Глава 24. Полевые будни
Вертолёт летел над безмолвной тайгой, а вдогонку ему бежала тёмная тень. Она скользила по болотам, долинам быстрых рек и шумных ручьев, забиралась на сопки. Только к концу второго часа прямо по курсу замаячили горы — начались отроги Станового хребта.
На площадке аэропорта цвели одуванчики — лето набирало силу, а там, куда летел отряд Закатова, только пришла весна. Островерхие пики были полностью закрыты снежным покрывалом, на сопках пониже уже появились первые проталины, а в долинах рек снег лежал редкими рваными клоками и блестели на солнце голубоватые наледи.
Гул работающего двигателя врывался внутрь вертолёта, резал слух. На скамейках и прямо на грузе примостились геологи. Фёдор с топографической картой в руках сидел рядом с пилотской кабиной, сверяясь с курсом полёта.
«Сейчас должна показаться самая высокая отметка нашего района — гора Мусс-Хая, — в очередной раз посмотрел он на карту. — Садимся за перевалом. Ещё немного, и мы на месте».
Мысленно Фёдор окинул пройденный путь, и на душе стало легко. Он смотрел в иллюминатор, а был ещё там, откуда, только уехал. Получал и паковал снаряжение, бегал по коридорам экспедиции с актом готовности отряда к выезду на полевые работы, собирая подписи членов представительной комиссии. Главный геолог подписал геологическое задание, Василий Семёнович Головачёв проинструктировал по технике безопасности, Пётр Алексеевич Головин проверил обеспеченность отряда снаряжением. В комиссию входил также главный бухгалтер, инспектор спецчасти, начальник отдела кадров, инженер по связи и даже профсоюзный лидер.
В графе «Физико-географическая характеристика района» акта готовности было указано, что рельеф района среднегорный, климат резко континентальный с температурами воздуха от плюс 35; С — летом до минус 51; С — зимой. Срок полевых работ — с 1 июня по 15 октября. В составе отряда числилось девять человек. Согласно этому акту все сотрудники отряда сдали экзамен по технике безопасности и обучены плаванию, приёмам спасения на воде, правилам поведения при стихийных бедствиях, авариях и пожарах, альпинистской технике и оказанию первой медицинской помощи в полевых условиях. Кроме того, они прошли медицинское освидетельствование и им сделаны профилактические прививки.
Накануне отъезда в отряд Закатова добавилось семь человек. Из рудной партии перешёл геолог Чухновский, из лаборатории химик Тихонова. Виктора Ищенко, четверокурсника московского геологоразведочного института, Фёдор принял на должность старшего техника-геолога, четверых других студентов — маршрутными рабочими. В акте готовности было также указано, что отряд обеспечен полевым снаряжением, спецодеждой, обувью, двумя радиостанциями и средствами техники безопасности, под которыми подразумевались полога, накомарники, спасательные жилеты, ракетница, ружьё и карабин.
Для того чтобы получить разрешение на этот карабин Фёдор прошёл освидетельствование нарколога и психиатра, подтвердивших, что он здоров и, следовательно, ему можно доверять нарезное оружие. Потом с ним побеседовали в милиции, и только после этого, взамен более менее приличного кавалерийского карабина 1942 года выпуска, Волченко выдал другой, сказав, что то оружие кто-то забрал. Кто именно, он уточнять не стал, да и ничего бы от этого не изменилось.
— Нарезное оружие выдают не для охоты, а для охраны секретных материалов, — пожав на прощание руку, назидательно сказал Волченко, и они расстались.
В графе «Обеспеченность отряда транспортными средствами» было записано, что экспедицией заключён договор с авиаотрядом на транспортировку вертолётом Ми-8 и самолётом Ан-2, а также договор с совхозом «Ленин-Октон» — на 24 вьючных оленя.
Больше всего Закатов беспокоился об оленеводах, которые должны были их ждать в месте посадки вертолёта. Приход оленеводов с оленями зависел от многих причин, поэтому это было самым слабым звеном в организации его полевых работ. По геологическому заданию отряду предстояло закрыть территорию площадью более 1000 квадратных километров и отобрать порядка двух с половиной тысяч разных проб. Отработать такую громадную площадь без внутреннего транспорта было невозможно.
Перед выездом в поле в экспедиции утвердили его проект. Вопреки возражениям Фишкина, Фёдор поставил целый комплекс исследований, которые, по его мнению, должны были дать положительный результат на предмет золотоносности его площади. Он запланировал геохимические поиски, включавшие наряду с другими гидрохимию и опробование водного мха. Но главные надежды Закатов возлагал на проверенный шлиховой метод. Только в отличие от обычного минералогического анализа, которым всегда анализировали шлихи, их должны были исследовать также атомно-абсорбционным анализом. Это позволяло определять не только свободное золото, но и субмикроскопическое, находящееся в кристаллической решетке других минералов и в межзерновом пространстве мелких обломков золотосодержащей породы.
