Пророк с острова Флорес
Если это лучший из возможных миров, то каковы остальные?
Вольтер
Мальчиком Пол играл в бога на чердаке над гаражом родителей. Так назвал эту игру отец в тот день, когда узнал о ней, – «играть в бога». Пол строил клетки из двух– и четырехдюймовых до сок, которые нашел за гаражом, и кусков металлической сетки в четверть дюйма – ее он покупал в местном магазине. И пока отец выступал на конференции по божественной кладистике, основе современной биологической классификации, Пол создавал собственную лабораторию согласно планам, разработанным во время школьных уроков.
Он был еще слишком мал, чтобы пользоваться электрическими инструментами отца, и потому пилил доски для клеток вручную. Проволочную сетку разрезал прочными черными ножницами матери. Винты брал из дверец старого шкафа, а гвозди – из ржавой банки на неиспользуемом верстаке отца.
Однажды вечером мать услышала стук и пришла в гараж.
– Что ты там делаешь? – спросила она, глядя на треугольник света из чердака.
Пол высунул голову в отверстие, его черные волосы были в опилках.
– Играю с инструментами, – сказал он.
И в определенном смысле сказал правду. Потому что не мог солгать матери. Не прямо.
– С какими инструментами?
– Молотком и гвоздями.
Она смотрела на него. У нее было изящное лицо китайской куклы, но части его словно кто-то склеил чуть неправильно.
– Осторожней, – сказала она, и Пол понял, что мать говорит и об инструментах, и об отце.
– Хорошо.
Пол продолжал строить клетки, и дни сменялись неделями. Материала было достаточно, и он строил просторные клетки: так приходилось меньше резать. В реальности клетки превратились в огромные, заранее разработанные сооружения, слишком большие для животных, которые в них содержались. Вовсе не клетки для мышей и даже не настольные мышиные лабиринты: в таких клетках можно было содержать немецких овчарок. Пол потратил на этот проект почти все свои карманные деньги, покупая все необходимое: листы плекси, пластиковые бутылки для воды, куски древесины, из которых он мастерил защелки. Пока соседские дети играли в баскетбол, Пол работал.
Он покупал беличьи колеса для упражнений и строил переходы, подвешивал мотки пряжи, чтобы мыши могли подниматься на разные платформы. Самих мышей он покупал на свои карманные деньги в зоомагазине. В основном белых, какими кормят змей, но несколько были разной, менее привычной окраски. Было у него даже несколько английских мышей, стройных, длинноногих, с большими ушами, похожими на тюльпаны, и блестящей шерсткой. Ему нужно было разнообразное население, поэтому он старался покупать мышей разных видов. Сооружая для мышей постоянное жилище, он временно держал их в аквариуме на столе. Закончив последнюю большую клетку, он одну за другой переселил мышей, своих первых исследователей новых континентов, в их новое жилище. Чтобы отметить это событие, он пригласил своего друга Джона Лонга, у которого округлились глаза при виде того, что сделал Пол.
– Ты сам построил все это? – спросил Джон.
– Да.
– Это должно было занять у тебя много времени.
– Несколько месяцев.
– Родители не разрешают мне держать животных.
– Мои тоже, – ответил Пол. – Но это не домашние животные.
– А кто они?
– Подопытные в эксперименте.
– Что за эксперимент?
– Пока еще сам не решил.
* * *
Мистер Финли стоял у проектора и чертил на чистом листке пластика красный эллипс. Спроецированный на стену, этот эллипс выглядел как кривая полуулыбка между осями X и Y.
– Этот график представляет количество дочерних атомов. А это… – Он нарисовал зеркальное отражение первого эллипса. – Это количество родительских атомов. – Он положил указку на проектор и посмотрел на ряды учеников. – Может ли кто-нибудь сказать мне, что представляет собой точка пересечения?
Поднял руку Даррен Майкл из первого ряда.
– Полураспад элемента.
– Совершенно верно. Джонсон, в каком году было изобретено радиометрическое датирование?
– В 1906-м.
– Кем?
– Резерфордом.
– Какой метод он использовал?
– Ураново-свинцовый…
– Нет. Уоллес, можешь нам сказать?
– Он полагал гелий одним из продуктов распада урана.
– Хорошо, в таком случае кто же использовал ураново-свинцовый метод?
– Болтвуд, в 1907 году.
– И как оценивались эти первые результаты?
– Скептически.
– Хорошо. – Мистер Финли повернулся к Полу. – Карлсон, ты можешь сказать, в каком году Дарвин написал «Происхождение видов»?
– В 1867 году, – сказал Пол.
– Да, а в каком году теория Дарвина окончательно потеряла ценность в глазах научного сообщества?
– Это было в 1932 году. – Предвидя следующий вопрос, Пол продолжал: – Когда Колхорстер изобрел калиево-аргонное датирование. Новый метод датирования показал, что Земля не так стара, как считала эволюционная теория.
– А когда теория эволюции была развенчана окончательно?
– В 1954 году, когда в Чикагском университете Уиллард Ф. Либби открыл метод датирования с помощью угле рода-14. Он получил Нобелевскую премию в 1960 году, когда полностью и окончательно доказал, что Земле 5800 лет.
* * *
На чердак Пол пришел в белом лабораторном халате. Это был старый халат отца, и Полу пришлось подрезать рукава. Отец у Пола доктор – доктор наук. Светловолосый, рослый, преуспевающий. С матерью Пола он познакомился после окончания аспирантуры, когда консультировал китайскую исследовательскую фирму. Некоторое время они работали над совместным проектом, но никогда не возникало сомнений в том, что глава семьи – отец. Гений и знаменитость. И еще сумасшедший.
Отец Пола любил ломать вещи. Он ломал телефоны, пробивал стены и крушил столы. Обещая больше так не делать, он всякий раз нарушал обещания. Одно время он ломал кости: врач не поверил, что мать упала с лестницы, и вызвал полицию. Не поверили плачущей фарфоровой женщине, которая клялась, что муж ее и пальцем не трогал.
Отец Пола был стихийной силой, такой же непредсказуемой, как падение кометы или извержение вулкана. Чердак оказался хорошим местом, где можно прятаться, и Пол с головой погрузился в свое хобби.
Пол изучал мышей, словно Гудолл шимпанзе. В зеленом блокноте на спиральке он документировал их социальные взаимоотношения. Он обнаружил, что в просторном жилище они образуют стаи, как волки, с доминантным самцом и доминантной самкой, со строгой социальной иерархией, включающей привилегии на спаривание, территориальные притязания и почти ритуальную демонстрацию покорности со стороны самцов низшего ранга. Доминантный самец оплодотворял большинство самок, и еще Пол узнал, что мыши могут убивать друг друга.
Природа не терпит пустоты, и мышиное население быстро росло, заполняя созданный для него новый мир. Мышата рождались розовыми и слепыми, но, как только у них появлялась шерсть, Пол начинал документировать в блокноте их окрас. Многие были желтовато-коричневыми, черными и серыми. Изредка встречались агути. Были ирландские пятнистые, и полосатые, и в разноцветных пятнах. В последующих поколениях появлялись окрасы, каких он не покупал, а он достаточно знал генетику, чтобы понять: это проявляются рецессивные гены.
Пола зачаровывала концепция генов, этого устойчивого звена, с помощью которого Бог обеспечивает передачу наследственных элементов от одного поколения другому. В школе это называли божественной трансмиссией.
