Глава XXV

Мотор яростно взревел – очевидно, Уэлч остался за рулем. Отлично – быть может, ему было велено немедленно возвращаться домой.

Все мысли и чувства Диксона были сосредоточены только на том, что происходило в эту минуту. Он слышал приближающиеся шаги Кристины и прижался к столбу, будто хотел врасти в него. Каблуки ее застучали по дощатому настилу перед входом в вокзал; она появилась в поле зрения Диксона на расстоянии четырех-пяти футов, повернула голову и тотчас встретилась с ним взглядом. Лицо ее озарила улыбка, в которой Диксон увидел одну только нежность.

– Значит, вам передали, что я звонила, – сказала Кристина. Сейчас она была красива до нелепости.

– Скорей сюда, Кристина! – Он потащил ее за столб. – Одну минутку!

Кристина огляделась, потом посмотрела на него.

– Но ведь надо бежать на платформу. Мой поезд вот-вот уйдет.

– Ваш поезд уже ушел. Придется ждать следующего.

– Вон там часы – осталась еще минута. Я могу успеть…

– Да нет же – поезд уже ушел. В час сорок.

– Он не мог уйти.

– Значит, мог, раз ушел. Я справлялся.

– Но мистер Уэлч сказал, что поезд отходит в час пятьдесят!

– Ах, это он сказал? Ну, тогда все ясно. Он перепутал, понимаете?

– Вы уверены? А почему мы прячемся? Ведь мы прячемся?

Не обращая внимания на ее слова, не замечая, что держит ее за руку, Диксон осторожно высунул голову из-за столба. Уэлч уже выезжал с площади на шоссе.

– Подождем, пока уберется этот старый дурак, а потом пойдем выпьем чего-нибудь. – (Он начнет с восьмикратной порции виски). – Вы, наверное, успели позавтракать?

– Я не могла съесть ни кусочка.

– Это на вас не похоже. Ну, а я совсем не завтракал, так что поедим вместе. Здесь неподалеку есть отель. Когда-то я бывал там с Маргарет.

Они сдали чемодан Кристины в камеру хранения и вышли на площадь.

– Хорошо, что старик Уэлч не пожелал усадить вас в поезд, – сказал Диксон.

– Да… Собственно, не пожелала этого я.

– Я вас за это не осуждаю. – Диксон ощущал почти физическую неловкость при мысли, что Кристина вот-вот сообщит ему свою «новость». Он старался внушить себе, что это будет нечто неприятное, чтобы иметь хоть один шанс услышать приятное. У него вдруг отчаянно зачесался затылок и та часть спины, до которой невозможно дотянуться рукою.

– Мне хотелось как можно скорее удрать от всей этой компании. Я ни минуты больше не могла выносить их общества. Вчера вечером приехал еще новый.

– Новый?

– Да. По имени Митчел или что-то в этом роде.

– А, знаю. Мишель.

– Возможно. Ну, я и решила удрать с первым же поездом.

– Но что случилось? Вы, кажется, что-то хотели мне сказать? – Он старался настроиться на унылый лад, готовясь услышать что-то неожиданное и на редкость неприятное.

Кристина взглянула на него, и Диксон еще раз заметил, что белки ее глаз отливают голубизной.

– Я порвала с Бертраном, – сказала Кристина, будто речь шла о какой-то выброшенной за ненадобностью рухляди.

– Почему? Навсегда?

– Да. Хотите, я вам расскажу все?

– Давайте.

– Помните, вчера мы с Кэрол Голдсмит ушли на середине вашей лекции?

Диксон сразу все понял, и у него перехватило дыхание.

– Я знаю. Она вам что-то сказала, не правда ли? Я догадываюсь, что она вам сказала.

Они невольно остановились. Диксон показал язык пялившей на них глаза старушке.

– Вам давно уже было известно о ее отношениях с Бертраном, так ведь? Я же знала, что вам известно. – Казалось, она вот-вот расхохочется.

– Да. А почему она вдруг вам рассказала?

– А почему не рассказали вы?

– Да разве я мог? Хорош бы я был! Что же все-таки заставило Кэрол рассказать вам все?

– Она возненавидела Бертрана за то, что он с ней не считался. Мне было все равно, как он жил до меня, но он не имел права держать на привязи и меня, и Кэрол. Она сказала, что Бертран звал ее провести вместе вечер, когда мы все ушли в театр. И не сомневался, что она согласится. Она сначала возненавидела меня, потом увидела, как он со мной обращается – как он, например, вел себя на приеме у декана. Тогда она поняла, что виноват он, а не я.

Кристина говорила быстро и немного смущенно; чуть ссутулившись, она стояла спиной к витрине, заваленной бюстгальтерами, корсетами и бандажами.

Спущенный тент затенял ее лицо; она поглядела на Диксона лукавым взглядом, словно желая убедиться, удовлетворено ли его любопытство.

– Это благородно с ее стороны, не так ли? Ведь после этого Бертран не захочет на нее смотреть.

– Он вовсе ей и не нужен. По-моему…

– Что?

