Глава 6
Семейные узы
Я дожидаюсь Жана возле кофеварки, извергающей из себя напиток, который я так люблю. Я наблюдаю за тем, как кофе струйкой стекает в чашку, и размышляю, с чего начать разговор. Вчера вечером я просто позвонила Жану и сказала, что нам нужно кое-что обсудить. По словам Карла, скоро я стану совладелицей «Motorama», другими словами, мы с Жаном будем партнерами. О деятельности фирмы я ничего не знаю и даже представить не могу, что от меня может понадобиться, но зато у меня на руках список документов, которые я должна попросить у Жана, чтобы можно было оценить стоимость моей доли.
Кто-то тихонько стучит во входную дверь, и я иду открывать, попутно проверяя, запахнуты ли по́лы моего пеньюара.
– Я тебя разбудил? – спрашивает Жан с порога.
– Нет. Просто мне не захотелось переодеваться.
Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы разлить кофе по чашкам. Правда, одну чашку я наливаю до половины.
– Ты еще не перестала пить кофе? – спрашивает Жан.
– Нет.
– А как… как же ребенок?
– Если я не буду пить кофе, то сойду с ума, – резко заявляю я.
В ответ – молчание. И потом, это ведь не его дело, что я пью. Я только-только похоронила Алекса и не могу залить горе бутылкой виски, даже если бы мне этого хотелось. Но отказаться еще и от утреннего кофе – нет, это выше моих сил!
Жан кладет на стол коричневый пакет и вынимает булочки, при виде которых я вспоминаю о том, что голодна. Я спешу устроиться на привычном месте и хватаю булку, но не успеваю поднести ее ко рту, как он произносит:
– Шарлотта, нам все равно придется поговорить… ну, о ребенке.
– Потом!
Жан изумленно наблюдает за тем, как я уплетаю сдобу. Наконец я вытираю губы и улыбаюсь ему:
– Очень вкусно, спасибо!
Похоже, Жан не очень доволен моим настроем, поэтому я меняю стратегию и перехожу прямо к делу:
– Послушай, последние пару дней я много времени провела с Эвансами… В общем, я решила переехать в квартиру, в которой жил Алекс. Вчера мы с Брендой уже начали собирать вещи. Я отложила для тебя кое-что из одежды и… мотоциклетные принадлежности.
Его удивленный взгляд, кажется, пронзает меня насквозь.
– Ты переезжаешь в квартиру Алекса? И когда, интересно, ты приняла это решение?
– Вчера. Его квартира больше, чем у меня, и место более удобное. Будет легче добираться до работы.
Я не упоминаю о том, что у Бренды чуть не случился инфаркт, когда она увидела мое крошечное двухкомнатное жилище, и она твердо решила, что не уедет домой, не убедившись, что я переехала в квартиру Алекса и окружена всеми возможными удобствами. Когда же я заикнулась, что могу пожить у себя до родов, чуть не дошло до Третьей мировой. Мы с Брендой спорили больше часа. Думаю, она решила, что я беспокоюсь из-за денег. Ведь сколько бы она ни твердила, что мне больше не нужно о них думать, это сильнее меня – я-то знаю, что квартира Алекса мне совершенно не по средствам! Жан тоже не упускает случая об этом напомнить:
– Ты уверена, что твоей зарплаты официантки хватит на то, чтобы выплачивать ипотеку, которую взял Алекс?
– Я прекрасно понимаю, что не хватит! Это Бренда настаивает на переезде. Она говорит, что теперь у меня достаточно денег, чтобы платить за квартиру Алекса. Завтра мы едем к нотариусу подписывать бумаги. Все, что было у Алекса, они отдают мне. Говорят, что это будет справедливо, потому что мы с ним собирались пожениться…
Конец фразы повисает в пространстве. А правильно ли это, в конце концов? Я не могу ответить на этот вопрос, но стоит Жану открыть рот от удивления, как я спешу спросить:
– Что-то не так? Ты против?
– Конечно я за! Просто удивился. Значит, и магазин мотоциклов тоже…
– Ну да. Мы с тобой будем партнерами. И, раз уж об этом зашла речь, у меня к тебе просьба…
Я рассказываю ему о документах, с которыми хочет ознакомиться Карл до отъезда. Реакции Жана долго ждать не приходится: он роняет едва надкушенную булку на тарелку и бормочет:
– Если хочешь, я могу попробовать выкупить твою долю…
Я поджимаю губы и повторяю слова Эвансов: с решением лучше подождать несколько недель и предварительно провести аудит предприятия, узнать его реальную стоимость… Карл настаивает, чтобы я стала акционером: если компания рентабельна, возможно, впоследствии я смогу получать свою долю прибыли.
