Перед концертом мы крадем голову Хозяина. Некрополь – темный лес бетонных грибов в синей антарктической ночи. Мы ежимся в пузыре служебного тумана на крутой южной стене нунатака, у ледяной долины.

Кошка умывается розовым язычком. От нее пахнет невообразимой уверенностью.

– Приготовься, – говорю я. – Мы не можем ждать всю ночь.

Кошка бросает на меня слегка оскорбленный взгляд и надевает броню. Ткань из квантовых точек обтягивает полосатое тело, словно живое масло. Кошка тихо урчит и испытывает алмазные когти на ледяном скалистом выступе. От звука у меня ноют зубы, а в желудке просыпаются бабочки с крыльями-бритвами. Я смотрю на яркий непроницаемый брандмауэр города мертвых. Моему ДР-зрению он кажется скованным северным сиянием.

Я решаю, что пора попросить Большого Пса подать голос. Лазер моего шлема выстреливает в индиговое небо наносекундную световую молитву: достаточно, чтобы передать один квантовый бит в Дикие Земли. Потом мы ждем. Мой хвост подергивается, в животе нарастает тихое рычание.

Точно по расписанию. Начинается дождь из красного фрактального кода. Зрение с дополненной реальностью отключается, не в силах обработать стремительный информационный поток, что обрушивается на брандмауэр некрополя подобно тропическому ливню. Скованное северное сияние моргает и гаснет.

– Давай! – кричу я кошке, охваченный первобытной радостью – радостью погони за Маленьким Животным из моих снов. – Вперед!

Кошка прыгает в пустоту. Крылья брони раскрываются, ловят ледяной ветер, и кошка летит вниз, словно ухмыляющийся китайский воздушный змей.

Теперь трудно вспомнить, с чего все началось. Тогда не было слов, только звуки и запахи: металл и соленая вода, мерное биение волн о понтоны. А в мире было три совершенных объекта: моя миска, Мяч и крепкая рука Хозяина на загривке.

Сейчас я знаю, что Место представляло собой старую нефтяную вышку, которую купил Хозяин. Когда мы приехали, там скверно пахло едкой нефтью и химикатами. Но там были потайные места, укромные уголки и щели. Была вертолетная площадка, где Хозяин играл со мной в мяч. Мяч много раз падал в море, однако боты Хозяина – маленькие металлические стрекозы – всегда доставали его, если мне это не удавалось.

Хозяин был богом. Когда он сердился, его голос хлестал невидимой плетью. Его запах был запахом бога и заполнял весь мир.

Когда он работал, я лаял на чаек или выслеживал кошку. Мы несколько раз дрались, и у меня на носу остался едва заметный шрам. Но постепенно между нами установилось взаимопонимание. Темные углы вышки принадлежали ей, а мне достались палуба и небо: мы были Аидом и Аполлоном царства Хозяина.

Однако по ночам, когда Хозяин смотрел старые фильмы или слушал записи на древнем дребезжащем граммофоне, мы вместе лежали у его ног. Иногда Хозяин пах одиночеством и позволял мне спать рядом с ним в маленькой каюте, свернувшись клубком в тепле и божественном запахе.

Тот мир был маленьким, но другого мы не знали.

Хозяин много работал, танцевал пальцами по клавиатуре на столе из красного дерева. И каждый вечер он отправлялся в Комнату – единственное место на вышке, куда меня не пускали.

Тогда мне начали сниться сны о Маленьком Животном. Я до сих пор помню его запах, манящий и непостижимый, неотразимый аромат закопанных костей и улепетывающих кроликов.

Во снах я гнался за ним по песчаному пляжу, по прекрасному следу из крохотных отпечатков лап, который извивался и уводил в высокую траву. Я никогда не выпускал Маленькое Животное из виду больше чем на секунду: его белый мех постоянно маячил на краю зрения.

Однажды оно заговорило со мной.

«Приходи, – сказало оно. – Приходи и учись».

