90

Дейв Коллинз собирался открывать бутылку вина, когда выглянул из каюты и увидел, как по причалу спешит О’Брайен, держа под мышкой Макс. Дейв крикнул в открытую раздвижную дверь:

– Шон, заходи. Раздавим бутылочку каберне. «Фоксен Кэньон» 99-го года. Хороший год для калифорнийского каберне.

– И плохой для Чарли Уильямса. Но теперь я знаю, кто это сделал.

– Кто?

– Агент ФБР. Кристиан Манеру.

– Боже милостивый, Шон. Это дело обсуждается во всех криминальных ток-шоу Америки. Должно быть, ты недавно говорил с Такером Хьюстоном. Он стал любимцем Си-эн-эн, с этим своим техасским галстуком и легким южным акцентом. Он только что рассказывал, как новое расследование дела уверенно вышло на убийцу, который пользовался своим служебным положением для сокрытия правды. Хьюстон сказал, что это «долг перед законом, моралью и совестью – отыскать истину в деле Уильямса». Агент ФБР. Кто бы мог подумать?

– Это объясняет, почему при первом расследовании я сразу перепрыгнул к заключению. Я шел не по случайным следам, оставленным Чарли Уильямсом. Я шел по хорошо продуманному следу, оставленному человеком, который разбирается в криминалистике. Когда он зарезал Александрию, то вполне мог воспользоваться пакетом для вещдоков и собрать в него кровь. А потом разбрызгать ее по переднему сиденью пикапа… Это стало уликой, что надежно пригвоздила Уильямса.

О’Брайен рассказывал подробности, а Дейв слушал и потягивал каберне.

– Если мы найдем нож, – заключил О’Брайен, – который подобрал и спрятал Спеллинг, то сможем отыскать что-то на Манеру. А местонахождение заявления Спеллинга кроется в кровавом послании, оставленном отцом Каллаханом.

Дейв откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на туман, дрейфующий над причалами, как дым от тлеющего костра.

– Кристиан Манеру, – произнес он. – На слух – Франция, возможно, Греция. И ты сказал, он родился на Патмосе. На том самом острове, который Иероним Босх изобразил на своей картине – «Святой Иоанн на Патмосе».

Дейв сделал паузу, отпил вина и продолжил:

– Если мы вернемся к иероглифам отца Каллахана, если посмотрим на них в свете уже известного – Босх, картина, омега и Патмос… останется только одно.

– Три шестерки, – сказал О’Брайен.

– Именно. Можем ли мы как-то связать нашу новую сенсацию – Манеру – с этими цифрами?

– Ты хочешь сказать, Кристиан – дьявол? Звучит как оксюморон…

Дейв взял лист бумаги и написал на нем крупными печатными буквами фамилию Кристиана Манеру.

– Раз уж мы говорим о числах… древние греки активно использовали в нумерологии привязку к алфавиту. Они присваивали буквам численные значения. У омеги, последней буквы, было самое большое значение – восемьсот. Ты сказал – оксюморон. Что ж, как мы говорили тем вечером, современные ученые присваивают омеге значение «единица» в попытке отыскать уравнение судьбы Вселенной, но две тысячи лет назад греки присваивали омеге внушительный вес восьми сотен.

– А альфа равна единице, – сказал О’Брайен.

– Совершенно верно.

Дейв отпил вина и улыбнулся; его зубы порозовели от темного вина, взгляд оживляли новые открытия.

– Сейчас я поищу в Интернете численные значения всех двадцати четырех букв греческого алфавита, – сказал он.

Дейв набрал запрос, и на экране появился греческий алфавит и история греческой нумерологии.

– Шон, взгляни сюда.

Дейв развернул экран ноутбука, чтобы О’Брайену было лучше видно.

Дейв смотрел на экран, нахмурив брови, в его глазах отражался свет. Он взял ручку и стал писать.

– Нумерологическое значение твоего имени, Шон, будет S – 200 плюс E – 5 плюс A – 1 плюс N – 50, то есть 256. В нумерологии много древнего мистицизма. Некоторые утверждают, что она связана с гаданиями и, как в случае омеги, увязана с судьбой Вселенной. Греческий философ Пифагор был убежден, что весь космос можно выразить посредством чисел… что приводит нас к ускользающему числу 666.

Дейв написал число на бумаге и сказал:

– По сей день многие люди, даже среди иерархов католической церкви, считают, что три шестерки означают человека, убившего множество христиан, – Нерона. Это именно греческая форма имени. Значение его не дает 666. А если память меня не подводит, то…

Дейв написал «Нерон Цезарь».

– …Сложив вместе Neron и Caesar, мы получим 666.

О’Брайен уставился на слова, потом произнес:

– Дейв, взгляни-ка сюда.

Он написал печатными буквами MANEROU и подчеркнул четыре из них.

– А вот и наш нынешний Нерон: MANEROU.

