Турецкий Курдистан. Февраль 2017 года
Ночь – это не просто время дня.
Ночь – это время охоты. Время теней. Время волков.
Его время…
Старый полноприводный пикап неспешно двигался разбитой войной дорогой, объезжая видимые в свете фар воронки от снарядов. Больше двадцати километров держать не получалось – дорога была разбита бронетехникой.
Война…
После того как в Сирии и Ираке образовались полусуверенные государства курдов, повторного обострения курдского вопроса в Ираке оставалось только ждать. Рвануло в самом конце пятнадцатого. В Диярбакыре, неофициальной столице курдской автономии, начались бои. Уже не просто перестрелки, а серьезные бои, с танками.
Турки вполне могли бы и выстоять, если бы не американцы. Американцы могли бы признать курдов террористами и заблокировать их счета, но они этого не сделали. В конечном итоге турецкая армия и спецназ ворвались на территории Сирии и Ирака, получили там серьезный отпор, и граница между войной и миром, между Сирией и Турцией окончательно стерлась. Теперь по обе стороны границы шла война.
Машина останавливалась. Блокпост.
Он крепче сжал свою винтовку. В кармане была граната. Если их раскроют, то остается только дернуть кольцо. Крови между турками и курдами было столько, что ни та, ни другая сторона пленных не брала. Курды объявили тотальную войну, выбросили лозунг: никто не уйдет. Недавно в плен попала турецкая разведгруппа, пленных после издевательств посадили на кол.
– Хелке кам девере?
Ответа он не слышал, только крепче сжал цевье винтовки.
Отъехав от блокпоста, машина остановилась уже в городской черте. Кто-то стукнул в борт пикапа.
– Вылезай, быстро.
– Помоги ему, – другой голос.
На нем были тяжелые ящики, в несколько рук их отодвинули
– Вылезай, брат.
Магомед сел в машину. В ней уже было трое братьев, один, подсвечивая себе фонариком, светил по карте, другой то и дело бубнил под нос: «Субхан Аллах», что сильно действовало на нервы.
Тронулись опять.
Курдский город производил тяжелое впечатление. Дома – где по два, где по три этажа, дорога совсем не мощеная. Некоторые дома разрушены – опытным глазом Магомед определил, что это результаты попадания гаубичных снарядов. Не горят окна – кромешная тьма. На улицах – ни души, город как будто вымер.
Здесь живут мусульмане. Тоже мусульмане. И мы ведем с ними войну. Потому что так им приказал их военный амир. Военный амир, который дни напролет проводит в модуле с турецкими офицерами – Аллах их знает, за каким харамом.
И это все называется джихадом.
– Стой!
Пикап остановился.
– Вон то здание, брат. С него будет хорошо видно виллу. Мы оставим мотоцикл рядом, он твой…
– Во имя Аллаха.
– Во имя Аллаха…
Магомед взял автомат – это был короткий венгерский «AMD», непонятно как тут оказавшийся, вышел из машины, поднял глаза к небу. Серебристый серпик луны ухмылялся, обещая удачу.
План был довольно простым.
Туркам стало известно о вилле, на которой может быть один из командиров курдского сопротивления. Но если проводить широкомасштабную операцию, курдам об этом станет известно, как становилось известно о многих других операциях. Никто не знал, кто стучит, но стукачи точно были, возможно, даже в самой турецкой армии. Если отправить бомбардировщик и бомбить – тоже может всякое получиться. Начиная от того, что как только планируются бомбардировочные операции, курды узнают об этом (возможно, и от американцев, которым создание Курдистана выгодно), и они уходят в норы, и заканчивая тем, что бывало уже не раз – бомбы сброшены, а цель выжила. Бомба – это не всегда надежно.
Потому было принято следующее решение: отправить к цели джамаат «Исламского государства», очень небольшой. Один из игиловцев, смертник, протаранит ворота начиненной взрывчаткой машиной, остальные откроют огонь. Понятно, что курды – а их только в личной охране этого амира человек пятьдесят – откроют ответный огонь. Дальше – кто победит, тот победит – все понятно будет. Но будет еще один стрелок-снайпер. Он будет наблюдать за виллой, и как только курдский военачальник появится, он поразит цель. А курд не может не появиться – он обязательно появится, иначе потеряет уважение среди своих бойцов, – и тогда снайпер обязательно его пристрелит.
