– Еще что-нибудь?

Артур Гаррис, старший офицер командования Королевских ВВС, очевидно, хотел сейчас побыть один. Только что закончилось совещание в бункере, офицеры получили приказы. В эту ночь они накроют ковровой бомбардировкой новые немецкие города. Будут гореть целые проспекты, погибнут тысячи людей. Гаррис всегда отстаивал необходимость ковровых бомбардировок. Они деморализовали гражданское население и войскá. С тех пор как американцы и британцы высадились прошлым летом в Нормандии, вермахт смог обороняться против союзников только в полсилы. Командование воздушными войсками снова начало бомбить города. Людям, гражданским и военным, война уже просто надоела. Когда-нибудь Гитлер и его палачи осознают это, а до тех пор американцы и британцы будут продолжать свои бомбардировки.

Но, несмотря на все аргументы, Гаррис и его подчиненные переживали из-за новых бомбежек и смертей тысяч людей в таких местах скопления немецких граждан, как Рурская область. Когда он в очередной раз сухо объявил о целях на сегодняшнюю ночь, в большинстве случаев произнося только название города. После этого Гаррис хотел побыть один. Нужно было выполнить уйму бумажной работы.

Он вошел в кабинет с намерением сразу закрыть за собой дверь. Но возле его стола нервно мялся адъютант. В душе Уилсона накопилось много чего, однако мужчина не решался высказать все начальнику.

– Есть и еще кое-что, сэр, – начал он. – У нас возникла… хм… одна проблема. Молодой человек, пилот. Один из тех новозеландцев…

Гаррис был крепким светловолосым мужчиной с открытым взглядом, овальным лицом и аккуратно подстриженными усами. Он понимающе кивнул.

– Все очень бравые ребята. Они летают как сумасшедшие!

– Да… – вздохнул Уилсон. Его лицо казалось почти несчастным. – Да, именно так. То, что выделывает этот паренек… просто сумасшествие. Он летает на «Москито»…

Гаррис кивнул. Де Хэвилленд DH. 98 «Москито» являлся многофункциональной боевой машиной, которыми располагали британские ВВС. Один или два таких аппарата были почти в каждом соединении бомбардировщиков, именно их Гаррис и отправлял в Германию. В последние месяцы войны эти летательные аппараты использовались в основном как истребители-бомбардировщики. Их оснащение включало в себя бомбы и пулеметы, целью служили поезда, вокзалы и немецкие колонны со снабжением. В Бельгии этими маленькими маневренными самолетами была атакована штаб-квартира гестапо. Полеты на таких машинах требовали значительного летного мастерства. Пилотирование самолетов Де Хэвилленд DH. 98 «Москито» поручали только асам.

– А этот летает как черт, – продолжил Уилсон, описывая несносного подчиненного. – На любой машине, которую ему ни доверишь. Он прошел обучение в школе пилотов британских ВВС, но умел летать еще раньше. Учителя его только хвалили.

– И что же? – нетерпеливо перебил его Гаррис. Иногда экивоки адъютанта действовали ему на нервы. – Переходите к делу, Уилсон!

– Этот пилот уже трижды вылетал на бомбардировки. Дважды он должен был бомбить вокзалы и один раз – военный конвой. Но он ни разу не сбросил бомб. По крайней мере, не в зоне цели. Первый раз он сбросил их на пустом поле, второй – прямо над каналом…

– Что? – возмутился Гаррис. – Отказывается выполнять приказ? Проявляет трусость перед врагом! Старшие командиры должны арестовать его, ему грозит расстрел…

Уилсон закусил губу.

– Не такого парня, сэр. Трусом его никто не назовет. Наоборот. Во время этих трех заданий он сбил восемь вражеских ночных истребителей. Как только его атакуют, он сразу бросается в бой, преследует немцев, стреляет из всех орудий… Как и все остальные «киви». – Это было шутливое прозвище новозеландцев. – Они, презирая смерть, идут на риск…

Гаррис умолк, нахмурившись.

– Восемь сбитых самолетов за три вылета? Заслуживает Креста Виктории.

– Так точно, – ответил Уилсон. – Парню светит либо Крест Виктории, либо военный трибунал. Вы не хотите поговорить с ним? Командир авиационного крыла Бисли привел его с собой. Он ждет за дверью.