Остров Маленького Животного был полон затерянных мест. Пещерных лабиринтов; линий на песке, которые превращались в слова, когда я смотрел на них; запахов, которые пели песни с пластинок Хозяина. Маленькое Животное учило меня, и я учился. Просыпаясь, я всякий раз чувствовал себя более живым. А потом я увидел, как кошка смотрит на пауков-ботов с новым осознанием, и понял, что по ночам она тоже посещала то место. Я начал понимать слова Хозяина. Звуки, которые прежде означали лишь злость или радость, превратились в слова моего бога. Он заметил это, улыбнулся и взъерошил мой мех. Он начал чаще беседовать с нами, со мной и с кошкой, долгими вечерами, когда море за окнами было черным, словно нефть, и вся вышка гудела колоколом под ударами волн. Голос Хозяина был темным, будто колодец, глубоким и мягким. Он говорил об острове, где был его дом, острове посреди огромного моря. Я чувствовал его горечь и тогда впервые понял, что за словами всегда кроются другие слова, невысказанные.

Кошка великолепно ловит восходящий поток, на долю секунды зависает в воздухе и вцепляется в стену башни. Когти усыпляют интеллектуальный бетон: этот код заставляет здание считать кошку птицей или осколком льда, принесенным ветром.

Кошка шипит и плюется. Наноботы-дисассемблеры из ее желудка липнут к стене и начинают проедать в ней круглую дыру. Ожидание мучительно. Кошка стопорит экзомускулатуру брони и спокойно висит на башне. В конце концов в стене образуется зияющее отверстие с неровными краями, и кошка проскальзывает внутрь. Мое сердце грохочет в груди, я переключаюсь с ДР-зрения на камеры в зрачках кошки. Она молнией проносится по вентиляционной шахте, словно акробат, ее сверхускоренные движения отрывисты, метаболизм работает на пределе. Мой хвост дергается. Мы идем, Хозяин. Идем.

В тот день, когда явился неправильный хозяин, я потерял Мяч.

Я искал везде. Я обнюхал каждый угол и даже рискнул проникнуть в темные коридоры кошачьего царства под палубой, но не нашел его. Наконец я проголодался и вернулся в каюту. И там было два хозяина. Четыре руки гладили мою спину. Два бога, истинный и ложный. Я залаял. Я не знал, что делать. Кошка посмотрела на меня с презрительной жалостью и потерлась о две пары ног.

– Успокойся, – сказал один из хозяев. – Успокойся. Теперь нас четверо.

В конце концов я научился их различать: к тому времени Маленькое Животное показало мне, как заглянуть за внешность и запахи. Хозяин, которого я помнил, был мужчиной средних лет, коренастым, с седеющими волосами. Новый хозяин был молодым, совсем мальчиком, стройным, с лицом херувима из красного дерева. Хозяин пытался убедить меня играть с новым хозяином, но я не хотел. Его запах был слишком знакомым, а все остальное – слишком чужим. Мысленно я звал его неправильным хозяином.

Два хозяина работали вместе, гуляли вместе и много разговаривали, используя слова, которых я не понимал. Меня мучила ревность. Однажды я даже укусил неправильного хозяина. В наказание меня оставили ночевать на палубе, хотя бушевал шторм, и я боялся грома. Кошка же, напротив, будто наслаждалась обществом неправильного хозяина, и я ненавидел ее за это.

Я помню первую ночь, когда хозяева повздорили.

– Зачем ты это сделал? – спросил неправильный хозяин.

– Ты знаешь, – ответил Хозяин. – Ты помнишь. – Его голос был мрачным. – Затем, что кто-то должен показать им, что мы принадлежим сами себе.

– Значит, я принадлежу тебе? – сказал неправильный хозяин. – Ты так считаешь?

– Конечно, нет, – возразил Хозяин. – Почему ты так говоришь?

– Потому что этот вывод очевиден. Ты использовал генетический алгоритм, чтобы сделать десять тысяч копий тебя, со случайными вариациями, и выбрал экземпляры, похожие на твоего идеального сына, которого ты мог бы полюбить. Ты подождал, пока машина не исчерпает свои ресурсы, а потом напечатал его. Сам знаешь, это незаконно. И тому есть причина.

