Книга: Лицо под вуалью
Назад: Глава 14
Дальше: Глава 16

Глава 15

Идея принять его в своем кабинете наверху, а не в одной из комнат для допроса принадлежала Бёрдену. Он уже не мог выносить эту виниловую плитку, мрачные стены и металлическую окантовку стола. Наверху было так же тепло, как внизу, но там ощущался какой-то холодок – казалось, что сквозь пластик и оконные рамы, а также из-под необитой двери с ржавой металлической ручкой дует сквозняк. Поэтому Клиффорда проводили наверх, и он вошел, словно явился в гости – с улыбкой и с протянутой рукой. Майкл не удивился бы, если б парень спросил у него о здоровье, но этого Сандерс не сделал.
Шторы задернули, и в комнате горел свет. Но это был мягкий свет, идущий от наклонной лампы на письменном столе и двух маленьких точечных светильников на потолке. Бёрден сел за свой письменный стол, а Клиффорд устроился напротив него, в кресле с мягким сиденьем и деревянными подлокотниками, которое пододвинула ему Диана Петтит. Она по-прежнему находилась в той же комнате, сидела у двери, но молодой человек, казалось, не замечал ее присутствия. Он надел другую серую сорочку, с воротничком на пуговках, и пуловер более темного серого оттенка с узором «косички», при вязании которых были кое-где допущены огрехи. Бёрден поймал себя на том, что все время смотрит на одно из таких мест у левого плеча, где вязальщица, делая переход на другую сторону, накинула петлю сверху, а не снизу.
– Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне о своих отношениях с другой твоей бабушкой, – начал инспектор. – С миссис Клиффорд, матерью твоей матери. Ты часто ее навещал?
Вместо ответа Сандерс сказал:
– Моя мать не совсем плохая. Я создал у вас о ней плохое впечатление. Она в действительности такая же, как все остальные, смесь плохого и хорошего, только у нее очень сильная Тень. Можно, я расскажу вам одну историю? Это очень романтичная история, ее мне рассказала моя бабушка Клиффорд.
– Давай, – подбодрил его Майкл.
– Когда моя мать была маленькой, они жили в Форбидине – она, ее мать и отец. Она обычно ездила в школу на велосипеде мимо Ясеневой фермы и познакомилась с моим отцом, который был чуть моложе ее. Ну, они играли вместе, играли всякий раз, когда им это удавалось, в основном по выходным, так как мой отец ходил в начальную школу. Когда ей исполнилось тринадцать лет, а отцу двенадцать, его родители узнали об этой дружбе и положили ей конец. Понимаете, они считали, что мой отец слишком хорош для моей матери, даже чтобы просто играть с ней: они сказали, что дочь работника с фермы не пара их сыну. И отец не оказал никакого сопротивления, он с ними согласился, что раньше он этого не понимал, и когда мать пришла в следующий раз, он не захотел с ней разговаривать, даже смотреть на нее не стал. А потом вышла моя бабушка и сказала матери, что она должна уйти домой и больше не приходить.
Бёрден рассеянно кивал, гадая, сколько еще времени все это будет продолжаться. Эта история не была чем-то необычным для этой части света в тот период. Похожие вещи случались с его собственными современниками: запрет на «игру на улице» по причинам снобизма.
– Я вам это рассказываю, – продолжал Клиффорд, – чтобы показать вам мою мать с хорошей стороны. Я сказал, что история романтичная. Позже она нанялась к ним на работу, и они не узнали ту маленькую девочку, которой когда-то не разрешили играть с их Чарльзом. И он ее не узнал, пока она не сказала ему после свадьбы. Интересно, что они все тогда подумали?
Майклу это было не настолько интересно, чтобы строить догадки.
– Твоя бабушка Клиффорд приходила навещать тебя, когда ты был маленьким? – спросил он вместо ответа. – Или вы с матерью навещали ее?
Молодой человек вздохнул. Возможно, он предпочел бы продолжать свои рассуждения по поводу этой романтичной истории.
– Иногда я думаю, что провел все детство на ходу. Я прошел пешком все мое детство, если вы меня понимаете. Это был единственный способ куда-то добраться. Должно быть, я прошел пешком сотни миль, тысячи… Моя мать ходит не так быстро, но я всегда задыхался, стараясь не отстать от нее.
– Значит, вы ходили к твоей бабушке?
