Похоже, совесть ее все-таки мучила. Олька была похожа на побитую собаку. Плакала, объяснялась и обещала, что больше такое не повторится. На этот раз она продержалась целый месяц. Когда в третий раз девчонка явилась в таком состоянии, я не выдержала.

– Роберт, Олька опять это сделала. Пожалуйста, приезжай к нам и приготовься к длинной дороге, – сказала я ему, твердо уверенная в своем решении.

Было семь часов вечера, суббота, начало декабря. Олька вернулась домой пьяная и под кайфом после того, как двадцать пять часов шлялась неизвестно где. Когда уходила, сказала:

– Я к Марике, уроки делать! – Я обрадовалась, что у нее наконец появилось желание учиться. Второй класс лицея, как-никак. Святая я простота!

Вернулась она без куртки, рюкзака, денег, мобилки и ноута. Даже без ботинок. Все ценное пропало. Она ничего не соображала и была ужасно грязная. Чудо, что домой добралась. Лежала у себя в комнате и что-то бормотала. От нее несло, как от старого алкоголика, а зрачки были, как у трупа.

– Какая длинная дорога, Аня? Ты что задумала? – допытывался Роберт.

– Приедешь – все объясню. И будь готов к тому, что придется на пару дней уехать из Варшавы.

Через двадцать минут он уже был у меня с маленькой дорожной сумкой. В коридоре стояли чемоданы с нашими вещами: моими и Олиными.

– Роберт, отвези нас домой, пожалуйста.

– Домой? Аня, ты о чем? – Он оторопело уставился на меня, не понимая, чего я хочу.

– Домой! – повторила я. – Ко мне, в село.

Наконец до него дошло и растерянность в глазах уступила место недоверию и страху. Он хотел еще что-то спросить, но, натолкнувшись на мой взгляд, прикусил язык.

– Хорошо, раз ты так решила, я отвезу. Вижу, что вы надолго собрались, – заявил он, глядя на наши чемоданы.

– На сколько понадобится.

Мы усадили Олю в машину. Она даже не протестовала. Видимо, была под кайфом. Я уже знала, что ей давать и в каком количестве. Уложила соплячку на заднем сиденье, прикрыла своей курткой, пристегнула ремнем безопасности, и мы поехали. По дороге я позвонила пани Ренате.

– Мне нужна помощь, – только и сказала ей. Через две минуты мы уже обо всем договорились.

А потом набрала номер Баси.

– Можно у тебя пожить немного?

С Басей договориться было труднее, чем с моим доктором, потому что она задала целую кучу вопросов.

Большую часть пути Роберт молчал. Он сосредоточился на дороге, а я бездумно смотрела в ночную тьму. Там не было ничего, лишь пустота, как и в моей голове. Ни единой мысли. Когда мы уже почти приехали, зять спросил:

– И что теперь?

– Теперь я попытаюсь все исправить.

Роберт вздохнул и замолчал.

– И может быть, попытаюсь простить себя.

– За что, Аня?

– За то, что испортила такую хорошую Олю, – грустно ответила я ему. И добавила чуть погодя: – Надеюсь, она меня тоже когда-нибудь простит…

– Сейчас мы, прежде всего, должны ее из этого вытащить.

– Конечно. Вот только не знаю, простит ли она меня за то, как я собираюсь это сделать.

Когда мы добрались до приемного покоя в моей бывшей больнице, было уже около десяти. Пани Рената нас встретила и рассказала, что делать, только косилась на меня из-под очков. Она немного постарела, а в очках казалась еще более солидной. Олю положили в отделение без лишних вопросов и формальностей. Просто пришли два здоровенных мужика, закинули ее на носилки, как куклу, и отвезли в пустую двухместную палату. Потом уехали. Через несколько минут в комнату вошли две медсестры.

– Где пижама? – спросила одна, глядя в пустое пространство между мной и Робертом.

Я растерялась.

– Извините?

– У вас пижама есть?

Я на секунду задумалась, и тогда медсестра подошла ко мне и закричала в ухо, четко выговаривая каждое слово:

– Пижама для пациентки есть?

– Нет, нету, – ответила спокойно и тихо.

– Аня, но ты же брала какие-то Олины вещи, – запротестовал Роберт. – Наверное, там есть пижама! Сейчас принесу! – радостно воскликнул он и уже развернулся, чтобы бежать в машину, но я схватила его за руку.

– Нет! – повторила я уверенно, а потом добавила, громко и четко выговаривая каждое слово: – Нет у нас пижамы!

– Данка! – крикнула медсестра проходившей мимо санитарке. – Принеси пижаму!

Вторая возилась с бесчувственной Олей, пробуя ее раздеть, и бормотала себе под нос:

– И чего она наглоталась?

