7
О’Брайен запер джип и направился к воротам 7-F, причалу, где он швартовал свой старенький катер. Макс бежала рядом, останавливаясь, чтобы обнюхать окрестности. Он прошел мимо «Тики Хат», бара под открытым небом, замаскированного под ресторан, который примыкал к «Понс Марина». Оттуда тянуло жареным окунем, креветками с чесноком и пивом. С десяток туристов сидели за деревянными столами, ели рыбные сэндвичи, потягивали пиво из высоких бутылок и наблюдали, как над заливом чайки бьются за подброшенные хлебные корки. Прозрачный навес, который опускали в дождливые дни, был свернут, и ветерок разносил запахи еды по всей пристани.
– Ну здравствуй, бродяга, – сказала Ким Дэвис, симпатичная брюнетка, работавшая в баре: чуть за сорок, ослепительная улыбка, глубокий загар и туго обтягивающие джинсы. – Похоже, пиво тебе не помешает, – улыбнулась она О’Брайену.
– Я бы с удовольствием, Ким, но сейчас у меня нет времени.
Она вытерла руки полотенцем, вышла из-за стойки и присела поздороваться с Макс, протягивая ей кусочек жареной рыбы.
– Ты ужасно милая!
Макс моментально проглотила рыбу, виляя хвостом с удвоенной силой. Ким встала, вглядываясь в лицо О’Брайена.
– Прости за вопрос, но ты что, с похорон?
– Одно мое старое дело воскресло. Теперь пытаюсь разобраться.
– Хочешь поговорить? Я освобожусь через час.
О’Брайен выдавил улыбку.
– Спасибо, но мне нужно бежать. Макс, пойдем.
– Если пересохнешь, я заброшу пиво тебе на катер, – улыбнулась Ким.
Он улыбнулся и пошел к воротам. Отперев замок, О’Брайен подождал, пока Макс не присоединится к нему. Пока они шли по длинному причалу, О’Брайен следил, как по фарватеру снуют наемные рыболовные суденышки. Загорелые туристы позировали в катерах рядом со своим уловом.
Катер О’Брайена «Юпитер» был одиннадцатиметровым «Бэйлайнером», купленным за десятую часть стоимости на аукционе Управления по борьбе с наркотиками Майами. К тому времени катеру уже стукнуло двадцать лет. Шон восстановил катер, проделав большую часть работы своими руками.
У причала, через два катера от «Юпитера», стоял «Гибралтар», траулер модели «Гранд Бэнкс 42». Его владелец, Дейв Коллинз, купил судно новым и проводил на нем добрую половину своего времени. Вторая половина проходила в квартирке дома на побережье, которую он уберег от своей бывшей жены во время войны за раздел имущества.
В свои шестьдесят с лишним Коллинз отличался мощной грудью и жилистыми от десятков лет трудов руками, белоснежной шевелюрой, любопытным взглядом серо-голубых глаз и неизменной четырехдневной щетиной. Он резал луковицу на камбузе, когда заметил О’Брайена, идущего по причалу, и выбрался на кокпит.
– И кто же из вас кого ведет? Мисс Макс и Шон, вы как раз к ужину. Что, наступили те самые выходные, когда ты собирался обновлять винты на «Юпитере»?
– «Юпитер» заслуживает толику времени, но сейчас у меня появилось другое дело, и Макс требуется няня.
– Ты даже не спрашиваешь, – усмехнулся Коллинз. – Привет, Макс.
Такса потянулась навстречу мужчине, подергивая носом.
– Унюхала соус, который я готовлю, – сказал Дейв. – Ник Кронус дал особый старинный рецепт, когда заплывал на прошлой неделе с уловом. У меня тут свежий морской окунь готов. Забирайтесь на борт. Поедим и выпьем. Или наоборот.
– Я не пью. Вечером встречаюсь со священником. Выпивка не пойдет на пользу, хотя у меня есть причина набраться.
О’Брайен наклонился и почесал Макс за ухом. Потом взглянул на Коллинза, изучая лицо друга.
– Дейв, какую самую большую ошибку в жизни ты совершил?
– Ты хочешь топ-десять или самый грандиозный провал, о котором я думал все последние годы?
– Похоже, второй вариант – то, что надо.
– Слишком долго держался работы, в которую больше не верил. Каждому сдают ту же колоду – на работе круглые сутки всю жизнь. Если ты и вправду глуп, то упускаешь шанс, держишь карты у самого носа, боишься сыграть по-настоящему и сделать, что следует. Слишком долго остаешься в игре, а в итоге обманываешь сам себя.
Коллинз глотнул из стакана красного вина и добавил:
– Ладно. Отчитался. А теперь рассказывай, что там у тебя. Хотя у меня было времени поболее, чтобы пустить все к чертям.
– Не пройдет и восьмидесяти четырех часов, как из-за меня умрет невиновный человек, – ответил О’Брайен.