Глава 36

Пэм открыла следующее занятие:

— Я хочу сделать кое-какое признание. Все головы повернулись к ней.

— Время исповеди. Тони, давай.

Тони вздрогнул, выпрямился, пристально посмотрел на Пэм, затем откинулся в кресле, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Если бы у него на голове была шляпа с полями, он наверняка надвинул бы ее на глаза.

Сообразив, что он не собирается говорить, Пэм продолжила ясным, уверенным голосом:

—  У нас с Тони роман. Он длится уже некоторое время. Мне было трудно приходить сюда и не говорить об этом.

Наступило тягостное молчание, потом со всех сторон посыпались ошеломленные вопросы: «Как это так?», «Как это случилось?», «Сколько времени?», «Как вы могли?», «И что вы теперь думаете?»

Пэм холодно и с расстановкой ответила:

— Это продолжается несколько недель. Я не знаю, что будет дальше… это началось случайно, мы ни о чем таком не думали, все вышло само собой однажды после занятий.

— Тони, ты вообще собираешься сегодня подключаться? — осторожно спросила Ребекка.

Тони медленно открыл глаза.

— Для меня это новость.

— Новость? Ты хочешь сказать, что это неправда?

— Нет, я имею в виду время исповеди. Вот это «давай, Тони» для меня новость.

— Похоже, ты этому не слишком рад, — заметил Стюарт.

Тони повернулся к Пэм:

— Послушай, я был у тебя вчера. И мы, кажется, общались — так это, кажется, называется. Правду говорят, что шлюхи — и те чувствительнее и в сто раз к тебе ближе, чем любовницы. Так вот, неужели так трудно было пообщаться со мной? Предупредить меня, что сегодня «время исповеди»?

— Извини, Тони, — сказала Пэм без малейшего сожаления, — я не подумала. Когда ты ушел, я не спала всю ночь — все думала о группе и поняла, что времени осталось слишком мало — всего шесть встреч, я правильно считаю, Джулиус?

— Правильно, шесть.

— Ну вот, я вдруг поняла, что предаю тебя, Джулиус. Предаю группу. И себя тоже.

— Я не совсем понимаю, что здесь происходит, — сказала Бонни, — но у меня такое чувство, что последние несколько занятий все шло наперекосяк. Ты стала другой, Пэм, — Ребекка уже несколько раз об этом говорила. Ты почти перестала говорить про себя — я даже не знаю, что сейчас у вас с Джоном и как дела у твоего бывшего — где он и что с ним? Ты только и делаешь, что воюешь с Филипом.

— И ты тоже, Тони, — добавил Гилл. — Теперь я начинаю замечать, что в последнее время ты тоже изменился. Ты все время куда-то прячешься. Я уже забыл прежнего весельчака Тони.

— У меня есть кое-какие соображения, — вмешался Джулиус. — Во-первых, что касается предательства, про которое сказала Пэм. Я знаю, это навязло в зубах, но я считаю нужным повторить — для тех из вас, кто собирается продолжать ходить в группу, — Джулиус бросил взгляд на Филипа, — или даже вести группу: единственная обязанность каждого из нас — делать все возможное, чтобы как можно лучше понять свои отношения в группе. Опасность любых посторонних отношений состоит в том, что они мешают психотерапии: Почему мешают? Потому что люди, вступающие в близкие отношения, обычно ценят свои отношения гораздо выше, чем работу в группе. Именно с этим мы и столкнулись сейчас: мало того, что Пэм и Тони скрыли от нас свои отношения — это понятно, — но, как результат, они отстранились от работы в группе.

— До сегодняшнего дня, — поправила его Пэм.

— Совершенно верно, до сегодняшнего дня. И я рад, что вы это сделали, рад, что вы все-таки решили вынести это на группу. Вы отлично знаете, какой вопрос я хочу задать вам обоим — тебе и Тони: почему именно сейчас? Вы знакомы года два с половиной. И все же именно сейчас все изменилось. Почему? Что случилось несколько недель назад? Что подтолкнуло вас стать ближе друг к другу?

Пэм повернулась к Тони и подняла бровь, давая знак начать. Он повиновался:

— Мужчины вперед? Опять моя очередь? Нет проблем. Кто-кто, а я-то хорошо знаю, что изменилось: Пэм поманила меня пальчиком и сказала «можно». У меня стоял с тех самых пор, как мы познакомились, и, если бы она сделала это пальчиком полгода или два года назад, все случилось бы гораздо раньше. Так что можете называть меня мистер Всегда-Готов.

— Браво. Наконец-то я узнаю Тони, — сказал Гилл. — Добро пожаловать домой, старик.

— Теперь понятно, почему ты вел себя так странно, Тони, — сказала Ребекка. — Только-только у тебя начало наклевываться что-то с Пэм, и ты боялся все испортить. Вот почему ты прятался. Переживал, как бы твои темные пятна не всплыли наружу.

