных ракет.
Стихло. Напуганные собаки попрятались по своим конурам и больше не нарушали тишину.
Василий решил, что ему будет лучше вернуться на четвертый пост, укрыться под надежным бетоном. Но тут в темноте замаячили несколько фигур, послышался негромкий разговор, состоящий из междометий и отборного русского мата. Все правильно, в такой ситуации не до реверансов.
– Свои, – облегченно выдохнул Косихин.
К вагону подошли Некрытов и Костин. Следом за ними Портос и Громила под руки вели Белякова. Рядом, отдавая распоряжения, суетился Док.
Белякова осторожно подняли в вагон. Громила, стащив со шконки чей-то спальник, расстелил его в радийном купе.
Зайцев занялся раненым. Куда только подевалась его сонная медлительность. Движения Дока обрели быстроту и уверенность – это был совершенно другой человек.
С помощью проворного Громилы он быстро снял с Белякова куртку и теплый свитер, наполнил шприц сывороткой и, не обращая внимания на протест находившегося в сознании бойца, сделал противостолбнячный укол.
Некрытов наблюдал за работой Зайцева и одновременно слушал доклад Костина:
– Смена прошла нормально. Только вышли с блокпоста, из «зеленки» раздался негромкий хлопок, будто треснула сухая ветка, Беляков упал. Я подумал, что он оступился, но слышу – стонет. Догадался, что это работа снайпера. Затащил раненого обратно на блокпост и дал команду открыть огонь по «зеленке». Но, думаю, стрелок давно оттуда смылся. Шакалья тактика боевиков известна – укусил и быстрей делай ноги, покуда не пришибли.
– Комбат, – обратился к Некрытову доктор. – Рану я обработал, но требуется госпитализация. Ему нужна операция, а я не хирург. Здесь, в вагоне, его не прооперировать, не позволяют условия. Пуля застряла в плече…
– Понятно. Часа три потерпит?
– Полагаю, за шесть-семь часов ничего страшного не произойдет, но к обеду Белякова обязательно нужно положить на операционный стол, – ответил Зайцев.
Послышался шум. Возвращался Ратников со своими ребятами.
– На постах обстановка спокойная, Николай Николаевич, – доложил он командиру отряда. – «Зеленку» сейчас прочесывать нет надобности, снайпер наверняка уже в поселке винишком балуется, а мы на «растяжку» в темноте можем налететь запросто. Кусты проверим утром.
– С рассветом ты пойдешь на «Малыше» в Моздок. Белякову нужна операция, его надо быстрее доставить в госпиталь.
– Ясно. Сопровождение из первого взвода?
– Бери своих, – кивнул Некрытов. – Перед обедом вернетесь, времени для отдыха хватит. Кого думаешь взять с собой?
Ратников думал недолго. Сотня километров до Моздока, столько же обратно, итого – двести верст в тряском кузове «Урала». После нескольких часов отдыха заступать на суточное дежурство тяжеловато, надо обойтись минимумом бойцов.
– Группа сопровождения: водитель Трифонов, доктор, Шевчук и пулеметчик Бородин. Вместе со мной – пятеро, этого будет достаточно. За себя оставляю Портоса.
Сказать, что Косихин был потрясен ранением Белякова, значит ничего не сказать. Он был раздавлен и морально уничтожен. Сейчас на боковой вагонной шконке сидела только физическая оболочка человека, создавая обманчивую видимость бывшего старшины Косихина. Тревожным набатом в голове звучали последние слова Хафизы: «… пока ты на нашей стороне, пули будут лететь мимо. Запомни это, Василий».
Он имел возможность убедиться, что в сложившейся ситуации чеченцы способны на многое. В то время, когда газеты и телевидение трубят о наших успехах, они спокойно нападают на колонны федеральных войск, наносят ощутимые потери, пытаясь захватить отдельные единицы бронетехники. Вот тебе и кучка бандитов-отморозков.
Неспроста, ох неспроста произносила Хафиза свои последние слова. Теперь они воспринимались Василием, как грозное предупреждение; для нас не существует невозможного, откажешься минировать «Малыша» – будешь валяться на земле с простреленной башкой.
Когда до конца командировки оставалось меньше дней, чем пальцев на руке, смерть могла отыскать его где угодно. Факт и время рандеву зависело от того, заминирует он «Урал» или нет. Безумная жажда жизни охватила Косихина.
От нахлынувшего чувства безысходности хотелось плакать. В последние полчаса его подмывало плюнуть на все, подойти к Некрытову и сознаться во всех тяжких, тем самым предотвратить поездку «Малыша» в Моздок. Но удерживал страх возмездия за совершенное предательство. Необходимо остаться живым. Любой ценой. Пусть даже за возможность жить и дышать придется расплатиться жизнями собратьев по оружию.