Клиффорд снова вздохнул.
– Когда ходили, то пешком. Туда шел автобус, но мать не хотела платить за проезд. Мы не часто ходили к бабушке. Вы должны понять, что мать не любит людей и не очень-то любила свою мать. Понимаете, мой дедушка умер внезапно, а потом, когда отец ушел, а бабушка Сандерс отправилась в дом престарелых, мы остались одни, и весь дом стал нашим. Думаю, ей это нравилось. – Парень заколебался, опустил глаза на свои обкусанные ногти, и произнес почти хитро: – И я ей нравлюсь, пока слушаюсь. Она лепила из меня раба и защитника. Она сделала меня не так, как надо, как Франкенштейн сделал того монстра. – Короткий, визгливый смешок, который мог бы смягчить эти слова, но почему-то сделал их еще более ужасными.
Бёрден смотрел на него с выражением какого-то смущенного нетерпения. Он формулировал вопрос о матери миссис Сандерс, и ему в голову пришла дикая идея, что Гвен Робсон, вероятно, когда-то служила у нее домработницей, но тут Клиффорд заговорил снова:
– Однажды, когда я не хотел делать то, чего хотелось ей, она заперла меня на чердаке с фотографиями и потеряла ключ от той комнаты. Не знаю, как она его потеряла – она мне так и не сказала, не пожелала, – но, думаю, она уронила его в сливное отверстие раковины, или он провалился в щель в полу, или еще как-то. С ней всегда что-то происходит, потому что она не думает о том, что делает, ее мысли всегда заняты чем-то другим. Поэтому, думаю, она его как-то так потеряла. Она очень сильная, хоть и небольшого роста, и попыталась выломать дверь плечом, но не смогла. Я сидел внутри и слушал, как она бьется в дверь. Была зима, и начинало темнеть, и она боялась. Я знаю, что она боялась, я чувствовал ее страх сквозь дверь. Может быть, призраки подбирались к ней по лестнице…
Сандерс улыбнулся, а потом рассмеялся тонким, пронзительным смехом, морща нос, словно от удовольствия и одновременно боли при этом воспоминании.
– Ей пришлось пойти и попросить помощи. Я испугался, когда услышал, что она уходит, потому что подумал, что меня бросят там навсегда. Было холодно, а я был еще маленьким мальчиком… сидел в полутьме со старой мебелью и всеми этими лицами. Она выкрутила лампочки из патронов, понимаете, чтобы я не мог зажечь свет. Но из-за этого и она тоже не могла включить свет… – Молодой человек снова улыбнулся и печально покачал головой. – Она пошла за мистером Кэрролом, и он пришел вместе с ней, навалился плечом на дверь и распахнул ее. Меня больше никогда там не запирали, потому что после этого дверь уже не запиралась на замок. Миссис Кэррол пришла вместе с ним. И я помню, что она сказала: она повернулась к моей матери и сказала, что ей очень хочется обратиться в общество по защите детей от жестокого обращения, но если она это и сделала, они так ничего и не предприняли. Миссис Кэррол уехала шесть месяцев назад. Она сбежала от своего мужа с другим мужчиной, как сказала моя мать. Именно Додо пришлось сообщить об этом мистеру Кэрролу. Она сначала как-то намекнула ему на то, что был другой мужчина, а потом сказала ему об этом прямо. Думаю, он собирался броситься на нее, но люди на нее не набрасываются – по крайней мере, пока этого не случалось. Потом он сломался и зарыдал, расплакался. Знаете, что я подумал? На что надеялся? Я подумал, что мой отец бросил мать, а теперь миссис Кэррол бросила своего мужа. Предположим, мистер Кэррол женится на Додо? Это было бы спасение, не правда ли, самый чистый способ освободиться? Но я гадаю, не ревновал бы я, тронуло бы меня это…
Сандерса прервал стук в дверь, вслед за которым вошел Арчболд, который сообщил Бёрдену, что Вексфорд хочет его видеть.
– Прямо сейчас? – спросил инспектор.
– Он сказал, что это срочно.
Майкл оставил Клиффорда с Дианой. Возможно, сейчас неплохо было сделать перерыв. Его не интересовало детство подозреваемого, но он ценил настроение, которое, кажется, возникает у него от этих воспоминаний, настроение откровенности и открытости. Все эти истории его детства (именно так Бёрден их рассматривал) должны были привести Клиффорда, хоть и по безумной дороге, к последнему, разоблачающему его прорыву.
