Книга: Самая страшная книга 2017 (сборник)
Назад: Реальность вторая
Дальше: Реальность четвертая

Реальность третья

Вот-вот, еще не хватает свалить теперь все на меня. Ну у меня-то, к счастью, нет тела, так что я автоматически выпадаю из игры.
– Тьма египетская, мать ее, – проворчал эксперт, делая шаг к выходу. – Костя, нужен свет, без света я ничего не могу.
– Будет тебе свет, – мрачно отозвался капитан Крепин. – Сейчас «уазик» подгоню. Лёха, отбей жерди в одном пролете, я заеду. Сергеич, смотри за ней, глаз не спускай.
Бледный с лица лейтенант полиции вышел из темной пасти погреба, судорожно глотнул чистого воздуха, с тоской во взоре посмотрел на звездное небо. Подошел к забору, несколько раз пнул жерди ногой. Ржавые гвозди легко выскочили из прогнивших столбов. «Уазик» зафырчал, перевалился через обочину, въехал в огород и стал разворачиваться. Луч света от фар выхватил на мгновение из темноты силуэт дома Евдокимовых, группу сельчан, молчаливо взирающих на происходящее с улицы, скользнул по откосу на северной стороне – пятиметровому, почти вертикальному, заросшему травой. За ним, выше, лежала Верхняя улица. Участок Евдокимовых числился по Набережной. Или, как чаще говорили местные, по Нижней.
Погреб был полностью врыт в этот откос, а не располагался в яме, как делают обычно. Покойный хозяин когда-то постарался на славу.
Капитан остановил УАЗ метрах в десяти от входа в погреб. Все его содержимое стало видно как на ладони – осклизлые от сырости столбы и балки, десятки банок с заготовками на полках, пустые секции для картошки, несколько заплесневелых деревянных кадок. И тело прямо на сыром песке, в проходе, завернутое в какую-то дерюгу, из которой торчали босые пятки. От тела шел запах. Вокруг валялось множество использованных шприцев.
– Где твой молодой? – спросил эксперт Крепина. – Пусть записывает.
Крепин выглянул, поманил лейтенанта рукой. Тот приблизился.
– Возьми двоих оттуда, – он указал на людей, ожидающих за забором. – В качестве понятых. Веди сюда. Паша будет диктовать, а ты – вести протокол.
Капитан вышел наружу, выругался. Достал сигарету, прикурил.
– Что ж это делается-то, а? – вполголоса сказал он участковому Сергеичу. Пожилой полицейский вздохнул, и они оба посмотрели на Евдокимову. Та прижимала к груди какую-то толстую тетрадь. Женщину трясло.
Подошел лейтенант Лёха и с ним понятые – тетка лет пятидесяти с гаком и седой старик.
– Матвеева я, Галина Степановна, – представилась тетка. – Это я первая участковому позвонила.
– Спасибо за бдительность! – процедил сквозь зубы капитан. – Пройдите внутрь, пожалуйста.
Понятые зашли в погреб. Матвеева тихо охнула. Старик оставался невозмутим.
– При осмотре помещения погреба, принадлежащего семье Евдокимовых, обнаружен обнаженный труп, завернутый в старую промасленную мешковину. Труп мужской, возраст потерпевшего – предположительно семнадцать-восемнадцать лет. Смерть наступила, предположительно, три дня назад. А может и больше, учитывая низкую температуру. Далее. На затылке след от удара тупым предметом. На ягодицах, бедрах, предплечьях – обширные гематомы и вздутия, со следами уколов в центрах, а также следы уколов без гематом и вздутий. Вокруг трупа обнаружено… сейчас… ага, восемнадцать одноразовых шприцев с остатками жидкости, по запаху похожей на солярку… Характер вздутий указывает на то, что большинство уколов было сделано еще при жизни жертвы, но уже после нанесения травмы в затылочной области головы.
– Солярка, значит, – тихо сказал капитан Крепин. – Сергеич! А ну давай ее сюда!
Участковый вошел, крепко держа за локоть Евдокимову. Та затравленно озиралась по сторонам, словно искала взглядом кого-то.
– Это кто? – Крепин схватил ее за шею, подтащил к трупу, с силой наклонил голову: – Кто это, я тебя спрашиваю, тварь?