После чего снайпер уйдет. Он единственный, который в этой операции не будет расходным материалом… наверное.
Снайперскую винтовку Магомеду выдали саульскую – «Застава-07», с ручным затвором и ночным прицелом турецкого производства, одна из немногих снайперских винтовок высокого класса под русский снайперский патрон. На конце ствола неизвестный оружейник нарезал резьбу и поместил глушитель финского производства. На военном стрельбище Магомед сделал более ста выстрелов снизу вверх, примерно под таким же углом, как он будет стрелять сейчас, чтобы понять траекторию пули и приноровиться к винтовке…
С третьего этажа было видно курдскую виллу… она здесь была обнесена забором и стояла как бы на взгорке, так что был виден вход и часть двора. Магомед смотрел на спутниковые снимки и знал, что забор – это не просто забор, это маленький, но вполне рабочий крепостной вал, по которому могут перемещаться стрелки и вести огонь. Были видны и машины во дворе, окна были закрыты, но сквозь шторы или ставни сочился свет…
Магомед дослал патрон в патронник и застыл.
Бой начался с того, что он увидел вспышки автомата часового, а потом заминированный автомобиль достиг цели – и вспышка взрыва высветила ночь. Сразу стало плохо видно из-за дыма и пыли…
Аллаху акбар.
Смертники…
Смертники существовали и до этого, но они использовались в основном в террористических целях, каждый подрыв, можно было сказать, был штучным, каждого смертника долго и тщательно готовили, он записывал видеообращение. В «Исламском государстве» – шахадат (смертничество) было поставлено на поток, на конвейер, а смертники использовались в регулярных боевых действиях, причем массово. Подобного не было с сорок четвертого года, с камикадзе императорской Японии…
Подрыв смертников у полицейских участков или военных блокпостов – это вчерашний день. ИГИЛ научилась использовать массовые атаки смертников при прорыве на укрепленные базы и объекты. Как известно, в войне в Сирии и Ираке не было сплошной линии фронта, бои часто велись в городах, а иракская и сирийская армия укрывались на взводных и ротных опорных пунктах, под которые использовались любые подходящие для обороны объекты. Часто это были госпитали (большие, стоят часто на окраине, на отшибе, имеют собственную столовую, стационар, и можно тут же лечить своих раненых) или высотные дома (большие, господствуют над местностью, можно простреливать все подходы) подобно башне Мюрр в Бейруте. Чтобы взять такие опорные пункты, ИГИЛ или рыла подкоп (еще одна тактика боя, невиданная со времен Первой мировой), или использовала смертников. В одном случае смертники атаковали на небольших машинах последовательно, из расчета того, что какому-то удастся прорваться, иногда – смертник был один, но ему давали старый БТР или БМП (трудно остановить обороняющимся) или груженный взрывчаткой укрепленный самосвал. В одном из таких подрывов, по слухам, было применено шестьдесят (!!!) тонн взрывчатки в тротиловом эквиваленте. Смертники, пешие или на машинах, бросались на танки (из танка плохо видно, можно пропустить) или использовались при атаках на позиции правительственной армии на открытой местности. Сразу после подрывов одного или нескольких смертников боевики ИГИЛ шли в атаку, добивать оглушенных, контуженных солдат. Для противодействия такой тактике надо было иметь сильное наблюдение, чтобы вовремя обнаружить смертников, опытных пулеметчиков и снайперов на опасных направлениях и резерв в относительно безопасном месте, который может быстро вступить в бой после подрыва, заменив контуженных бойцов. В какой-то момент появилась еще одна, невиданная до этого нигде тактика. У ИГИЛ было мало танков и БМП – и они пускали их в атаку в сопровождении мотоциклетного эскорта из смертников. Смертники окружали танк, как только они засекали подлетающую к танку ракету «ПТУР» или «РПГ» – они подрывались, пытаясь ее сбить и уберечь танк. Подобного история войн еще не знала.
Откуда брались такие смертники?