Гаррис покорно поднялся. Темно-синяя униформа очень шла ему. На левом лацкане блестели золотом служебные знаки различия.

– Так зовите уже его сюда, ради всего святого…

Парень выглядел рослым, очень худым и неуклюжим. У него были вьющиеся рыжие волосы и живые голубые глаза, в которых сейчас читалась сильная озабоченность. У входа в кабинет он вытянулся и отдал честь.

– Старший сержант авиации Джеймс Мак-Кензи, пятый бомбардировочный полк, – отрывисто отрапортовал молодой человек.

Гаррис серьезно посмотрел на парня.

– Вольно, старший сержант! – скомандовал он. – Знаете, почему вы здесь?

Мак-Кензи виновато кивнул.

– Да, сэр, – подтвердил он. – Я… я сбросил свои бомбы в море, – едва слышно ответил парень.

– И? – спросил Гаррис. – Что вы скажете в свое оправдание? О чем вы думали, когда так поступали?

Сержант закусил нижнюю губу.

– Я ни о чем не думал, сэр, – возразил он. – В общем, я этого не планировал. Я действительно хотел сбросить бомбы на цель. Я… я просто не смог.

Гаррис простонал.

– Вы не нашли гашетку? – иронично спросил командир.

Мак-Кензи провел рукой по волосам, казалось, он хочет их вырвать.

– Сэр… – измученно ответил старший сержант. – Я должен был сбросить бомбы на вокзале – в городе полно людей. Там были дети, женщины, старики… И это… это якобы военная колонна… Ну, конечно, там была пара танков. Но в основном – повозки и грузовики с гражданскими, беженцами…

Гаррис закатил глаза.

– Даже если вы сейчас говорите правду, – согласился он, ведь «Москито» предназначались, скорее, для поражения военных целей, – так в чем же проблема? Наша стратегия – деморализовать немецкое население. Наша задача – уничтожить моральный дух. Если народ перестанет поддерживать Гитлера, тот не сможет больше сопротивляться.

Джеймс снова провел по волосам.

– Я думал… – пробормотал он, – я думал, Гитлер прикажет расстрелять этих людей. Тех, что откажутся его поддерживать…

Гаррис бросил на парня быстрый взгляд.

– Значит, вы полагаете, что ковровые бомбардировки – ошибка? Вы сомневаетесь в стратегическом плане союзных войск? Считаете себя умнее наших генералов?

Молодой человек отрицательно покачал головой.

– Я не осмеливаюсь судить об этом, – быстро произнес он. – Просто… я просто так не могу… Я не могу с этим справиться. Когда летаю над городами и хочу сбросить бомбы, меня словно парализует. Я вижу перед собой детей и…

В последний момент он заставил себя остановиться, чтобы не упомянуть о животных. Было неловко, Гаррис мог счесть, что это недостойно мужчины, если бы Мак-Кензи сделал признание: перед глазами у него стояли не только дети, старики, беременные женщины, когда он пытался протянуть руку к гашетке. Парень думал о радостных мордах овчарок на Киворд-стейшн, кошках, которые потягивались на сене в кормушках при стойлах, лошадях, запряженных в повозки беженцев. Дети и животные, да и многие взрослые тоже, не понимали, почему их родные города превращались в огненный ад. И даже если люди внизу должны были чувствовать вину за бомбардировки Лондона и Ковентри, то уже ничего не могли изменить. С тех пор как Джеймс стал совершать вылеты, он понял, почему отец, ветеран Первой мировой войны, стал убежденным пацифистом. Теперь он знал, что чувствовал Джек Мак-Кензи, когда его послали на другой конец света, на чужой пляж, чтобы там убивать людей, которые ничего ему не сделали, тех, кто не желал войны не меньше его самого.

– Я просто не смог этого сделать, – подавленно повторил парень.

Гаррис скривил губы.

– А как же с экипажами сбитых вами ночных истребителей? – язвил он. – Вам ведь известно, что люди в сбитом самолете тоже едва ли смогут выжить?

Джеймс поджал губы.

– Я не пацифист, сэр, – заявил он. – Я вызвался добровольцем и хочу сражаться за Британскую империю. Но только не против женщин и детей.

– Но вы ведь знаете, что, сбив восемь немецких истребителей, дали возможность беспрепятственно сбросить бомбы на головы вышеупомянутых женщин и детей? – продолжал допрос Гаррис, не обращая внимания на ответ Джеймса.