– Тише, тише… – сдавленно проговорила Наталья Сергеевна, – пожалуйста, не будите его. Это же Андрюшенька мой, он спит. Он болен очень, поэтому и лежит здесь, в клинике.
В голосе ее слышались и страдание, и мольба, и ужас. У Крепина мороз побежал по коже, он отпустил женщину и зачем-то вытер ладонь о брюки.
Участковый не выдержал, выматерился и сплюнул.
– Ему пора укол делать, – сказала Евдокимова. – Да вы лучше профессора спросите…
– Какого профессора? – уточнил лейтенант.
– Да главврача же нашего, Голышева… Валентина Филипповича. Он же только что здесь был… – Она снова беспомощно посмотрела по сторонам.
– А уколы вы, что ли, ему ставили?
– Почему я?.. Персонал… А, хотя и я тоже, да. Я ведь могу…
– Персонал… – пробормотал капитан. – Пиши, Лёха. Подозреваемая опознала в трупе своего сына, Евдокимова Андрея Александровича, тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения. А вы, граждане понятые, можете опознать тело?
– Э-э-э, – протянул старик. – Лицо бы надо… того… увидеть.
– Не смейте! – вдруг закричала Наталья Сергеевна, увидев, что эксперт переворачивает тело сына. – Не трогайте его! Он болен! Его нельзя, нельзя, нельзя будить… Пусти, – она попыталась вырваться, но участковый снова крепко держал ее за локоть.
– Да, это он, Андрейка, – пробормотала Галина Степановна. – Ох ты, горюшко, ужас-то какой…
– Он, – сухо подтвердил так и не назвавший пока своего имени старик.
– Вы не понимаете! – билась в истерике чокнутая мамаша. – Не понимаете! Он болен! Он… он… субстрат! Он субстрат!!! СУБСТРАТ!!! У него мортемицес! Гоминифиллус! Анаморфа! Разве вы не видите? Его нельзя трогать, нельзя!!!
– Смотри-ка, латынь, – удивился эксперт Паша, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да спросите же вы у профессора! Андрей очень болен! Его нельзя беспокоить… Ох, у меня же есть его дневник, посмотрите, пожалуйста… Он там все сам описал…
Трясущейся рукой она протянула тетрадь Крепину. Капитан взял ее, перелистал пустые, девственно-чистые страницы. Протянул лейтенанту.
– К делу приобщим. Все, на выход все. Пойдемте в дом. Паша, ты здесь заканчивай и подходи. Сергеич, труповозку вызывай. Лёха, грузи подозреваемую в машину.
– Наручники надевать?
– Нет, блин, за руль ее посади! Совсем дурак, что ли? Нам ее полторы сотни километров везти, хочешь, чтобы она нас загрызла по дороге?
Евдокимова вдруг перестала кричать и вырываться. Тяжело взглянула на Крепина, заглянув прямо в его злые глаза, – не женщина, а худой бледный призрак: искусанные губы, обрамленные одутловатыми мешками век заплаканные глаза с сеточками лопнувших сосудов…
– Думаешь, ты невосприимчив? – прошептала она. – Не-е-ет. И у тебя под фуражкой субстрат.
– Давай-давай, пошла на выход, шевели булками, – заорал тот в ответ, скрывая за грубостью неожиданно накатившую волну иррационального страха. Машинально сорвал идиотскую фуражку с головы, смял ее в руках, затем спохватился, нахлобучил обратно.
Крепин надевал форму только на выезды в отдаленные деревни, обычно она вызывала у местных уважение – не то что у избалованных жителей райцентра. Но сейчас он и вправду почувствовал себя в ней дурак дураком.
У выхода Евдокимова неожиданно встала как вкопанная, загородив дорогу остальным, вперив остановившийся взгляд куда-то в темную пустоту.
– Что-что? – переспросила она, непонятно к кому обращаясь. – А, поняла. Хорошо.
Обернулась к Галине Степановне Матвеевой – глаза в глаза, почти в упор.
– И ты, жопа в платке дырявом, тоже субстрат, – сообщила она ей.
– Оссподи, – отшатнулась тетка, пытаясь защититься крестным знамением.
А Наталья Сергеевна сразу как-то обмякла, без сопротивления позволила застегнуть на запястьях наручники и увести себя в «уазик». И более уж ни на что не реагировала, вопреки опасениям Крепина.

