Глава 48. Скромный бухгалтер
Проведя в лагерях и на поселении почти десять лет, Кулаковский вышел на свободу. Возвращаться в Алдан он не стал, понимая, что его время безвозвратно ушло, и с немалыми деньгами поехал на юг, где давно ждала жена. После долгих лет разлуки надо бы радоваться счастливой жизни да добра наживать, как говорится в сказках, но супруга вскоре умерла. Сватались к нему и молодухи и женщины постарше, да только ни одна не приглянулась. То ли по его занудности, или по какой-то другой причине, семейной жизни ни с кем не получилось.
«Главное — есть свой угол, — успокаивал себя Кулаковский, — а дом у меня не в пример многим — большой и просторный. Всё остальное приложится».
В тяжёлые минуты тянуло на размышления. Перед глазами проходили десятки людей, с которыми связывала судьба. Родители, школьные друзья и друзья по несчастью, родственники, коллеги по работе. И каждый раз, как только доходило до геологического управления, которым когда-то руководил, озноб пробирал до костей. При воспоминании о репрессированных геологах клокотало в груди, боль сдавливала больное сердце. Он чувствовал вину за разгром своего штаба и гибель Брукса, за всё, что случилось со всеми этими людьми. Со временем надо было бы успокоиться, но, странное дело, чем дальше уходило прошлое, тем больше его терзала совесть. Как будто кто-то преследовал его, пытаясь наказать за то, что он однажды предал и пошёл на поводу у других.
В последнее время Кулаковский всё чаще думал о своём погибшем тезке, которого повстречал на жизненном пути. Перебирая в памяти короткие разговоры с Бруксом, но странное дело: почему-то вспоминалось не о самом геологе, а о том, что было связано с его именем и даже, с его делами. Виной этих воспоминаний был убитый уголовниками Семён, разбередивший ему душу. Столько драгоценного металла, сколько было спрятано в тайге, Кулаковскому не снилось даже в самых радужных снах. А в том, что золото с разбившегося самолёта никто не забрал он был абсолютно уверен. Такую уверенность ему придавал рассказ охотника и слова майора Сердюкова, свалившего на него вину за смерть Брукса.
— Если бы ты сказал про тот порог на горной реке, этот сучонок остался бы жив. Ты нарочно промолчал, скотина. Из-за тебя мы потеряли врага народа, который унёс тайну в могилу. А его надо было судить. Этого я тебе никогда не прощу.
«Какой порог, какую тайну имел в виду майор», — долго ломал голову Кулаковский, перебирая в памяти всё, что когда-то слышал от Брукса. Из этого монолога майора ясно было только одно, что Брукса больше нет на этом свете. Так, ни к чему не придя, он вскоре забыл о словах Сердюкова. И вот после рассказа Семёна, наконец, понял, про какую тайну говорил тогда майор. Он искал пропавшее золото «Дальстроя», в хищении которого обвиняли Брукса.
— За Охотский Перевоз есть такой река, Бурхала называется, — слышались ему слова охотника. — В неё впадает один небольшой горный река, кажись, Улахан-Нурча, или Нуча, говорил Семён. — Точный названия я не знаю. Выше устья той Нуча, есть ещё ключ. Безымянный, значит. Это первый ключ по Нуча, однако, он по леву руку будет. Вот в нём Жека и спрятал то золото. По этому ключу надо идти вверх. Маленько идти — до чёрный скала. На ней стоит большой такой дерево…
«Да, тяжела шапка Мономаха, но не уронить бы её, — думал Кулаковский. — Найти бы золото, тогда можно считать, что жизнь прошла не зря».
Может быть, он давно бы отправился на поиски того Дальстроевского золота, если бы не подорванное здоровье — больные ноги и сердце давали о себе знать и сводили на нет все мечты о баснословном богатстве. Была ещё одна причина, сдерживавшая его необузданный порыв, накатывавший время от времени: золото нужно было не только найти, но и довезти до места назначения.
Однако как это сделать, он не представлял. Ехать через всю страну со смертельно опасным грузом мог только безумец, рассчитывающий на русское авось. Кулаковский не был таким бесшабашным романтиком: он хорошо знал, какая система контроля существует в стране. Поэтому надеяться только на везение не собирался.
Так и осталось бы то далёкое богатство лёгким утешением в жизни скромного бухгалтера, влачившего жалкое существование в небольшом районном центре, если бы не дальний родственник жены. Вспомнив о покойной тётушке, Николай Фролов решил узнать о ней побольше.
Мамину сестру он видел только раз в своей жизни, но по разговорам старших знал, что тетя Вера когда-то давно жила на Севере. С её помощью их семья выжила в трудное послевоенное время. А потом случилась беда: посадили мужа. По совету друзей тетя Вера срочно уехала куда-то на запад, как говорили на Севере о Европейской части страны. Несколько лет она никому не писала, потом дала о себе весточку, и тогда выяснилось, что она живёт в Краснодарском крае. Потом тетя сообщила, что дождалась мужа, они купили дом и, возможно, приедет к ним в отпуск вместе с Иваном Даниловичем. На этом их переписка неожиданно оборвалась. Родственники подумали, что от накатившего счастья Вера забыла обо всей родне. И только спустя какое-то время мама Николая получила письмо от её мужа и узнала о случившейся трагедии.
Поселившись в доме Ивана Даниловича, Николай сразу понял, что здесь намного лучше, чем в его далёком захолустье. Дядя помог с учёбой и с работой, дал денег на одежду, а потом купил мотоцикл, о котором тот давно мечтал. На последнем курсе техникума Николай влюбился в однокурсницу Татьяну и вскоре привёл её в дом. Окончание их учёбы совпало с рождением первенца. В честь Татьяниного отца его назвали Сашей. Через год на свет появился второй ребёнок. И с того времени для хозяина дома кончилась спокойная жизнь. Не найдя с невесткой общего языка, он больно реагировал на всё происходящее вокруг, переживал по мелочам. Видно, так он был устроен, а может просто стали сдавать нервы. В один осенний день, когда похолодало и начались затяжные дожди, его разбил инсульт.
После смерти Ивана Даниловича помогать стало некому, Николай с утра до позднего вечера тянул лямку, работая за себя и свою жену, сидевшую дома с двумя маленькими детьми. Благодаря этому его семья выкарабкалась из ямы, в которую стала скатываться от безденежья, и крепко встала на ноги. Воспитание детей отец семейства переложил на женские плечи, считая, что жена справится с ними сама. Татьяна не возражала, но больше занималась младшим сыном. Игорьку доставалось всё внимания и материнская любовь. Его чаще баловали игрушками и обновками, а Саша оказался обделённым. Не получая материнской ласки, мальчик отвечал взаимностью. Ещё с детства Сашу Фролова знали в милиции, куда он нередко попадал за хулиганство. Кое-как закончив восьмилетку, Сашка решил уехать из дома. Родители не возражали, и он подался в областной центр получать специальность.
Какое-то время отец потосковал по старшему сыну, но узнав, что у него всё в порядке, быстро успокоился, а мать облегчённо вздохнула, будто избавилась от тяжёлого груза. Почувствовав свободу, Сашка запустил учёбу, его отчислили из техникума. Стипендию больше не давали, не присылали денег и из дома. Наступило трудное время. Парень связался с какими-то дружками, стал воровать. Вначале по мелочам, потом пошли «дела» покрупнее. Вскоре он попался. Учитывая молодость, дали три года. В колонии для несовершеннолетних сидели настоящие сорви головы, у которых было чему поучиться, и в конце срока Сашка даже превзошёл своих учителей, но, видно, чего-то не усвоил.
