Среда, 24 мая

Город давно проснулся. Я тоже, правда, совсем недавно. И первое, что я увидел, – это солнечные зайчики, которые прыгали по стенам, превращая мои обои в диско-клуб прямо средь бела дня.

Сегодня не нужно никуда торопиться, и я могу лениво потягиваться в кровати столько, сколько захочу. Ведь мысли о том, как стать богаче, не всегда могут конкурировать с бездельем, в котором порой вообще отсутствуют мысли. В этом-то и вся его прелесть! К тому же наслаждаться тунеядством тоже нужно уметь, согласитесь.

Скорее всего, читая эти строки, вы не понимаете, о чем это я? И вообще – я ли это?

«Ты вроде как умер, парень?» – спросите вы.

«Вы правы, но только отчасти, – отвечу я вам. – Смерть и рождение, в сущности, синонимы. Как только начинаешь это осознавать, жить становится намного проще».

«Хватит лить воду, философ! Хватит загадок!» – вы и правда устали. Так что это последняя глава книги, и она совсем не длинная. Возможно, кому-то из вас она даже покажется скомканной. Но в этой главе описано главное, то, что, как мне кажется, не нуждается ни в чем, кроме фактов. Именно поэтому вы прочтете ее быстро. Хотя для того, чтобы это написать, мне понадобилось намного больше времени, чем на написание основной части, которую вы только что прочитали.

Что ж, запаситесь терпением еще ненадолго, поскольку именно сейчас я и хочу вам все рассказать.

Первая мысль, которая замаячила в моей голове, была: «Уехать из города, начать новую жизнь и забыть все, как страшный сон».

Более-менее справившись с психологическими проблемами, я уже был готов так и поступить, но написанный дневник остановил меня. Из него и получилась эта книга, естественно, «причесанная» профессиональным редактором.

Когда я решил собрать воедино собственные памятки, наброски, записанные на бумаге мысли, мне стало ясно, что всего этого недостаточно для полноценного издания. Книга получилась странной, с огромным количеством вопросов, ответов на которые не было даже между строк. Несмотря на то, что издательство предлагало остановиться на последней главе, мотивируя это тем, что получился неплохой психологический триллер с элементами мистики, я был против. Мне хотелось написать честную историю, произошедшую со мной, и потому я решил завершить книгу, дойдя до конца и расставив все точки над i. И дело даже не в вас, уважаемый читатель; дело во мне. Еще раз окунувшись в прошлое, я решил по возможности узнать все скрытые подробности, чтобы развеять сумасшествие, которое витало надо мной в те дни, или же окончательно убедиться в нем и постараться забыть.

Вопросы без ответов заставили меня провести собственное расследование, на которое я потратил много времени и сил. Не буду подробно описывать, что я предпринимал, с какими людьми общался и в каких местах побывал, это сейчас совсем не важно. Но в результате мне удалось раскопать интересные факты, которые, безусловно, сделали мою историю более прозрачной, хотя менее удивительной от этого она не стала.

Человеческая фантазия не способна придумать столь запутанный сценарий, который порой подкидывает нам судьба. Поражает то, что, несмотря на все хитросплетения, на деле все оказывается просто. Впервые я столкнулся с таким стечением обстоятельств, которое заставило меня сначала покончить с собой, а после спасти свою жизнь. Но все по порядку.

Я действительно умер. Тем, кем я был, мне уже никогда не стать, но это скорее касается моего мироощущения. О физической смерти могу сказать, что была и она, только длилась чуть больше трех минут.

Я не видел никаких туннелей и света, хотя это вовсе не значит, что я не верю в жизнь после смерти. Помню лишь свою уверенность в том, что делаю, правда, только до того момента, как выбил из-под ног стул. А дальше была адская боль, словно мое тело вот-вот разорвется напополам. Шейные позвонки не рассчитаны на то, чтобы выдерживать на себе вес тела, но, к счастью, мои выдержали.