– Множественники считают иначе. И вообще, это моя территория. Законы здесь устанавливаю я.

– Ты слишком много общался со множественниками. Они уже не люди.

– Ты говоришь совсем как пиар-боты «ВекТех».

– Я говорю как ты. Я озвучиваю твои сомнения. Ты уверен, что поступил правильно? Я не Пиноккио, а ты не Джеппетто.

Хозяин долго молчал.

– А что, если я Джеппетто? – наконец сказал он. – Может, нам нужны Джеппетто. Теперь никто не создает ничего нового, в том числе оживших деревянных кукол. Когда я был молод, мы все думали, что впереди нас ждет что-то чудесное. Бриллиантовые дети в небесах, механические ангелы. Чудеса. Но мы сдались незадолго до прихода голубой феи.

– Я не твое чудо.

– Нет, мое.

– Уж лучше бы ты сделал себе женщину, – резко произнес неправильный хозяин. – Было бы не так обидно.

Я не услышал удара, но почувствовал его. Неправильный хозяин вскрикнул, выбежал наружу и чуть не споткнулся об меня. Хозяин смотрел ему вслед. Его губы шевелились, но слов разобрать я не мог. Я хотел утешить его и тихо заскулил, но он даже не взглянул на меня, вернулся в каюту и запер дверь. Я царапался, но он не открыл, и тогда я отправился на палубу, снова искать Мяч.

Наконец кошка находит камеру Хозяина.

В ней полно голов. Они парят в воздухе, бестелесные, упрятанные в алмазные цилиндры. Башня выполняет команду, которую мы посылаем ее одурманенной нервной системе, и одна из колонн начинает мигать. Хозяин, Хозяин, тихо напеваю я, завидев холодное синее лицо под алмазом. Однако я знаю, что это не Хозяин. Пока нет.

Кошка вытягивает свой протез. Интеллектуальная поверхность лопается, словно мыльный пузырь.

– Осторожно, осторожно, – говорю я. Кошка злобно шипит, но подчиняется, обрызгивает голову защитными наноботами и аккуратно кладет в рюкзак с гелевой подкладкой.

Некрополь начинает просыпаться: ущерб, нанесенный небесным хакером, почти исправлен. Кошка стремительно несется к выходу. По сенсорной связи я чувствую стаккато ее сердца. Пора выключить свет. Мои глаза поляризуются до непроницаемо черного. Я поднимаю гауссов гранатомет, дивясь нежности привитых мне русских ладоней. Нажимаю спусковой крючок. Гранатомет едва вздрагивает, и небо перечеркивает белая полоса. Крошечный ядерный заряд, не больше декатонны, это даже не настоящая плутониевая боеголовка, а гафниевая микробомба. Но ее достаточно, чтобы на мгновение над городом мертвых зажглось маленькое солнце, достаточно для сфокусированного лазерного импульса, благодаря которому город на миг становится таким же мертвым, как и его обитатели.

Свет – белая вспышка, почти осязаемая в своей яркости; ущелье словно сделано из сияющей слоновой кости. Белый шум разъяренной кошкой шипит у меня в ушах.

Для меня запахи были не просто ощущениями – они были моей реальностью. Теперь я знаю, что это недалеко от истины: запахи представляют собой молекулы, частицы того, о чем рассказывают.

У неправильного хозяина был неправильный запах. Поначалу меня это сбивало с толку: почти божественный, но не совсем; запах падшего бога.

И в конце концов он пал.

Я спал на диване Хозяина, когда это случилось. Шарканье босых ног по ковру и тяжелое дыхание разбудили меня, вырвали из сна, в котором Маленькое Животное преподавало мне таблицу умножения.

Неправильный хозяин смотрел на меня.

– Хороший мальчик, – сказал он. – Ш-ш.

Я хотел залаять, но запах почти-бога был очень силен. Поэтому я просто вильнул хвостом, медленно, неуверенно. Неправильный хозяин сел на диван рядом со мной и рассеянно почесал меня за ушами.