— Пятна пещерного человека, хочешь сказать? — спросил Тони. — Может, да, а может, и нет — не все так просто.

— То есть? — спросила Ребекка.

— То есть мои темные пятна, может быть, возбуждают Пэм. Но я не хочу об этом распространяться.

— Почему?

— Да хватит, Ребекка, неужели не ясно? Что ты пристала? Если я буду продолжать в таком духе, я могу спокойно распрощаться с Пэм.

— Уверен? — не унималась Ребекка.

— А ты как думала? Понятно, почему она все это затеяла. Потому что все кончено — она сама уже все решила. Да, что-то жарковато здесь. Пахнет паленым.

Джулиус повторил свой вопрос Пэм. В нехарактерном смущении она ответила:

— Сложно сказать. Нужно, чтобы прошло время. Знаю только, что мы оба не думали об этом — это произошло само собой, случайно. Мы пили кофе после занятий — вдвоем, потому что вы все разошлись. Тони предложил где-нибудь перекусить — мы часто ужинали вместе, но в этот раз я пригласила его к себе — у меня был суп. Он пришел, а дальше — пошло-поехало… Почему именно в этот день, а не раньше? Не знаю. Мы часто бывали- вместе: я говорила ему про литературу, давала книги, уговаривала продолжить учебу, а он меня учил столярному делу и даже однажды помог соорудить подставку под телевизор — маленький такой столик, да вы сами знаете. Почему дошло до постели именно в тот вечер? Не знаю.

— Что ты сейчас чувствуешь, Пэм? Я ведь знаю, нелегко говорить об интимных подробностях в присутствии любовника, — сказал Джулиус.

— Я настроилась.

— Хорошо, тогда такой вопрос: давай прокрутим назад — что именно больше всего волновало тебя в тот момент, когда все началось?

— С тех пор как я вернулась из Индии, меня волновали две вещи. Первое — твоя болезнь. Знаешь, я как-то натолкнулась на статью, в которой один псих доказывал, что люди спариваются из-за того, что подсознательно надеются зачать нового вождя, — полная чушь, конечно. Не знаю, Джулиус, как твоя болезнь могла повлиять на мою связь с Тони — может, я боялась, что группа распадется, и это подсознательно заставило меня искать каких-то более прочных отношений; может, я надеялась, что каким-то чудом это сохранит группу. Это просто догадки.

— Группы как люди, — заметил Джулиус, — они не хотят умирать. Возможно, твоя связь с Тони действительно была скрытой попыткой удержать ее от распада. Все группы хотят сохранить свои отношения, время от времени встречаться — правда, это редко удается в жизни. Я уже не раз говорил, что группа — это еще не жизнь: группа — это генеральная репетиция жизни, и каждый из нас должен найти способ перенести то, чему он здесь научился, в свою реальную жизнь. Все, лекция окончена. Пэм, ты сказала, что тебя волновали две вещи: одна — это мое здоровье, а другая…

— Другая — Филип. Я постоянно о нем думаю. Меня тошнит от того, что он здесь. Ты сказал, что однажды он может стать для меня огромным плюсом, и я верю тебе, но пока что он был и остается огромным минусом — может быть, только с одним исключением: я так его ненавижу, что даже забыла про Эрла и Джона — по-моему, навсегда.

— Итак, — настаивал Джулиус, — Филип очень тебя волнует. Как ты думаешь, не мог ли он каким-то образом подтолкнуть тебя к Тони?

— Все возможно.

— Догадки?

Пэм покачала головой:

— Абсолютно никаких. Может быть, просто желание переспать: у меня уже несколько месяцев не было мужчин, а я к этому не привыкла. Наверное, дело в этом.

— Мнения? — Джулиус обвел глазами присутствующих.

Стюарт живо вскинул голову, и его острые, проницательные глазки блеснули:

— Между Филипом и Пэм не просто конфликт — они соперничают. Может быть, я преувеличиваю, но моя версия такова: Пэм всегда была лидером группы, всегда в центре внимания — еще бы. Преподавательница. Эрудитка. Шеф Тони. Что происходит потом? Что мы видим? Она уезжает на несколько недель, а когда возвращается, находит Филипа, который преспокойненько занимает ее место. Вот тут-то она и вышла из себя. — Стюарт повернулся к Пэм. — И к твоим давним обидам прибавились новые.

— И какое отношение это имеет к Тони? — спросил Джулиус.

— Может быть, таким образом она хотела показать себя. Если мне не изменяет память, Джулиус, они оба — и Пэм, и Филип — пытались тебе помочь, так? Филип принес историю про корабль, и, помнится, Тони ее горячо обсуждал. — Он повернулся к Пэм. — Вот тогда-то ты и почувствовала опасность. Тебе показалось, что ты теряешь свою власть над Тони.

— Спасибо, Стюарт, очень ценное замечание, — ответила Пэм. — По-твоему, чтобы конкурировать с этим зомби, я должна перетрахаться со всей группой. Так ты представляешь себе женскую логику?