Молодой человек сглотнул слюну.

– Да, сэр. И я… я уже сказал, что не… что не действовал по какому-то плану. Все это глупо и нелогично… и я… Я не оспариваю вашу стратегию. Если нужно бомбить, то… то… Я просто не могу этого делать.

Он потупил взгляд.

Старший офицер вздохнул.

– Тогда пока можете быть свободны, – приказал он. – Мы подумаем, как с вами поступить. Уилсон!

Адъютант незамедлительно явился. Наверное, он ожидал за дверью. Возможно, подслушивал. Гаррис подождал, пока Джеймс Мак-Кензи выйдет из комнаты.

– Переведите его в истребительную авиацию, – приказал он адъютанту. – Там ему выдадут истребитель «Спитфайр» и отправят для поддержки наших пехотных войск и танковых соединений. Если потребуется дополнительное обучение, пусть пройдет. О конфузе с бомбами мы умолчим, парень немного странный, но честный и умеет летать. Он принесет нам больше пользы в кабине самолета, чем в тюрьме.

Уилсон кивнул, но все еще выглядел подавленным.

– Тут еще кое-что, сэр, – заметил он и вытащил исписанный листок из папки. – Это тоже касается старшего сержанта Мак-Кензи. Вот…

Он протянул начальнику бумагу. Гаррис узнал шапку письма.

– Премьер-министр Новой Зеландии? Чем же наш сумасшедший пилот так заинтересовал мистера Фрейзера?

Гаррис поджал губы.

– Ну, молодой человек… э-э-э… кажется, у твоей семьи влиятельные связи. По крайней мере, мистер Фрейзер так вежливо просит нас освободить старшего сержанта Мак-Кензи от военной службы, насколько это возможно в требовании. Пишет, что молодого человека ждут важные военные задачи на угольных и металлургических предприятиях его семьи. Сержант Мак-Кензи уклонился от их выполнения, став добровольцем. Он не трус, как уже было сказано. Но в Греймуте без него никак не обойтись.

Гаррис нахмурился.

– Они всерьез утверждают, что работа на угольных и металлургических предприятиях всей страны зависит от того, будет ли сидеть в кабинете в Греймуте этот юнец? Или все же он будет летать у нас? Как по мне, парень абсолютно не напоминает канцелярскую крысу. Конечно, я думал, он с какой-то фермы…

Уилсон пожал плечами.

– Я ничего не утверждаю, – упрямо промолвил он. – Просто передаю содержание письма. Судя по нему, можно предположить, что молодой человек важен для семей Мак-Кензи и Ламберт в Новой Зеландии. Первое письмо было написано неким Рубеном Ламбертом из «Ламберт Коул энд Стил». Заметно, что мистер Фрейзер не желает огорчать этого человека. В общем, как мы поступим?

Гаррис покорно поднял руки и прошелся по кабинету.

– Отправьте им парня обратно, – решил он наконец. – Я меняю свое решение. От него больше проблем, чем толку. Ах да, и подумайте, как ему об этом сообщить. Выходит так, что он сбежал из дому, чтобы пойти добровольцем, а семейство решило… Возможно, старшему сержанту Мак-Кензи впервые в жизни захочется сбросить бомбы на головы мирных жителей…

Джеймс Мак-Кензи ожидал приговора в доме офицеров, комнаты здесь выглядели совсем по-граждански. Штаб-квартира ВВС в Хай-Уикоме была хорошо замаскирована: наземные помещения выглядели как жилые дома. Поэтому дом офицеров размещался в одном из красивых фермерских особняков, окруженных старыми деревьями. Пожарная охрана напоминала деревенскую церковь. Большинство комнат для совещаний и центральный командный пункт находились в бункерах.

Джеймс нервно помешивал чай ложечкой – кофе в Англии был, по его мнению, отвратительным, – и тут на него налетел командир авиационного отряда Бисли. Офицер отмахнулся, когда Джеймс вскочил, чтобы отдать честь.

– Сидите, Мак-Кензи. Уже все равно…

Мак-Кензи нахмурился.

– Что все равно? – спросил он. – Это значит, меня разжалуют? Или… или я предстану перед военным трибуналом? Я знаю, что совершил ошибку, я…

– Ну, только не начинайте все сначала, – устало произнес Бисли. – Вы мне уже все детально растолковали, вашим делом занимался лично маршал Гаррис. Он бы вас просто перевел. А тут как раз пришло это ходатайство с самого верха…

Джеймс Мак-Кензи взбесился, когда Бисли рассказал ему о возможном отстранении от полетов и отзыве в Новую Зеландию.