Пол провел исследование и установил, что группы мышей разного окраса легко наносятся на карту и происхождение их не вызывает сомнений. Он распределил свое население по фенотипам и нашел одну мышь, светлую, с темно-желтыми глазами, которая должна была быть трижды рецессивной: bb, dd, ee. Но ему мало было владеть мышами, наблюдать за ними, недостаточно просто использовать решетку Пеннета. Он хотел заниматься настоящей наукой. И так как настоящие ученые используют микроскопы и электронные весы, он попросил их на Рождество.
Он быстро обнаружил, что мышам исследования под микроскопом не нравятся. Они пытались сбежать со стенда. А вот электронные весы оказались полезны. Он взвешивал каждую мышь и вел подробные записи. Он подумывал о создании группы с врожденной особенностью, которая бы стала комбинацией отличительных характеристик, но не знал, какие именно характеристики нужно взять.
Он просматривал свои записи, когда увидел это. Январь-17. Не дата, а мышь – семнадцатая мышь, родившаяся в январе. Он подошел к клетке и открыл дверцу. Стремительное движение рыжеватой шерстки – и он схватил ее за хвост, мышь тигровой окраски с большими ушами. Ничего особенного в этой мыши не было. От других ее отличала только запись в блокноте. Пол посмотрел на эту запись, посмотрел на номер, который записал сам. Из более чем девяноста мышей в его блокноте эта, Январь-17, была самой крупной, тяжелее прочих на два грамма.
В школе его учили, что наука помогает осознать истинный смысл слов бога. Бог записал язык жизни четырьмя буквами: А, Т, Ц и Г. Но Пол занимался своими исследованиями не для того, чтобы приблизиться к богу. Он занимался ими исключительно из любопытства.
* * *
Было самое начало весны, когда отец спросил его, чем он занимается на чердаке.
– Да просто играю.
Они были вдвоем в машине отца и возвращались с урока музыки.
– Мама говорит, что ты там что-то построил.
Пол запаниковал.
– Построил недавно крепость.
– Тебе уже почти двенадцать. Не поздновато ли для крепостей?
– Да, наверно.
– Я не хочу, чтобы ты проводил там время.
– Хорошо.
– Не хочу, чтобы твои отметки ухудшились.
Пол, который уже два года не получал ни одной четверки, сказал:
– Хорошо.
Остаток пути они молчали; Пол исследовал стены своей вновь образовавшейся реальности. Потому что хорошо умел различить признаки приближающегося землетрясения.
Он смотрел на лежащие на руле руки отца. Рослый для своего возраста, как отец, Пол унаследовал черты своей матери-азиатки и иногда думал, не этим ли объясняется пропасть между ним и отцом, которую он не может пересечь. Обращался бы отец по-другому с веснушчатым светловолосым сыном? Нет, решил Пол. Отец был бы тем же. Той же стихийной силой, той же катастрофой. Он не может быть не таким, каков есть.
Пол видел руки отца на руле и годы спустя, когда вспоминал об отце, даже после того как все произошло. Этот застывший миг. Ведет машину, крупные руки на руле, тихое мгновение предчувствия, которое не было ложным, а лишь тем, чем было, – лучшим, что когда-либо происходило между ними.
* * *
– Что ты сделал?
В голосе Джона звучало удивление. Пол тайком провел его на чердак и теперь держал Берту за хвост, показывая ее Полу. Красавица золотистой тигровой масти дергала усами.
– Самое свежее поколение, Ф-4.
– Что это значит?
Пол улыбнулся.
– Дитя близких родственников.
– Какая большая мышь!
– Самая большая. Пятьдесят девять граммов – вес в возрасте ста дней. Средний вес около сорока.
Пол посадил мышь на руку Джону.
– Чем ты ее кормил? – спросил Джон.
– Тем же, чем остальных. Смотри сюда.
Пол показал график, который начертил, такой же, как график мистера Финли, – слегка искривленный вверху эллипс между осями X и Y. График постепенного увеличения массы тела от поколения к поколению.
– Один из самцов Ф-2 весил сорок пять граммов, поэтому я спаривал его с самыми крупными самками, и у них было больше пятидесяти детенышей. Я всех их взвешивал на сотый день и выбрал четверых самых крупных. Спаривал их и делал то же самое в следующем поколении, выбирая тех, кто на сотый день весил больше остальных. Получил ту же колоколообразную кривую распределения – только колокол слегка сместился вправо. Берта самая крупная из всех.
Джон в ужасе смотрел на Пола.
– И это работает?
– Конечно, работает! То же самое люди проделывают с домашним скотом последние пять тысяч лет.
– Но у тебя на это ушли не тысячи лет.
– Да. Ну, меня немного удивило, что получается так хорошо. Изменения ведь немалые. Ты только посмотри на нее, а это только Ф-4. Что же будет в десятом поколении?
– Похоже на эволюционизм.
– Не говори глупости. Это просто направленная селекция. Поразительно, что может сделать легкий толчок при достаточно разнообразном населении. Я хочу сказать… Если подумать, я срезал для четырех поколений подряд нижние девяносто процентов кривой. Конечно, мыши стали крупней. Вероятно, я мог бы двигаться в противоположном направлении и сделать их меньше. Но меня удивляет одно обстоятельство. Я заметил его только недавно.
– Что?
– Когда я начинал, примерно половина мышей была альбиносами. Теперь же они встречаются одна на десять особей.
– Ну, хорошо.
– Я никогда не отбирал их на этом основании.
– И что?
– Когда я отбраковывал… когда решал, какая мышь будет размножаться, вес иногда бывал одинаковый и я выбирал случайно. Думаю, просто одну разновидность я выбирал чаще других.
– И?..
– А что, если так же происходит в природе?
– Что ты имеешь в виду?
– Это как динозавры. Или мамонты. Или пещерные люди. Они когда-то жили здесь. Мы это знаем, потому что находим их кости. Но они исчезли. Бог создал жизнь шесть тысяч лет назад, верно?
– Да.
– Но некоторые виды исчезли. Вымерли в пути.
* * *
Пол слышал, как машина отца въехала в гараж. Отец вернулся домой раньше обычного. Пол подумал, не выключить ли свет на чердаке, но понял, что это только вызовет у отца подозрения. И ждал, надеясь. В гараже было непривычно тихо, слышался только гул двигателя. Желудок у Пола ухнул куда-то вниз: он услышал скрип лестницы под тяжестью отца.
На мгновение его охватила паника – всего на мгновение он заозирался, пытаясь понять, куда можно спрятать клетки. Нелепо: такого места не было.
– Чем это пахнет? – спросил отец, когда его голова появилась в отверстии. Он замолчал и осмотрелся. – О!
Вот и все, что он сначала сказал.
Отец молчал, пока не поднялся окончательно. Остановился, навис сверху, как великан, и осмотрелся. При свете единственной лампы глаза его оставались в тени.
– Что это? – спросил он наконец.
От его мертвенного голоса у Пола все внутри заледенело.
– Что это?
На сей раз сказано было громче, в тени глаз что-то изменилось. Отец подошел к Полу и остановился над ним.
– Что это?
Теперь это был скорее крик, рвущийся изо рта.
– Я… я думал…
Большая рука устремилась к груди Пола, собрала в кулак его футболку, рывком поставила на ноги.
– Что это, черт возьми! Разве я не говорил: никаких домашних животных?
Гений семьи, знаменитость.
– Это не домашние животные, сэр, это…
– Боже, как здесь воняет! Ты принес этих тварей в дом? Принес в дом паразитов? В мой дом!
Рука отшвырнула Пола на клетки. По пути он перевернул стол, дерево и сетки полетели на пол, запищали мыши, заскрипели петли – месяцы и месяцы работы.