Свитер она сняла, а вот с футболкой начались проблемы. Я посмотрела на Олины джинсы. Они были такие тесные, что я удивилась, как она в них вообще влезла. Медсестра пыхтела и ругалась.

– Разрежьте их, – посоветовала я. Роберт испуганно на меня покосился. Медсестры застыли на месте.

– У вас ножницы есть? – спросила я, осматриваясь. – Разрежьте, вам же легче будет.

Сестрички многозначительно посмотрели друг на друга. Одна торопливо вышла, а через минуту вернулась с жуткой больничной пижамой и длинными ножницами. Я равнодушно смотрела, как они разрезали любимую Олину футболку и джинсы, как натянули на нее пижаму. Пары пуговиц не хватало, и молодые, упругие груди вываливались из горловины. Верх и низ пижамы отличались по цвету. Брюки расходились по шву, и сквозь дыру виднелись красные кружевные трусы, а под ними выбритый лобок. Роберт уже давно отвернулся и изучал ночной вид из окна.

Наконец, медсестрам удалось переодеть бесчувственную Олю, и они укрыли ее одеялом. Одна из них вышла, а вторая начала осматривать Олины руки, ища лучшее место для катетера. Я подошла к кровати, стала в ногах и заглянула под нее. Как я и ожидала, там оказались четыре ремня. Медленно и задумчиво я взяла один из них в руки. Просто держала его в ладонях и нежно поглаживала. Потом отодвинула одеяло и обвязала ремень вокруг Олиной лодыжки. Затянула, проверила, не слишком ли слабо, потом подтянула еще. Я старалась, чтобы нога была прикрыта штаниной и ремень не натирал кожу. Обошла кровать и так же привязала вторую ногу, действуя медленно, аккуратно и тщательно. Потом ту руку, на которой не было капельницы.

– Анка, ты что творишь? – возмутился мой зять.

Медсестра аж подпрыгнула и испуганно уставилась на меня. Когда она увидела, что я делаю, то успокоилась и испуг сменился пониманием. Она мне ничего не сказала.

– Привязываю ее, – ответила я спокойно.

– Аня, ты не должна этого делать! – запротестовал Роберт.

– Не должна, но лучше я сама сделаю.

Медсестра ничего не сказала, просто продолжила делать свою работу.

Я закончила привязывать Олю и уселась на табуретку, чтобы отдышаться и дать отдохнуть своему старому измученному телу. Вскоре в комнату вошла пани Рената, деятельная и энергичная, словно молодая девушка.

– Обязательно так хвастаться своей молодостью? – пробурчала я себе под нос.

– Спасибо за молодость, но мне уже за сорок.

– Да вы еще совсем ребенок, – фыркнула я.

Пани Рената подошла поближе, склонилась ко мне и взяла за руку.

– Пани Анна, как я по вам соскучилась, – сказала она с улыбкой, потом повернулась к моему зятю. – Пан Роберт, увезите ее отсюда, ей надо отдохнуть.

– И бокальчик коньячку выпить!

– Никакого коньячка! – решительно заявила пани Рената.

Роберт помог мне подняться и под руку повел к двери. Выходя, я задержалась на секунду, обернулась и, посмотрев на Олю, сказала:

– Я приду завтра утром!

– Не сомневаюсь, – ответила пани доктор и начала осматривать куклу, лежащую на кровати.

В Олиной крови обнаружили два разных наркотика и высокое содержание алкоголя. Она страдала от отравления и классического абстинентного синдрома. Промучилась целых три дня. Ей давали успокоительное, и она засыпала, а как только просыпалась, то пыталась освободиться.

– Отвяжите меня! – кричала она. – Как можно так поступать с людьми…

Она рычала как раненый зверь.

После очередной порции лекарств она уснула. Проснулась через несколько часов, лежала спокойно и смотрела на меня огромными глазами.

– Оля, как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Хорошо, – прошептала она.

– Тебе что-то надо?

– Развяжи меня, пожалуйста.

Я немного засомневалась, но моя подопечная лежала спокойно и ровно дышала. Не металась по кровати, не вопила и не ругалась, как несколько часов назад.

– Хорошо, – сказала я и отвязала ее.

Когда я отстегнула последний ремень, Оля сорвалась с места и отпихнула меня в сторону. К счастью, я упала на кровать и осталась цела. Девушка издавала дикие звуки, от которых звенело в голове. Вырвала катетер из вены на предплечье, бегала по палате, чесалась, словно пыталась что-то с себя содрать.

Я потянулась к звонку. Оля на секунду остановилась и осмотрела пустое стерильное помещение. Только на тумбочке лежали какие-то лекарства, мой телефон и книжка и стоял стакан с водой. Она подошла, смахнула все на пол, а потом побежала к выходу.

