Вербовка на идейной основе

Разведка, несмотря на свою таинственность и засекреченность, во все времена была точным сколком общества, ее породившего и ею же обслуживаемого. Советская разведка эпохи застоя не являлась исключением из этого правила. В семидесятые-восьмидесятые годы в организме красной империи уже копошились трупные черви. От гниющей головы сильно пованивало. Гангрена быстро поражала все государственные структуры, не исключая спецслужб, где наличие влиятельных связей стало, как и повсюду, почти непременным условием получения престижной должности, а значит, и повышения в воинском звании. В разведке доморощенные острословы разработали принципы волосатой руки, косяка и струи, в соответствии с которыми осуществлялась кадровая политика. Ребят со связями почему-то называли «блатными зямами», хотя люди эти не могли иметь никакого отношения к еврейской нации по той простой причине, что евреев в советские спецслужбы не брали. Блатные тихо презирали бессвязных, последние, в свою очередь, сильно недолюбливали блатных. Не знаю, как в спецслужбах решается кадровый вопрос теперь, но, принимая в внимание высокую степень коррумпированности власти и всего общества, полагаю, что дела там обстоят по-старому, если не хуже…

Игорь, он же Гоша Ванюшкин, был смазлив, кудряв и спортивен. Его любили отец с матерью, а также жены, своя и чужие, да и судьба была к нему благосклонна с колыбели: он оказался единственным ребенком в элитной, хорошо обеспеченной семье. Его высадили в жизнь, как высаживают из теплицы в хорошо удобренную грядку любимый помидор. Высадили и не сводили с него глаз, дабы с ним не приключилось какого-нибудь лиха. После окончания Института восточных языков и женитьбы на некрасивой, но породистой девочке отец Игоря собрал семейный совет, на котором обсуждался один единственный вопрос: кем быть. Папа полагал, что Гоше самое место во МИДе, мама же считала, что Внешторг, хоть и прозаичнее, но доходнее. Победила, как всегда, мама, но тут Гоша вдруг выдал такое, что родители даже привстали с дивана, на котором сидели рядышком, а помалкивавшая доселе жена тихо ойкнула.

– Хочу стать разведчиком!

Спроси у Гоши сегодня, зачем он тогда брякнул это, вряд ли ему удалось бы вспомнить, каковы были побудительные мотивы такой опрометчивости: то ли желание разыграть семью, то ли блажь, то ли стремление самоутвердиться, то ли на подвиги потянуло, а может, на приключения. Во всяком случае, прыжок был выполнен, двухметровая высота взята, и он завис над планкой, ожидая реакции публики.

Первой пришла в себя мама:

– Ты сдурел, сын мой, – сказала она. – Вон их сколько сидит, разведчиков-то. Не успевают менять!

Папа, который ни разу в жизни ни в чем не согласился с женой, был вынужден принять сторону сына.

– Это нелегалы да черная кость сидят. Наш сидеть не станет. У него будет диппаспорт. Опять же разведчики все работаю из-под крыши: они те же дипломаты и внешторговцы, только с двойным дном.

Гоша ухмыльнулся и обратился к жене:

– А ты что молчишь? Быть мне разведчиком аль не быть?

– Как решишь, Гошенька, – ответствовала юная супруга, опустив глаза долу.

Она была влюблена в мужа и никогда ему не перечила.