Отец увидел аквариум Берты, схватил его и высоко поднял над головой. Полу на мгновение живо представилось: Берта в аквариуме, детеныши в ней, бесчисленные поколения, которые никогда не родятся. Потом руки отца опустились, как стихийная сила, как катастрофа. Пол закрыл глаза, слыша звон бьющегося стекла. Он мог думать только об одном: так это и случилось. Так и случилось.
* * *
В семнадцать лет Пол Карлсон поступил в Стенфорд. Два года спустя умер его отец.
В Стенфорде Пол специализировался в генетике и антропологии, беря по восемнадцать кредит-часов в семестр. Он изучал Кумранские рукописи и апокрифические версии, прошел курсы компаративной интерпретации текстов и библейской философии. Еще студентом изучал фруктовых мушек и ланцетников, учился в престижной интернатуре у знаменитого генетика Майкла Пура.
Пол сидел в аудиториях, когда люди в темных костюмах развивали теории относительно Кибры и Т-вариантов, о микроцефалии-I и гаплогруппе D. Он знакомился с исследованиями, установившими внутри протеинов структуры под названием ААА+; было доказано, что именно они вызывают репликацию ДНК; он узнал, что эти генетические структуры сохраняют сведения обо всех формах жизни, от людей до протобактерий; их называли «картами великого создателя».
Изучал Пол и запрещенные тексты. Он изучал теорию балансирующего равновесия и Харди-Вайнберга, но делал это в одиночестве и по ночам, блуждая по темным коридорам собственного сознания; больше всего его интересовал обмен. Пол был молод, но он понимал, что такое обмен.
Он изучал недавно открытый ген, отвечающий за развитие болезни Альцгеймера, – АпоЕ-4, распространенный по всему миру, и знакомился с теориями, которые объясняли, почему вредные гены так широко распространены. Он узнал, что, хотя АпоЕ-4 вызывает болезнь Альцгеймера, этот же ген защищает от разрушительных последствий детского недоедания. Ген, который уничтожает мозг в семьдесят лет, спасает его в семь месяцев. Он узнал, что люди с серповидно-клеточными нарушениями не заболевают малярией, а гетерозиготные носители мутации в гене муковисцидоза невосприимчивы к холере; что люди с кровью второй группы выживают в эпидемиях чаще прочих и именно это за одно поколение изменило соотношение групп крови по всей Европе. Некоторые утверждали, что этот процесс медленно воспроизводят инфекции CKR-5 и HIV.
Из курса антропологии Пол узнал, что все ныне живущие могут проследить свое происхождение до Африки, почти на шесть тысяч лет назад, когда все человеческое многообразие существовало в виде небольшой популяции. Профессора говорили, что из Африки проистекли по меньшей мере две волны миграции, если не больше, – своего рода косвенное подтверждение теории Всемирного потопа. Но каждая культура верит в свое. У мусульман это Аллах, у иудеев – Иегова. Научные журналы старались больше не употреблять слово «бог», но говорить о разумном дизайнере, архитекторе – с маленькой буквы. Однако в глубине души Пол понимал, что это одно и то же.
Пол узнал, что в поисках местонахождения бога изучали мозг монахинь и ничего не нашли. Он узнал об эволюционизме. Хотя теория эволюции была давно отвергнута подлинной наукой, ее фанатичные сторонники все еще существовали; их верования оказались самыми устойчивыми среди других направлений псевдонауки и теперь произрастали на невозделанных полях наряду с более древними системами верований вроде астрологии, френологии и акупунктуры. Современные сторонники теории эволюции считали все разнообразные методы датирования ошибочными и предлагали набор ненаучных объяснений тому, отчего все методы изотопного датирования неверны. Некоторые шепотом даже говорили о заговоре и фальсификации данных.
Эволюционисты не признавали общепринятое толкование геологических данных. Они игнорировали чудо плаценты и необъяснимую сложность глаза.
На первом и старших курсах Пол изучал археологию. Он изучал древние останки человека прямоходящего и неандертальца. Изучал предков человека: австралопитека, афарского австралопитека, человека ледникового периода.
В мире археологии граница между человеком и его предком нечеткая, но всегда считалась важной. Для некоторых ученых человек прямоходящий – давно вымершая раса, увядшая ветвь человечества. Самые консервативные ученые вообще не считали его человеком: он другой, неудача творца, независимое создание, изготовленное теми же инструментами. Но это – радикальный взгляд. Главные научные направления, конечно, признавали существование каменных орудий как своего рода лакмусовой бумажки. Люди пользовались каменными орудиями, изготовляли их. Бездушные животные этого не делают. Разумеется, даже среди представителей этих общепризнанных направлений продолжались споры. Ископаемые останки KNM ER 1470, найденные в Кении, пришлись настолько посередине между человеком и нечеловеком, что понадобилось ввести новую категорию – «почти человек». Вспыхнул жаркий спор, причем обе стороны потрясали антропометрическими данными в качестве доказательств.
И тут на сцене, точно благожелательный учитель, который вмешивается, чтобы остановить драку детей, появилась наука генетика. Родилась палеометагеномика – наука, находящаяся на золотой середине между двумя главными страстями в жизни Пола – генетикой и антропологией.
* * *
Пол стал бакалавром в мае, а в сентябре начал занятия в аспирантуре. Через два года, получив научную степень, он переехал на Восточное побережье и приступил к работе в «Уэстин геномикс», одной из самых передовых исследовательских генетических лабораторий в мире.
Через три недели он уже был в экспедиции в Танзании, изучал технику извлечения ДНК из костей возрастом 5800 лет. Костей тех, кто жил на заре времен.
В ярко освещенное помещение вошли двое.
– Здесь и проводится тестирование?
Голос был незнакомый, выговор – городской австралийский.
Пол оторвал взгляд от микроскопа и увидел, что начальника экспедиции сопровождает пожилой мужчина в сером костюме.
– Да, – сказал мистер Лайонз.
Незнакомец опирался на тиковую трость. Его седые, коротко подстриженные волосы были аккуратно зачесаны набок.
– Никогда не перестаешь удивляться, – сказал незнакомец, оглядываясь, – как лаборатории во всем мире похожи одна на другую. Культуры, которые ни в чем не могут прийти к согласию, единодушны в том, как сконструировать центрифугу, где поставить стеллаж для пробирок, в какой цвет окрасить стены – и это всегда белый. А столешницы, напротив, черные.
Мистер Лайонз кивнул. Он носил свой авторитет, как костюм, который велик на два размера: регулярно приходилось его поправлять, чтобы прилично выглядеть.
Пол встал, снял латексные перчатки.
– Гэвин Макмастер, – сказал незнакомец, протягивая руку. – Рад знакомству, мистер Карлсон.
Они обменялись рукопожатием.
– Пол. Зовите меня Полом.
– Прошу извинить, что прервал вашу работу, – сказал Гэвин.
– Мне все равно пора сделать перерыв.
– Не буду вам мешать, – сказал мистер Лайонз и вышел.
– Прошу, – сказал Пол. – Садитесь.
Гэвин сел и поставил на стол свой чемоданчик.
– Обещаю, что не отниму у вас много времени, – сказал он. – Но мне необходимо с вами поговорить. В последние несколько дней мы оставляли сообщения и…
– О. – Лицо Пола изменилось. – Вы из…
– Да.
– Весьма необычно, что вы связались со мной таким образом.
– Заверяю вас, что и обстоятельства весьма необычные.
– Тем не менее не уверен, что могу взяться за другую работу, не закончив эту.
– Вижу, произошло недоразумение.
– Как это?