Открывающаяся дверь ударила ее и отбросила на стену. В палату ворвался санитар, а за ним медсестра. Они быстро обездвижили девушку, несмотря на то, что она вопила и брыкалась. Уложили на кровать и вновь привязали ремнями. Олька дико выла, а я сидела рядом на табуретке и слушала ее вопли. Медсестра установила ей новый катетер и дала лекарство. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Олька успокоилась, ее глаза потеряли блеск, и она уснула. Все время я смотрела на нее, на безграничный страх и отвращение в ее глазах, слушала ее вой и думала, что я это заслужила.

После этой выходки прошло двадцать часов, а я все еще сидела рядом с ней.

– Прости меня, пожалуйста, прости, – рыдала она, склоняясь над лотком в форме почки, который поставили на кровать, потому что ее постоянно рвало.

Я гладила мою девочку по мокрым волосам. Она была измучена, но спокойна. Пару часов назад ее отвязали и разрешили принять душ.

– Я так виновата. Прости меня, – повторяла она.

– За что ты извиняешься, Оля? – спрашивала я.

Я тоже извинялась. Обвиняла во всем себя, потом ее. Обнимала мою малышку, утешала ее и кричала на нее. Гладила по рукам, спине, голове. Смывала с нее пот, блевотину, муки совести и беспомощность. Старалась взять себе хоть частичку ее боли и страха, но тут же взваливала на нее свою тревогу. Плакала над ней, а потом над собой. Меня раздирали самые разные чувства. Этот кошмар длился четыре дня. Чертовски трудные четыре дня и ночи. Если бы рядом не было близких людей, я бы не выдержала. И Оля вместе со мной.

Роберт привозил меня в больницу рано утром и забирал поздно вечером. Спали мы у Баси, в тех комнатках, где когда-то жила Божена. Сама же Боженка вышла замуж за богатого фермера из соседнего села, и ей больше не нужна была каморка в чужом доме. Теперь она сама стала хозяйкой. Бася кормила нас, Рената обеспечивала лекарствами, а Божена сидела с Олей пару ночей, когда Роберт силой оттащил меня от кровати моей девочки.

Я заботилась о ней, но все-таки не выдержала. На четвертый день на меня навалилась слабость. Меня охватил страх. Он стиснул горло, сдавил грудь и потащил за собой в темную, зловонную бездну. Я падала все ниже и ниже, хотя бешено сопротивлялась. Махала руками, пытаясь удержаться за что-то, но мои пальцы хватали пустоту. Я вытягивала шею, хватая ртом воздух, но через сдавленное горло в грудь не попадало ни капли кислорода. Запавшие легкие разрывала боль. Вдруг я услышала далекий голос. Важный голос. Он звал меня. Я напрягла все силы, и в этот раз у меня получилось глотнуть воздуха. Вытянула руку и схватилась за этот голос.

– Тетя! Тетя! – кричал он. – Помогите! – вопил изо всех сил. – Тетя, проснись!

Я очнулась. Сидела на больничной табуретке, опираясь на локти головой и грудью.

– Тетя! Как я испугалась! – причитала Олька. – Тетя!

– Я в порядке, не ори так.

Я медленно встала. Начала собирать свои вещи, взяла сумку и куртку, с трудом всунула ноги в ботинки. Чуть раньше я их сняла, потому что ноги опухли и сильно болели. Любое движение требовало огромных усилий. Я сопела, как старый паровоз, и чувствовала каждую косточку, каждую мышцу и сухожилие.

– Тетя, что ты делаешь? – Оля смотрела на меня удивленно.

– Ухожу, – прошептала я.

– Но еще рано и дедушка не приехал!

– Ухожу. Хватит с меня. У меня больше нет сил. Увидимся, когда выйдешь из больницы! – прохрипела я, отвернулась и поковыляла к выходу. Даже не знала, на какую ногу хромаю. Да хоть на обе! Легкие горели огнем при каждом вздохе.

– Тетя, ты придешь завтра? – кричала Оля мне вслед. – Тетя, а когда ты придешь? Утром? – Я не реагировала. Голос становился все более умоляющим: – Тетя, ну скажи, что придешь завтра! Так, как всегда.

Я не отвечала. Просто не осталось сил. Я не могла говорить, перед глазами все плыло. Жалела только, что по-прежнему могу слышать. Жалостливые вопли доносились до меня, пока я дошла до середины коридора. Уже из холла на первом этаже я позвонила Роберту. Села на стул и прислонилась спиной к ледяному стеклу. «Так и воспаление легких можно получить», – подумала.

– Хотя почему бы и нет! – ответила сама себе.

– Что «почему бы и нет»? – спросил Роберт. И откуда он здесь взялся?

– Как тебе это удалось? – спросила я слабым голосом. – Я же только что тебе звонила…

Я вытащила телефон из кармана и посмотрела на часы.