Стянутая кожа горела так, что вскоре я просто перестал ее чувствовать. Это как если подставить руку под ледяную воду: вы отдернете ее с уверенностью, что ошпарились кипятком. Шею обжигает так, что через секунду кажется, будто в нее вкололи анестезию, и чувствительность напрочь пропадает.

К слову о наркозе, у меня было чувство, что голова буквально лопается, словно в нее вогнали сотню кубиков лидокаина, и она начала раздуваться. Это вполне естественно, поскольку кровь, циркулирующая в организме под давлением, вдруг перекрывается в одном месте и не находит оттока.

Что касается глаз, то я был уверен, что они вылезут из орбит. Это больно. Несмотря на то, что они все-таки остались на месте, капилляры полопались так, что даже через несколько недель я не мог моргать без боли. Помню, как хрустнул кадык. Мне опять-таки повезло, что он не лопнул, хотя его сильно сдавило, и адамово яблоко чуть не прилипло к позвоночнику вместе с основанием языка. Удушение же я не успел почувствовать, а просто начал терять сознание. Кислорода от одного вдоха хватает больше, чем на минуту, но продержаться столько времени в сознании при смертельно стянутой сонной артерии невозможно.

Эта пытка длилась всего несколько секунд, но казалось, что она не закончится никогда. Я медленно угасал, чувствуя, как силы покидают меня. Время остановилось, и все ощущения превратились в жвачку. Они тянулись, замедляясь с каждым мигом, и у меня была возможность внимательно «рассмотреть» их во всей красе. Так я и умирал – мучительно и, как мне показалось, долго. Но судьбе было угодно, чтобы я открыл глаза.

Первое, что я увидел после, – серый, тускло освещенный потолок. Я не мог понять, где я и что произошло, пока ко мне не подошла девушка в белом халате.

– Ух ты! С возвращением! – воскликнула она.

Взяв меня за руку, она вытерла пот с моего лба и рассказала, что я уже третий день нахожусь в реанимации.

– Мы думали, что ты не выкарабкаешься, но раз уж пришел в себя, то жить тебе теперь долго и счастливо!

Вскоре меня перевели в палату, и через месяц, пройдя реабилитационный курс, я вышел из ворот больницы, предоставленный самому себе и своей новой жизни. Правда, еще около месяца пришлось посещать кабинет психиатра три, а то и четыре раза в неделю. Но, когда отголоски произошедшего стихли, я вошел в свой привычный ритм, чему был несказанно рад.

Первое время я жил у родителей, так как вернуться в свой дом не хватило смелости. Конечно, можно было бы, стиснув зубы, пуститься навстречу воспоминаниям, но прошло слишком мало времени, да и Мазох никогда не был мне симпатичен. В общем, пока я пытался свести на нет свои страхи при помощи гипноза и приятного общения со специалистом, родители продали мою квартиру, понимая, что вернуться туда я уже не смогу. Я оказался там лишь однажды – в день переезда, когда закончилась погрузка вещей в контейнер. Мне нужно было принять работу.

Последнее, что вынесли рабочие, – зеркало из ванной. Я с грустью улыбнулся – это показалось мне очень символичным.

– Вроде все. Гляньте там, ничего не забыли? – небрежно выкрикнул парень в пыльном комбинезоне и лениво поплелся на улицу. Я же остался перед открытой дверью один на один со своим страхом, сделавшим мою жизнь невыносимой.

За окном наступил вечер, и последние лучи солнца еле заметно гладили голые стены уже не моей квартиры. Я не спеша переступил порог.

Ностальгия очень похожа на любовь. В ней тоже уживаются противоречивые чувства: страх, нежность, грусть, радостное предвкушение нового, сомнение и одновременно с этим уверенность в правильности решения. Целый букет ощущений, дурманящий голову и щемящий сердце.

Я прошелся по комнатам, вдыхая прошлое, не представляя, что ждет меня в будущем.