— А вот это запрещенный прием, — откликнулся Гилл. — «Зомби» — это удар ниже пояса. Филип хотя бы держит язык за зубами и не срывается на людей. А ты, Пэм, — ты ядовитая штучка. Может, хватит метать икру?

— Это серьезный выпад, Гилл. Что происходит? — спросил Джулиус.

— Когда Пэм в таком состоянии, она напоминает мне мою жену, а я не собираюсь больше терпеть злобные выходки — от них обеих.

Немного погодя Гилл добавил:

—  И еще меня бесит, что для Пэм я ноль, пустое место. — Он повернулся к ней. — Я скажу тебе наконец всю правду: я уже высказывал тебе все, что думаю — что ты генеральный прокурор и все такое, — так нет же. Как об стенку горох. Гилла нет. Гилл пустое место. Ты замечаешь только Филипа… и Тони. А ведь я говорю дельные вещи. Кстати, еще одно: я, кажется, догадываюсь, почему соскочил твой Джон: не из-за своей трусости, а из-за твоей злости.

Пэм, глубоко задумавшись, молчала.

— Так, было высказано много важных мыслей. Давайте разберемся и постараемся понять. Предложения? — спросил Джулиус.

— Пэм ведет себя очень смело, — сказала Бонни. — Могу представить, каково ей сейчас. И Гилл тоже молодец — не дает ей спуску. Ты очень изменился, Гилл, — к лучшему. Но иногда мне хочется, чтобы Филип сам себя защищал. Не понимаю, почему он этого не делает? — Она повернулась к Филипу: — Почему ты молчишь?

Филип покачал головой и не произнес ни слова.

—  Если он не хочет говорить, я могу ответить за него, — сказала Пэм. — Видите ли, сейчас он следует инструкциям Артура Шопенгауэра. — Она вынула какую-то бумажку из сумочки, бегло проглядела и прочитала вслух:

Филип кивнул:

— Я одобряю твой выбор. По-моему, прекрасные советы.

— Что здесь происходит? — спросил Стюарт.

—  Мы немного Пробежались по Шопенгауэру, — ответила Пэм, показывая свои записи.

Наступило молчание, после чего Ребекка попыталась вывести разговор из тупика:

— Ау. Тони, где ты? Что с тобой сегодня?

— Мне трудно говорить, — качая головой, ответил Тони. — Я сам не свой.

К всеобщему удивлению, Филип внезапно отреагировал на это:

— Я знаю, что тебе мешает, Тони. Джулиус уже сказал — ты мечешься между двумя огнями: с одной стороны, ты хотел бы работать в группе и свободно общаться, а с другой — ты пытаешься сохранить верность Пэм.

— Да я все понимаю, — вздохнул Тони. — Только понимать мало. Ну все равно, спасибо. А то, что ты сказал — поддержал Джулиуса, — это очко в твою пользу. Ты в первый раз не воевал с ним — это достижение, старик.

— Так, говоришь, понимать мало? Что же еще нужно? — спросил Филип.

Тони покачал головой:

— Сегодня не готов.

— Я знаю, что может нам помочь, — сказал Джулиус, поворачиваясь к Тони. — Вы с Пэм сегодня избегаете друг друга, ничего друг другу не говорите — наверное, бережете объяснения на потом. Я знаю, это неприятно, но, может быть, попытаетесь начать прямо сейчас? Попробуйте обратиться друг к другу.

Тони глубоко вздохнул и повернулся к Пэм:

— Это чертовщина какая-то. Что за детские игры. Никак не пойму. Неужели так трудно было позвонить мне, переговорить со мной, поставить меня в известность?

— Прости, но ведь мы оба знали, что это рано или поздно должно произойти. Мы же говорили об этом.

— И все? Это все, что ты хочешь мне сказать? А как насчет сегодняшнего вечера? Мы еще вместе или как?

— Мне будет неудобно встречаться с тобой, Тони. По правилам, мы обязаны обсуждать свои отношения в группе, а я не хочу нарушать свои обязательства. Мы не можем продолжать — может быть, как-нибудь потом, после закрытия группы…

— Ты ловко разделываешься со своими обязательствами, — с неожиданным раздражением произнес Филип. — Нужно — соблюдаешь, не нужно — забываешь. Когда же я говорю про свои обязательства, ты готова вцепиться мне в горло. Но ведь ты сама нарушаешь правила, ведешь двойную игру, играешь с Тони, как с мальчишкой.

— Кто ты такой, чтобы рассуждать про обязательства? — вскинулась Пэм. — Может, вспомним про обязательства между учеником и учителем?

Филип взглянул на часы, поднялся и объявил:

—  Шесть часов. Свои обязательства я на сегодня выполнил. — И вышел из комнаты, бормоча: — С меня дерьма хватит.

Это был первый случай, когда кто-то, кроме Джулиуса, объявлял собрание закрытым.