– Ты звонила двадцать минут назад, – сказал Роберт извиняющимся тоном. – Я спешил, как мог.

– То были самые короткие двадцать минут в моей жизни. А теперь отвези меня домой, где бы он ни был.

На следующий день Роберт разбудил меня рано утром.

– Аня, вставай. Нам нужно в больницу ехать.

– Я никуда не поеду, – пробормотала я. Болело все тело. Мой утренний осмотр закончился катастрофически – ни один орган не работал нормально. Даже большой палец на левой ноге не отвечал на команды мозга.

– Как же так?

– Я остаюсь здесь, чтобы умереть.

Да, я не поехала к Оле ни в тот день, ни на следующий, и так, пока ее не выписали из больницы. Роберт пытался меня уговаривать, умолял, давил на жалость, рассказывая, как Оля по мне скучает, потом начал злиться и орать. Все без толку. Я стояла на своем.

Бася приходила ко мне и приносила свою вкусную выпечку, помогала готовить.

В тот день мы сидели за столом и пили чай с шарлоткой. Роберт поехал в больницу, чтобы отвезти немножко Оле.

– У меня такая никогда не получалась, – сказала я с набитым вкуснятиной ртом.

– Зато у тебя другое получилось, – вежливо ответила Бася.

– Да? И что, например? – спросила с иронией. – Это уж точно не про Олю.

– Аня, своего ребенка трудно воспитывать, а уж чужого! То, что ты сделала…

– Просто подвиг! – перебила я ее. – Вот только что с того? – теперь я заорала со злостью. – Посмотри, что из этого вышло!

Бася молчала.

– Знаешь, давай сменим тему. Лучше расскажи, как тут люди живут? Поделись новыми сплетнями, – чуть погодя уже более спокойным тоном попросила я.

– Ох, сплетни это просто сплетни. Их всегда хватает. Помнишь директрису нашей школы? Новачук?

– Нет, не помню.

– Когда ты училась, ее, наверное, еще не было.

– Нет!

– А-а-а! – пробормотала разочарованная Бася, но через минуту попробовала еще раз. – А помнишь нашего бургомистра?

– Юлиуша?

– Ага!

– Еще бы! Такого бургомистра не забудешь! – ядовито ответила я.

– Так он сейчас депутат!

– Ого! А от какой партии?

– Как это от какой? От какой еще?! – воскликнула с деланным возмущением Бася. – От той самой, правой и справедливой.

Я рассмеялась. Настроение улучшилось, и в голове прояснилось.

– Лучше расскажи, как там Божена.

– Она сама тебе расскажет. Уже не может дождаться, когда приедет к тебе поболтать. Каждый день звонит и спрашивает, можно ли уже.

– Она хоть счастлива с тем парнем?

– Очень! Во всяком случае, так говорит.

Я задумалась. Нахлынули воспоминания о приюте. Сколько лет уже прошло. Я скучала о тех днях.

– То было сумасшедшее время! – сказала я со вздохом.

– А что с Мухой? – спросила Бася.

Солнце закрыла туча.

– Умерла от старости, – пробурчала я. Не хотелось говорить об этом.

– Слышала, умер твой заместитель, заведующий из гинекологии?

– Слышала.

– У него был второй инфаркт.

– Янек, хирург, лежит сейчас в своем отделении и умирает от рака легких. За всю жизнь ни единой папиросы не выкурил, – грустно сказала я.

– У твоей подруги тоже рак был.

У меня из глаз потекли слезы.

– Я не смогла приехать на похороны, – попыталась я объяснить ей.

– Знаю, Аня, знаю. Мы все были. И Зуза, и Божена. Иоанна поняла бы.

– Иоанне уже все это было до одного места! Я не могла этого понять! – выкрикнула я. – Выбрала же она время умереть! Я была в предынсультном состоянии, лежала в больнице. Не могла подождать пару месяцев, зараза!

– Так бывает. Моя сестра тоже не дождалась. Умерла год назад от рака груди. Молодая, сильная женщина. Просто не обследовалась. Говорят, опухоль прямо выпирала. Образованная, начитанная, телевизор смотрела, а ни разу в жизни маммографии не сделала! – воскликнула Бася, вставая из-за стола. Собрала тарелки и чашки, начала наводить порядок. Я сидела и молчала. – Не могу ей этого простить! – выдавила она и разрыдалась.

– Вот что с нами сделала перекличка павших, – сказала я, подходя и обнимая ее за плечи.

– Возраст такой, что поделать, – прорыдала она.

В той перекличке не хватало моей сестры. Магда умерла тихо и спокойно. К тому времени она уже два года жила в доме престарелых. Просто уснула и не проснулась, как раз перед Рождеством. Последние годы она называла Роберта «Тот пан, который ко мне приходит». За полгода до смерти вообще перестала говорить. Когда умерла, никто даже не спросил почему.