– Ну что, видимся в последний раз? – Я заговорил с квартирой, словно с живым существом. – Спасибо за все, мне было хорошо здесь. Иногда страшно, иногда слишком одиноко, но было неизменным то, что я считал тебя своим домом. Пожалуй, это самое главное. Спасибо, что согревала и защищала что есть мочи от всего того, что готовил для меня мир за окном. Спасибо за приют. – Я закрыл форточку. – Надеюсь, больше никогда в твоих стенах не повторится та же история с кем-нибудь другим. Прости нерадивого хозяина и прощай.

Я прислонился к стене и, помолчав с минуту, вышел за порог.

Это был последний раз, когда я заходил туда. Хотя мне еще пришлось бывать в тех краях, заглядывать в подъезд и проходить мимо сорок седьмой квартиры, но об этом чуть позже.

Вам, наверное, интересно узнать, как я выжил? Видимо, еще не пришло мое время. Спас меня тот самый мужчина в очках, который допрашивал меня вместе со своими коллегами. Утром он прослушал мое сообщение на автоответчике. Шаги наверху тоже записались, что и послужило главной причиной его приезда. К счастью, перед тем как повеситься, я открыл дверь, чтобы ушла собака, а в девять часов и три минуты он заглянул в мою квартиру и увидел меня болтающимся на веревке. Если бы он пришел на минуту позже, я был бы уже окончательно мертв.

Чуть позже он рассказал мне, что в ту же субботу, двадцать восьмого сентября, ими был найден еще один повесившийся человек. Самоубийство случилось в доме напротив, и это была та самая неприметная девушка, что конспектировала мои показания. Его коллега. Они проработали вместе два с лишним года, и его шокировала эта новость, но заговорил он об этом не потому, что проникся нашей с ней схожей историей. Дело было в том, что в ее мобильном телефоне два последних исходящих вызова были на мой номер. Там же обнаружилась и наша с ней смс-переписка.

Оказалось, что перед смертью девушка посвятила себя тому, что наблюдала за мной в бинокль из своей квартиры в доме напротив. Она жила на шестом этаже, чуть выше моих окон, и поэтому видела все, что со мной происходит, в режиме реального времени. А потом записывала все в дневник, изливая душу молчаливому другу и следуя за мной даже в этом, поскольку ее записи начались со дня нашей встречи.

Мои паспортные данные были запротоколированы ею во время допроса. Остальные интересовавшие ее сведения она нашла в архиве. Ни для кого не секрет, что сотруднику правоохранительных органов не составит труда найти развернутое досье на кого угодно. Также под предлогом секретной операции она оформила какой-то мобильный номер на имя моей супруги. Видимо, благодаря служебным связям, это удалось сделать задним числом, а дальше оставалось только обратить на себя внимание.

Возможно, ее сломило одиночество или неудовлетворенность, кто скажет? Но почему именно я превратился для нее в навязчивую идею? И почему она вдруг решила, что дух моей жены вселился именно в нее, как она написала в своем дневнике? Ответ прост: девушка сошла с ума, как и многие другие в те дни. Боюсь, что более точного объяснения уже не найти.

Мне очень жаль, что, следуя по моим стопам, она совершила такой же страшный поступок. Я до сих пор чувствую себя отчасти виновным в ее смерти и, наверное, никогда не смогу это забыть.

С работы я уволился, по сей день нахожусь в свободном плавании. Впрочем, даже если бы я и захотел там остаться, ничего бы не получилось: контора закрылась, а офис теперь снимает другая компания.

Мне удалось узнать, что несколько моих коллег тоже пострадали, но некоторые все-таки пришли в себя, как, например, та полная блондинка, работавшая за соседним столом. С ней мы поддерживаем связь и по сей день, сдружившись на почве общих проблем. Другая, темноволосая, та, которую возмущал мой разговор с системным администратором, зарезала своего супруга кухонным ножом и сейчас находится в изоляции.

Девушка, не выговаривающая букву «р», просто пропала. Насколько мне известно, она тоже была не в себе. Если верить слухам, она со своим молодым человеком уехала из города, отказавшись от какого-либо лечения. Надеюсь, ей стало лучше, и она, как и планировала, вышла замуж и занялась фотографией – дай-то Бог!