Если бы Алекс написал завещание, не предпочел бы он передать свою долю в «Motorama» Жану? В отличие от него, я ничего не понимаю в мотоциклах. И вряд ли смогу забыть, что одна из этих дьявольских машин повинна в гибели моего Алекса. Надо же, чтобы все сложилось так несчастливо – дождь, неудачный вираж, не по правилам припаркованный грузовик…
Подавляя чувство неловкости по отношению к Жану – как будто я что-то у него краду! – я перескакиваю на безобидную тему:
– Поговорим об этом потом, о’кей? А пока поможешь мне с переездом?
– А тебе не будет тяжело жить в той квартире? Воспоминания и все такое…
Я морщусь, мотаю головой:
– Справлюсь. Мне придется привыкнуть.
По правде говоря, перспектива остаться одной в этой квартире меня пугает, но я всегда боялась одиночества. Алекса больше нет, и какая разница, где я буду жить – тут или там? Пока в квартире есть Карл или Бренда, мне вполне комфортно, а что будет, когда они уедут к себе, в Англию? Даже не представляю и, честно говоря, предпочитаю об этом не задумываться.
– Это хорошая идея, – соглашается Жан. – Там не две комнаты, а три – это на случай, если ты надумаешь оставить ребенка…
– Я тебе еще не сказала? Я его оставляю.
– Вот как? Ты уже все решила?
– Да. Вернее, в общих чертах… Бренда, понятное дело, очень обрадовалась. И теперь у нее масса планов относительно обустройства квартиры. А еще она хочет, чтобы мы с ней подписали что-то вроде контракта, чтобы она с моего позволения могла видеться с внуком…
Жан бросает быстрый, настороженный взгляд в мою сторону:
– О каком контракте идет речь?
– Лучше не спрашивай! – со смехом отвечаю я. – Вчера после обеда я просидела с адвокатом часа три, не меньше. Эти люди ничего не оставляют на волю случая!
– Они создают для тебя проблемы? У меня приятель – адвокат, так что если понадобится…
– Я совсем не это имела в виду. Ты только представь: чтобы я чувствовала себя защищенной, Бренда предложила мне выйти замуж за Карла. Я совсем одна, вот она и решила, что это прекрасная мысль – принять меня в семью на законных основаниях. И что мне так будет спокойнее…
И я перечисляю самые важные пункты нашего соглашения: в обмен на ежемесячную ренту и наследство Алекса я должна пообещать, что Бренда сможет видеться с внуком от двух до четырех раз в год и что в случае моего повторного замужества мой ребенок не будет усыновлен моим новым супругом.
Жан смотрит на меня озадаченно, потом его брови ползут вверх:
– И что все это значит? Ты должна теперь выйти замуж за этого типа?
– Скажем так: мы это обсуждаем. Но Бренда настаивает. Ты бы только ее слышал! Для нее это просто идея фикс…
Главное, что я вынесла для себя из нашего с мэтром Бушаром разговора, – это что у моего ребенка будет настоящая семья: у Бренды есть родная сестра, племянник, две племянницы и двоюродные братья и сестры, то есть целая толпа родственников. В отличие от меня, у которой нет никого. Так что, если со мной что-то случится, я могу быть уверена, что о ребенке будет кому позаботиться. И, по крайней мере, он не останется один на белом свете. Как я когда-то…
– Они предложили тебе деньги, чтобы ты его оставила?
– Нет. Ну, что-то в этом роде… Они пообещали, что будут мне помогать.
– И ты согласилась?
– Ты о замужестве? Нет, пока нет. Скажем так – мы это обдумываем.
– Вот и отлично! Шарлотта, у этих людей полно денег. А ты собираешься произвести на свет единственного ребенка Алекса, ведь других у него уже никогда не будет! И они должны с этим считаться.
Слова Жана меня шокируют, и я устремляю на него сердитый взгляд.
– По-твоему, они что-то мне должны? Они и так отдали мне все, что было у Алекса! И это несмотря на то, что мы с ним даже не были женаты. Я вообще понятия не имею, хотел ли он этого ребенка!
