На седьмой неделе забастовки шахтеров в Западной Виргинии перестрелки и партизанские стычки в горах вынудили губернатора призвать…

Вы можете получить диплом, не покидая безопасности своего дома и не встречаясь с бунтарскими студентами колледжа. Достаточно…

На прилавках апрельский выпуск! Новые рассказы Пола Андерсона, Энсона Макдональда и Бима Пайпера. Всего 35 центов!

В этом сезоне в Лондоне и Париже носят длинные юбки, но здесь, в Нью-Йорке, работающие девушки по-прежнему высоко поднимают край подола. Модно носить немного…

Ученые говорят, что с годами это может стать проблемой, но все зависит от погоды.

Вы надеетесь работать,

Вы надеетесь есть,

Но работа уходит к тому,

Кто аккуратен!

Покупайте пасту для бритья «Берма».

Линда Эванс работает официанткой в кафе при пекарне Бандта. Вообще-то она работала машинисткой, но, оказавшись уволенной, была рада и этой работе, хотя приходится весь день проводить на ногах и иногда ей кажется, что от постоянных улыбок клиентам у нее трескается лицо. Секретаршей она никогда не была, работала только в машинописном бюро. Вот ее сестра Джоан – секретарша, но она умеет стенографировать и печатает девяносто слов в минуту. Джоан окончила школу. Это она учила Линду печатать. Но Линда никогда не была такой умной, как Джоан, даже в детстве, и с трудом припоминает, что их отец трудился на фабрике и они жили в новом маленьком доме в конце автобусного маршрута. Отец уже давно ничем не занимается. Он пропивает все деньги, которые может выбить у дочерей. Линда противится ему лучше Джоан.

– Ему бы простили «новый курс», если бы он сработал, – говорит один мужчина другому, когда Линда ставит перед ним кофе и сэндвичи.

– Сработал? – презрительно переспрашивает его собеседник. – Да он работал. И вытащил бы нас, если бы люди больше верили.

Это помятые старики в поношенных пальто. Они заказали сэндвичи с печеным сыром, самые дешевые в меню. Один из них улыбается Линде, и она машинально отвечает улыбкой, потом отходит и забывает о них. Она весь день на ногах. Джоан дразнит ее – мол, заигрываешь с клиентами, как бы не влюбилась, – но этого, кажется, никогда не произойдет. Сестра дразнила Линду заигрыванием с ее боссом, пока та действительно не влюбилась. И все бы ничего, но только он оказался женатым. Теперь Линда проводит с ним мучительные часы и без него – мучительные дни. Он делает ей бесполезные подарки: французские духи и кружевное белье. Когда Линда хочет это продать, Джоан начинает плакать. Обе живут в страхе, что она забеременеет, что тогда с ними будет? Линда моет столы и старается не слушать клиентов с их постоянными «если». У нее достаточно своих «если»: если бы не умерла мама, если бы она сохранила работу в бюро, если бы Джон не погиб на войне с Англией, а Пит на войне с Японией.

– Мисс? – спрашивает один из клиентов. Она поворачивается, думая, что им нужно еще кофе. Правило – наливать снова только раз. – Вы можете решить наш спор? – говорит клиент. – Хотел ли Рузвельт, чтобы мы присоединились к Европе в войне 1940 года?

– Откуда мне знать? Ко мне это не имеет отношения. В 1940 году мне было пять лет.

Пусть перестанут болтать и позволят истории хоронить своих мертвецов, думает она. И возвращается к мытью столов.

В сегодняшнем мире даже с высокой квалификацией найти работу непросто. Мы в агентстве Сайруса Маркхема обладаем огромным опытом в подборе кандидатов на рабочие места, и нам нет равных.

Радар, сонар и даже телевизор…

Новые книги Айзека Азимова и Роберта Хайнлайна всего за…

Почему канадцы действуют так энергично и мощно?

Потому что они знают…

Когда Томми вернулся с флота, он думал, что сразу же получит работу. Он ветеран, что дает ему на всю жизнь право бесплатного медицинского обслуживания, и он герой. Он служил на авианосце «Конституция», который практически в одиночку выиграл битву за Атлантику и отправил множество ублюдков из Королевского флота на дно, где им самое место. У него большой опыт ремонта и артиллерийской стрельбы. К тому же он гордый и честный работящий американец. И никогда не думал, что будет стоять в очереди за бесплатным супом.

Почему банды до сих пор платят Коулу Портеру?