Что касается секретарши, бедняжка так и не пришла в себя и сейчас находится в психиатрической больнице. Смерть начальника, который ее обеспечивал, лишь усугубила упадническое состояние молодой женщины. Будучи далеко не моделью с обложки, слишком непросто найти адекватную замену богатому толстяку, а тут еще и этот массовый психоз… В общем, так ничего не умеющая девочка с необоснованными амбициями осталась на улице. А там ее уже ждали крепкие люди в белых халатах с успокаивающими пилюлями.

Прыщавый компьютерщик, по-моему, так ничего и не заметил. Как мне кажется, он никогда и не был психически здоров. Эпидемия не слишком повлияла на его и без того сумасшедшее поведение. Наверняка сидит сейчас где-нибудь у компьютера, пьет кофе с печеньками и лазает в каком-нибудь нереальном мире.

Но, надо признать, его проблема с непонятными сообщениями в чате была вполне реальной. Как оказалось, писал ему шеф, у которого была серьезная паранойя на почве обмана со всех сторон. Толстяк, не доверяя никому из своих работников, воспользовался услугами посторонних хакеров, чтобы инкогнито заглядывать во все уголки виртуального пространства офиса. Контролируя в Сети даже системного администратора.

Уж не знаю, специально или случайно, но именно босс и отправил сисадмину тот видеофайл, на котором была запечатлена сорок седьмая квартира.

«А при чем тут босс?» – спросите вы.

Очень даже при чем!

Каково было мое удивление, когда выяснилось, что соседка, чей труп я нашел в ванной, была родственницей моего начальника! Вы будете смеяться, но из-за ее квартиры началась настоящая война. Целая орда внучатых племянников и троюродных сестер сцепилась из-за сомнительного наследства не на жизнь, а на смерть. А ведь при жизни старушка была очень одинока. Но стоило ей отойти в мир иной, как тут же масштабам ее «дружной» семьи можно было позавидовать.

Во главе этой стаи падальщиков был мой шеф. Он был одним из первых, кто мог откусить лучший кусочек, но проиграл – умер от инфаркта. Судьба – непредсказуемая штука.

Девушка, попавшая под автобус, как я и предполагал, была задавлена насмерть. После выписки из больницы мне пришлось давать показания в суде как единственному вменяемому свидетелю происшествия и первому сообщившему о несчастном случае. По итогам долгих заседаний, водителя признали психически невменяемым и отправили в дом для умалишенных.

Карлика, которого я спутал с девочкой в автобусе, мне довелось встретить еще дважды. Первым делом, я, конечно, извинился перед ним, но прощения не удостоился. Зато в следующий раз он кивнул мне в знак приветствия, что означало более благосклонное отношение к моей персоне.

Несколько раз был на остановке, искал пожилого бездомного, но тщетно. Я просто хотел рассказать ему свою историю, быть может, потому что, в отличие от других, он умел слушать. Но встретиться нам больше не удалось: как я узнал позже, он скончался в ту ночь, когда мы с ним попрощались. Об этом мне сообщила его дочь, когда я, как и обещал, отвез ей деньги.

Мы встретились на пороге ее дома, недалеко от города. Это была очень милая молодая женщина с грустными зелеными глазами, закутанная в теплый палантин. Она призналась, что знала о жизни отца намного больше, чем тот думал: знала, где и как он жил, знала, что он приходил посмотреть на внука и изредка передавал сладости через учительницу, знала, что отец безоглядно любил их.

Она уж было хотела помириться, прекратить этот глупый никчемный бойкот, но не успела. Не успела сказать, как он ей нужен, как она скучает и что давным-давно простила его… Она не успела сказать главные слова, которые сделали бы его самым счастливым человеком на земле, всего лишь слова, и только.

Не бывает рано говорить родным людям о своей любви, но бывает слишком поздно, чтобы быть услышанным ими. Винить себя в несвоевременности – слишком тяжелый груз, с которым невозможно чувствовать себя счастливым. Отныне это ее крест.