– Я тебя помню, – сказал он. – Я знаю, почему он тебя сделал. Ожившее детское воспоминание. – Неправильный хозяин улыбнулся, и его запах стал почти дружелюбным. – Я понимаю, каково это.

Потом он вздохнул, поднялся и вошел в Комнату. И я понял, что он собирается совершить что-то плохое, и залаял изо всех сил. Хозяин проснулся и ждал, пока не вернулся неправильный хозяин.

– Что ты сделал? – спросил Хозяин с белым как мел лицом.

Неправильный хозяин с вызовом посмотрел на него.

– То же, что бы на моем месте сделал ты. Ты преступник, не я. Почему я должен страдать? Я тебе не принадлежу.

– Я могу убить тебя, – сказал Хозяин, и гнев в его голосе заставил меня заскулить от ужаса. – Могу сказать, что я был тобой. Мне поверят.

– Да, – согласился неправильный хозяин. – Но ты этого не сделаешь.

Хозяин вздохнул.

– Нет, – сказал он, – не сделаю.

Я веду стрекозу над криобашней. Вижу на крыше кошку и скулю от облегчения. Самолет изящно приземляется. Я не умею им управлять, но подвергнутое лоботомии сознание демона – незаконная копия реактивного аса XXI века – умеет. Кошка залезает в кабину, и мы несемся к стратосфере на 5М, а ветер ласкает квантовые точки на шкуре самолета.

– Отличная работа, – говорю я кошке и виляю хвостом. Кошка смотрит на меня узкими желтыми глазами и сворачивается клубком на гелевой акселерационной подушке. Я смотрю на контейнер рядом с ней. Мне кажется или пахнуло богом?

В любом случае этого достаточно, чтобы я тоже свернулся клубком и забылся глубоким, счастливым собачьим сном. И впервые за долгие годы, скользя по крутой спине баллистической орбиты, я вижу сон про Мяч и Маленькое Животное.

Они пришли с неба, перед рассветом. Хозяин поднялся на палубу в костюме, по запаху – новом. На руках Хозяин держал кошку; она тихо урчала. Следом шел неправильный хозяин, сложив руки за спиной.

Три машины, чернопанцирные скарабеи с многочисленными ногами и прозрачными крыльями, летели низко, поднимая за собой волну белой пены. Когда они садились на палубу, от гудения крыльев у меня заболели уши. Центральный скарабей выблевал облачко тумана, который замерцал в тусклом свете, закружился и стал чернокожей женщиной без запаха. К тому времени я уже знал, что объекты без запаха тоже бывают опасны, поэтому я залаял на нее, но Хозяин велел мне замолчать.

– Мистер Такеши, – произнесла женщина. – Вы знаете, почему мы здесь.

Хозяин кивнул.

– Вы признаете свою вину?

– Нет, – сказал Хозяин. – Технически эта вышка – суверенное государство, подчиняющееся моим законам. Здесь аутогенез – не преступление.

– Эта вышка была суверенным государством, – ответила женщина. – Теперь она принадлежит «ВекТех». Правосудие не медлит, мистер Такеши. Наши боты-законники уничтожили вашу конституцию через десять секунд после того, как мистер Такеши, – она кивнула неправильному хозяину, – сообщил нам о своей ситуации. У нас не было выбора. Мы обратились к квантовому судье Всемирной организации интеллектуальной собственности, и он приговорил вас к тремстам четырнадцати годам в медленной зоне. Как пострадавшая сторона мы получили исполнительные права в этом вопросе. Вы хотите что-нибудь сказать, прежде чем мы начнем?

Хозяин, чье лицо напоминало искаженную восковую маску, посмотрел на неправильного хозяина. Потом аккуратно опустил кошку и почесал меня за ушами.

– Присмотри за ними, – сказал он неправильному хозяину. – Я готов.

