Неправее неправого

Не все ошибочные теории одинаково ошибочны

Остроумные литературные насмешки со временем превратились в самостоятельный жанр беллетристики. Как заметил Луис Низер, судебный юрист XX в., «изящная колкость стоит тысячи оскорблений». Вот несколько примеров остроумия высокого класса. Сэмюэл Джонсон: «Он не только сам скучен, он делает скучными всех вокруг». Марк Твен: «Я не пошел на похороны, а отправил любезное письмо, в котором выразил свое одобрение». Уинстон Черчилль: «Он обладает всеми отвратительными, на мой взгляд, добродетелями и ни одним из уважаемых мною недостатков». В поп-культуре, Граучо Маркс: «Я провел прекраснейший вечер. Но не в этот раз».

Ученые не упускают случая искусно съязвить в адрес коллег. Физик-теоретик Вольфганг Паули, критикуя некую статью, выдал непревзойденный пример научного уничижения: «Это не только неправильно, это даже не ошибочно!» Я называю эту фразу афоризмом Паули.

Питер Войт, математик из Колумбийского университета, недавно использовал поговорку Паули в заголовке своей книги «Даже не ошибочно» (Not Even Wrong), где критикует теорию струн. С его точки зрения, теория струн не только основана на не поддающихся проверке гипотезах, но и слишком зависит от эстетической природы ее математики и высоких постов защитников. В науке, если идею нельзя опровергнуть, это не значит, что она неверна, это значит, что мы не можем определить ее правильность, а значит, ее даже нельзя называть ошибочной.

Даже не ошибочна. Что может быть хуже? Что значит быть неправее неправого — я называю это аксиомой Азимова, — прекрасно сформулировано в эссе «Относительность неправды» (The Relativity of Wrong):

Когда люди считали, что Земля плоская, они были неправы. Когда люди считали, что Земля шарообразна, они были неправы. Но если вы считаете, что и те и другие были неправы одинаково, вы неправее, чем и те и другие вместе взятые.

Аксиома Азимова гласит, что наука развивается и выстраивает знания на фундаменте прошлых ошибок, и, хотя ученые нередко ошибаются, их неправота уменьшается с получением новой информации и построением теорий.

Если исходить из того, что все неверные теории одинаково неверны, то одна теория не может быть лучше другой. Этот взгляд известен как «сильный социальный конструкционизм науки», он предполагает, что наука неразрывно связана с общественными, политическими, экономическими, религиозными и идеологическими предпочтениями культуры, особенно культуры власть имущих. Ученые — капиталисты знания, производящие научные работы, в которых описываются результаты экспериментов, поставленных для проверки (и, обычно, подтверждения) господствующих теорий, укрепляющих статус-кво.

В предельных случаях, особенно в гуманитарных науках, это верно. В начале XIX в. врачи открыли, что рабы страдают драпетоманией, или неконтролируемым стремлением сбежать из рабства, и dysathesia aethiopica, или стремлением к неповиновению господам. В конце XIX — начале XX в. научные исследования зависимости интеллектуальных способностей от расовой принадлежности показали, что черные хуже белых. В середине XX в. психиатры собрали данные, которые позволили определить гомосексуальность как болезнь. А до недавних пор считалось, что женщины по определению хуже подходят для изучения точных наук и работы на руководящих постах в организациях.

Такие очевидные примеры тем не менее не отменяют исключительную способность науки разъяснять явления физического и общественного миров. Реальность существует, и наука — величайший инструмент, когда-либо применявшийся для открытия и исследования этой реальности. Теория эволюции, хоть она и вызывает бурные споры о скорости и формах развития жизни, все же безмерно превосходит теорию сотворения, которую даже нельзя назвать ошибочной (в смысле афоризма Паули). Как заметил по этому поводу Ричард Докинз, «когда одинаково активно высказываются две противоположные точки зрения, правда не обязательно лежит ровно посередине. Вполне возможно, что одна из сторон попросту неправа».

Попросту неправа. Когда люди считали, что наука беспристрастна и не связана с культурой, они были неправы. Когда люди считали, что наука всецело социальный конструкт, они были неправы. Но если вы полагаете, что считать науку беспристрастной настолько же неправильно, как и видеть в ней социальный конструкт, то вас нельзя даже считать неправее неправого.