На другой день папа позвонил Пал Палычу, Пал Палыч – Иван Иванычу, тот еще кому-то, и бюрократическая машина завертелась, медленно набирая обороты. Вскоре объективка на Гошу попала в управление кадров внешней разведки с хитрой резолюцией высокого лица: «Осуществить проверку и по возможности оформить». Кадровик, коему предстояло исполнить это указание, был мужиком битым-перебитым и хорошо умел читать между строк. Он происходил то ли из погорельцев, то ли из неудавшихся оперработников, и управление кадров было его последним пристанищем в структурах спецслужб, пристанищем, за которым маячила плохо оплачиваемая неизвестность. Немудрено, что парень этот боялся собственной тени. Спецпроверка Игоря Ванюшкина по месту жительства затруднялась тем, что его родители относились к касте неприкасаемых и потому никаким проверкам не подлежали, а Ванюшкин жил вместе с ними. Пришлось ограничится проверкой по месту учебы. Собрав нужно количество бумаг, характеризующих Гошу, кадровик принялся за написание обобщающей справки, старательно выпячивая положительные качества кандидата и приглаживая негативы. Конечно, абсолютно всего замазать было никак невозможно, и если бы кто-нибудь из источников сообщил, что Гоша украл у него трешку, наблевал по пьянке на лысину проректора или непочтительно отозвался о товарище Брежневе, то не видать бы ему разведки как своих ушей. Однако подобных гадостей во всех агентурках и установках не содержалось, а выражения типа «пустозвон, верхогляд, склонен к завышенным самооценкам» кадровик перекрыл отработанным словосочетанием: «его аналитические способности еще не получили должного развития». Гошу зачислили в спецшколу, а после ее окончания и стажировки в соответствующем линейном отделе Центрального аппарата разведки направили на работу в одну из стран Среднего Востока под крышу посольства…

Эль Джихар буквально плавал на нефти. Он возник среди горячих зыбких песков на берегу пролива с матерным названием, которое с русского на арабский переводилось вполне поэтично: Врата слез. Врата вели прямиком из Европы в Азию, а может быть, из Азии в Европу, поэтому вкупе с нефтью они сделали крошечный эмират центром соприкосновения геополитических интересов великих и не очень великих держав. Эмир Эль Джихара был добрым малым. Он щедро делился нефтедолларами с немногочисленными подданными. За короткий срок ему удалось построить в своем княжестве нечто вроде коммунизма в одной отдельно взятой пустыне. Уровень жизни в Эль Джихаре был чрезвычайно высок, а социальные гарантии незыблемы. И все это при полнейшем несоблюдении основного принципа коммунизма: эмират был погружен в лень и дрему, а бездельники трескали тут за обе щеки. Приезжего уже в аэропорту поражал тот факт, что местные таксисты, небрежно поигрывая массивными золотыми перстнями, число которых превышало количество пальцев на руках и ногах, соглашались везти клиента в недалекий город, выглядывавший из-за пальм, барханов и нефтяных вышек, как минимум за полсотни баксов. Напряженно работали в Эль Джихаре лишь иностранные разведки.

Резидент советской разведки в Эль Джихаре генерал Сорокин был пролетарием по происхождению и убеждению, поэтому «блатных зям» не привечал, тем более, что последние доставляли ему немало мороки. Они были, как правило, заносчивы, развязаны и работой себя не утруждали. Сидели целыми днями по прохладным кабинетам и смотрели телевизор, положив по-американски ноги на стол, или же шлялись по магазинам, удовлетворяя барахольные претензии хищных и завистливых жен. Свою бездеятельность оправдывали тем, что их якобы слишком плотно опекает эмирская наружка. в то время как у эмира вообще не было никаких спецслужб. Информацию о происках своих противников он в изобилии получал от иностранных разведок, которые из шкуры выскакивали вон, чтобы снискать его расположение и доверие.

– Правда, что ты мастер спорта по прыжкам в высоту? – спросил Сорокин у Гоши, мрачно глядя на него поверх очков.

– Правда.

– Это здесь не понадобится. Бегаешь как?

– Первый разряд.

– А вот это может пригодиться.

Впрочем, на поверку Игорь Ванюшкин оказался не таким уж плохим парнем. Он был прост в обращении, коммуникабелен, легко устанавливал контакты с нужными людьми, знал массу анекдотов, играл на гитаре, пел бардовские песни и был душой любой компании. На него с вожделением поглядывали молодые жены послов с торгпредшей, но он чужих баб близко не подпускал, неукоснительно следуя завету отца, считавшего, что в условиях заграницы моральный кодекс следует блюсти с особым тщанием, ибо там, случись что, позвонить некому.