Инспектор не стал садиться в лифт, а поднялся по лестнице. Дверь в кабинет его начальника была приоткрыта. Вексфорда почти всегда можно было застать либо за письменным столом, либо замершим у окна и в задумчивости глядящим на Хай-стрит, но в это утро он стоял, рассеянно глядя на план большого Кингсмаркхэма, висящий на стене слева. Он посмотрел на Бёрдена, когда тот вошел.
– О, Майкл…
– Ты хотел меня видеть?
– Да. Прости, что прервал, но, возможно, ты сочтешь это не совсем перерывом, а окончанием допроса. Клиффорд Сандерс – он этого не делал, не мог сделать. Можешь его отпустить.
Бёрдена сразу же охватил гнев. Лицо его стало жестким, и он ответил:
– Мы уже это проходили.
– Нет, Майкл, послушай. Он сидел в машине своей матери на Куин-стрит в пять сорок пять девятнадцатого ноября. Женщина по имени Розмари Уиттон его видела – она с ним говорила, и он говорил с ней.
* * *
– Она пыталась отъехать от обочины, – сказал Вексфорд, – но было мало места, всего несколько дюймов с обеих сторон…
Проявляя сексизм эстрадного комика, но с непроницаемым лицом и совершенно серьезно, Бёрден его перебил:
– Женщины за рулем!
– Ох, Майкл, брось! Клиффорд сидел в машине за ней, и у него оставалась свободная пара ярдов сзади. Она попросила его отъехать назад, а он ее прогнал. «Оставьте меня в покое, уходите», – вот что он сказал.
– Откуда она знает, что это был Клиффорд?
– Она хорошо его описала. Это был красный «Метро». Она не глупа, Майкл, она на какой-то престижной работе, системный аналитик, хотя, признаюсь, я не очень хорошо понимаю, что это такое.
– И она говорит, что это было без четверти шесть?
– Она опаздывала, спешила. Такие женщины всегда спешат – это неизбежно. Она говорит, что хотела успеть домой раньше, чем детей уложат спать в шесть часов. Когда она сначала села в машину, то посмотрела на часы – я и сам так всегда поступаю, я знаю, о чем она говорит, – и было ровно пять сорок пять. А это значит, что после этого прошло добрых пять минут, пока она перебросилась словами с Клиффордом и врезалась передней фарой в паркомат.
– Она точно все это сделала? – задумчиво спросил Бёрден и нахмурил брови, будто собирался опять напасть на женщин за рулем. – Почему же он не сказал мне об этом?
– Не заметил, смею сказать. Она говорит, он отъехал, когда это уже не имело для нее значения.
Заявление этой женщины теперь надо было проверить и тщательно расследовать, допросы Клиффорда Бёрденом до тех пор следовало приостановить, так что Майкл не вернулся к Сандерсу. Гнев и разочарование, которые, наверное, было бы более естественным вылить на Вексфорда, ему яростно хотелось выплеснуть на человека внизу. Он мог бы позвонить в свой кабинет по телефону, но не мог заставить себя встретиться с Клиффордом и поэтому послал Арчболда с приказом отпустить его и сказать, что он больше не понадобится.
– Где бы ты спрятал какую-нибудь вещь, Майкл, на месте Гвен Робсон? – спросил тем временем его шеф.
Переживая свое поражение и еще не полностью осознав, каким будет результат того, что с Клиффорда сняты подозрения, Бёрден угрюмо спросил:
– Какого рода вещь?
– Бумаги. Несколько листков бумаги.
– Ты имеешь в виду письма?
– Не знаю, – ответил Вексфорд. – Лесли Арбел искала бумаги, но не думаю, что нашла. Их нет в банке, и их нет в сейфовом хранилище Кингсмаркхэма – я только что у них узнавал.
– Откуда ты знаешь, что Лесли их не нашла?
– Когда я разговаривал с нею в пятницу, она выглядела унылой и встревоженной. Если б она нашла то, ради чего перевернула вверх дном весь дом, то была бы на седьмом небе от счастья.
– Я гадаю, не мог ли Клиффорд убить свою вторую бабушку, мать его матери. Он вообще очень странная личность. У него все характерные черты психопата… Над чем ты смеешься?