Косихин тяжело поднялся и, шатаясь, словно пьяный, не поднимая ног, зашаркал на выход.
Мина была спрятана под сваленными в кучу бетонными перекрытиями, оставшимися после обустройства заставы и забытыми нерачительными хозяевами. У него хватило соображения не тащить ее в расположение взвода, где ее могли случайно обнаружить, а схоронить на улице. Кто знает этих абреков, возьмут и рванут радиомину прямо в казарме. Веры нехристям нет никакой.
Преодолевая жуткую боязнь быть укушенным змеей или еще каким-нибудь гадом, Косихин засунул руку глубоко под плиты и извлек холодный кругляш мины. Он решился. Будь что будет!
Временное пристанище мина нашла за пазухой бушлата. Он на секунду замер, вслушиваясь в ночь. Вязкая темень была абсолютно спокойной. Старшина обошел вокруг бетонного завала, осторожно миновал полуразрушенное здание туалета и подошел к хозяйству Гусельникова.
Почти вплотную к крыльцу притулился скособоченный дощатый забор, увитый колючим кустарником. Зная об этом, Косихин принял несколько ближе, чем следовало, и запнулся о ступеньки складского крыльца.
«Черт!» – выругался он про себя, сердце бешено заколотилось в груди: в тишине раздался звук открывающейся двери, по глазам резанул луч карманного фонаря.
– Ты, Косихин? – спросил Гусельников, о котором позабыли в суматохе ночного события. Не дождавшись отбоя тревоги, тыловик решил сам узнать оперативную обстановку на заставе и покинул свое логово.
– Ну, – замешкавшись, раздраженно отозвался старшина, прижимая локтем левой руки мину, норовившую соскользнуть на землю. – Погаси фонарь, ненароком словишь пулю снайпера.
– Чего шляешься, где не следует?
– Живот того… прихватило. Из гальюна топаю. – Косихин никак не мог справиться с охватившим его нервным ознобом.
– Со страху, что ли? – не преминул подколоть его Гусельников, который, как многие в отряде, недолюбливал заносчивого лодыря. В его руке зазвенели ключи, запирающие дверь склада.
– Беляков живой? Как он там?
– В Моздокский госпиталь утром повезет его Ратников. Пулю из плеча доставать.
Убедившись, что Гусельников зашел в вагон, Косихин беспрепятственно добрался до объекта – ожидавшего свой последний рассвет «Малыша».
Выполнить задание Хафизы ему ничто не помешало.
Соблазн взорвать вокзал вместе с милиционерами не давал покоя Хафизе, но это предложение было отвергнуто Акрамом, выдвинувшим три контрдовода.
Во-первых, взрыв вокзала и гибель милиционеров, несомненно, повлечет за собой зачистку федералами Станции и поселка, где вольготно чувствуют себя на отдыхе боевики. Потеря такого «санатория» вызовет, мягко говоря, недовольство полевых командиров.
Во-вторых, последствия террористической акции предполагают, как правило, резкую активизацию деятельности федеральной службы безопасности, что крайне осложнит вербовку новых агентов. В спокойной воде рыбка ловится лучше, чем в штормовую погоду.
В-третьих, Акрам не терял надежды захватить зенитную установку, боевая ценность которой неизмеримо выше жизней десятка милиционеров. Способ выманить зенитку с территории заставы он все равно найдет, надо уметь ждать.
Как всякий оперативный сотрудник старой советской Конторы Глубокого Бурения, Акрам обладал аналитическим складом ума. Просчитав возможные варианты, он пришел к выводу, что операцию по уничтожению «Малыша» и милиционеров лучше всего провернуть подальше от заставы, в нейтральной зоне – подозрения будут минимальными, спишут на случайный контакт с боевиками, как было уже не раз. Для успешного решения задачи требовалось, чтобы машина оказалась ранним утром на пустынной трассе. Внезапность и дерзость решат исход нападения в пользу боевиков.
Дождавшись наступления ночи, Акрам напутствовал Фотографа, вооруженного снайперской винтовкой, оснащенной глушителем и устройством для ведения ночной стрельбы:
– Труп мне не нужен. Твоя задача – только тяжело ранить, после чего потребуется помощь квалифицированного хирурга.
Посвящать Фотографа в подробности своего замысла он не посчитал нужным, руководствуясь золотым правилом: меньше знаешь – дольше живешь.
– У тебя будет возможность только для одного выстрела, после чего сразу уходи ложбиной в сторону Малиновской, там будет ждать машина. Маршрут отхода и тайник тебе известен.
Акрам еще раз проверил экипировку и снаряжение Фотографа и, убедившись, что тот правильно уяснил поставленную задачу, дал «добро» на начало операции.