Источники, близкие к императору, подтверждают это, но нацисты отрицают, что передавали ему какие-либо планы. Наши ведущие ученые по-прежнему работают…

Когда Линду просят, она всегда выходит сверхурочно. Ей нужны деньги, и она опасается, что ее уволят, если она не согласится. Есть много девушек, которые хотели бы занять ее место. Они каждый день приходят и спрашивают, нет ли какой работы. Она не боится, что Бандт уволит ее без причины. Она работает здесь уже четыре года, заступила сразу после войны с Японией. «Мы все как одна семья», – всегда говорит миссис Бандт. Вторую официантку, Олив, правда, уволили, но потому, что для двоих работы не хватало. Линда работает сверхурочно и закрывает кафе, когда хозяева просят. Но у Бандтов есть дочь Синди. Синди двенадцать лет, она еще не перешла в старшие классы. Иногда она приходит в кафе с подружками и пьет молочный коктейль, и все они хихикают. Линда ее ненавидит. Она не знает, над чем они хихикают. Линда боится, что, когда Синди подрастет, ей отдадут ее место. Дела в пекарне идут неплохо. Людям нужно где-то есть, но бизнес нынче не тот, что раньше. Линде это известно.

Домой она возвращается поздно. Джоан собирается на встречу со своим женатым боссом. Она моется в раковине в комнате, которую они делят с Линдой. Душ располагается дальше по коридору, общий, один на весь этаж. Его чистят только по пятницам, или это делают сами Линда и Джоан. Мужчины такие свиньи, думает Линда, лежа в кровати и избавившись наконец от тяжести в ногах. Джоан на три года старше Линды, но выглядит моложе. Это все косметика, думает Линда. А может, то, что у нее есть кого любить. Если бы только она влюбилась в босса, который женился бы на ней и увез в маленький домик в хорошем пригороде! Но, пожалуй, все в порядке. Линда не может позволить себе отдельную комнату, пришлось бы искать незнакомую девушку и жить с ней. Джоан – ее сестра, и они привыкли друг к другу.

– Я сегодня видела папу, – говорит Джоан, глядя в зеркало и старательно раскрашивая рот.

– Скажи, что ты не дала ему денег.

– Всего два доллара, – признается Джоан.

Линда стонет. Джоан слишком мягкосердечная. Она зарабатывает больше Линды, но к концу недели у нее уже ничего не остается. Линда знает, что сетовать и пенять бесполезно.

– Куда он тебя ведет? – устало спрашивает она.

– На митинг, – говорит Джоан. Митинги, факельные шествия, линчевание чернокожих – козлов отпущения. Это совсем не помогает, но люди чувствуют себя лучше, когда есть кого винить.

– Нас воспитывали не так, – вздыхает Линда.

Мамин отец был священником и верил в братство людей. Маленькая Линда любила ходить в дом к дедушке. Бабушка пекла печенье, и в доме им пахло везде. В саду на старой яблоне висели качели. Когда-то, когда профсоюзы были еще уважаемы, ее отец состоял в союзе.

– А мне-то какое дело? – злобно говорит Джоан. – Он берет меня с собой, и это главное. Угостит меня ужином, и мы будем петь патриотические песни. Я кого-нибудь линчую.

И она сердито прыскается французскими духами.

Линда снова ложится. Она не голодна. Ей никогда не хочется есть. Она всегда ест в кафе – Бандты не возражают, – если кто-то заказал не то или не съел хлеб. Иногда ей даже разрешают взять домой пирог или хлеб. На самом деле ей очень повезло. Но, когда Джоан направляется к двери, Линде хочется заплакать. Даже если она кого-нибудь встретит, разве она может надеяться на замужество? На свой дом?

Сегодня в Сиэтле митинг с…

Серия взлетов и падений в экономике ведет из кризиса в кризис. Администрация пыталась применить «новый курс» Рузвельта и «затягивание поясов» Линдберга, но пока ничего не меняется. Экономисты говорят, что этого следовало ожидать и что эта общая тенденция упадка естественна и неизбежна.

Когда Сью исполнилось семнадцать лет, она бросила школу. У нее тогда был дружок, который обещал найти ей работу танцовщицы. Она уехала с ним в Кливленд. Некоторое время танцевала топлес в клубе, потом в стриптизе. Денег вечно не хватало, даже когда она начала показывать фокусы. Теперь ей всего тридцать четыре и она знает, что выглядит изрядно потасканной. Она больна. Больше никто ее не хочет. И она стоит в очереди, потому что больше ей некуда идти. Тебя кормят и увозят на грузовике, чтобы ты могла начать все заново. Так она слышала. Она видит грузовик. И гадает, куда ее повезут.

Специалисты утверждают – да.