– Брось это, Майкл, – сказал Вексфорд. – Просто брось. И оставь психиатрию Сержу Олсону.
* * *
Бёрден вспомнил это его последнее замечание, когда на следующее утро ему позвонил Олсон. Все это время Майкл почти ни о чем не думал, кроме Клиффорда Сандерса, и все, что он делал, было связано с его новым алиби. Он даже сам поговорил с Розмари Уиттон, но не смог поколебать ее уверенность в правильности названного ею времени, а также расспросил зеленщика с Куин-стрит. Если на том месте Клиффорда в его автомобиле никто не запомнил, то о том, как миссис Уиттон столкнулась с паркоматом, вспомнили довольно много владельцев магазинов. Менеджер винного магазина запомнил время: это случилось до того, как он закрыл магазин в шесть часов, но незадолго до закрытия. Он повернул табличку на двери надписью «Закрыто» наружу сразу же после того, как вернулся после осмотра повреждения. Бёрден не был убежден, но ему пришлось сдаться, хотя бы на время, и он переключил внимание с Клиффорда Сандерса на его отца… В качестве временной меры, во всяком случае. Инспектор не хотел снова разговаривать с Клиффордом – по крайней мере, неделю – и потратить это время на то, чтобы отыскать Чарльза Сандерса и начать с него новую линию расследования. Но не успел он приступить к поискам, как ему позвонил Серж Олсон.
– Майкл, я думаю, вам следует знать, что мне только позвонил Клиффорд и отменил нашу встречу в четверг, а заодно и все дальнейшие встречи со мной, – сообщил психолог. – Я спросил у него, почему, и он ответил, что больше не нуждается в моем лечении. Вот так.
– Почему вы говорите об этом мне, мистер Олсон… Серж? – осторожно спросил Бёрден.
– Ну, вы подвергаете его каким-то довольно суровым допросам, не так ли? Послушайте, это очень деликатная сфера – для меня, во всяком случае. Он мой клиент. Я стараюсь, так сказать, оправдать его доверие. Но это очень серьезно, когда такой человек, как Клиффорд, бросает лечение. Майкл, он нуждается в лечении. Я не говорю, что ему непременно нужно то, что я могу ему дать, но он нуждается в чьей-то помощи.
– Может быть, – предположил Майкл, – он нашел другого психиатра. В любом случае, вам не стоит волноваться из-за возможных последствий того, что вы называете суровыми допросами. Они закончились – во всяком случае, пока.
– Рад это слышать, Майкл, очень рад.
Высказав словами то, что он прекратил допросы Клиффорда, Бёрден посмотрел на вещи под другим углом. Он вдруг осознал, как ему не нравилось сидеть взаперти с Клиффордом и слушать все эти откровения. Больше он этого делать не станет, то есть пока не найдет другую перспективную линию расследования. Приняв такое решение, инспектор выглянул в окно – туда, где развешивали лампочки на ветвях дерева, растущего на краю двора перед полицейским участком. Это была не ель и даже не какое-то хвойное дерево, а ясень, который был примечателен только своими большими размерами. Бёрден наблюдал за работой двух мужчин. Идея развесить разноцветные лампочки на дереве с целью способствовать установлению веселых и дружелюбных отношений с публикой принадлежала ему, а потом ее поддержал главный констебль. Вексфорд, услышав об этом, вместо комментария лишь иронически рассмеялся. Но ведь нельзя относиться с антагонизмом, со страхом или с подозрением к дружелюбному учреждению, которое развесило на дереве волшебные лампочки у себя в саду перед зданием? Хотя сегодня утром Майкл не чувствовал себя ни дружелюбным, ни веселым, а был в таком настроении, что ему больше хотелось рявкнуть на любого, кто пошутит насчет этого дерева. Диана Петтит уже напоролась на грубость за то, что предложила, чтобы все лампочки были голубыми.
Когда телефон опять зазвонил, инспектор поднял трубку и сердито произнес:
– Да?
Это звонил Клиффорд Сандерс.
– Можно мне вас повидать? – попросил он.
– Зачем? – спросил Бёрден.
– Поговорить. – Молодой человек не упомянул, когда он хочет встретиться, но Бёрден уже знал, как он обходится с временем. – Вы меня заставили вчера очень рано закончить, а я еще много хочу вам рассказать. Я просто хотел узнать, когда мы сможем начать снова.