– Вы называете это работой. Считайте, что это консультация.
– Мистер Макмастер, я очень занят своей нынешней работой. Я задействован в нескольких проектах и, откровенно говоря, удивлен, что «Уэстин» вообще пустила вас на порог.
– «Уэстин» в курсе. Я позволил себе поговорить с управляющими, прежде чем связался с вами.
– Как вы…
Пол посмотрел на него, и Гэвин приподнял брови. С корпорациями вопрос «как» обычно остается риторическим. Ответ всегда один. И всегда связан со знаком доллара.
– Конечно, мы оплатим консультацию, приятель.
Макмастер придвинул к нему по столу чек. Пол едва взглянул на него.
– Я же сказал, я занят несколькими проектами. Любой другой испытатель, вероятно, заинтересуется.
Макмастер улыбнулся.
– В обычных условиях я бы решил, что вы торгуетесь. Но это ведь не тот случай?
– Нет.
– Когда-то я был точь-в-точь как вы. Дьявольщина, может, я до сих пор такой.
– Тогда вы меня поймете.
Пол встал.
– Я понимаю вас лучше, чем вы думаете. Иногда гораздо легче договориться, если человеку нужны деньги.
Мне кажется, что люди, которые стремятся к деньгам, все равно сознают их бессмысленность.
– У меня нет такого опыта. С вашего позволения… Вежливость подобна стене, это он узнал от матери.
– Прошу вас, – сказал Гэвин. – Прежде чем вы уйдете, позвольте кое-что вам показать.
Он щелкнул замком чемоданчика и достал стопку глянцевых фотографий размером 8×10.
Несколько мгновений Пол стоял. Потом взял протянутые ему фотографии. Начал рассматривать. И смотрел долго.
Гэвин сказал:
– Эти окаменелости найдены в прошлом году на острове Флорес в Индонезии.
– Флорес, – прошептал Пол, не сводя глаз со снимков. – Я слышал, там нашли необычные кости. Но не видел никаких публикаций.
– Это потому, что мы их еще не делали.
– Тут неверные измерения. Локтевая кость – шесть дюймов.
– Они верные.
Пол взглянул на него.
– Почему я?
И тут стена исчезла. То, что обитало за ней, почувствовало голод.
– А почему бы нет?
Теперь уже Пол вскинул бровь.
– Потому что вы хороши, – сказал Гэвин.
– Другие не хуже.
– Вы молоды и не рискуете потерять репутацию.
– Или ее у меня и так не будет.
Гэвин вздохнул.
– Потому что я не знаю, должна ли археология быть настолько важной наукой, какой вдруг стала. Подойдет вам такой ответ? Мы живем в мире, где фанатики становятся учеными. Скажите мне, молодой человек, вы фанатик?
– Нет.
– Вот поэтому. Или почти поэтому.
* * *
На заре времен существовало конечное число уникальных созданий – конечное число видов, которое с течением времени чрезвычайно увеличилось путем расширения. Взрывное видообразование – это особое событие за пределами естественного процесса, феномен, относимый к моменту творения, и одна из тайн Аллаха.
Показания свидетелей, процесс над еретиками.
Анкара, Турция
Полет до Бали занял семнадцать часов, еще два часа до Флореса чартерным рейсом, потом четыре часа в джипе по крутым горам в самое сердце джунглей. Для Пола это был другой мир. Пошел дождь, прекратился и пошел снова, превратив дорогу в существо, с которым нужно бороться.
– Здесь всегда так? – спросил Пол.
– Нет, – ответил Гэвин. – В сезон дождей дорога гораздо хуже.
Флорес – остров цветов. С воздуха он выглядит длинной полоской джунглей среди голубой воды, это часть цепочки островов-четок, что протянулись между Австралией и Явой. Линия Уоллеса – более реальная, чем любая линия на карте, – проходит в нескольких километрах к западу, в сторону Азии и империи плацентарных млекопитающих. Здесь правит несколько другой император.
К тому времени как они приехали в Рутенг, Пол страшно устал. Он потер глаза. Рядом с джипом бежали дети, в их лицах сочетались черты малайцев и папуасов, коричневая кожа, крепкие белые зубы, мечта дантиста. Город на холме одной ногой стоял в джунглях, другой – на горе. От самого города начиналась долина глубиной в несколько километров.
Они остановились в отеле. Номер Пола был простым, но чистым, и Пол мгновенно уснул мертвым сном. Утром он встал, принял душ и побрился. Гэвин встретил его в вестибюле.
– Немного простовато, извините, – сказал Гэвин.
– Вовсе нет, – ответил Пол. – Есть постель и душ. Большего мне не нужно.
– Мы используем Рутенг как базовый лагерь для раскопок. В дальнейшем таких роскошных удобств не будет.
В джипе Пол проверил свое оборудование. Только усевшись на место пассажира, он заметил пистолет; черная кожаная кобура висела на дверце со стороны водителя. Накануне ее не было.
Гэвин заметил его взгляд.
– Мы живем в безумную эпоху, приятель. До последнего времени история забывала об этом месте. Но недавние события заставили ее о нем вспомнить.
– Какие недавние события?
– Религиозные с точки зрения одних и политические с точки зрения других. – Гэвин махнул рукой. – Эта находка затрагивает не только личные амбиции ученых.
Они поехали на север, спустились в долину, оставив позади последние следы цивилизации.
– Вы опасаетесь, что кто-то похитит кости? – спросил Пол.
– Да, этого я тоже боюсь.
– А чего еще?
– Легко притворяться, будто мы занимаемся чистой теорией, – идеи рождают в башне из слоновой кости группы враждующих ученых. Как будто это какое-то интеллектуальное упражнение. – Гэвин посмотрел на него, взгляд его темных глаз был серьезен. – Но когда видишь эти кости, чувствуешь в руках их тяжесть, некоторые теории умирают прямо у тебя под пальцами.
Дорога в глубину долины шла зигзагами и иногда поворачивала по дуге. На длинных участках нависающие ветви превращали ее в туннель, джунгли влажной тканью хлопали по ветровому стеклу. Но там и сям эта влажная ткань отходила, и тогда становилась видна долина, которая привела бы в восторг Голливуд, – архетип всех долин, дно джунглей, проступающее в тумане. На таких участках неловкий поворот руля легко мог бы отправить их навстречу быстрой смерти.
– Лианг Буа, – назвал их цель Гэвин. – «Холодная пещера».
И он объяснил, как, по их мнению, это произошло, каким образом. Вокруг были жаркие влажные джунгли, и потому двое или трое существ ушли в пещеру, чтобы поспать в прохладе. Или хлынул дождь, и они скрылись от него в пещере, но дождь не прекратился, река разлилась, как случается до сих пор, и поднявшаяся вода застала их в пещере врасплох; они утонули, и их кости оказались погребены под илом и осадками.
После того как Гэвин сказал это, они какое-то время ехали молча, и затем Пол услышал третий вариант.
– Или их там съели.
– Кто съел?
– Хомо хомини люпус эст, – сказал Гэвин. – Человек человеку волк.
Они пересекли разбухшую реку, вода подходила к самым дверцам машины. На мгновение Пол почувствовал, что течение подхватило джип, потащило и едва не унесло. Гэвин выбранился, до белых костяшек сжимая руль, стараясь вывести их на мелкое место. Когда выбрались, он сказал:
– Держитесь северного края; если съедете с дороги на несколько футов, эта сволочь может перевернуться.
Пол не стал спрашивать, откуда он знает.