– Интересно, – заметил Дейв. – Давай попробуем добавить остальные и посмотрим, не станет ли еще интереснее.

На «Гибралтаре» появился босой Ник Кронус. Он нес три греческих сэндвича, завернутые в алюминиевую фольгу, и упаковку «Будвайзера». Темные волосы топорщились из-под бейсболки, красный плавательный костюм выгорел до цвета лосося.

– С твоей лодки так и не запахло спагетти, – заявил он, – и я сказал себе: сегодняшний вечер хорош для морского окуня, салата, помидоров, особого соуса Ника, если все это завернуто в теплую питу.

– Большие греческие сэндвичи, – сказал Дейв. – Очень славно!

– Сосиска, я припас рыбы и для тебя, – заметил Ник и достал кусочек окуня, завернутый в фольгу. – Шон, хочешь пива? На мой взгляд, мужик, оно тебе не помешает, причем срочно.

Пока Ник открывал банку пива, у О’Брайена зазвонил мобильник. Это был Дэн Грант.

– Ты добрался до матери Спеллинга? – спросил О’Брайен.

– Федералы прочитали буквы, но не въехали в содержание.

– В каком смысле?

– В смысле Транквилити-трейл. Это не дом. Это, блин, кладбище.

– Что?

О’Брайен помолчал.

– Там, должно быть, похоронена мать Спеллинга. А улика зарыта вместе с ней.

– Шон, можно забить на подпись судьи под ордером на обыск, но чтобы раскапывать могилы, нужен ордер суда. Я знаю, у нас цейтнот. В Старке уже собираются демонстрации по поводу смертной казни, и за, и против. Но я не буду рыться в могилах, не зная, есть ли там хоть что-то.

О’Брайен молчал.

– Имей в виду, это чертовски старое кладбище, – продолжал Грант. – Еще со времен испанцев и французских гугенотов. Искать там ее могилу в такое время суток, да еще когда близится буря, все равно что иголку в стоге сена.

– Дэн, я перезвоню, – сказал О’Брайен и повесил трубку. – Ник, ты говорил, что был в детстве на Патмосе.

– Точно. Это религиозный опыт. Иногда мне хочется вернуться туда.

– Судя по картине Босха «Святой Иоанн на Патмосе», Иоанн записывает. Богородица сходит вниз, ангел указывает на нее, а в гавани горит корабль.

Ник сделал большой глоток пива.

– Домициан выпинал святого человека. Он жил на Патмосе. Господь сказал ему, или всему человечеству: либо мы разгребаем все дерьмо и учимся ладить друг с другом, либо встречаем конец, омегу. Апокалипсис. Это все есть в Откровении.

– Вот оно! – воскликнул О’Брайен, и его пальцы заметались по клавиатуре компьютера.

– Шон, успокойся, – сказал Ник. – Тебе нужно отправиться на Патмос и научиться обретать внутреннее спокойствие.

– Сейчас я скорее обрету письмо Сэма Спеллинга. Я знаю, где оно!

– Где? – спросил Дейв.

Он и Ник смотрели на экран ноутбука.

– Там, куда его спрятал отец Каллахан. Он оставил прямое указание на последнюю книгу Библии: Откровение Иоанна Богослова. Отец Каллахан откуда-то знал, что Манеру родился на Патмосе. Посмотри на экран.

О’Брайен указал на строку из Откровения.

– Вот здесь, стих 13:18. «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть». Фамилия Манеру в греческой нумерологии дает шестьсот шестьдесят шесть. Отец Каллахан, искусствовед, умирая, нарисовал символ с картины Босха. «Святой Иоанн на Патмосе». Он пытался написать «Патмос», но успел вывести только первые три буквы, а потом умер.

– Я лучше помолюсь, – заявил Ник. – Жуткое дело, мужики.

О’Брайен указал на экран.

– Омега, нарисованная отцом Каллаханом, есть прямо здесь, в Откровении. Вот стих 22:13 – «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний». И снова Апокалипсис – конец Библии, омега – конец. Я искал везде, а туда не посмотрел. Я уверен, отец Каллахан спрятал письмо Сэма Спеллинга в Откровении Иоанна – в Библии, которая лежит в церкви на кафедре. В каких-то пятнадцати футах от того места, где его убили.

– Не исключено, – заметил Дейв, – что отец Каллахан не написал название целиком, поскольку опасался возвращения убийцы. Он очень старался, Шон, чтобы ты разгадал его послание.

– И я еле справился.

– Но справился! – воскликнул Ник, кидая кусок питы Макс.

– Шон, загадка сфинкса была проще, – сказал Дейв, – но ты, друг мой, прошел все девять кругов ада Данте и достиг елисейских полей.

– Я еще не там, – ответил О’Брайен, поднимаясь со стула.

– Эй, сейчас полдвенадцатого, куда ты собрался в такое время? – спросил Ник.

– В церковь.