Глава 9
«Где твоя жена, Сергей?»
После развода наряды отправились на посты, а Ратников повис на телефоне в штабе заставы, безуспешно пытаясь дозвониться в Степногорский отдел по неизмеримо длинной цепочке: Станция – Моздок – Прохладная – Минеральные Воды – Новосибирск – Степногорск. Как назло, на каком-то этапе одно из звеньев обязательно давало сбой равнодушным голосом телефонистки, извещавшей о занятости линии.
Через час Сергей осознал тщетность попыток связаться с отделом и бросил на аппарат нагретую в ладони телефонную трубку. Он посмотрел на дежурившего по штабу Куликовского и вышел на перрон подышать бодрящим свежим воздухом.
Очередной день командировки тихо угасал в потемневшем небе. Кавказский ночной небосвод в начале апреля был скуп даже на редкие звездные проблески, не говоря уже о луне. Вроде бы ее никогда и не было в бездонном небесном мраке.
Из темноты на освещенный перрон шагнул Некрытов в сопровождении Найды. Умное животное остановилось у ног Сергея, как бы спрашивая: куда теперь?
– Отдыхай, Найда! – приказал Ратников, и собака незамедлительно метнулась за угол вокзала, где возле убогонькой и низкой баньки красноярского отряда сидел на цепи ее друг – лохматый пес по кличке Гром.
– Натерпелся сегодня страху, Комбат? – шутейно спросил Сергей. – Теперь и в гальюн будешь бегать с автоматом.
– Кончай скалить зубы. Трусы по таким командировкам не ездят, дома сидят. – Некрытов недовольно завертел головой по сторонам. – Командир я тебе или хрен собачий?
– Командир, – успокоил его Ратников, переходя на серьезный тон. – Не стал я ничего говорить при бойцах, Николай Николаевич, по поводу сегодняшнего инцидента. Опрометчиво ты поступил вместе с комиссаром, даже безграмотно. Услышал бы высказывания ребят в ваш адрес – уши бы завяли. Надо прекращать шастанья по поселку, беда может случиться, как выражается мой Калачов. Отдай приказ: с территории заставы без нужды – ни ногой. Хороший урок сегодня преподали нам нохчи, в следующий раз может и не пофартить.
Некрытов безоговорочно согласился с предложением Ратникова.
– Новиков такую работу среди личного состава уже проводит, из ошибок нужно извлекать уроки. Пойду попробую дозвониться жене в Новосибирск, – сообщил командир, скрываясь за входной дверью штаба.
На пятом посту, куда по пути заглянул Ратников, было спокойно. Одно за другим в станционных домах гасли окна. Потрескивали в буржуйке обломки досок, бросая неяркие трепещущие блики на лица Калачова и Софина. На печке разогревалась вскрытая банка рисовой каши с мясом.
– Перекусишь с нами, Седой? – поинтересовался Софин.
Сергей отказался:
– Пойду в вагон, там и поужинаю. Смотрите тут в оба, в поселке «духов» полно. Скорее всего, очередная группа прибыла на отдых, на радостях нажрутся ханки и начнут чудить.
– Будь спокоен, Иваныч, – заверил его Калачов, ломая на куски хлебную горбушку.
– Ну, бывайте.
Проверив светомаскировку, Сергей поднялся в вагон. Почти все спали, лишь в одном из купе слышался тихий разговор, да кто-то негромко перебирал струны гитары.
В радийном отделении Ратников положил автомат на полку, скинул бушлат и заглянул к бодрствующим. Бессонницей маялись Жуков, Бача и Портос. Гитарный гриф обнимала короткопалая рука Бубнова.
– Почему не отдыхаете? Вам через два часа заступать на смену, – спросил Сергей.
– Не впервой нам, выдюжим. Сна совсем нет, – за всех ответил Бубнов.
Со своей шконки Ратников прихватил банку минтая в масле, обязательную ночную луковицу и направился в радийное, где пошумливал закипающий чайник. Его остановил Жуков.