Вопреки утверждениям коммунистов и профсоюзов президент сегодня заявил…

Бандты любят за завтраком слушать в кафе радио. Они поговаривают о том, не купить ли телевизор, чтобы, если дела пойдут лучше, клиенты могли его смотреть. Мистер Бандт говорит это, когда Линда осторожно просит о повышении. С телевизором у них прибавится клиентов, считает он, хотя Линда полагает, что никакой разницы не будет. Она подает кофе, бекон и тосты и слушает новости. Она любит музыку, а Джоан нравится Уолтер Уинчелл. Надо спросить Джоан, как это согласуется с посещением митингов. Уинчелл страстно ненавидит Гитлера. Сумасшедший. Линда не может себе представить, чтобы кто-то испытывал такие сильные чувства к старику на другом конце света.

Позже, когда Синди и ее подружки хихикают за молочным коктейлем, а Линде кажется, что у нее вот-вот отвалятся ноги, в кафе заходит мужчина и занимает угловой столик. Он заказывает сэндвичи и кофе, а потом торт и еще кофе. Странный человечек. Он как будто на все обращает внимание. Одет очень прилично. Волосы зачесаны назад, одежда чистая. Она думает, не детектив ли он, ведь он то и дело поглядывает в окно, но в то же время не меньше внимания обращает на то, что внутри, и на саму Линду. Она вспоминает, что сказала Джоан, и ей хочется рассмеяться, но не получается. Странный человек, Линда не может его разгадать.

Сегодня ей не нужно задерживаться и закрывать кафе, и, когда она выходит, человек следует за ней. Что-то в нем заставляет ее думать скорее о законе, чем о романтике.

– Вы Линда, – уверенно говорит он.

Она пугается – ведь он может быть кем угодно, но они на улице, под фонарем, мимо проходят люди, изредка проезжают машины.

– Да, – подтверждает она; сердце ее колотится. – Что вам нужно?

– Вы не из семьи Бандтов?

– Нет, они мои наниматели, вот и все, – выпаливает Линда, стараясь как можно быстрее отделиться от них, хотя они и были к ней добры. Ей представляется, как их арестовывают. Куда она денется, где найдет работу?

– Вы знаете, откуда приехали Бандты?

– Из Германии, – уверенно говорит она. Прямо у них над головами вывеска «Немецкая пекарня Бандтов».

– Когда?

– До моего рождения. Почему бы вам не спросить их самих?

– Это было в 1933-м.

– До моего рождения, – говорит Линда более уверенно и делает шаг в сторону.

– Вы не видели никаких доказательств того, что они евреи?

Она в замешательстве останавливается.

– Евреи? Они немцы. Немцы ненавидят евреев.

– Когда в 1933 году Гитлер пришел к власти, многие евреи покинули Германию, – говорит мужчина, хотя он немногим старше Линды. – Если Бандты евреи и скрывают свою национальность, вы можете разоблачить их…

Он умолкает, но Линда уже не торопится уйти от него. Если она разоблачит Бандтов, ей отдадут их собственность. Дело, квартиру над кафе, все их сбережения.

– Но они не евреи! Я никогда… Они подают бекон! – горячится она.

– Вы никогда не видели никаких доказательств? – печально говорит он. – Жаль. Вы могли бы получить отличный бизнес. Вы сами не еврейка?

– Валлийка, – отвечает она. – Мой дедушка был священником.

– Я так и думал. Такие красивые светлые волосы.

Она моет их старательнее, чем следует, но они всегда были светлые, как у Джоан, как у их матери.

– Мне нужны доказательства, – медленно говорит он. – Но какие бы то ни было доказательства должны относиться к тому времени, когда они еще были в Германии. Любые доказательства, что тогда они были евреями. Если бы вы что-то узнали, этого было бы достаточно. Суд депортировал бы их в Германию, а вам в награду отдал бы их дело. Вы можете им управлять. Я в этом уверен. Вы и так как будто делаете всю их работу.

– Я просто обслуживаю столики, – машинально отвечает она. Потом уточняет: – А что я должна заметить? То есть если они евреи?

Соблазн окутывает ее, как пленка грязи, и впервые за долгое время сердце Линды начинает оживленно биться.

Если вы черный, вы невидимы, даже в очереди за супом. Все отшатываются от меня. Если бы я знал, каким невидимым здесь стану, я бы остался в Лос-Анджелесе. Там никто за мной не гонялся и не заставлял убегать, никто не грозил повесить, и у меня была работа, которая давала немного денег. Никогда не думал, что буду стоять в такой очереди, я ведь знаю, что, когда дойду до ее головы, меня сразу отделят. Никто не знает, что тогда происходит, нас увозят куда-то, и мы не возвращаемся, но я в отчаянии. Ведь сначала нас должны накормить, не так ли?

Разграничит ли буферное государство «Скифия» две великие державы?

Президент говорит, что необходимо сохранить единство страны.

Сегодня в Бирмингеме госпитализированы шестьдесят человек после…

Новые произведения Фредерика Пола и Алисы Дэйви.