«Когда я сам выберу время, парень, – подумал Майкл. – Может, на следующей неделе или в следующем месяце». Но сказал он другое:
– Нет, мы закончили. Это всё. Ты можешь возвращаться к работе. Продолжать прежнюю жизнь – понятно? – И, не дожидаясь ответа, он положил трубку.
Через десять минут телефон зазвонил снова. К этому времени тот из двух мужчин, который был моложе и смелее, взобрался на верхнюю перекладину лестницы и стал вешать провод с лампочками на самые высокие ветки. Бёрден подумал, какая это будет катастрофа и как ее раздует пресса, если этот человек упадет и покалечится. Он произнес в трубку «да?» более мягким тоном и услышал голос Клиффорда, который нетерпеливым, настойчивым тоном высказал предположение, что их прервали. Полицейский ответил, что, по его мнению, их не прерывали. Все, что следовало сказать, уже сказано, не так ли?
– Я бы хотел приехать и повидаться с вами сегодня во второй половине дня, если вам удобно, – настаивал Сандерс.
– Мне неудобно, – ответил Бёрден, сознавая, что разговаривает с этим парнем, как раньше, будто он ребенок, но ничего не может с этим поделать. – Во второй половине дня я занят.
– Тогда я могу приехать завтра утром.
– Клиффорд, я сейчас повешу трубку. Ты понял? Нас не прервали, я закончил, больше я не могу это обсуждать. До свидания.
Почему-то этот второй звонок встревожил Майкла. Он вызвал у него странное чувство, очень напоминающее то, которое испытывают люди, редко сталкивающиеся с умственно отсталыми людьми, когда неожиданно вступают в контакт с человеком, который пускает слюни и судорожно цепляется за них. Они отшатываются, ахают, и это непростительно и возмутительно, и Бёрдену стало немного стыдно, когда он резко бросил трубку и отступил назад, глядя на телефон, словно Клиффорд или какая-то его часть вселилась в коричневый пластмассовый аппарат. Какой дурак! Что с ним такое? Он опять взял трубку и распорядился, чтобы его больше не соединяли, если будет звонить Клиффорд Сандерс – и более того, чтобы отслеживали все входящие звонки.
* * *
Обыскивать дом было бесполезно. У Лесли Арбел имелось две недели, чтобы это сделать, и хотя, возможно, у нее было меньше опыта в этом деле, чем у полицейских Вексфорда, но зато было больше времени и, надо полагать, личной заинтересованности в том, что она искала, чем бы это ни было. Завещание? Гвен Робсон нечего было завещать. Нечто такое, что скомпрометировало бы виноватого, испуганного человека? Вексфорд не мог представить себе, что убитая шантажировала свою собственную, наверняка любимую племянницу. И все же Лесли отчаянно пыталась отыскать эти бумаги – если это вообще были бумаги.
«Я потеряю работу!» – крикнула она старшему инспектору. Это казалось совершенно неоправданным. Стоило ему спросить ее, почему она не сказала ему о своем приезде в Кингсмаркхэм в тот четверг, как она заплакала, что потеряет работу.
Полицейский прошел по дорожке к дому миссис Яго и позвонил в дверь. Хозяйка быстро подошла к двери – большая, улыбающаяся, семенящая легкой походкой. Ее улыбка выглядела несколько принужденной, но причина этого была не в том, подумал он, что здесь не хотят видеть полицейского.
– Вы сегодня в одиночестве? – спросил Вексфорд.
– Нина по вторникам не работает и не ездит за покупками. Я виделась с ней вчера, – ответила Дита, когда они устроились в гостиной, в джунглях из вязаных цветов и деревьев. Старший инспектор заметил, что рукописи на столе уже не было, и миссис Яго проследила за его взглядом. – Я не захотела сегодня видеть ее; с меня достаточно, я чувствую, что больше не выдержу.
Она имела в виду жалобы брошенной жены? Несчастной молодой женщины, покинутой и вынужденной одной растить двоих детей? Полицейский не стал задавать этот вопрос. Вместо этого он спросил у пожилой женщины, где, по ее мнению, Гвен Робсон могла спрятать то, что ей нужно было спрятать, и уже задавая этот вопрос, вспомнил, как она утверждала, что была едва знакома с покойной. Она взяла круговые спицы, с которых свисал замечательный тропический пейзаж, и ее гость увидел, что она добралась до неба, голубого пространства с крохотными облачками. Но вместо того чтобы возобновить работу, Дита осталась сидеть неподвижно, сжимая в руках два прочных конца круговых спиц. Она взглянула на него и отвела глаза.