Она также рассказала мне, что после смерти матери отец лишь однажды попытался выстроить заново свою личную жизнь. Но он так и не смог решиться на этот шаг, боясь наткнуться на еще большее непонимание с ее стороны. А я слушал заплаканную девушку и недоумевал оттого, насколько эгоистичными порой бывают родные люди. Насколько просто сломать чужую жизнь, спекулируя чувствами человека и ничего не давая взамен.

В почтенном возрасте поиск второй половинки – слишком деликатное дело. И фразу «пока смерть не разлучит вас» приходится понимать, как никогда, буквально. Ошибиться уже нет права – ни во имя себя, ни во имя других, ни даже во имя любви. Это последний шанс, а когда звучит слово «последний», слушать приходится не только сердце.

Вот и этот старик, взвесив все «за» и «против», в тот момент не решился на новую семью. Он расстался с женщиной незадолго до того, как должен был переехать к ней и, возможно, обрести новый дом. Та, в свою очередь, не смогла перенести такой удар на склоне лет, и помутнение рассудка не заставило себя долго ждать. Тут и без всеобщего психоза достаточно причин. Вскоре бедная женщина покончила с собой.

Произошло это в день запланированной, но так и не случившейся свадьбы, о которой мечтает любая женщина. Бедная или богатая, красивая или дурнушка – каждая хочет надеть свадебное платье и хотя бы один день быть самой счастливой на свете! Платье «от кутюр» или сшитое собственноручно – неважно. Куда важнее – с кем и ради чего.

И вот вам жестокая правда жизни: он не пришел, а она, чьи грезы рассыпались в последний раз, свела счеты с жизнью. И, возможно, я бы не принял так близко к сердцу эту историю, если бы она не стала началом моей. Если бы эта женщина покончила с собой не в ванной сорок седьмой квартиры.

Да, это была моя соседка, и именно его она ждала в то воскресенье, двадцать второго сентября. Ради него так готовилась к торжеству, которому не суждено было состояться.

Для старика смириться с расставанием оказалось также непросто. Коря себя, он все-таки пришел к ней в тот вечер. Хотел попросить прощения и рассказать, что дело в его страхе, а не в ней. Хотел сказать, что много думал и все-таки решился на этот серьезный шаг. Надеялся обрадовать ее и даже принес цветок, но было слишком поздно. Окровавленная ванна и изуродованный труп – все это увидел и он за час до того, как поднялся туда я.

Откуда я знаю такие подробности? Все предельно просто: как и многие другие одинокие люди, старик тоже вел дневник. Мне удалось прочитать несколько страниц, за что я благодарен его дочери, которая и не догадывается, насколько это оказалось для меня важным. Именно тогда я и решил заняться собственным расследованием и размотать весь клубок странных обстоятельств, которые чуть было не убили меня.

В последнюю ночь я действительно бредил и большую ее часть провел как в тумане. Сотрясение мозга и высокая температура сделали свое дело. И хотя я не поддался массовому психозу, от индуцированного помешательства мне спастись не удалось. Мой организм сдался и принял-таки всеобщее сумасшествие. Но к тому времени я и без того дошел до точки кипения со своей личной драмой, которая сразу нашла свое воплощение в моей реальности. В общем, если говорить простым человеческим языком, это были галлюцинации.

В результате все, что происходило с окружающими, открылось мне после того, как я узнал о массовом психозе. Все, что случилось со мной в последнюю ночь, также нашло свое объяснение. Поразительные совпадения, то и дело приводившие меня в сорок седьмую квартиру, тоже стали предельно ясны. Я нашел почти все ответы, но оставались три открытых вопроса, которые не давали мне покоя.