– По-моему, из ее слов можно было заключить, что теперь у нее есть кто-то другой. А кто – не знаю.

Диксон был уверен, что он-то знает; итак, распуталась последняя ниточка. Он взял Кристину под руку и повел по улице.

– Ну, хватит об этом, – сказал он.

– Но он еще много говорил ей о…

– Потом. – Лицо Диксона расплылось в счастливой ухмылке. – По-моему, вам будет приятно услышать следующее: отныне у меня с Маргарет все кончено. После одного случая – о нем тоже после – я убедился, что могу считать себя свободным.

– Как, вы хотите сказать, что совсем?…

– Я потом все расскажу, обещаю вам. Давайте сейчас не говорить об этом.

– Ладно. Но это правда?

– Разумеется, чистая правда.

– Ну, в таком случае…

– Верно. Скажите, как вы собираетесь провести сегодняшний день?

– Думаю, мне нужно ехать в Лондон. А что?

– Вы не возражаете, если я поеду с вами?

– Что это значит? – Кристина дергала его за локоть, пока он не взглянул ей в лицо. – Что происходит? Тут что-то кроется. Скажите, в чем дело.

– Мне нужно найти себе жилье.

– Зачем? Я думала, вы живете где-то поблизости.

– Разве дядя Джулиус ничего не говорил вам о моей новой работе?

– Ради Бога, расскажите все толком, Джим. Не томите меня.

Объясняя ей, в чем дело, он перебирал в уме районы Лондона: Бейсуотер, Найтсбридж, Ноттинг-Хилл, Пимлико, Белгрейв-сквер, Уоппинг, Челси… Нет, только не Челси.

– Я так и знала, что у него что-то на уме, – заявила Кристина. – Только не догадывалась, что именно. Надеюсь, вы с ним поладите. Но лучшего и придумать нельзя, правда? Скажите, вам будет трудно уйти из университета?

– Нет, не думаю.

– Между прочим, что за работу дает вам дядя?

– Ту, на которую рассчитывал Бертран.

Кристина громко расхохоталась и покраснела. Диксон тоже засмеялся. Как жаль, подумал он, что все его гримасы выражают только ярость и ненависть. Эта минута действительно заслуживает гримасы, а у него нет ни одной, которой он мог бы отпраздновать такое событие. Пойдя на компромисс, он сделал гримасу «чувственный римлянин». Вдруг, заметив что-то впереди, он замедлил шаг и подтолкнул Кристину локтем.

– В чем дело? – спросила она.

– Видите ту машину? – Это была машина Уэлча, стоявшая почти посреди улицы, напротив кафе-кондитерской с зелеными полотняными занавесками и медными чайниками на подоконниках… – Что он тут делает?

– Он, должно быть, заехал за Бертраном и остальными. Бертран, после того как я с ним поговорила, заявил, что не станет завтракать под одной крышей со мной. Скорей, Джим, пока они не вышли оттуда!

Только они успели поравняться с витриной кафе, как дверь распахнулась, целая толпа Уэлчей высыпала наружу и, преградив им путь, заполнила весь тротуар. Один из Уэлчей, очевидно, был тем самым утонченным писакой Мишелем, который наконец-то появился на сцене перед самым закрытием занавеса. Он оказался высоким бледным юношей с длинными белесыми волосами, выбившимися из-под белесой кепки из бумажного бархата. Увидев Диксона и Кристину, все, за исключением, конечно, Уэлча, машинально отступили, чтобы дать им дорогу. Диксон ободряюще стиснул локоть Кристины и пошел прямо на них.

– Прошу прощения, – сказал он раскатистым басом водевильного дворецкого.

На лице миссис Уэлч появилось такое выражение, будто ее вот-вот вырвет; Диксон снисходительно поклонился ей. (Он где-то вычитал, что удача делает человека скромным, терпимым и добрым.) Инцидент был бы исчерпан, если бы Диксон не увидел, что, кроме Бертрана и Уэлча, здесь присутствуют соломенная шляпа и берет. Шляпа, однако, была на голове Бертрана, а берет на Уэлче. В этих уборах они стояли как окаменевшие, выкатив глаза, и напоминали Андре Жида и Литтона Стрэчи, вылепленных из воска рукой подмастерья. Диксон гордо выпятил грудь, готовясь обдать их уничтожающим презрением, но тут же согнулся в приступе хохота. Походка его утратила твердость, весь он как-то обмяк, будто в него всадили нож. Кристина тащила его за руку, но он остановился среди группы Уэлчей, медленно сгибаясь, как от боли, очки его затуманились, рот раскрылся, словно в мучительной агонии.

– Вы… – произнес Диксон. – Он…

Уэлчи шарахнулись в сторону и стали торопливо усаживаться в машину. Испустив стон, Диксон позволил Кристине увести себя. Сзади неслись скрежет и вой уэлчевского мотора.

Но Диксон и Кристина уходили все дальше, и скрежет становился все слабее, пока его не поглотили уличный шум и их собственные голоса.