Центральный жук дернулся, слишком быстро, чтобы я успел отследить движение. На мгновение пальцы Хозяина стиснули мой загривок, словно материнские челюсти, затем разжались. Что-то теплое забрызгало мою шерсть, в воздухе расплылся темный, густой запах крови.

Потом он упал. Я увидел его голову в парящем мыльном пузыре, который проглотил один из жуков. Другой жук распахнул брюхо перед неправильным хозяином. И все они исчезли, а мы с кошкой остались вдвоем на окровавленной палубе.

Кошка будит меня, когда мы причаливаем к «Маркизу Карабасу». Цеппелин, будто кит, заглатывает нашего дрона-стрекозу. Это хрустальная сигара, ее нано-сапфировый хребет мерцает призрачным синим светом.

Быстрый Город раскинулся в шести километрах под нами небом, полным неоновых звезд, прикрепленный к дирижаблю лифтовыми тросами. Далеко внизу я вижу карабкающихся по тросам лифтовых пауков и вздыхаю с облегчением. Гости еще прибывают, и мы не опоздали. Мой личный брандмауэр включен; за ним меня ждет лавина сообщений.

Мы несемся прямиком в лабораторию. Я готовлю сканер, а кошка достает голову Хозяина, очень, очень аккуратно. Из гнезда сканера появляются крошечные – размером с молекулу – дисассемблирующие фрактальные пальчики. Когда они начинают поедать лицо Хозяина, я отворачиваюсь и трусливо сбегаю в виртуальную реальность, чтобы заняться тем, что у меня лучше всего получается.

Через полчаса мы готовы. Нанофабрика выплевывает черные пластиковые диски, и дроны дирижабля переправляют их в концертный зал. В моем животе вновь оживают металлические бабочки, и мы направляемся в гримерную. Сержант уже ждет нас, и давно, судя по окуркам на полу. Я морщу нос от зловония.

– Вы опоздали, – говорит наш менеджер. – Надеюсь, вы знаете, что за хрень затеяли. Это шоу собрало больше диггов, чем туринская вечеринка в честь дня рождения клона.

– В этом вся суть, – отвечаю я, пока Анетт опрыскивает меня косметическим туманом. Мне щекотно, я чихаю и с завистью смотрю на кошку: как обычно, у нее никаких проблем с визажистом не возникает. – Мы популярней Иисуса.

Они быстро напяливают на нас смокинги, сшитые последним человеческим портным с Савил-Роу.

– Будет отличная кожа, – говорит Анетт. – Красное дерево с легким оттенком пурпура.

Она продолжает болтать, но я не слышу. Мою голову заполняет музыка. Голос Хозяина.

Меня спасла кошка.

Не знаю, специально или нет: я до сих пор с трудом ее понимаю. Она зашипела на меня, выгнув спину; потом прыгнула и расцарапала мне нос – словно обожгла горячим углем. Я был слаб, но пришел в бешенство и с громким лаем принялся гоняться за кошкой по палубе. В конце концов рухнул без сил и понял, что голоден. Автоматическая кухня в каюте Хозяина по-прежнему работала, и я знал, как просить пищу. Но пока я ел, тело Хозяина исчезло: боты-мусорщики кинули его в море. Тогда-то я и понял, что он не вернется.

В ту ночь я в одиночестве свернулся на его постели: у меня остался только сохранившийся запах бога. И Маленькое Животное.

Оно пришло ко мне той ночью на берег сновидений, но в этот раз я не преследовал его. Оно сидело на песке, смотрело на меня маленькими красными глазками и ждало.

– Почему? – спросил я. – Почему они забрали Хозяина?

– Ты не поймешь, – сказало Маленькое Животное. – Пока не поймешь.

– Я хочу понять. Хочу знать.

– Хорошо, – сказало оно. – Все твои поступки, воспоминания, мысли, запахи – все – оставляют следы, словно отпечатки лап на песке. Их можно прочесть. Представь, что идешь за другой собакой: ты знаешь, где она поела, где помочилась, где сделала все, что сделала. Люди могут читать отпечатки сознаний. Могут записать их и создать в машине другого тебя – как лишенных запаха экранных людей, на которых часто смотрел твой Хозяин. Только экранный пес будет думать, что он – это ты.