Как я мог встретить на лестнице человека, которого семью минутами раньше увидели выпавшим из окна? Почему он выбросился именно из сорок седьмой квартиры? И кто такой Курносик? Объяснить все это или списать на чужое умопомешательство я не мог, поскольку труп был вполне осязаем, а топот этажом выше записался на автоответчик. Кто-то периодически бывал в опечатанной сорок седьмой, разрывая ленты на входной двери. Плюс ко всему, собака тоже реагировала на шаги и ночные звонки в дверь, так что не только я слышал все это. К слову, Пса я так больше и не видел. Я искал его рядом с подъездом, на остановке, у котельной, в которой жил старик, но безрезультатно. Свободолюбивое существо навсегда покинуло мою квартиру в то страшное утро. Возможно, это и к лучшему.

Единственным человеком, который мог хоть как-то прояснить ситуацию, была супруга мужчины, выбросившегося из окна. Хотя мне очень не хотелось возвращаться в тот дом и заходить в ненавистный подъезд, иного выхода не было. Набравшись смелости, в один из дней я все-таки решился на это.

Наш разговор был очень спокойным. Меня не пригласили пройти в квартиру, но я и не стремился туда. Достаточно было того, что молодая, но очень уставшая на вид женщина не закрыла дверь перед моим носом. Я вкратце поведал о причине своего прихода, и она, внимательно выслушав меня, рассказала, что ее муж был военным фотографом, неоднократно бывавшим в горячих точках.

– Его психика была расшатана, и по ночам он видел жуткие сны. В них, убегая от ужасов войны, он пытался защититься от сотен оживших трупов солдат, нападавших на него из заброшенных окопов и сгоревших деревенских домов. При этом он что есть мочи кричал во сне. Сначала эти сны были редки, а потом стали нормой его ночей.

Затем он снова уезжал, а бедная женщина, провожая его, молилась о его здоровье, одновременно с этим желая подольше побыть одной.

– Он приехал двадцать пятого числа, в среду. Целые сутки провел дома с сыном, так как я была на дежурстве в больнице, – она протерла влажные глаза. – Я медсестра.

– Простите, что заставляю вас вспоминать…

Она кивнула в ответ.

– А утром следующего дня мне позвонили и сообщили о его смерти… Я даже не помню, как примчалась сюда. Благо, моя мама живет неподалеку и смогла сразу приехать и забрать сына до вечера. Я не хотела, чтобы он видел труп отца.

– Простите, – я перебил ее. – А что сказали судмедэксперты?

– А что они скажут? Сказали, что полученные травмы несовместимы с жизнью. Правда, сначала версия самоубийства была под сомнением, так как на теле обнаружили повреждения, не связанные с этим падением.

– Какие именно? Простите еще раз.

– Ничего, не извиняйтесь. – Она закрыла глаза. – Он упал на живот, но в нескольких местах сломал позвоночник. Он у него просто лопнул от удара. Но, так как под ним была земля, а не асфальт, он словно впечатался в нее, и крови почти не было. Также у него был сломан нос и раздроблена нижняя челюсть. Еще обнаружили открытый перелом правой руки и, естественно, перелом грудной клетки. Но одно было странно…

– Что?

– Они же просчитывают траекторию падения, моделируют ситуацию, ориентируясь на следы и разные детали…

– Ничего в этом не понимаю. А что было странно?

– Их смутило то, что он весь был в царапинах и ушибах на спине, затылке и плечах. Все тело было в грязи и в мелких ветках, словно сначала его били палками, а потом уже выбросили из окна. Мне вытрепали всю душу, расспрашивая о наших с ним отношениях, о его друзьях и врагах. Но вскоре в нескольких метрах от трупа нашли следы от предыдущего падения, и от меня отстали с идиотскими расспросами.

– В каком смысле «предыдущее падение»? – Я прищурился.

– Он пытался покончить с собой два раза подряд. – Она закрыла лицо руками. – Простите… Я не знаю, что произошло с ним! Это точно какое-то помешательство! Я не знаю… Не представляю…

А я не представлял себе, что сказать в ответ. Уместны ли в такой момент банальные фразы?

– Простите, – повторила она. – В первый раз он выбросился из окна нашей квартиры, но упал сначала на дерево, а потом уже на землю. Ветки смягчили удар, и по счастливой случайности, хотя и переломав все тело, он выжил. Потом в шоковом состоянии он поднялся наверх и спрыгнул еще раз, только уже из другой квартиры.