Искусство устанавливать контакты с носителями секретной информации едва ли не главный из талантов, которым должен обладать разведчик. Он должен обладать также оперативным чутьем, нюхом, умением с ходу разбираться в людях. Третий дар – это аналитический склад ума, способность быстро разбираться в информационном хламе, выуживать оттуда жемчужные зерна и делать на основе полученных фактов и фактиков правильные выводы. С первым даром у Гоши было все в порядке, с двумя остальными – не очень. Сорокин быстро его раскусил и решил проучить начинающего разведчика самым жестоким образом. Такой случай вскоре представился.

Был в ближайшем окружении эмира некий Али Гасан, рыжий тридцатипятилетний мужик почти двухметрового роста, занимавший пост министра внутренних дел, но тем не менее прекрасно информированный обо всех прочих делах, в том числе внешних. Он считался автором сухого закона и слыл в Эль Джихаре исламским фундаменталистом. Однако люди осведомленные знали, что Али Гасан распорядился вылить в море пять миллионов бутылок коньяка, виски и пива отнюдь не из ненависти к спиртному. Он получил колоссальную взятку от зарубежных фирм, производящих алкоголь, и таким актом резко поднял чернорыночные цены на горячительные напитки. Али Гасан с удовольствием посещал приемы в советском посольстве, напиваясь там до белых верблюдов и совершал экстравагантные поступки, выходящие порою за рамки приличия. Однажды он подхватил на руки тощенького легкого Ванюшкина, посадил его на плечо и, гогоча, долго носился с ним по посольскому парку, а когда устал, то свалил свою ношу в фонтан и уехал домой. На другой день он явился в посольство с извинениями и в знак примирения пригласил Гошу с женой в гости, что было великой честью, так как у мусульман не принято звать в гости чужих жен. Вскоре Али Гасан и Гоша стали неразливными друзьями. «Мой кент», – говорил Гоша об эльджихадском генерале, который по пьянке выбалтывал Ванюшкину кое-какие секреты, тут же принимавшие облик шифровок, направляемых резидентурой в Центр. Информация, поступавшая от Гасана, получала положительные оценки, и Гоша, возгордившись, вошел к Сорокину с предложением о вербовке своего приятеля в лоб на идейной основе. Прочитав Гошин рапорт, Сорокин отодвинул его в сторону. Вот ты и попался, голубчик, подумал он и спросил с невинным видом:

– Так уж и на идейной?

– Гасан любит Советский Союз, его голубая мечта – посетить Москву и увидеть Ленина.

– Голубая, говоришь? Для чего ему Ленин?

– Черт его знает.

– Выясни, почему он любит Ленина. О вербовке говорить рано. Объект недоизучен. Речь может идти только об установлении оперативного контакта. Действуй, но с осторожностью. Основа установления контакта – морально-психологическая, твои с ним дружеские отношения. Кстати, ты не задумывался над тем, в чем истоки этой вашей дружбы?

– Сошлись характерами. Он во мне души не чает, и я к нему отношусь с симпатией. Он отличный мужик.

– Нельзя влюбляться в объектов разработки, – проворчал резидент, с любопытством разглядывая фото, на котором Гасан обнимал Ванюшкина за талию, как женщину, крепко прижимая его к себе. – Ну и рожа! На ней все пороки мира.

Гоша обиделся, но виду не подал. Зависть, решил он, старик жизнь прожил, а генерала-то ни разу, видать, и не завербовал.

Разговор этот произошел в последний вечер рамадана – месяца мусульманского великого поста. А через пару дней Али Гасан позвал Гошу в гости. Вилла генерала находилась в тихом переулке в двух шагах от проспекта имени шейха Хуссейна, главной магистрали столицы Эль Джихара. Они сидели во внутреннем дворике в тени развесистой смоковницы, услаждая свои души приятной беседой. Рядом в бассейне ворковали белые лебеди, тихо плескался фонтан. Красивые смуглые мальчики бесшумно приносили все новые лакомства и напитки. Гоша предусмотрительно пил через рюмку, разбавляя коньяк гранатовым соком. Али Гасан дивился этому его чудачеству и пил чистый коньяк, не пропуская ни одного бокала. Солнце клонилось к закату. Муэдзин с минарета призвал правоверных совершить вечерний намаз. Вообще-то он и не думал подниматься на минарет. Сидя в прохладной мечети, оборудованной кондиционерами, он нажимал кнопку, и его высокий голос, записанный на пленку и многократно усиленный мощной техникой, разносился едва ли не до окраин города. По багровому лицу генерала было видно, что он налился коньяком до самых ушей. Пора брать быка за рога, решил Гоша.