За рекой располагался лагерь. Исследователи как один в широкополых шляпах или в банданах. Молодые и старые. Двое-трое без рубашек. На бревне у палатки сидела темноволосая женщина в белой блузке. Всех их объединяло одно – прочная хорошая обувь.
Все повернули головы к джипу; когда он остановился, собралась небольшая толпа и стала помогать с разгрузкой. Гэвин представил Пола. Восемь исследователей плюс еще два работника в пещере. В основном австралийцы. Индонезийцы. Один американец.
– Герпетология, приятель, – сказал один из них, пожимая Полу руку. Небольшого роста, коренастый, рыжебородый; не старше двадцати двух. Пол сразу забыл, как его зовут, но представление «герпетология, приятель» запомнилось. – Это моя специальность, – продолжал коротышка. – Я здесь из-за профессора Мак-мастера. Университет Новой Англии, Австралия.
Его улыбка под острым носом, указывающим на его собственный подбородок, была два фута шириной. Полу он сразу понравился.
Когда закончили разгружать джип, Гэвин повернулся к Полу.
– Думаю, теперь пришла пора для самого важного знакомства, – сказал он.
Пещера была рядом. Из джунглей торчал иззубренный известняковый валун, занавешенный лианами; под ними темнел вход. Камень был бело-коричневый, как старая слоновая кость. Пола окутал холодный воздух: вход в Лианг Буа представлял собой крутой спуск. Внутри глаза очень быстро привыкли. Помещение шириной тридцать метров широким полумесяцем открывалось в джунгли: земляной пол, низкий купол потолка. Вначале смотреть было не на что. В дальнем углу из земли торчали две палки; подойдя ближе, Пол увидел отверстие.
– Это оно?
– Да.
Пол опустил рюкзак и вынул из пластиковой упаковки белый нетканый комбинезон.
– Кто еще их трогал?
– Талфорд, Маргарет и я.
– Для сравнения мне понадобятся ваши образцы крови.
– Загрязнение образцов ДНК?
– Да.
– Поняв значение находки, мы тут же закрыли раскопки.
– Тем не менее мне понадобятся образцы крови всех, кто здесь копал, всех, кто вообще приближался к костям. Завтра сам возьму пробы.
– Понимаю. Вам еще что-нибудь нужно?
– Уединение, – улыбнулся Пол. – В этой части пещеры никого не должно быть.
Гэвин кивнул и вышел. Пол вытащил свой брезент и крючки. Конечно, лучше, если образцы берет тот, кто выкопал кости из земли, – или, еще лучше, если пробы ДНК берут с костей, которые еще лежат в земле. Так загрязнение меньше. А загрязнение есть всегда. Какие бы предосторожности ни принимались, сколько бы ни было слоев брезента, как бы мало людей ни работало на раскопках, загрязнения не избежать.
Пол пролез в отверстие. Фонарик был закреплен на лбу, белый комбинезон скользил по влажной земле. Со своего места он не мог сказать, что это за кости, видел только, что это кости, наполовину погруженные в землю. С его точки зрения, это было самое главное. Материал был мягкий, не окаменевший, требовалась осторожность.
На все про все ушло почти семь часов. Он сделал два десятка снимков, тщательно следя за тем, от каких образцов какие пробы берет. Кем бы ни были эти существа, они были маленькие. Пол запечатал образцы в небольшие стерильные пробирки для транспортировки.
Был уже вечер, когда он выбрался из-под брезента.
Первым у костра он встретил Гэвина.
– Вы закончили?
– На сегодня. У меня шесть различных образцов по меньшей мере от двух разных индивидов. Займет еще пару дней.
Макмастер протянул ему бутылку виски.
– Не слишком ли рано праздновать?
– Праздновать? Вы весь вечер проработали в могиле. Разве в Америке не выпивают после похорон?
* * *
В тот вечер у лагерного костра Пол слушал звуки джунглей и голоса ученых, чувствуя, как вокруг него сгущается история.
– Допустим, это не они, – говорил Джек, худой американец, порядком подвыпивший. – Допустим, это не та же клеточная линия, что у нас. Что тогда?
Рыжебородый герпетолог застонал. Его звали Джеймс.
– Хватит уже этой доктрины благопристойного вздора, – сказал он.
– Но что это тогда? – спросил кто-то.
Они передавали друг другу выпивку, изредка посматривая на Пола, словно он священник, явившийся дать им отпущение грехов, а его сумка для сбора образцов – знак принадлежности к избранной касте. Когда бутылка оказывалась у Пола, он делал глоток. С виски они давно покончили и теперь пили местную рисовую водку, которую принесли рабочие. Пол глотал огонь.
Рыжеволосый парень говорил:
– Вот в чем правда, – но Пол прослушал часть разговора и впервые понял, насколько они все пьяны; Джеймс рассмеялся чему-то, а женщина в белой блузке повернулась и сказала:
– Кое-кто прозвал это «хоббитом».
– Что?
– Флоресский человек – хоббит. Маленький народец ростом три фута.
– Толкин гордился бы, – сказал кто-то.
– Нижняя челюсть, почти полный череп, части правой ноги и левый безымянный палец.
– Но что оно такое?
– Эй, вы остаетесь?
Вопрос на пару секунд повис в воздухе – Пол не сразу понял, что спрашивают его. Глаза у женщины, сидевшей по другую сторону костра, были карие, изучающие.
– Да, – ответил он, – еще на несколько дней.
Потом снова тот же вопрос:
– Но что оно такое?
Пол сделал еще глоток, пытаясь заглушить голос паники в голове.
* * *
В следующие несколько дней Пол лучше познакомился с девушкой в белой блузке. Звали ее Маргарет. Ей было двадцать восемь. Австралийка. Какая-то часть крови аборигенов по линии матери, но заметно это только по ее рту. Остальное могло принадлежать голландке, англичанке – кому угодно. Но эти полные губы, зубы, как у детей из Рутенга, зубы – мечта дантиста! Каштановые волосы она завязывала на затылке, чтобы пряди не свисали на лицо, когда работала в дыре. Это ее шестые раскопки, сказала она Полу.
– Эти главные. – Когда Пол брал у нее образец крови, она сидела на стуле, протянув тонкий указательный палец; на нем набухала алая жемчужина, готовая выдать все ее тайны. – Большинство археологов так за всю свою жизнь и не встречает свою главную находку, – говорила она. – Может, она тебя ждет. А может, и нет. Но это те раскопки, в которых я хочу участвовать.
– А как же Лики? – спросил Пол, протирая ее палец ваткой.
– Ха! – Она с деланым отвращением помахала рукой. – У них их было несколько. Проклятые Кеннеди от археологии!
Пол невольно рассмеялся.
* * *
Это приводит нас к так называемой теории единого происхождения, согласно которой каждый вид является уникальным и индивидуальным результатом творения. Поэтому все люди, живые и мертвые, возникли в результате одного общего творческого акта. Быть за этой чертой означает быть не человеком, а кем-то другим.
«Журнал наследственности»
Вечером Пол помогал Гэвину грузить джип для возвращения в Рутенг.
– Я везу наших рабочих в город, – сказал ему Гэвин. – Они неделю работают, потом неделю отдыхают. Хотите, увезу ваши образцы?
Пол отрицательно покачал головой.
– Не могу. Существуют очень строгие правила насчет последовательности передачи образцов.
– Где образцы сейчас?
Пол похлопал по карману джинсов.
– Что будет, когда вы отвезете эти образцы об ратно?
– Я передам их комиссии для оценки.
– А сами вы не будете их исследовать?
– Я буду помогать, но правила очень строгие. Я регулярно проверяю образцы ДНК животных, и оборудование у меня то же самое. Но для исследования рода Homo необходима особая лицензия и контроль.