– И дерево уже не спасло, – констатировал я.

– Он его даже не задел.

– А почему именно из сорок седьмой квартиры? Как он попал туда?

– Это было и для меня загадкой, пока сын не признался мне, что показал отцу эту квартиру.

– Как это «показал»? – Я не ожидал услышать такое.

Она рассказала мне, что у них есть сын, который привносит в ее жизнь больше проблем, нежели счастья. Ей было сложно говорить такое о своем ребенке, но, когда она говорила о том, что большую часть года он проводит у бабушки за городом, ее глаза улыбались.

– Ему очень нравится общаться с пожилыми людьми. Он привык к матери мужа и испытывает к старикам большую любовь. Быть может, потому он и любил бывать в гостях у соседки.

Я вздрогнул.

– В гостях?

– Да. Они часто общались с той женщиной. У него нет друзей, и в ней он находил отраду. Она угощала его конфетами и пирожками, а что еще нужно ребенку? – Улыбка любящей матери озарила ее бледное лицо.

– А сколько ему?

– Нам уже семь.

– В этом году в школу? – Я тоже улыбнулся.

– В школу? Нет, в школу мы не ходим.

– Простите за дотошность, почему?

Она опустила глаза.

– Потому что он больной.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного, это не новый для меня разговор. У него церебральный паралич, но функции двигательного аппарата не блокированы! – Она чуть повысила тон, словно оправдываясь.

– Это хорошо, – я осекся. – Ведь многие дети с параличом могут только сидеть.

– Да, в этом нам повезло. Но он отстает в развитии, и к тому же у него ГКА 1А, в силу чего мы не очень хорошо видим.

– ГКА 1А?

– Глазокожный альбинизм, – она приподняла брови. – Видели альбиносов?

Я кивнул. По спине побежали мурашки.

– А он выходил из квартиры?

– Ох, – она устало кивнула. – Выходил еще как! Ему интересно все, что происходит вокруг. Страшно любопытный ребенок. Несколько раз по ночам я находила его на лестничной площадке. Он умудрялся открывать входную дверь и бродил по подъезду. А несколько месяцев назад, как раз после смерти мужа, я нашла у него старый ключ, как потом оказалось, от сорок седьмой квартиры. Где он его взял, я так и не поняла, но мой сын частенько бывал там после смерти соседки, «играл», как он мне объяснил. Слава богу, что не уходил на улицу, иначе мог потеряться. – Она тяжело вздохнула. – Наказывать бесполезно, сами понимаете, так что я просто выкинула этот ключ, и все. – Она пристально посмотрела на меня. – Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому…

– Ну что вы, конечно! Все останется между нами. – Надо признать, я не ожидал услышать все это здесь и сейчас. – Он дома?

– Нет, сейчас он у бабушки. Но завтра утром я его забираю. Так что если желаете познакомиться с ним, приезжайте в обед. – Она вопросительно посмотрела на меня.

Я с головой погрузился в воспоминания о нашей ночной встрече с Курносиком, вспомнил темный подъезд, грозу и хныкающего уродца, стоявшего в углу… И даже не заметил, что пристально уставился на свою собеседницу, не говоря ни слова. Она с недоумением смотрела на меня, пытаясь разгадать смысл моего взгляда. Явно испытывая неловкость, женщина неуверенно нарушила наше молчание:

– Ну что, вы придете?

Я вздрогнул.

– Боюсь, что не успею освободиться к этому времени. Но спасибо за приглашение! – Знала бы она, насколько претит мне эта мысль.

В тот день я нашел ответы на все свои вопросы, но, к моему удивлению, это не вызвало во мне особого восторга. Я так долго ждал этого момента, но ощутил лишь пустоту с легким привкусом грусти – единственное, что хоть как-то будоражило мое сердце.

– У меня к вам еще вопрос, можно?

– Да, конечно, – ответила она.

– В воскресенье, двадцать второго сентября, в день смерти соседки, ваш сын был там?