– Мы должны сегодня обсудить с тобой нечто очень важное, – начал он. – Согласен ли ты выслушать меня?

– Валяй, – милостиво разрешил Али Гасан, опрокидывая пятнадцатую рюмку.

– Тебе хорошо известно, – продолжал Гоша, – что у арабов нет более верного и надежного друга, чем великий Советский Союз, и нет более жестокого и коварного врага, чем империалисты Запада, которые хотят лишить арабов независимости и отобрать у них нефть – главное их богатство.

– Вонючие собаки! – возмутился генерал. – Приведи этих братьев шайтана сюда! Я прикажу отрезать у них уши и посадить их на кол!

– В том-то и дело, – возразил Гоша, – что в открытом бою нам пока не одолеть нашего общего врага, как и ему не одолеть нас, ибо силы примерно равны. Сначала надо выиграть войну тайную…. По роду службы ты ежедневно знакомишься с такой информацией, которая не может стать достоянием гласности. Я имею в виду сведения секретного характера. Я бы был бы весьма признателен тебе, если бы ты согласился знакомить меня с такой информацией. Конфиденциальность гарантируется. Наша дружба будет залогом нашей общей работы…

Ванюшкин мельком взглянул на генерала. Тот смотрел на Гошу странным обволакивающим взглядом и сально улыбался. От этого взгляда и от этой улыбки Гоше стало не по себе. Он стушевался и осекся. Али Гасан поднялся, медленно подошел к Гоше и обнял советского друга за плечи так, что у него хрустнули кости.

– Дашь в задницу – буду на тебя работать!

Гоша задохнулся от ужаса. Он молчал, как молчит кролик в объятиях удава.

– Ну чего ты дрожишь, дурачок? – удивился Али Гасан. – Америкашка дает, а чем ты лучше него?

Гоша не смог выдавить из себя ни звука. Приняв его молчание за согласие, генерал попытался одной рукой расстегнуть штаны, другой продолжал обнимать Ванюшкина. Наконец, Гоша собрался с силами, рванулся и, оставляя в руках Али Гасана клочья сорочки, отпрянул в сторону. Оценив в мгновенье ока расстояние до ограды и высоту ее, он разбежался, перемахнул через двухметровую металлическую изгородь и, не оглядываясь, понесся по проспекту имени шейха Хуссейна в сторону посольства. Говорят, что Али Гасан гнался за ним на «Мерсе», но так и не смог догнать.

У Ванюшкина хватило мужества доложить резиденту все, как было. Сорокин, хохоча в душе, но напустив на себя серьезность, внимательно его выслушал, а выслушав, заметил презрительно, что разведчик, который ставит интересы своей задницы выше интересов Отечества – не разведчик.

– Так вы полагаете, что я должен был?.. Нет, если вы прикажете, я…

Пролепетав это, Гоша с недоумением уставился на шефа.

– Я ничего не полагаю и ничего не буду приказывать. Пускай все это остается на твоей совести… Я вот о чем думаю. Али Гасан веселый малый. Он не обременен никакими комплексами, и ему неведомо, что такое порядочность, поэтому завтра о твоих приключениях будет знать весь Эль Джихар. Как тебе после этого будет здесь работаться?

– Право, не знаю…

– А я знаю… Вчера твоя супруга говорила, что плохо переносит жару. Показан ли ей тутошний климат, а?

– Вас понял, – тихо сказал Гоша и понуро поплелся в свой кабинет писать рапорт об откомандировании на родину в связи с ухудшением состояния здоровья жены.