– Это совершеннейшая чепуха, сэр! Это жалкий трюк! И довольно старый, со времен Первой мировой войны: слугу моего двоюродного деда точно так же отозвали с фронта! Об этом ловком приеме мой отец рассказывает и поныне. И сейчас он хочет еще раз провернуть его, только со мной! Я вообще не имею никакого отношения к горному делу! И родом я не из Греймута. Я с Кентерберийской равнины. У нас там овечья ферма! – Глаза Джеймса заблестели.

Бисли пожал плечами.

– Предполагаю, она очень большая, – заметил он. – Иначе ваши родители не обладали бы таким влиянием. Почему, собственно, ваш отец против того, что вы служите? Думаю, ему пришлось перевернуть все вверх дном, если он задействовал самого премьер-министра.

– Мой отец – пацифист, – рассерженно объяснил Джеймс. – По его мнению, войну вообще нельзя вести ни при каких обстоятельствах. Нужно договариваться или что-то в таком роде. Помогла ли бы такая тактика в случае с Адольфом Гитлером, он не знает, но и этот довод не изменил бы его мнения. Отец заявляет, что он фермер, а не политик. Война не дает возможности выбора…

Командир авиационного отряда Бисли потер лоб.

– Он очень набожен, что ли? – спросил офицер.

Джеймс покачал головой.

– Нет. Не особо. И он не всегда был таким. Он участвовал в Первой мировой войне. Очень храбро сражался, даже получил какой-то орден. Я не знаю, какой, он никогда не рассказывал об этом. Он его пропил.

Бисли удивленно поднял брови. О том, чтобы пропивали боевые награды, ему еще не доводилось слышать.

– Может, это был знак отличия за ранение, – предположил Джеймс. – Моего отца тяжело ранило. Во время последнего наступления в Галлиполи.

– Ох… – Бисли все понял.

Осада Галлиполи считалась одним из величайших провалов Первой мировой войны. Корпус АНЗАК, военное соединение новозелендских и австралийских солдат, пытался занять турецкий полуостров Галлиполи, чтобы овладеть плацдармом для штурма столицы Османской империи Константинополя. Несколько месяцев турки и анзаки сидели в окопах друг против друга. Снова и снова предпринимались безуспешные атаки с обеих сторон. Более ста тысяч солдат пролили свою кровь на этом красивом пляже. Цель так и не была достигнута. Позиции турков они не взяли. В конце концов последние четырнадцать дивизий анзаков тайно эвакуировали. Если отец Джеймса Мак-Кензи пережил эту драму от начала до конца, становилось понятным его отношение к войне.

– Мне очень жаль, дружище, – покорно промолвил Бисли. – Я читал о Галлиполи. Это, наверное, было ужасно… и бессмысленно. Лишь сам Господь знает, кто приказал высадить новозеландцев. На самом деле, одного взгляда на пляж было бы достаточно, чтобы прийти в отчаяние…

Джеймс кивнул.

– Мой отец все время говорит об этом. Галлиполи невозможно было захватить. А защищать полуостров оказалось слишком просто. Турки имели полное обеспечение, против них можно было бы посылать хоть миллионы солдат. Ничего не помогло бы. Но сегодня… сегодня все иначе! Я хочу сказать, что сейчас люди принимают здравые решения. Стратегии союзников…

Парень осекся и поджал губы. Станут ли через пару десятков лет осуждать эти бомбардировки как преступление против человечества и считать такими же бессмысленными, какой сегодня кажется высадка на Галлиполи?

– Мы ведь победим в этой войне, правда? – тихо спросил он. – Даже если я вернусь обратно в Новую Зеландию?

Бисли похлопал его по плечу.

– Дружище, мы уже в ней победили! – ободряюще промолвил он. – Это должен понять только тот сумасшедший в Берлине. Она продлится еще несколько месяцев, но скоро все равно закончится. С вашим участием или без него. Обещаю это вам, Мак-Кензи. Поэтому поезжайте и передавайте привет отцу, который, в общем-то, прав. Если тут наконец все закончится, мы все наверняка никогда больше не захотим войны!