– Хорошо, приятель, тогда я вернусь завтра вечером и прихвачу вас. – Гэвин достал из джипа спутниковый телефон. – На всякий случай, если без меня что-нибудь стрясется.
– Думаете, что-нибудь может стрястись?
– Нет, – сказал Гэвин. – Не знаю.
Пол потрогал сотовый телефон, черный пластиковый прямоугольник размером с туфлю.
– Что вас тревожит?
– Честно говоря, я привез вас сюда и тем самым привлек некое нежелательное внимание. До сих пор мы не попадали под радар… но теперь с нами иностранный специалист, и люди хотят знать, зачем он понадобился.
– Какие люди?
– Официальные лица. Индонезия вдруг очень заинтересовалась.
– Вы опасаетесь, что они закроют раскопки?
Гэвин улыбнулся.
– Когда-нибудь изучали теологию?
– А что?
– Меня давно интересует Авраам. Помните, кто это?
– Конечно, – ответил Пол, не понимая, к чему ведет Гэвин.
– От этого пастуха берет начало вся естественная история монотеизма. Он стоит у основания трех Авраамовых религий: иудаизма, христианства и ислама. Когда евреи, христиане и мусульмане молятся своему единственному истинному богу, они молятся богу Авраама. – Гэвин закрыл глаза. – И тем не менее идет ожесточенная война из-за шпилей.
– А какое отношение это имеет к раскопкам?
– Слово «пророк» происходит от греческого prophetes. На иврите это nabi. Думаю, лучше всего выразился Абрахам Хешель, когда написал: «Пророк – тот, чья вера пылает яростно». А вы как думаете, Пол? Вы тоже считаете, что у пророка вера яростно пылает?
– Почему вы меня об этом спрашиваете?
– Ах, неважно. – Гэвин улыбнулся и покачал головой. – Просто старческое брюзжание.
– Вы не ответили, опасаетесь ли, что раскопки закроют.
– Мы пришли на эту землю, на их территорию; мы нашли кости, которые вступают в противоречие с их верой; что, по-вашему, может произойти? Да что угодно.
– Вступают в противоречие с их верой? – повторил Пол. – А вы что думаете об этих костях? Вы не сказали.
– Не знаю. Возможно, это патология.
– То же самое говорили о первых найденных костях неандертальцев. Но только их раскапывали снова и снова.
– Возможно, микроцефалия.
– Но какая микроцефалия делает вас ростом в три фута?
– Необычная форма черепа и малый размер тела могут быть никак не связаны между собой. На этих островах есть и пигмеи.
– Пигмеи не бывают такими маленькими.
– Но, возможно, эти два обстоятельства вместе… возможно, это кости микроцефалических… – Он не договорил.
Гэвин покачал головой и вздохнул. Выглядел он подавленным.
– Это самые маленькие из найденных костей, которые хоть сколько-то напоминают наши. Возможно ли, что это просто патологически развившиеся люди? Не знаю. Может быть. Патология возможна везде, и ее следует учитывать, если работаешь всего с несколькими образцами. Но у меня крутится в голове, что такие кости не находят повсюду.
– О чем вы?
– Эти кости найдены не в Африке и не в Азии. Их нашли на маленьком острове. Возле костей карликового слона. Это совпадение? Ради бога, да они охотились на карликовых слонов.
– Но если это не патология, то что это, по-вашему? Вы все еще не сказали.
– Генетика – могучая наука, мой друг. Не нужно верить. Можно знать. И именно это так опасно.
* * *
– Странные вещи происходят на островах.
Белая блузка Маргарет исчезла. Девушка облачилась в комбинезон. Кожа ее холеных рук была словно облита тончайшей пленкой глянца. Свет костра отгонял ночь, зажигая огоньки в их глазах. Близилась полночь, и исследователи сидели кружком и слушали, как трещит огонь. Слушали джунгли.
– Например, на Галапагосах, – сказала она. – Зяблики.
– Да ладно тебе, – сказал Джеймс. – Найденные нами черепа маленькие, мозг как у шимпанзе. Островной карликовый вариант рода Homo, ты это предполагаешь? Местная адаптация за последние пять тысяч лет?
– Лучшего объяснения у нас нет.
– Кости слишком неправильные. Не из нашей линии.
– Но они моложе других находок. Это не эректус, ветвь, обрубленная в начале времен. Эти существа выживали здесь долго. Кости даже не окаменели.
– Неважно, все равно они – не мы. Либо у них общее происхождение с человеком, либо они с самого начала были особым творением. Ничего иного. И не забудь, они ростом не выше метра.
– Это всего лишь оценка.
– Надежная оценка.
– Ахондроплазия…
– Да у них такая же ахондроплазия, как у меня. Я бы сказал, что скошенность лба свидетельствует против ахондроплазии.
– Дефицит какого-нибудь гормона роста мог бы…
– Нет, – сказал Пол, впервые вступив в разговор.
– Что нет?
– У пигмеев нормальный уровень гормонов роста, – сказал Пол. – Изучались все популяции – негритосы, пигмеи Андаманских островов, конголезские. Все в норме.
Все воззрились на него.
– Дело в передающемся домене их рецепторов, которые отличаются, – продолжал Пол. – Пигмеев делают пигмеями их рецепторы гормонов роста, а не сами гормоны роста. Если искусственно вводить ребенку пигмея гормоны роста, он все равно вырастет пигмеем.
– Ну, хорошо, – сказала Маргарет. – Не понимаю, как это влияет на то, общее ли с нами происхождение у этих костей.
Джеймс повернулся к собеседникам.
– Итак, они из нашей линии? Или из другой?
– Другой.
– Другой.
– Другой.
Девушка негромко и недоверчиво прошептала:
– Но у них были каменные орудия.
Все посмотрели на Пола, но он глядел на огонь и молчал.
* * *
Утро началось с тропического ливня. Исследователи прятались в палатках или под брезентовым навесом возле кострища. Только Джеймс, не убоявшись дождя, ушел в джунгли. Через час он вернулся, улыбаясь до ушей.
– Вы только посмотрите, – сказал он, показывая что-то Полу.
– Что это?
– Полусъеденный варан. Разновидность, которая водится только здесь.
Теперь Пол видел, что Джеймс держит лапу с ког тями.
– Большая ящерица.
– О нет! Это был еще детеныш. Мать-природа по эту сторону линии Уоллеса ведет себя странно. Дело не только в том, что здешние виды нигде больше не встречаются. Множество их даже отдаленно не родственны каким-либо другим. Как будто Бог начал с чистого листа, чтобы заполнить все ниши.
– Как вы заинтересовались герпетологией? – спросил Пол.
– По божьим творениям узнаешь бога.
– Макмастер упоминал карликового слона.
– Да, стегадона. Но их больше не существует.
– А что их уничтожило?
– То же, что убило бо льшую часть древней фауны на острове. Классическая катастрофа, вулканические извержения. Над самыми молодыми костями мы нашли слой пепла.
* * *
Однажды, лежа в постели с женщиной, Пол смотрел в окно на луну. Женщина провела пальцем по его шрамам.
– Твой отец был жесток.
– Нет, – сказал Пол. – Он был сломлен, только и всего.
– А есть разница?
– Да.
– Какая?
– Впоследствии он всегда раскаивался.
– Это имело значение?
– Да, всякий раз.
* * *
Отв. Конечно, происходила местная адаптация. Популяции постоянно адаптируются к меняющимся условиям.
Вопр. Посредством чего?