– Не говори глупостей! Алекс тебя обожал! И будущим летом вы планировали пожениться…
Я молчу, боясь заплакать. Алекс умер, и кто бы что теперь ни говорил, это будут чистейшей воды домыслы. И вообще, кто может сказать, как бы все было, если бы Алекс выжил? Захотел бы он этого ребенка? Могло случиться так, что мы бы с Алексом поссорились и расстались еще до свадьбы. Как знать? Все кажется мне таким запутанным с тех пор, как Алекса не стало… Он больше не сможет меня утешить, сказать, что мы созданы друг для друга и всю жизнь будем вместе. Доказательство – то, что земля вертится и я все еще тут. А Алекс – нет.
Жан настоятельно просит показать ему составленный Эвансами договор. Я встаю, беру со стола папку с документами и передаю ему. Он с головой уходит в чтение, как будто речь идет о чем-то сверхважном, а закончив, потрясенно смотрит на меня:
– И ты отказалась от четырех тысяч долларов в месяц?
– Речь шла о четырех тысячах фунтов. Пока еще не отказалась. Я думаю.
– Ты с ума сошла! Зачем отказываться от таких денег?
– Жан! Это не мои деньги. Мы с Алексом даже не жили вместе!
И тут он говорит то же самое, что вчера раз десять произнес при мне адвокат: это прекрасное предложение, и мне следует его принять, потому что я должна думать о своем ребенке. Взамен Бренда просит, чтобы я поддерживала родственные отношения с их семьей, согласилась приезжать на Рождество к ним в Англию и на то, чтобы ребенок получил фамилию Эванс.
– И ты отказалась? Шарлотта, эти люди богаты! Очень богаты! И ты должна о себе позаботиться.
Я снова сердито смотрю на Жана. Неприятно, что он думает сейчас только о деньгах.
– Эвансы хотят, чтобы я стала частью их семьи, и для меня это – единственное, что имеет значение. Бренда слишком щедра ко мне. И она еще не оправилась после потери сына…
– Ты – простая официантка в кафе, ты не забыла? И не сможешь заботиться о ребенке, если тебе некому будет помогать. Конечно, я сделаю все, что смогу, но… Шарлотта, они предлагают столько, что тебе и во сне не могло присниться! Ты просто не можешь от всего этого отказаться!
Я хмурюсь. Вчера вечером я выслушала от Бренды то же самое раз двадцать, не меньше. Ну почему они не могут понять, что все деньги мира не вернут мне Алекса? И что в данный момент ребенок – последнее, что меня волнует… Опасаясь, что мы проговорим об этом весь день, я заявляю Жану то же самое, что вчера ответила Бренде – что я об этом подумаю. А что еще я могу сказать? И как они могут быть уверены, будто знают, что для меня хорошо, в то время как я сама не имею об этом ни малейшего представления?
После ухода Жана проходит не меньше часа, когда я снова слышу стук в дверь. Честно говоря, я никак не ожидала увидеть на пороге Карла, да и он явно смущен тем, что застал меня в пеньюаре.
– Привет! Я тебя разбудил?
– Что? А, нет конечно! Входи! Кофе хочешь? Я как раз собиралась поставить…
Он отвечает согласием, и, закладывая в кофемашину половину порции, я думаю только о том, что Карл наверняка сделает мне замечание, если я и себе налью чашечку. Тем временем он присаживается к столу, и мои опасения не оправдываются.
– А Бренда? Она тоже придет?
– Мама? О нет! Я пришел один. Хотел с тобой поговорить.
Тонкая струйка кофе начинает стекать в кувшин, а я пока сажусь на стул и жду, когда Карл начнет разговор. Моя первая мысль – он никак не решается это сделать, но стоит ему убедиться в том, что я вся внимание, как он извлекает из внутреннего кармана плаща несколько сложенных втрое листов бумаги.
– Я получил это у адвоката. И я думаю… нам с тобой все же придется пожениться.
Я с минуту перевариваю услышанное, а Карл продолжает:
– Мать оказалась права. Будет проще, если мы вступим в брак.
– Она тебя убедила? – спрашиваю я с неподдельным изумлением. – Но как ей это удалось?
Он разворачивает документы и начинает объяснять, какие могут возникнуть проблемы, если мы не поженимся. Если, к примеру, я выйду замуж за другого, мой будущий супруг может получить в суде право опеки над ребенком и в случае моей смерти отказать бабушке в праве видеться с внуком или внучкой. Карл внимательно смотрит на меня и еще раз повторяет, что это вовсе не значит, что они мне не доверяют. Возможно, он даже опасается, что я устрою ему сцену со слезами, но я просто сижу и слушаю.