– Иваныч, сгущенкой не угостишь?
– Иди в радийное, – отмахнулся от него взводный.
– Не понял. В какое еще родильное? – всерьез обиделся Жуков, чем развеселил Сергея.
– Дундук, не в родильное, а в радийное купе, там на третьей полке найдешь сгущенку. Гусельников выделил на ночь пару банок.
– А-а-а. Я думаю, кто у нас рожать собрался?
– Своеобразный юморок у тебя, Жук, – дурачась, ущипнул его за бок Ратников.
Расправившись с минтаем, Сергей, не торопясь, пил густой темно-коричневый чай, заедая угольно-черными кирпичной твердости сухарями, полученными в ГУОШе.
По коридору на выход, подслеповато щурясь со сна, прошлепал Новиков. Он что-то недовольно бубнил себе под нос.
– Ну, твари, житья не дают, – расслышал Ратников.
Дождавшись, когда комиссар снова появится в вагоне, спросил:
– Кого ты понужаешь, Вадим?
– Мышь сорвалась с потолка, едва прямо в рот не угодила, а я эту живность на дух не переношу.
– Присаживайся, чаю попьем, – пригласил Сергей.
Новиков уселся напротив, сдвинул в сторону стоявшую на подзарядке «Моторолу» и полюбопытствовал:
– Домой дозвонился?
Взводный ничего не ответил.
Комиссар наполнил чаем железную кружку, через край из банки плеснул сгущенки и ложкой размешал дымящийся желтоватый напиток.
Сергей привстал, откуда-то сверху выудил сухарь и накрыл им кружку Вадима.
– Пускай немного распарится, иначе зубы поломаешь, – пояснил он.
Приподнявшееся было настроение снова упало до нулевой отметки. Встреча с боевиками не располагала к веселью и подтверждала предположение Сергея, что они все-таки находятся в осином гнезде, разворошить которое можно одним неосторожным движением. Но боевики – не осы, их ладошкой не прихлопнешь.
Через стенку ненавязчиво беседовали между собой басовые струны старенькой гитары, сопровождая слегка сипловатый голос Бубнова. Он не пел, а тихо и печально просил неизвестно кого:
..У этой рощи, у той версты
Попридержите коней весны,
Попридержите шальной их бег
Черемух белых летящий снег…
– Серега, зачем ты во второй раз поехал в Чечню? – задал вопрос Новиков. – Маловато показалось?
Ратников отвечать не спешил. Прихлебывая маленькими глотками чай, он взял со стола сигарету, прикурил, выдохнул перед собой дымное облачко и разогнал его рукой.
– Одним словом объяснить невозможно. В первую поездку хотелось проверить себя, что я представляю собой как мужчина, как солдат. Материальная сторона – блеф, сам знаешь. Выдали задолженности по зарплате, оплатили предстоящую командировку, плюс суточные – набежала кругленькая сумма. Разобраться, так мы всего лишь получили причитающееся нам по закону. Когда загоношились вторично, заворочалось что-то в груди под сердцем, защемило: как там ребята будут без меня? Захотелось подышать горным воздухом, пахнущим войной и опасностью. Лично меня, тебе известно, сюда на аркане не тащили. Трудно это объяснить, а тем, кто здесь не бывал, и вовсе понять невозможно. Откровенно говоря, я почувствовал, что после первой поездки стал лучше. Иным стало отношение к друзьям, к жизни. Без прикрас скажу, что все, кто здесь со мной побывал в первый раз, стали для меня братьями. Когда ночь отстоишь на посту плечом к плечу, страхуя друг друга при проверках, иначе относиться к товарищу просто невозможно. Ты вот, мужик неглупый, с соображением, тебя такое понимание тоже не минует. Но только там, дома.
– Ты, вероятно, прав. – Новиков раздавил окурок в пустой консервной банке. – Но стоило ли повторно испытывать судьбу?