Отв. В разной степени успешного воспроизводства. С учетом генетической изменчивости это, по сути, не могло не произойти. Все это только математика и генетика. Пятьдесят восемь столетий – это долго.
Вопр. Можно пример?
Отв. В эту категорию попадает большинство пород собак, выведенных людьми для своих нужд. Физически они очень разные, но, когда изучаешь их гены, видно, что это один и тот же вид – хотя, несомненно, разделенный на несколько таксонов.
Вопр. Итак, вы утверждаете, что оригинал собаки создан Богом, а человек вывел различные разновидности?
Отв. Бога упомянули вы, а не я. И запишите там себе, милая: Бог создал серого волка, человек – собаку.
Выдержки из протоколов суда над генетиком Майклом Пуром
Все началось на следующее утро под видом полицейской операции. Прикатили сверкающие новые «Дайхатсу», с защитными брусами на крыше и с мощными шинами внедорожника. В них были люди с оружием. В основном с автоматами.
Пол услышал их раньше, чем увидел, – кричали на языке, которого он не знал. Они с Джеймсом находились у входа в пещеру. Увидев первый автомат, Пол бросился к палатке. Сунул пробирки с образцами ДНК в поясную сумку и набрал номер на спутниковом телефоне. Гэвин отозвался после второго звонка.
– Здесь полиция, – сказал Пол.
– Милостивый боже, я только что разговаривал с чиновниками, – сказал Гэвин. За палаткой слышались крики – сердитые крики. – Меня заверили, что ничего подобного не случится.
– Они солгали.
За спиной Пола Джеймс сказал:
– Дело плохо. Очень плохо.
– Где вы? – спросил Пол.
– Все еще в Рутенге, – сказал Гэвин.
– К тому времени как вы доберетесь сюда, все будет кончено.
– Пол, вам небезопасно…
Пол отключил телефон. Скажи мне что-то, чего я не знаю.
Достав нож из сумки для сбора образцов, он разрезал заднюю стенку палатки. Проскользнул в разрез, Джеймс за ним. Пол увидел, что на краю джунглей нерешительно стоит Маргарет. Их взгляды встретились, и Пол показал в сторону джипа; по счету три все побежали к машине.
Они забрались в нее и закрыли дверцы. Солдаты – теперь Пол знал, кто они, – не замечали их, пока Пол не включил двигатель. Он развернул машину; замелькали малайские лица, рты, раскрытые в гневном крике.
– Пристегнитесь, – сказал Пол, и джип рванул с места, разбрасывая грязь.
– Не стреляйте, – прошептал на заднем сиденье Джеймс. Он сидел, закрыв глаза, и молился.
– Что? – спросил Пол.
– Раз они стреляют, это не полиция.
В заднее окно влетела пуля и отколола кусок от ветрового стекла. Стекло покрылось паутиной трещин.
– Черт! – вскрикнула Маргарет.
Быстрый взгляд назад, и Пол увидел, что солдаты забираются в один из «Дайхатсу». Он рванул руль вправо.
– Не сюда! – крикнула Маргарет.
Пол не обратил на это внимания и втопил педаль газа.
Мимо проносились джунгли, так близко, что до них можно было дотронуться. Рытвины грозили отрезать их от усеянной ямами дороги. Сзади показался «Дайхатсу». Послышались выстрелы, их звуки напоминали треск китайского фейерверка; пули звенели о металл.
Они вписались в поворот, и впереди мелькнула река, большая и немая, как небо. Пол добавил газу.
– Нам не перебраться через нее! – крикнул Джеймс.
– Нужно добраться только до середины.
Сзади по джипу ударила еще одна пуля.
Они, словно в замедленной съемке аварии, врезались в реку, вода с ревом поднялась до разбитого ветрового стекла, сильно запахло тиной.
Пол вдавил педаль в пол.
Джип затарахтел, течение подхватило его, но потом колеса цепко встали на грунт. Они были уже почти на середине, когда Пол вывернул руль влево. Мир вокруг сдвинулся с места. Качаясь в течении, из воды показалось правое переднее крыло. Двигатель заглох. Они плыли.
Пол оглянулся. Машина преследователей резко затормозила на берегу, из нее выпрыгивали люди. Джип подбросило, колесо задело подводный камень.
– Плавать умеете? – спросил Пол.
– Решили наконец-то поинтересоваться?
– На вашем месте я бы отстегнул ремни.
Джип налетел на другой камень, металл со скрежетом прошелся по камню, небо поменялось местами с водой, и все потемнело.
* * *
Они кое-как выбрались на берег в нескольких милях ниже по течению, там, где реку пересекал мост. Оттуда по проселочной дороге они добрели до деревни под названием Реа и там сели в автобус. У Маргарет были с собой деньги.
Они молчали, пока не приехали в Баджаву.
– Думаете, наши в порядке? – спросила Маргарет.
– Им нет смысла расстреливать группу. Им нужны были только кости.
– В нас они стреляли.
– Решили, будто у нас есть то, что им нужно. Они стреляли по колесам.
– Нет, – сказала Маргарет, – вовсе не по колесам.
Три ночи они провели в гостинице; Джеймс не мог выйти на улицу: его рыжие волосы были чем-то вроде большущей ручки, за которую всякий мог подхватить его и унести. Многие местные никогда в жизни не видели рыжих волос, и описание сразу выдало бы Джеймса – приходи и бери голыми руками. А вот Пол не выделялся – еще одни вроде бы азиатские скулы в толпе, хоть он и был выше местных на полфута.
Ночью, глядя в потолок с одной из двуспальных кроватей, Джеймс сказал:
– Если эти кости – не наши предки… интересно, какими они были.
– Они знали огонь и каменные орудия, – сказал Пол. – Вероятно, они были почти как мы.
– Знаешь, мы ведем себя, как избранные. Но что, если это не так?
– Не думай об этом, – сказала Маргарет.
– Что, если сначала у бога было множество вариантов… много путей, разный выбор, а мы просто убили всех остальных?
– Заткнись, – сказала она.
– Что, если был не один Адам, а сотня Адамов?
– Заткнись на хрен, Джеймс!
Наступило долгое молчание. Через тонкие стены пробивался городской шум.
– Пол, – сказал Джеймс. – Если сумеешь доставить образцы в свою лабораторию, ты ведь поймешь?
Пол молчал. Он подумал об экспертной комиссии и усомнился.
– Исторические труды пишут победители, – сказал Джеймс. – Может, они же пишут и библии. Мне интересно, какая вера умерла с этими нашими ребятами.
На следующий день Пол пошел за продуктами. Вернувшись, он обнаружил, что Маргарет нет.
– Где она?
– Пошла искать телефон. Сказала, что скоро вернется.
– Почему ты ее не остановил?
– Не смог.
День перешел в вечер. К наступлению темноты оба поняли, что она уже не вернется.
– Как нам добраться домой? – спросил Джеймс.
– Не знаю.
– И твои образцы. Если даже мы сможем дойти до аэропорта, тебя с ними не пропустят в самолет. Тебя обыщут. И найдут их.
– Попробуем выбраться, когда все немного уляжется.
– Теперь не уляжется никогда.
– Уляжется.
– Нет, ты все еще не понял. Когда вся твоя культура зиждется на одной идее, ты не можешь позволить, чтобы кто-то доказал тебе, что основной посыл был неверен.
* * *
Сквозь глубокий сон Пол что-то услышал.
Он ждал чего-то подобного, хотя до этой минуты сам не понимал, что ждет. Скрип дерева, мягкое дуновение из открытой двери. Лучше бы потрясение и страх – ворвавшиеся солдаты, арест, заключение, депортация, правовая система. Молчащий человек в темноте сулил очень многое. И ничего хорошего. В его сознании возникло слово «убийца».