– Я так мало ее знала… Как я могу сказать?
– Не знаю, – ответил Вексфорд. – Дом у них такой же, как этот. Я подумал, что в нем может быть некая особенность, некое место, хорошо известное обитателям, но совершенно неизвестное посторонним.
– Потайная панель?
– Не совсем это.
– Возможно, убийца унес эту таинственную вещь, чем бы она ни была. Хотите выпить?
Полицейский покачал головой, и сделал это слишком поспешно, так что хозяйка дома удивленно подняла брови.
– Что случилось с книгой? – спросил он, чтобы что-то сказать. – Вы ее закончили и отослали издателю?
– Я ее не закончила. И никогда не закончу. Я чуть не сожгла ее вчера ночью, а потом подумала – кому нужны эмоциональные жесты, драмы? Просто убери ее в ящик стола – что я и сделала. Вчера у меня был такой день, он меня так расстроил… Забавно, но мне бы хотелось вам об этом рассказать. Можно? Кажется, больше мне не с кем поделиться.
– Это что-то новенькое, – сказал Вексфорд, – все время кто-то хочет рассказать мне нечто.
– Вы мне нравитесь, – сказала его собеседница, и это не прозвучало наивно или безыскусно: это было просто откровенно. – Вы мне нравитесь, но я вас плохо знаю, а вы не знаете меня, и я сомневаюсь, узнаем ли мы когда-нибудь друг друга лучше. – Брошенный на старшего инспектора взгляд спрашивал его согласия, и он кивнул. – Может быть, это идеальная ситуация для доверительного рассказа, – добавила женщина, а потом на некоторое время замолчала. Руки ее не двигались, и в них уже не было спиц. – Моя дочь рассказала мне, что у нее была связь с мужчиной – нет, не связь, не так серьезно, просто они провели вместе одну ночь, и она имела глупость рассказать об этом мужу. Не сразу, она долго ждала. Ей следовало забыть об этом, оставить это в прошлом. Он и сам ей кое в чем признался, в каком-то мелком грешке, а она рассказала ему о том случае, и вместо того, чтобы простить, как она, он сказал, что это все меняет – это изменило все его чувства к ней.
– Как Тесс из рода д’Эбервиллей, – пробормотал Вексфорд, – а мы-то считаем, что времена изменились… Она ничего этого вам не рассказывала до вчерашнего дня?
– Нет. Я спросила у нее, есть ли надежда на примирение. Я даже зашла так далеко, что спросила, что лежит в основе их конфликта. Вы отец, и вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю «зашла так далеко». Дети не любят, когда их расспрашивают, даже когда это… ну, проистекает из реальной тревоги за них.
– Да, – согласился старший инспектор, – не любят. – Он немного подумал и вдруг с необычной для себя неуверенностью спросил: – Могу ли я… Можно ли мне… прочесть вашу рукопись?
Миссис Яго уже взяла свое вязание, но снова уронила его на колени.
– Зачем это вам? – Внезапное волнение в ее голосе подсказало полицейскому, что он на неверном пути, что он выбрал совершенно неправильный курс. – У вас есть какие-то знакомые издатели?
Конечно, они у него были. Зять Бёрдена, Эмиас Айрленд, за долгие годы стал его другом, но Вексфорд не собирался пробуждать в Дите напрасные надежды. Как и говорить ей всю правду на этом этапе.
– Мне просто любопытно ее прочитать. – Он заметил, как изменилось ее отношение к этой рукописи, с тех пор как Яго решилась довериться ему. – Вы мне позволите?
Вот как получилось, что теперь он поднимался на холм, который казался ему более крутым, чем вчера вечером, и нес груз бумаги, весивший, как ему казалось, фунтов десять, в одной из красных пластиковых пакетов «Теско». Он собирался в тот вечер закончить читать А. Н. Уилсон, и ему не терпелось узнать, чем там все кончилось, но это было неважно.