Ратников с иронией пристально поглядел на Вадима и горько произнес:
– Что судьба? От нее никуда не денешься, что на роду написано – то и твое. Никому не дано знать, где она тебя подкараулит и шарахнет дубиной по башке. Неизвестно, где алтын найдешь, а где рубль потеряешь. Меня госпожа судьбина изрядно помяла в жерновах: родителей я похоронил, жена ушла, а вместе с ней я и сына потерял…
Сергей умолк и снова потянулся за сигаретой.
Новиков, опасаясь причинить боль товарищу, ненавязчиво спросил:
– Давно хотел узнать, да не выпадал случай: почему не женишься, Серега? Прошло пять лет, как ты развелся с Оксаной, срок немалый, или до сих пор на что-то надеешься? Кстати, где теперь твоя жена, Сергей?
– Понятия не имею, задай вопрос полегче.
Ратников не кривил душой. Он действительно не знал, где находится его бывшая жена. На алименты она не подавала, а несколько писем, отправленных Сергеем родителям Оксаны в Краснодар, остались без ответа. Самым неприятным для него было то, что он не мог представить, каким стал его Пашка. В памяти сын так и остался трехлетним несмышленышем.
– Мужику жениться, Вадим, никогда не поздно. Чего скрывать, были у меня бабы, но это так, для постельных утех. В душу ни одна не запала так, как Оксана. Наверное, правду говорят, что первая жена – от бога, а остальные…
Яркая вспышка осветила полутемный вагон, послышались приглушенные раскаты смеха. Ратников выглянул в коридор и увидел Бубнова с фотоаппаратом в руке. Жестом фотограф пригласил Сергея и Новикова подойти.
Увиденная картина рассмешила взводного с комиссаром. На нижней боковой шконке, испуская богатырский храп, спал Громила. Отрядные хохмачи нахлобучили спящему на голову армейскую каску, левой рукой он обнимал ручной пулемет, в раскрытой ладони правой руки лежала «лимонка», на груди – россыпь осветительных ракет. Из приоткрытого рта торчала ромашковая розетка соски-пустышки (уму непостижимо, где они ее достали?)
– Хватит ржать, жеребцы, смехопанораму тут устроили, понимаешь. Быстренько разбежались по своим лежакам, подъем сыграю через полтора часа! – взглянув на наручные часы, распорядился Ратников.
Дальнейшего продолжения задушевная беседа не получила. Новиков отправился отдыхать, а Сергей решил скоротать время на третьем посту.
На улице его встретила Найда. Некстати заморосил дождь.
Было темно, и Ратников шагал, больше полагаясь на интуицию, по неразличимой тропинке, то и дело оскальзывая на глинистом грунте и чертыхаясь про себя.
Его маршрут проходил мимо четырехквартирника, в котором одиноко светилось зашторенное окошко. В освещенном квадрате промелькнула женская фигура.
«Не спит Хафиза», – отметил Сергей и свернул в сторону блокпоста…
Хафизе было не до отдыха, она принимала гостя. На красной бархатной скатерти теснились тарелки с закуской, в вазе – гроздья крупного фиолетового винограда. Между тарелок стояла бутылка коньяка не местного разлива.
В придвинутом к столу кресле китайским божком восседал тот самый чеченец, что руководил установкой торгового киоска Хафизы.
Плеснув себе из высокой бутылки, он не спеша пригубил коньяк. Сорвал с кисти пару спелых виноградин, отправил их в рот. Как истинный гурман почмокал губами, наслаждаясь вкусом спелых фруктов.
– Когда ты приступишь к выполнению задания? – спросил он Хафизу.
Женщина, сидевшая поодаль на краешке дивана, зябко куталась в наброшенный на плечи пуховый платок.
– С того дня, как ты поставил ларек, я не сижу сложа руки. Поторопив события, можно только навредить, Акрам…
Через час свет в окне Хафизы погас, но из квартиры до утра так никто и не вышел.