Ну, частично это были фанатики: что в Сирии, что в Ираке было немало тех, кто потерял всю семью и был готов на все, чтобы отомстить. Но большей частью смертниками быть заставляли, что кардинально отличалось от всей практики шахадата до этого (кроме разве что Чечни) – самопожертвование на Востоке было строго добровольным, вот почему шахидов были единицы. Тут надо понимать, что джихад в Сирии – это первый джихад, в котором были джихадисты двух… скорее даже трех сортов. Первый сорт – это высшие офицеры разгромленного саддамовского режима, спецслужбисты, офицеры Асада, предавшие страну и присягу. Это были члены БААС, партии арабского социалистического возрождения, и исповедовали они социализм в трактовке гитлеровской Германии. Их джихад был скорее возрождением гитлеризма под другими лозунгами и в другой обстановке, а сами они имели стойкие фашистские взгляды. Второй сорт – это впервые проявившие себя джихад-туристы, потомки мигрантов в Европу второго и третьего поколения, арабы, но родившиеся и выросшие в Европе. Их было настолько много, что они составляли целые джамааты, они говорили, что делают джихад. Но на самом деле в их действиях было много от европейских войн и революций, многие из них также имели стойкие фашистские взгляды, хотя сами этого и не осознавали. И наконец третий сорт – это местные жители, к которым европейские джихадисты и спецслужбисты относились как к скоту, считали, что их можно забирать в армию джихада насильно, заставлять воевать угрозами и угрозами же становиться шахидами. В Сети имела хождение брошюра, напечатанная боевиком ИГ британского происхождения, в которой тот восхищается, как амиры чеченского, русского, европейского происхождения держат в «ежовых рукавицах» местную радикальную молодежь, запугивают и заставляют воевать и идти на смерть. Прочитайте это – и вам многое станет ясно. И то, что происходит там, и то, что в будущем ожидает и нас.
Часть боевиков-курдов погибла или была контужена, но большая часть осталась в доме и уцелела. Сам дом тоже уцелел и не рухнул – видимо, был построен в расчете на войну, крепко.
А когда из окна, со второго этажа, ударил «ДШК», все окончательно стало ясно.
Магомед ждал.
И дождался. Он сразу увидел курдского лидера – тот появился из главных ворот в сопровождении двоих телохранителей – единственный без оружия. Поймав промежуток между двумя ударами сердца, Магомед выстрелил…
Он попал в цель – в этом можно было не сомневаться, он всегда знал, когда попал и когда – нет. Вопрос теперь был в том, как уйти, – они кое-что не предусмотрели. Взрыв поднял на ноги весь город, и теперь на улицах были вооруженные люди. А любой чужак был хорошо заметен: здесь все знали всех.
Бросив винтовку, он решил идти через само здание – благо ночью в нем никого не было, это было какое-то офисное здание. Дверь изнутри открывалась без ключа. Прикрывая автомат полой своего пиджака свободного покроя (тут такие часто носили – афган-стайл), он пошел по улице, разыскивая мотоцикл. Вон, кажется, и он.
– Эй, ты!
Крик он слышал и перед этим, но на курдском, потому не отреагировал. Теперь кричали на сирийском арабском.
– Ты кто такой?
Магомед обернулся, включил фонарь на цевье – и окатил противника очередью.
Теперь быстро! Мотоцикл в лагере переделали, так что он теперь заводился без ключа. Магомед запрыгнул на мотоцикл, повернул рычажок – мотак чихнул и взвыл, приветствуя нового хозяина. Пришпорив его, Магомед понесся сквозь ночь, оставляя за собой крики и стрельбу курдов…
Следующий день он уже встретил в полевом лагере турецких войск.
Это… скажем так, это был не совсем войсковой лагерь, поскольку помимо собственно войск тут еще много кто был. Контрактники – это элита армии, потом призванные из запаса – эти старались не ходить на войну, гасились, как могли. Потом были Серые волки – это добровольцы, их использовали при зачистках курдских населенных пунктов, они в бой особо не рвались, только мародерствовали и издевались над мирняком, кололись наркотиками. Они же постоянно попадались на воровстве в лагере, у своих. И были они – боевики различных группировок, в основном ИГ и связанных с ИГ. Их посылали на самые опасные задания, потому что они были фанатики и искали смерти. Но они также участвовали и в зачистках вместе с волками. Так как они подчинялись турецким спецслужбам, армейские офицеры их боялись и ненавидели. Они тоже не скрывали того, что придет время – и Турция может стать следующей в списке.