 

В избе царило многодневное запустение и беспорядок. Незастеленные постели и разбросанная повсюду одежда в комнатах. Немытая посуда на кухне и кастрюля с чем-то тухлым на печи. Там же, на кухне, возле разбитого окна, на полу, в дурно пахнущей луже валялась штора. Левее, ближе к столу, пол был усеян осколками разбитого ноутбука.
– Топталась она на нем, что ли? – пробормотал участковый.
А подошедший следом эксперт подобрал с пола деталь, представляющую собой угловую часть корпуса, и показал Крепину.
– Кровь? – переспросил капитан.
Эксперт кивнул.
– Занеси-ка это в протокол, Паша. Что же, выходит, она охерачила сына ноутбуком, потом оттащила в погреб и стала «лечить» уколами с соляркой? От чего тот и умер окончательно?
– Предварительно так. А дальше, как говорится, вскрытие покажет.
– Куда ж только жизнь катится, – сказал капитан. – Сколько лет работаю, но с таким еще не сталкивался. Ладно, пора заканчивать. Граждане понятые, пройдите сюда. Подпишите, пожалуйста, протокол. Вас, дедушка, как величать?
– Анисимов я, – с достоинством ответил старик. – Петр Иванович.
– Анисимов из Анисимовки?
– Так ведь прапрадеды мои деревню и строили.
– Ишь ты, – удивился Крепин. – Подписывайте, здесь и здесь. И вы, Галина Степановна. Нужны будут еще паспортные данные ваши. С собой, конечно, нет паспортов?
– Мой паспорт дома, – сказал Анисимов. – Чего его таскать-то по деревне?
– И мой тоже, – сказала Матвеева.
– Ну да, ну да, – согласился капитан. – Сейчас тогда к вам проедем. Скажите, а муж ее где? Отец Андрея?
– Помер давно, – сказал участковый. – Лет этак семь тому назад закрыли его за поножовщину пьяную. Потом на зоне сгинул. Официально – несчастный случай на лесоповале.
– Другие родственники есть?
– Нет никого, – отозвался Анисимов. – Одни они так и жили.
– На что жили-то? – спросил капитан.
– Так это… Продавщицей же она у нас в магазине работала… Андрей подрабатывал, на стройках помогал, дрова колол людям.
– Раньше подрабатывал, – вмешалась Матвеева. – А в последнее время Андрейка природу изучать начал, в лес много ходил, потом в Интернете со знающими людьми общался. Я-то тоже за грибами люблю с детства ходить, вот он и делился со мной кое-чем. Рассказывал о всяких ужасах. О слизевиках, например, – оказывается, есть такие… Грибоподобные животные! И другие есть, забыла название, муравьев зомбируют… Андрейка хотел в институт поступить и на миколога выучиться. Мамка-то его, Наталья, сильно злилась от этого. Хотела на стройку его определить, чтоб заработал, а он не пошел.
– А родственников, говорите, нету? Что ж, может, это и к лучшему. Потом еще пробьем на всякий случай…
– Конечно, к лучшему, – сказал участковый. – Как о таком родным рассказывать…
Капитан кивнул.
– Хоть не глухарь, и то хорошо. Думаю, можно уже и ехать. Мы с вами, граждане понятые, сейчас по вашим домам, как я уже говорил. Паспортные данные в протокол вставим. Потом мы уже поедем, подозреваемую увезем. Вам, Сергеич, вдвоем с Пашей труповозку ждать. Сдадите тело по всей форме. Сергеич, потом опечатаешь избу и погреб. И домой, в Ахтуз. Паша у тебя переночует, ладно?
– Да не вопрос, – сказал участковый. – Только ночевать нам, по ходу, здесь придется. Труповозку часа три-четыре ждать, не меньше. Если они вообще поедут ночью.
– Ну как получится. Тогда завтра, во второй половине дня, оба к нам, в отделение. Сергеич, твои показания нужны будут. И вас, гражданка Матвеева, мы еще вызовем. Все ясно? Ну тогда вперед, поехали, что ли.
– Товарищ капитан, – Галина Степановна ухватила Крепина за рукав. – Вы скажите, пожалуйста. Что теперь с ней будет, с матерью-то?
– Что будет, что будет, – проворчал капитан. – Лечить ее будут. Хотя по мне – для чего таких лечить? Только государственные деньги на них тратить. Я бы таких в расход пускал… Незачем ведь им жить-то. Незачем.