– Хотя у него нет запаха? – в замешательстве спросил я.

– Он думает, что есть. И если ты знаешь, что делаешь, можешь дать ему новое тело. Ты можешь умереть, а твоя копия будет настолько хороша, что никто не заметит разницы. Люди давно этим занимаются. Твой Хозяин был одним из первых, много лет назад. Далеко отсюда есть много людей с механическими телами, людей, которые не умирают, людей с телами большими и маленькими, в зависимости от того, на что у них хватило денег. Людей, которые умерли и вернулись.

Я пытался понять; без запахов было сложно. Но его слова пробудили во мне безумную надежду.

– Значит, Хозяин вернется? – пропыхтел я.

– Нет. Твой Хозяин нарушил человеческий закон. Когда люди открыли отпечатки сознания, они начали снимать копии с себя. Некоторые сняли много копий, больше, чем песчинок на пляже. Это привело к хаосу. У каждой машины, у каждого устройства был свой безум ный мертвый разум. Люди назвали их множественниками и испугались. Испугались неспроста. Представь, что в твоем Месте есть тысяча собак и лишь один Мяч.

При этой мысли у меня обвисли уши.

– Вот как чувствовали себя люди, – сказало Маленькое Животное. – Поэтому они приняли закон: по одной копии на человека. Люди, придумавшие, как снимать копии – «ВекТех», – снабдили человеческие сознания водяными знаками, программой по управлению правами, чтобы остановить копирование. Но другие люди – вроде твоего Хозяина – нашли способ стереть их.

– Неправильный хозяин, – прошептал я.

– Да, – согласилось Маленькое Животное. – Он не хотел быть пиратской копией. Он сдал твоего Хозяина.

– Я хочу, чтобы Хозяин вернулся, – сказал я, злость и тоска бились в моей груди, словно птицы в клетке.

– Кошка тоже хочет, – мягко заметило Маленькое Животное. И лишь тогда я увидел кошку, которая сидела рядом со мной на пляже, и ее глаза блестели на солнце. Кошка посмотрела на меня и примирительно мяукнула.

После этого Маленькое Животное приходило каждую ночь и учило нас.

Мне больше всего нравилась музыка. Маленькое Животное показало, как превращать музыку в запахи и находить в ней рисунок, подобный следам огромных, странных животных. Я исследовал старые записи Хозяина и бескрайние библиотеки его виртуального рабочего стола, учился смешивать из них запахи, которые мне нравились.

Не помню, кто из нас придумал план спасения Хозяина. Возможно, кошка: нормально разговаривать с ней я мог только на острове сновидений, где ее мысли проявлялись узорами на песке. Возможно, Маленькое Животное, возможно, я сам. После всех ночей, что мы обсуждали план, я точно не знаю. Но началось все на острове; там мы превратились в стрелы, летящие к цели.

Наконец мы подготовились к отбытию. Роботы и нанофабрика Хозяина изготовили нам глайдер с открытым исходным кодом, белокрылую птицу.

В последнем сне Маленькое Животное попрощалось со мной. Когда я поделился нашими планами, оно загудело себе под нос.

– Вспоминай меня в своих снах, – попросило оно.

– Разве ты не отправишься с нами? – ошеломленно спросил я.

– Мое место здесь, – ответило оно. – И теперь моя очередь спать и видеть сны.

– Кто ты?

– Не все множественники исчезли. Некоторые сбежали в космос, создали там новые миры. Прямо сейчас там идет война. Может, однажды ты присоединишься к нам и будешь жить с большими собаками. – Оно рассмеялось. – Вспомним прошлое?

Маленькое Животное нырнуло в волны и побежало, превратилось в огромного гордого пса с белой шерстью, под которой плавно перекатывались мускулы. И я понесся за ним, в последний раз.