После того как Магомед вернулся, с ним захотел побеседовать сам Бекеш Онлар. Этот человек то появлялся в лагере, то исчезал, никто не знал, кто он такой, знали только, что он выполняет какие-то специальные задания, ездит по лагерям. До этого он никогда не ходил к Онлару лично, но замечал, что некоторые офицеры в лагере провожают этого человека взглядами, полными ненависти. Вообще, отношения между турками были сложными, это было заметно невооруженным глазом.
Онлар – высокий, наголо бритый, с короткими, аккуратными усами – предложил присесть и налил кофе, что было поощрением к откровенному разговору
– Тебя зовут Мухаммед. Как Пророка?
– Да, эфенди.
– Это хорошо. Это твое настоящее имя? Отец так назвал тебя?
– Да, эфенди.
– Ты родом из Дагестана? Я был на вашей земле. Там очень красиво. Если бы не русские…
…
– Как тебе удалось уйти сегодня? Мы отправляли тебя на смерть.
– Волей Аллаха, эфенди. А смерти я не боюсь.
– Это хорошо. У тебя есть семья?
– Нет, эфенди.
– Это плохо. Можно помочь. Вот, посмотри.
Офицер жестом факира разложил на столе фотографии.
– Красивые, правда?
Фотографии были сделаны в Анжелике, самом роскошном клубе на берегу Босфора.
– Очень красивые девушки. Клянусь Аллахом, будь я помоложе и не имей трех детей…
…
– Если хочешь, я отвезу тебя в клуб. Хочешь?
Магомед помотал головой.
– Почему?
– Удаляйся от прелюбодеяния.
– Напрасно. Живем один раз. А вот, посмотри…
Офицер достал новые фотографии.
– Это жилой комплекс Махмутлар в Алании. Посмотри, какие красивые квартиры.
…
– Есть однокомнатные, двух– и трехкомнатные. Специальные квартиры для тех, кто переселяется в Турцию из-за гонений на ислам, для мухаджиров. Там будут жить только правоверные, там есть мечеть и исламский лицей для детей. Хочешь, съездим, посмотрим? Одна может стать твоей.
Магомед мотнул головой.
– Там хорошо. Ты знаешь Москву?
Магомед кивнул.
– Хорошо знаешь?
Еще кивок.
– Там у тебя есть кто-то, кто укроет тебя? Может, девушка.
Магомед кивнул – но только чтобы офицер отстал.
– Это хорошо. Ты сражаешься за свободу своей земли, Магомед?
– Я сражаюсь за ислам.
– Это хорошо. Но Дагестан должен быть свободным от кяфиров?
Кивок.
– Ты хорошо стреляешь, верно?
…
– Нам бы хотелось, чтобы ты поехал в Москву. Там ты сможешь выстрелить?
Магомед покачал головой.
– Почему?
– Разве там джихад?
– Джихад везде, где кяфиры. Ты понимаешь, что мусульмане всего мира не смогут быть свободными, пока есть Русня?
…
– Русисты много столетий угнетали мусульманские народы. Только с падением Русни многое начнет меняться. Мы хотим, чтобы ты сделал выстрел. А потом вернулся. Мы дадим тебе турецкий паспорт и квартиру.
– Я в розыске, эфенди. ФСБ.
Офицер зло прикусил губу.
– Хорошо. Мы проверим, так ли это. Иди.
Выйдя из здания штаба, он услышал крики. Они доносились с того места, где стояли машины Серых волков.
Магомед подошел ближе. Несколько Серых волков развлекались, как они это умели. В клетку запирали мать, отбирали у нее грудного ребенка и начинали тыкать его ножом. Сегодня представление давал Ислям, он протыкал ребенка не ножом, а тонкой заостренной вязальной спицей, стараясь не повредить внутренние органы, чтобы ребенок не умер. Его мать, курдка, бросалась на стенки клетки, билась головой, грызла стальные прутья и выла, в ней уже не было ничего человеческого. Окружившие место потехи турецкие солдаты и боевики Серых волков обсуждали происходящее, ржали…
Магомед сплюнул, сказал негромко:
– Да обрадует вас Аллах тяжким наказанием, – и прошел мимо…
Слова Магомеда оказались пророческими. Тот офицер больше не вернулся в лагерь – просто не смог. Через несколько дней в стране произошла неудачная попытка военного переворота, после чего началась гражданская война.
Чаша злодеяний все же переполнилась.
