Книга: Двадцать четвертая буква
Назад: 69
Дальше: 71

70

О’Брайен очнулся от гортанных криков бродячих котов, бросающих друг другу вызов. Их протяжные вопли и шипение эхом отдавались от кирпичных стен переулка. Крики накладывались друг на друга, будто двое котов встретились на дне колодца, выгнув спины, и фальцетом вызывали друг друга на бой в темноте. О’Брайен открыл глаза. Здоровым глазом он видел граффити, сплошь покрывающие стены. Другому глазу граффити представлялись размазанными, будто О’Брайен смотрел сквозь замочную скважину на таблицы окулиста с буквами не в фокусе.
Он лежал на спине в переулке, брошенный между пластиковыми мусорными баками и стопкой влажных газет. От черного полиэтиленового пакета, лежащего у его головы, воняло наполнителем для кошачьего туалета, едкой мочой и калом. Его туфли и носки промокли. О’Брайен убрал ногу из выбоины в тротуаре, заполненной дождевой водой. Над задним входом заведения под названием «Лора Лаундж» горела одинокая лампочка.
О’Брайен коснулся лица и почувствовал кровь, засохшую вокруг рта, глаз и носа. Нащупал лоскут кожи размером с мелкую монетку, свисавший над бровью. Попытался сесть, и в поясницу врезался «глок», заткнутый за пояс. Похоже, он спал на пистолете, рукоятка упиралась в позвоночник. Он оперся о влажный кирпич и подумал, не получил ли черепно-мозговую травму.
– Имя: Шон О’Брайен, – зашептал он. – День рождения: 12 декабря… девичья… фамилия матери… Льюис.
Он взглянул на часы. 6:01. Сколько он здесь пролежал? Где он? Где одолженная им машина? Что случилось с Роном Гамильтоном?
Салазар. Он мертв? 6:01. У Чарли осталось двадцать четыре часа.
О’Брайен посмотрел на свежеободранные костяшки: две на правой руке, одна на левой. Не отрываясь от стены, он попытался встать. Проверил карманы. Ключи и бумажник на месте, мобильник – тоже.
Были свидетели. Видеокамеры. Если он избил Салазара до смерти, то это – самозащита. Когда он, наконец, выпрямился у стены, пошел дождь. По истерзанному и окровавленному лицу потекли холодные капли. О’Брайен попытался медленно переставить ноги, ребра горели огнем. В голове стучало, а все тело болело так, будто его охаживали молотком.
Добравшись до конца переулка, он вышел на тротуар и стал искать табличку с названием улицы. Бискейн-стрит. Теперь О’Брайен знал, где он. В десяти кварталах от зала на Шестой. Кто-то бросил его среди отбросов, достаточно далеко от заведения, чтобы уберечь свое грязное белье от бывшего копа.
О’Брайен повернул направо. До океана меньше квартала. В эту секунду море – его лучший друг, лучшее место для отдыха. Он шагал по пустынным улицам, редкие машины притормаживали, чтобы подвезти, но потом, увидев окровавленное лицо О’Брайена, спешили дальше.
Чернокожий бездомный мужчина скрючился у закрытой двери типографии. Он укрывался от дождя, завернувшись в пожелтевшую душевую занавеску. Когда О’Брайен медленно проходил мимо него, он сказал:
– Эй, братишка! Ты похож на чей-то ходячий кошмар. Чувак, ты весь в крови. Тебе не помешает немного подлечиться. До больницы не близко, пешком не дойдешь. Можешь кровью истечь.
О’Брайен кивнул и двинулся дальше.
– Хреново, конечно, просить тебя, чувак, тебе хужее, чем мне, но вдруг у тебя есть доллар? Я бы пончик купил через часок или когда там магазин откроется.
Руки у О’Брайена болели, кровоточили, и он с трудом открыл бумажник. Он достал десятидолларовую бумажку и протянул ее мужчине. Тот встал.
– Спасибо тебе большущее, отзывчивый ты парень.
О’Брайен кивнул и пошел дальше, к шуму моря.
* * *
Голубой мир – и он останется таким еще минут пятнадцать, пока над Атлантикой не поднимется солнце, а вода и небо не станут кобальтово-синими. О’Брайен одиноко стоял в рассеянном утреннем свете – ни людей, ни ветра, только несколько мелькнувших машин. Он разделся до трусов, аккуратно сложил всю одежду, прикрыв ею пистолет и телефон, оставил стопку у подножия высокой пальмы и вошел в спокойный океан. Когда теплая вода дошла до груди, он откинулся назад и погрузился. Задержал дыхание и дал соленой влаге просочиться в каждую пору своего тела. Потом поплыл на спине, глядя в небо, которое уже светлело в ожидании рассвета.
Луна висела над горизонтом Саут-Бич, как тыква, идеальная рекламная картинка. О’Брайен взглянул в лицо луне и подумал о словах Дейва Коллинза: «Ты должен это увидеть».
Откроет ли луна то, что не смог открыть едва пережитый им смертельный бой? Лгал ли Салазар, стоя на коленях? Он признал избиение Барби, но сказал, что не слышал об остальных. «Остальные – это ваши с Руссо дела…».
О’Брайен ушел в темную воду. Тепло отмели было приятным. Мягкая зыбь вымывала яд, потенциальную инфекцию, из ссадин и царапин. Ссадина над глазом потребует скобок. Нужно посмотреть, что с ребрами. О’Брайен вылез из воды и вернулся к дереву. Оделся, сел на скамейку и набрал домашний номер друга – человека, с которым он не виделся со времени смерти Шерри.
Доктор Сет Ромберг снял трубку после третьего гудка.
– Доктор Ромберг слушает.
– Сет, это Шон О’Брайен.
– Шон, как поживаешь?
– Бывали утра и получше. Надо наложить пару скобок. Может, сделать укол от столбняка. Я бы подождал и позвонил тебе попозже, но у меня маловато времени.
– Маловато? Я понимаю, я провел много времени с тобой и Шерри. Но не хочешь ли ты обратиться в «Скорую»? Я не…
– Сет, я никогда не стал бы тебя просить, если бы речь не шла о жизни и смерти.
– Ты так серьезно пострадал?
– Нет, но если я не потороплюсь, серьезно пострадает другой человек. Пожалуйста, прими меня.
– Через сорок пять минут в моем кабинете.
О’Брайен отключился. Когда его зашьют, он наберет Рона Гамильтона, чтобы узнать, нашли ли тело – тело Салазара. А потом будет видно, намерены ли его обвинить в убийстве.
Сейчас он сидел и смотрел на восходящее солнце четверга. На горизонте разбегались нежные оранжевые и алые полосы. Поверхность воды сияла индиго. По пурпурному небу пролетел пеликан, он парил, лишь дважды взмахнул крыльями. А океан одевался в цвета нового дня.
Назад: 69
Дальше: 71