 

Проводив «уазик» сотрудников криминальной полиции взглядом, участковый Сергеич закурил уже черт знает какую по счету сигарету и подошел к анисимовцам, до сих пор стоявшим возле забора.
– Чего ждем? – спросил он, пыхнув дымом. – Кончилось шоу, увезли ее.
– Слышь, участковый, – спросил кто-то. – А что, правда, что Наталья сына своего убила?
– Правда, – проворчал Сергеич. – Совсем с катушек съехала баба. Полная шиза. А я так одного понять не могу. Вот вы, вы все. Вы же рядом жили. Неужели не видели ничего, не замечали? Неужели не ясно было, что с человеком что-то неладное творится?
– А что мы?.. Мы ничего… – забормотали в толпе.
– Так ведь она нормальная была всегда, – сказал какой-то пожилой мужчина. – Я сосед ихний, вона мой дом, дальше по Нижней. Мы общались часто. А месяц назад за ягодами ездили толпой, я и возил, у меня грузовик свой, ГАЗ-66. Так вот она потерялась, отбилась от всех. Искали ее – не нашли… А она через пять дней сама как-то вышла. С тех пор и сдвинулась, видать. Изменилась она. Злая стала, задумчивая… Агрессивная. Общаться уже ни с кем не хотела. Ну так ведь никто ж не думал, что до такого дойдет. А ведь тайга – она такая, с ней шутить нельзя… За пять дней кого хошь с ума сведет… Тем более она, говорят, в мертвый поселок забрела… От нее, правда, я этого не слышал. Да и не разговаривали мы с тех пор особо…
– Вот-вот, и я об этом, – вздохнул участковый, бросив недокуренную осточертевшую сигарету себе под ноги, в грязь. – Эх, вы, люди…

 

Несколькими часами позже, уже у себя дома, молодой лейтенант криминальной полиции Алексей Сизарев, сидя перед монитором домашнего компьютера, вбил в поисковую строку браузера слова «Валентин Филиппович Голышев». И даже удивился, получив ссылку на статью в Википедии. Быстро пробежал глазами по узловым моментам биографии: «Известный российский психиатр… Родился в 1941 году… С 1970 – работа в институте Сербского… В 1979 уволился по собственному… С 1980 – член Независимой психиатрической ассоциации России… Автор нашумевших работ… Лауреат премии московской хельсинкской группы… Подозревался в связях с ЦРУ… Скоропостижно скончался в 2012 году от быстро прогрессирующей опухоли мозга».

 

А капитан Крепин ночью спал плохо, тревожно, не отдыхая. В четвертом часу утра он проснулся от леденящего, страшного прикосновения чьих-то пальцев к своему плечу. Резко сел на постели и увидел рядом с постелью Наталью Евдокимову, с проклятой тетрадкой в одной руке и медицинским шприцем в другой. Волосы ее были спутаны, а глаза горели алым.
– Это мы еще посмотрим, кто кого в расход пустит, – злобно прошипела она, занося шприц для удара.
Крепин заорал и проснулся снова. Сел на постели, весь покрытый холодным потом, и долго моргал и тряс головой, не в силах понять, где сон, а где явь.
Затем встал, надел тапочки, на негнущихся ногах прошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки и налил себе целый стакан – не ведая, не понимая того, что с этим самым стаканом его, капитана Крепина, личная реальность начнет меняться быстро, страшно и неотвратимо.
Назад: Реальность вторая
Дальше: Реальность четвертая