Когда мы улетали, небо было серым. Кошка управляла самолетом при помощи нейронного интерфейса, нацепив на глаза очки. Мы пронеслись над темными волнами и набрали скорость. Вышка превратилась в крошечное грязное пятнышко в море. Я смотрел, как оно сжимается, и вдруг понял, что так и не нашел Мяч.

Затем прогремел гром, и черный столб воды поднялся к небесам в том месте, где была вышка. Я не стал печалиться. Я знал, что Маленькое Животное тоже ушло.

К закату мы прибыли в Быстрый Город.

Из уроков Маленького Животного я знал, чего ждать, но не представлял, что город окажется таким. Небоскребы высотой в милю были самодостаточными мирами, с солнцами из искусственной плазмы, карликовыми парками и миниатюрными торговыми центрами. В каждом жил миллиард лилипутов, бедных и стремительных, – людей, чьи сознания обитали в нанокомпьютерах размером с ноготь. Бессмертные, которым отводилась мышиная доля ресурсов перенаселенной Земли. Город окружал ореол светящихся фей, крошечных моравеков, порхавших, словно гуманоидные светлячки. Отработанное тепло разогнанных телец окутывало мегаполис фальшивыми сумерками.

Городской разум привел нас к посадочной зоне. Хорошо, что самолетом управляла кошка; я разинув рот таращился на мельтешащие объекты, боясь утонуть в звуках и запахах.

Мы сдали глайдер на металлолом и побрели в городскую суету, ощущая себя монстрами-кайдзю. Общественные навыки, которыми снабдило меня Маленькое Животное, давно устарели, но все же помогли нам влиться в местные социальные сети. Нам требовалась еда, требовалась работа.

Вот так я стал музыкантом.

Бальный зал – полусфера в центре дирижабля. Забит под завязку. Несчетные призрачные создания мерцают, словно свечи, обладатели плоти щеголяют экзотичными нарядами. Мне улыбается женщина, облаченная в осенние листья. Кошку берут в кольцо клоны Динь-Динь. Наши телохранители, вооруженные обсидиановые великаны, расчищают нам путь к сцене, где ждут граммофоны. По толпе проносится шелест. Воздух вокруг нас кипит призраками, аватарами миллионов бестелесных фанатов. Я виляю хвостом. Пространство запахов опьяняет: парфюм, плоть, незапахи моравеков. И запах падшего бога, неправильного хозяина, который где-то прячется.

Мы поднимаемся на сцену на задних лапах, поддерживаемых обувными протезами. За нашей спиной высится лес граммофонов, их раструбы напоминают цветы из латуни и золота. Разумеется, мы жульничаем: музыка – аналоговая, граммофоны – настоящие, но ширина дорожек на черных дисках едва превышает нанометр, а иглы покрыты квантовыми точками.

Мы раскланиваемся, гремят аплодисменты.

– Спасибо, – говорю я, когда гром наконец стихает. – Мы старались сохранить цель этого концерта в тайне. Но теперь я наконец могу открыть вам, что это – благотворительное шоу.

Я чувствую напряжение в воздухе: медь и железо.

– Нам не хватает одного человека, – продолжаю я. – Его звали Шимода Такеши, и его больше нет.

Кошка поднимает дирижерскую палочку и поворачивается к граммофонам. Я следую ее примеру и вхожу в созданное нами звуковое пространство, где музыка состоит из звуков и запахов.

Хозяин – в музыке.

Потребовалось пять лет, чтобы взобраться на вершину. Я научился любить публику. Я мог обонять их эмоции и создавать музыку специально для них. И вскоре я перестал быть огромной собакой-диджеем среди лилипутов и превратился в маленького терьера в чаще танцующих людских ног. Кошка некоторое время работала гладиатором, но вскоре присоединилась ко мне в качестве исполнителя виртуальных драм, которые я ставил.

Мы выступали перед богатыми обладателями плоти в Быстром Городе, Токио и Нью-Йорке. Мне это нравилось. Я выл на Землю из лунного Моря Спокойствия. Но я никогда не забывал, что это лишь первая часть Плана.