* * *
Еще слишком рано зажигать рождественские лампочки на дереве, подумал Бёрден, сейчас только 8 декабря. Во всяком случае, никто не выказывал никакого желания их включить, а прохожие их, наверное, и не увидят. Вечер выдался темным и туманным. Как давно они не видели солнца в дневное время или, если уж на то пошло, луны в ночное?
В передней части двора стояли обычные автомобили, но фонари превращали все предметы в нечеткие изображения цвета сепии. Кто-то только что приехал в автомобиле «Метро», который мог оказаться какого угодно цвета. Бёрдену это ни о чем не сказало, и он снял с вешалки дождевик и спустился на лифте. Хоть раз вернется домой рано! Его малыш еще не лег спать, а бегает по квартире, выкупанный и присыпанный, в пижаме… Работает радио, потому что Дженни предпочитает его телевизору, пахнет чем-то непривычным, но не слишком экзотическим, одним из немногих блюд иностранной кухни, которые ему нравятся, – соусом песто, например, или пятью пряностями от жаркого в раскаленном масле, которое готовится на обед. Дженни, захлопотавшаяся, но веселая, в голубом спортивном костюме… Бёрден тосковал по таким вещам, они вызывали в нем чувственный восторг. Звон тарелок, милые приметы семейной жизни, те аспекты брака, которые не нравятся многим мужчинам, доставляли ему огромное удовольствие. Ему всегда было их мало.
Он пересек фойе с черно-белыми плитками пола, и тут кто-то поднялся со стула и подошел к нему. Это был Клиффорд Сандерс.
– Я пытался весь день вас увидеть, – сообщил он инспектору. – Они мне отвечали, что вы заняты.
Первой реакцией Бёрдена было повернуться к сержанту Кэму, стоящему за стойкой, но уже сделав шаг в его сторону, он вспомнил, что ничего не сказал ему – да и вообще никому – насчет запрета впускать Клиффорда в полицейское управление. Ему не пришло в голову, что Сандерс приедет туда. Имеет ли он право, если на то пошло, не впускать его? Майкл не знал. Он не знал, может ли на законном основании не пускать невиновных, законопослушных граждан в полицейское управление. Гнев на Клиффорда следует держать под контролем.
Он чопорно произнес:
– Я был занят. И сейчас занят. Ты должен меня извинить, я спешу.
Невыразительное, детское, бледное лицо молодого человека выражало только одно – недоумение. Это полное недоумение не затрагивало его глаз, но на лбу у Клиффорда появились морщины, и он сосредоточенно нахмурился.
– Но мне надо вам многое сказать. Я едва начал… я должен поговорить с вами.
Не в первый раз Бёрден подумал, что если б он увидел этого человека на улице и не знал, кто он такой, то принял бы его за неполноценного. Это было очень трудное положение, и в глубине его скрывались странные вещи, но можно ли быть отсталым не телом или не умом, а чем-то другим? Душой, психикой? Майкла охватило ужасно неловкое чувство, и ему показалось, что он съежился, стараясь не прикасаться кожей к собственной одежде. Он больше не мог смотреть в эти младенческие глаза, наблюдать, как шевелятся эти толстые, непослушные губы.
– Я тебе уже сказал, что нам больше не о чем разговаривать. – Боже, он говорит, как человек, желающий разорвать любовную связь! – Ты помог нам в расследовании, большое спасибо. Я тебя уверяю, что ты нам больше не понадобишься.
С этими словами инспектор удрал. Ему хотелось убежать, но чувство собственного достоинства и самоуважение не позволили ему это сделать. Двигаясь намеренно размеренным шагом к вращающейся двери, он чувствовал, что Кэм с любопытством смотрит на него, что Мариан Бейлис, которая только что вошла, остановилась и тоже уставилась в его сторону и что Клиффорд все еще стоит в центре холла, его губы беззвучно шевелятся, а руки он держит поднятыми перед собой.
Бёрден открыл дверь и, оказавшись снаружи, побежал к своей машине. Красный «Метро», приезд которого он видел, но чей цвет изменили желтые фонари, стоял рядом с ней. Напрашивался вывод, что Сандерс поставил его там нарочно.
Когда инспектор включил зажигание, он увидел, как из участка вышел Клиффорд. И как он побежал к нему, крича:
– Майкл, Майкл!..
Бёрдену не надо было включать задний ход. Он выехал прямо в ворота.
Назад: Глава 14
Дальше: Глава 16