Она впилась в меня глазами.

– Он и мухи не обидит. Если бы вы увидели его, то поняли бы это.

– Я видел его однажды – здесь, в подъезде, ночью.

Она опустила взгляд.

– Он очень болен. Это мое наказание.

– Понимаю вас… И все-таки?

– Да, – она опять заплакала. – В тот день он, как всегда, спустился к ней в гости. Меньше чем через час он вернулся, но его руки были в крови, и это было ужасно. Я подумала, что он порезался, но, когда помыла его, не нашла ни единой царапины. Он рассказал мне, что бабуля не хотела с ним играть и просто спала в ванне. Он пытался разбудить ее и очень расстроился, что она так и не проснулась. Мой мальчик даже не понял, что это был труп. – Она вытерла слезы. – Я не стала никуда звонить и, быстро собравшись, уехала вместе с ним к свекрови. А на следующий вечер, когда мы вернулись, я узнала, что женщина покончила с собой.

– А если ее еще можно было спасти? Как вы так спокойно, не зная толком, в чем дело, не позвали никого на помощь?

– Кто вам сказал, что я была спокойна? – защищалась она. – Я так испугалась, что запаниковала и уехала! У меня и так достаточно проблем и неприятностей! Пожалуйста, не нужно меня обвинять ни в чем, я и так битая!

Я не стал рассказывать ей все подробности, которые знаю. Не стал осуждать ее за неуместное молчание, повлекшее за собой цепочку ужасных событий. Не стал говорить, что она косвенно повлияла и на мою, не менее трагичную историю. Не стал винить и без того несчастную женщину в несчастьях других. Я лишь сказал ей спасибо и навсегда покинул эти стены с единственным желанием – никогда больше туда не возвращаться.

С того дня я разгадал все секреты той ужасной недели. Я расставил все точки над i и объяснил для себя все, что тогда мне казалось сверхъестественным. Каждый фантом, рожденный в моей восполненной голове, улетучился, не найдя своего места во мне нынешнем. Но знаете, даже сейчас, вопреки всему, я искренне верю в то, что тогда ночью действительно видел Ее. Я чувствую, что это было на самом деле. Кто-то скажет, что иногда мы так хотим обмануться. А я знаю, что Господь по-настоящему подарил нам эту встречу, чтобы я смог наконец начать жить заново.

Жизнь удивительна. В ней сочетается несочетаемое, уживается враждующее, и порой красота пожирает сама себя изнутри. И в каждом своем проявлении она прекрасна.

Боль, страх, любовь, сомнение, страсть – все это великий дар под названием Жизнь. И она не может быть полноценной, если не прочувствовать хотя бы одно из всего калейдоскопа возможных ощущений. Чем больше мы успеем пережить, тем насыщенней становится наше пребывание в этом мире. Я понял, что каждый миг, каким бы он ни был, нужно впитывать в себя с жадностью, благодаря судьбу за то, что ты обогатил свой эмоциональный опыт.

Теперь я знаю, что все невзгоды мы должны прожить самостоятельно, так как никто другой не в силах облегчить нашу ношу. У каждого достаточно своих скитаний и бед, успехов и благости. У каждого свой путь, и мы не вправе решать, когда он закончится.

Я думал, что смерть приведет меня к Ней, но оказалось, что ничто не сделало нас ближе, чем жизнь. Возможно, когда-нибудь, когда я уйду естественно и чисто, мы снова встретимся, но сейчас, пока я жив, во мне живы воспоминания и чувства. А что, если не это, мы заберем с собой, когда придет время?

Живите полной жизнью! Живите во имя любимых, во имя себя, живите вопреки! Жизнь слишком коротка, чтобы прерывать ее посредине. И, быть может, когда-нибудь все те, кого мы любим и кто ушел раньше, попросят нас поделиться с ними чувствами, которые они не успели познать. И тогда мы поможем им и себе, ведь наша главная цель – стать лучше. А время, отпущенное нам для этого, и называется ЖИЗНЬ.