С самого начала я была уверена, что Карл на моей стороне, и вдруг он принимает сторону матери! Уму непостижимо! Он очень мягко начинает мне объяснять что-то о законах, об условиях контракта, о юридических тонкостях – словом, обо всем том, что меня совершенно не интересует. Единственное, что имеет для меня смысл, – это что его мать хочет участвовать в жизни моего будущего малыша и боится все потерять через несколько лет, что может случиться, если я не выйду замуж за ее сына.
– Но я не откажу вам в праве видеться с ребенком. Никогда! – в который раз говорю я, уже с некоторым раздражением.
– Шарлотта, этот брак – своего рода подтверждение добрых намерений сторон, только и всего! И способ создать семейные узы. Для ребенка это очень важно, ты так не думаешь?
Я снова хмурюсь и выдаю, не подумав:
– Плевать я хотела на этого ребенка!
Проходит пара секунд, и я закусываю губу, виновато глядя на Карла:
– Я не хотела… Просто все только и говорят, что о ребенке… А я… я не хочу забывать Алекса! На все остальное мне плевать. Знал бы ты! Если бы я была хоть вполовину так же рада, как Бренда, мне было бы проще…
Он улыбается, говорит, что радость еще придет и что люди переживают траур по-разному. Его матери нужно было за что-то ухватиться в своем горе, и с тех пор, как она узнала о моей беременности, этот ребенок стал ее главной заботой. Она отложила траур на потом, но придет день – и ей придется отдать ему должное.
Кофеварка начинает покашливать, и я встаю, чтобы наполнить чашку Карла. Он с улыбкой интересуется, не составлю ли я ему компанию. Долго упрашивать меня не приходится – я наливаю себе кофе и возвращаюсь к столу в приятном предвкушении.
Карл добавляет себе в чашку молока, кладет сахар, а потом спрашивает, почему я отказываюсь от всего, что они мне предлагают. Разве они не нашли способ решить все мои проблемы? Это касается и страха остаться одной, и дополнительных расходов. Бренда недоумевает, почему я все время твержу «Нет!», что бы они ни предлагали. Может, следует увеличить сумму ежемесячной ренты? Уменьшить количество ежегодных визитов?
– Карл, перестань! Ты прекрасно знаешь, что это – всего лишь детали.
– Тогда проблема – наша женитьба?
– Нет! Хотя… отчасти да. Зачем так спешить? Почему нельзя подождать?
– Шарлотта, мама боится, что ты передумаешь.
– О чем?
– О ребенке.
Следует напряженное молчание. Я не ослышалась? Бренда опасается, что я решу избавиться от ребенка, как только они уедут? Когда я задаю этот вопрос вслух, Карл неопределенно пожимает плечами, но тут же добавляет, что очень скоро я окажусь в одиночестве и есть риск, что на меня нападет хандра, ситуация начнет казаться мне слишком уж сложной или же тоска по Алексу займет в моей жизни чересчур большое место. Словом, есть вероятность, что я передумаю. Я прекрасно понимаю, что мне сейчас надлежит успокоить Карла, пообещать, что ничего такого не случится, что мне самой дорог этот малыш, но… В глубине души я понимаю, что он прав.
– И поэтому она хочет, чтобы мы поженились до твоего отъезда, – хмуро подвожу я итог.
– Именно. Но прошу, не признавайся моей матери, что я все тебе рассказал.
Лицо у Карла серьезное, и я обещаю ничего не рассказывать Бренде. Как бы то ни было, я с трудом могу представить, что решилась бы заговорить с его матерью на такую деликатную тему.
– А если… я пообещаю, что буду ходить с тобой на все врачебные осмотры? – спрашивает Карл.
Он смотрит на меня, ожидая ответа, но я не спешу, и он в нетерпении вскидывает брови.
– Карл! К чему такие жертвы? Бренда пообещала тебе бонус, если ты сможешь меня уговорить?
– Я могу приехать и на роды. Если, конечно, ты этого хочешь. И могу гарантировать, что буду звонить тебе каждую неделю.
Я смеюсь и качаю головой. Не только я упрямица в этой компании! Одним глотком выпиваю кофе – и по телу разливается приятное тепло. Я с полминуты молча разглядываю своего собеседника, потом спрашиваю:
– Мы с тобой обязательно должны пожениться?
– Ну да. Мама на этом настаивает.
– Идиотская затея! Я никогда не стану препятствовать вам встречаться с ребенком Алекса! Составляйте какие угодно бумаги, я все подпишу!