Пол выдохнул. Он оставался спокоен: какая-то часть его была мертва и не могла бояться. Часть, которую оставил в нем отец. Пол обшарил взглядом сумрак и нашел место, где двигалась какая-то тень, место, откуда по комнате тянуло ветерком. Если тень только одна, еще не все пропало.
Он подумал, не убежать ли, не добраться ли до выхода, бросив образцы, оставив позади эту комнату, но передумал. Джеймс все еще спал. Пол принял решение.
Он вскочил, одновременно бросив вперед одеяло, обернув им часть темноты, и там задвигался чей-то силуэт, тьма, напоминавшая пятна на пуме – черное на черном, пусть их и не видно. Пол понял, что застал эту тьму врасплох, но мгновенно догадался, что этого недостаточно. Удар сбил его с ног, отбросил к стене. Разбилось зеркало, осколки со звоном полетели на пол.
– Какого дьявола? – Джеймс включил свет, и внезапно мир обрел существование, застывший, как при свете фотовспышки; убийца был индонезийцем, он излучал сверхъестественную тишину, словно мерцание жары. Он принес развязку, пустоту в длинном клинке. Пол понял, насколько это оскорбительно. Оскорбление – шокирующее, гнусное – стояло перед ним, согнув колени, с блестящим ножом в руке, на зеркальной стали кровь. И только тогда Пол ощутил боль. Только тогда понял, что ранен.
Индонезиец двигался быстро. Очень быстро. Быстрее, чем Пол мог проводить его взглядом, со скоростью мысли он очутился возле Джеймса; тот успел только дернуться, прежде чем клинок разрубил его. Какой профессионал! Глаза Джеймса удивленно раскрылись. Пол сорвался с места, используя то единственное, что было в его распоряжении, – свои габариты, силу, инерцию. Он налетел на убийцу, как футбольный полузащитник, и схватил его, раздавливая о стену. Пол услышал, как что-то хрустнуло – ветка, прут, что-то в груди индонезийца – и они расцепились; убийца что-то делал руками, скрип ножа о кость, опять чернота, и Пол уклонился от удара, чувствуя, как клинок покидает его глазницу.
Самое странное, что гнева не было. Он сражался за жизнь, но не испытывал гнева. Убийца снова бросился на него, и на сей раз Пола спасли только его габариты. Он перехватил руку убийцы, выкрутил ее, и они очутились на полу. Усилием воли он на три дюйма вдавил горло индонезийца, словно сминал жестяную банку, и продолжал держать и давить, пока черные глаза противника не погасли.
– Прости, – сказал Пол. – Прости.
Он скатился с индонезийца на пол. Подполз к Джеймсу. Там была не лужа крови. Там было настоящее болото, пропитался весь матрац. Джеймс лежал на кровати и был еще в сознании.
– Не пачкай меня кровью, приятель, – сказал он. – Кто знает, какую заразу вы, американцы, разносите. Не хочу объясняться со своей девушкой.
Пол улыбнулся умирающему, закапав его слезами и кровью, вытирая наволочкой кровь с его рыжей бороды. И держал Джеймса за руку, пока тот не перестал дышать.
* * *
Пол открыл глаза и увидел белизну. Моргнул. Рядом с больничной кроватью на стуле сидел человек в костюме. У двери стоял другой человек в мундире полицейского.
– Где я? – спросил Пол.
Он не узнал собственный голос. Это был голос старика. Он словно наелся стекла.
– В Маумере, – сказал человек в костюме. Белый, тридцати с небольшим лет. Все в нем говорило: «адвокат».
– Давно?
– День.
Пол коснулся повязки на лице.
– А мой глаз?..
– Сочувствую.
Пол отреагировал на новость кивком.
– Как я сюда попал?
– Вас голого нашли на улице. А в вашем номере – двух мертвецов.
– Что теперь будет?
– Ну, это зависит от вас. – Человек в костюме улыбнулся. – Я здесь представляю некие круги, которые хотят, чтобы все закончилось быстро и тихо.
– Тихо?
– Да.
– Где Маргарет? Мистер Макмастер?
– Сегодня утром их посадили на самолет до Австралии.
– Я вам не верю.
– Для меня не имеет значения, верите ли вы мне. Я просто отвечаю на ваши вопросы.
– Что с костями?
– Разумеется, они конфискованы и переданы на хранение. Индонезийцы закрыли раскопки. В конце концов, это ведь их пещера.
– А что с образцами ДНК в моем номере? В пробирках?
– Конфискованы и уничтожены.
Пол молчал.
– Как вы оказались на улице? – спросил человек в костюме.
– Вышел.
– Почему голый?
– Я решил, что только так могу остаться в живых. Единственная возможность доказать, что при мне нет образцов. Я истекал кровью. Я знал, что за мной так или иначе придут.
– Вы очень сообразительны, мистер Карлсон. И вы решили отдать им образцы?
– Да, – сказал Пол.
Человек в костюме встал и вышел из комнаты.
– Почти все, – добавил Пол.
* * *
По дороге в аэропорт Пол попросил шофера остановиться. Заплатил за проезд и вышел. Автобусом уехал в Бенгали, оттуда на такси добрался до Реа.
В Реа он сел в автобус и, когда тот тронулся, крикнул:
– Стойте!
Водитель нажал на тормоза.
– Простите, – сказал Пол. – Я кое-что забыл.
Он вышел из автобуса и пошел назад в город. Никакая машина не поехала за ним.
В городе, на одной из боковых улиц, он нашел его – цветочный горшок с каким-то необычным розовым цветком. Покопался в земле у самых корней.
Старуха что-то крикнула ему. Он протянул ей деньги.
– Это за цветок, – сказал он. – Люблю цветы.
Английский она могла не понять, но деньги понимала.
Он ушел с горшком под мышкой. Кое в чем Джеймс был прав. В чем-то нет. Не сотни Адамов, а всего два. Все австралийские виды существуют, словно какой-то параллельный мир. «И узнаешь бога по его творениям». Но зачем бог создал двух Адамов? – гадал Пол. Ответ был таков: он не делал этого.
Два Адама. Два бога. По одному с каждой стороны линии Уоллеса.
Полу представлялось, что это начиналось как соревнование. На песке прочертили линию, чтобы проверить, чьи создания в итоге победят.
Пол понимал, какое бремя вынес Авраам, став свидетелем рождения религии.
Шагая по улицам, Пол копался пальцами в земле. Пальцы коснулись искомого, и Пол извлек пробирку. Пробирку, которую никогда не увидит никакая экспертная комиссия. Уж об этом он позаботится.
Он миновал стоящую на пороге женщину, старуху с красивыми полными губами. Он вспомнил о костях в пещере и о странном народе, когда-то жившем на этом острове.
Он протянул женщине цветок.
– Это тебе.
Потом остановил такси и сел в него.
– Отвезите меня в аэропорт.
Старая машина запрыгала по грязной дороге, и Пол снял с глаза повязку. Увидел, как шофер оглянулся на него и в ужасе отвел глаза.
– Видишь ли, – сказал ему Пол, – ученые лгут. Насчет неснижающейся сложности глаза. Бывает по-всякому.
Шофер сделал радио громче и смотрел только вперед, на дорогу. Пол, кривясь, освободил глаз от марлевого томпона, длинными полосами смотал грязный бинт. В голове взорвалась боль.
– Пророк – тот, чья вера пылает яростно, – сказал он и спрятал пробирку в пустой глазнице.