Значительный объём опробования приходился на каменный материал. Именно в горных породах определенного состава предполагалось искать золотое оруденение. Но это было следующим этапом полевых работ, а сейчас геохимическими методами он собирался исследовать всю площадь и выделить перспективные участки, на которых можно было ставить более детальные работы. Пока такой участок был только один — район с тремя пробами Ивана Брукса.
К середине августа комаров не стало, но вместо них появилась мошка. Её было так много, что она облепляла с ног до головы и, в отличие от комаров, лезла, куда не попадя, особенно любила глаза и уши. Единственной радостью было то, что к вечеру мошка исчезала.
В маршруты Закатов по-прежнему ходил с Павлом. Студент быстро поднаторел и норовил что-нибудь подсказать, хотя часто получалось невпопад. Обычно Фёдор описывал обнажения, а Паша отбирал образцы. Если на точке наблюдения подходило время обеда, Паша разжигал костёр, кипятил чай в котелке и разогревал консервы. Когда обед был готов, Фёдор подсаживался к столу, а иногда, не отрываясь от полевой книжки, просил подождать.
В тот день всё было, как всегда. Фёдор заканчивал описание, когда краем глаза заметил какое-то движение в стороне от себя. Рядом с ним Паша подписывал мешочки и складывал в них образцы.
«Значит, там никого не должно быть, — не задумываясь, отметил он про себя. — А кто же ходит?»
Ответа не последовало, и Фёдор по-прежнему занимался своим делом. Неожиданно его будто ударило электрическим током:
«Медведь! Это же медведь. Он ходит рядом с нами».
Лёгкий ветерок дул на них, поэтому мишка ничего не чуял и, как подобает настоящему хозяину тайги, спокойно себе расхаживал повсюду, пожирая голубику.
«Так мы, оказывается, сидим в его ягоднике. А я даже не взял с собой карабин. Что же делать?»
Решение было только одно: скорее убегать и чем дальше, тем лучше.
«Но как? — Фёдор мысленно прокручивал различные варианты. — Только шелохнешься, он тебя увидит, а если побежишь, погонится. И, конечно, сразу догонит. Это же медведь!»
Проблема решилась неожиданно. Ничего не подозревавший Павел громко чихнул и хлопнул себя по щеке. От неожиданности хозяин тайги подскочил, как ужаленный, и, увидев людей, дал дёру. У Паши перехватило дыхание, заболело внизу живота а когда пришёл в себя, еле выдавил:
— Кто бы мог подумать, что этот увалень может так быстро бегать. Вот бы мы ему дали, если бы он нас напал.
Кончалось короткое лето. Пожелтела тайга, по утрам коркой льда сковывало промоины между кочками и зелёный мох на болоте. Временами сыпал густой колючий снег. Как и предполагал Фёдор, на Курунг пришли в начале сентября. Поднимаясь вверх по течению, он попал в широкую долину. Это была межгорная впадина, в которой накапливался обломочный материал, сносимый с гор. В нижней части река ничем не отличалась от других, зато в верховье была не похожа ни на одну из них.
«Это уже что-то, — в душе ликовал Закатов. — Здесь может образоваться приличная россыпь».
Какая глубина впадины, он мог только предполагать. Но радовался было рано: золота ни в одном шлихе не оказалось. После впадины долина реки снова сузилась, рельеф местности резко изменился. Теперь можно было подумать, что это не горная река, а небольшая речушка, протекающая где-нибудь по Европейской равнине. На реку с быстрым течением и многочисленными перекатами верховья Курунга совсем не походили. С каждым шагом Закатов всё ближе подходил к заветной цели и километра через три вышёл к тому месту, где Иван Брукс установил золото.
После сужения, долина Курунга снова стала шире, русло прижалось к левому борту с крутым уступом в надпойменной террасе. Фёдор нагрёб полный лоток породы, и с нетерпением стал мыть. Избавился от глинистой фракции, сбросил крупные обломки породы, осторожно промыл песок и, наконец, осталась только тяжёлая фракция с рудными минералами. От возбуждения он весь напрягся и, затаив дыхание, наклонился к лотку и стал изучать шлих. Но сколько он ни смотрел — золота не увидел. В пробе было пусто. От досады хотелось забросить лоток куда-нибудь подальше и навсегда забыть о надеждах, возлагавшихся на этот район.
«Вот тебе на! А как же пробы Брукса? Может, золото пойдёт в верховье. Если оно есть, то должно быть и здесь».
Пересилив себя, он промыл ещё один шлих — результат был прежним: золота не было. Третий шлих Закатов отобрал в головке косы и, наконец, увидел долгожданные золотины. В лупу он рассмотрел, что они совершенно не окатаны. У золота была неправильная копьевидная и угловатая форма, на поверхности виднелась штриховка.