Мы превращаем его в музыку. «ВекТех» владеет его мозгом, его воспоминаниями, его сознанием. Но музыкой владеем мы.

Закон – это код. Миллиард людей слушает голос нашего Хозяина. Миллиард сознаний загружает пакеты «Домашнего закона» из этого голоса, бомбардирует квантовых судей, пока они не отпускают его.

Это самая прекрасная вещь из всех созданных мной. Кошка крадется сквозь джунгли генетического алгоритма, позволяет темам расти, а потом хватает их и пожирает. Я гоняюсь за ними ради счастья погони, и мне плевать, поймаю я что-то или нет.

Это наше лучшее шоу.

Только когда оно подходит к концу, я понимаю, что никто не слушает. Публика замерла. Феи и быстролюди висят в воздухе, словно мухи в янтаре. Моравеки превратились в безмолвные статуи. Время замерло.

Две ладони аплодируют.

– Я горжусь вами, – говорит неправильный хозяин.

Я поправляю галстук-бабочку и улыбаюсь широкой собачьей улыбкой. У меня в животе извивается ледяная змея. Запах бога велит мне кинуться на пол, вилять хвостом, подставить горло божеству, что стоит передо мной.

Но я этого не делаю.

– Привет, Ниппер, – говорит неправильный хозяин.

Я сдерживаю низкое рычание, рвущееся из горла, и формирую слова:

– Что ты сделал?

– Мы их приостановили. Лазейки в аппаратных средствах. Управление цифровыми правами.

Его лицо красного дерева осталось гладким, он не постарел ни на день, на нем темный костюм и булавка для галстука «ВекТех». Но глаза у него усталые.

– Я действительно впечатлен. Вы великолепно скрывали следы. Мы думали, вы фурри. Пока я не понял…

Его прерывает раскат далекого грома.

– Я обещал ему присмотреть за вами. Поэтому вы до сих пор живы. Вам это не нужно. Вы ничего ему не должны. Взгляните на себя: кто мог подумать, что вы так далеко зайдете? Неужели вы хотите отказаться от всего этого из-за какого-то атавистического чувства животной преданности? Хотя выбора у вас нет. План не сработал.

Кошка шипит, как паровая труба.

– Ты ничего не понял, – говорю я. – Концерт – всего лишь отвлекающий маневр.

Кошка стремительна, словно черно-желтое пламя. Мелькают когти, и неправильный хозяин лишается головы. Я скулю, когда запах крови оскверняет запах бога. Кошка облизывается. На ее белой рубашке – алое пятно.

Цеппелин содрогается, сверкает защитная оболочка из псевдовещества. Темное небо вокруг «Маркиза» кишит огнедышащими жуками. Мы бежим мимо человеческих статуй бального зала в лабораторию.

Кошка берет грязную работу на себя, даря мне краткую передышку в виртуальной абстракции. Я не знаю, как Хозяин сделал это много лет назад, как избавился от защитных водяных знаков «ВекТех». Несмотря на все уроки Маленького Животного, мне это не под силу. Поэтому придется сжульничать и добыть меченые детали в другом месте.

Например, в мозгу неправильного хозяина.

Та часть меня, что родилась на острове Маленького Животного, соединяет два паттерна, словно кусочки пазла. Они подходят друг к другу, и на мгновение я мысленно слышу голос Хозяина, теперь настоящий.

Кошка ждет, уже облаченная в когтистый боевой скафандр, и я надеваю свой. Вокруг гибнет «Маркиз Карабас». Чтобы освободить Хозяина, мы должны уничтожить защитную оболочку.

Кошка едва слышно мяукает и вручает мне что-то красное. Старый пластмассовый мячик со следами зубов, пахнущий солнцем и морем. Внутри перекатываются песчинки.

– Спасибо, – говорю я.

Кошка не отвечает, распахивает дверь в шкуре цеппелина. Я шепчу команду, и Хозяин отправляется в путь в потоке нейтрино, несется к острову в синем море. К острову, на котором боги и большие собаки живут вечно.

Мы вместе ныряем в дверь, вниз, к свету и огню.