Карл тихонько смеется, потом выдает:
– Тогда подпиши брачный контракт, что тебе стоит?
Я улыбаюсь в ответ, хотя ощущение у меня такое, будто меня заманивают в ловушку. Карл подает мне руку ладонью вверх, знаком просит, чтобы я дала ему свою, и потом легонько пожимает мне пальцы.
– Шарлотта, для ребенка на самом деле будет лучше, если мы с тобой поженимся. И для тебя тоже. Я буду к тебе приезжать, буду ходить с тобой к доктору…
– Карл, не собираешься же ты лететь шесть часов на самолете, чтобы отвести меня к доктору?
– Я хочу быть рядом с тобой каждый раз, когда с тобой должен был быть Алекс.
Повисает печальная пауза. Карл пытается сгладить неловкость вопросом: «Что еще я могу тебе предложить?» Я отворачиваюсь. Нужно ли мне что-нибудь еще? Нет. Только Алекс, но… об этом бессмысленно даже упоминать. В ответ я лишь пожимаю плечами, и Карл с некоторым облегчением спрашивает:
– Это означает, что мы поженимся?
Я недовольно морщусь, и тон у меня соответствующий:
– С твоей стороны это полный идиотизм! Ты правда собираешься жениться на простой официантке, да еще беременной от другого мужчины?
– Мне сделать предложение по всем правилам, опустившись на колено?
В его взгляде – вызов. Ситуация начинает меня веселить, и я указываю пальцем на пол, а потом складываю руки на груди, давая понять, что жду, когда он примет надлежащее положение. Мы оба с трудом сдерживаем смех, но Карл и не думает отступать. Он опускается на одно колено слева от меня, берет мою руку и, извинившись за неуклюжесть, признается, что все это для него несколько неожиданно.
– А как Алекс сделал тебе предложение?
– Исполнил для меня песню.
И я рассказываю о том вечере с импровизированным караоке, когда Алекс вызвался спеть песню Пэт Бенатар «We belong». Допев до конца и не сходя со сцены, он встал на одно колено и в присутствии собравшихся попросил меня выйти за него замуж… Меня снова одолевают сожаления, но я стараюсь этого не показать. А если бы мы с Алексом поженились раньше? Может, сейчас все было бы по-другому?
– Петь я, пожалуй, не буду, но могу пообещать, что всегда буду о тебе заботиться.
По моей щеке катится слеза, я смахиваю ее и пытаюсь улыбнуться.
– Единственное, чего я хочу, – это чтобы мой ребенок не оказался один в целом мире.
– Вы никогда не будете одни, – кивает Карл. – Ни твой малыш, ни ты сама, Шарлотта.
У меня учащается дыхание, и я чувствую, что слезы вот-вот хлынут из глаз.
– Ты правда просишь меня стать твоей женой? – спрашиваю я, чтобы прогнать внезапно нахлынувшую печаль.
– Да.
Голос у Карла мягкий, серьезный, исполненный обещания. Все это так неожиданно… Я мотаю головой, шепчу, что он все-таки сумасшедший, и заставляю себя улыбнуться.
– До твоего отъезда мы все равно не успеем пожениться…
– Ты недооцениваешь мою мать, – весело заявляет Карл. – Она уже все устроила. Бракосочетание завтра, в десять утра.
– Что? Ты серьезно? Мы поженимся завтра?
– Да. Ты готова стать миссис Эванс?
Я киваю и улыбаюсь. Вот это Бренда! Организовать все за такой короткий промежуток времени! И почему меня это почти не удивляет?
Карл осторожно потряхивает моей рукой, держа ее в своей:
– Я все еще жду твоего ответа.
Я стираю с лица улыбку и вздыхаю. Может, это и есть надежда – создавать узы, которые удерживают нас среди живых, не дают провалиться в пустоту? Если да, то почему Алексу не хватило сил, чтобы остаться здесь, со мной?
– Если ты так хочешь, – просто говорю я.
– Я бы предпочел, чтобы это было «Да!».
– Тогда… да!
И я подтверждаю свои слова слабой улыбкой. Карл вскакивает, целует меня в щеку и шепотом заявляет, что я не ошиблась с выбором. Судя по его виду, он уверен в том, что делает. В отличие от меня… Я растерянно улыбаюсь. Сама я никакой радости не испытываю, поэтому говорю себе: хорошо уже то, что я могу доставить радость кому-то. Разве этого мало?
