Через четыре дня Роберт и Магда явились ко мне домой. Сестра выглядела плохо, она постарела лет на десять. На Роберта вообще страшно было смотреть. Смерть дочери и болезнь Магды состарили их обоих, добавив морщин и седины. Магда дулась, давая мне понять, что обижена. С трудом я уговорила их переночевать у меня и вернуться в Варшаву на следующий день. Магда весь вечер рассказывала только о своем шунтировании, сердце, результатах анализов, больницах и о том, как плохо она себя чувствует. Даже не спросила о внучке. Я пыталась ей рассказать, что Оля любит, что нет, как за ней ухаживать, чем кормить, как справляться с истериками.

– Моя дорогая, я, в отличие от тебя, двух детей вырастила и с Олей как-нибудь справлюсь, – высокомерно ответила она и опять надула губы.

Мы часок пообщались, а потом она пошла спать, потому что плохо себя чувствовала. Должна признать, что вздохнула с облегчением: я была сыта по горло сестрой и ее обидами. Она всегда думала только о себе, но это было уже слишком. Судьба всегда была добра к ней, всегда давала ей отличные шансы, и она этим пользовалась. Я не могла скрыть раздражения.

Вечером, после ужина, Оля села смотреть мультики, а мы с Робертом пили чай.

– Аня, это правда? Все, о чем писала кураторша? Ты пьешь, попала в больницу с алкогольным отравлением? Олю на машине возишь пьяная. Не заботишься о ней?

– Дорогой, не делай вид, что для тебя это неожиданность. Я вам уже несколько месяцев твержу, чтобы вы забрали Олю, что ей здесь не место. Вы же меня не один день знаете!

– Да, Аня, но ты могла бы постараться, пока Оля тут была. Магда так на тебя рассчитывала, надеялась, ты хоть несколько недель продержишься, – сказал он привычным тоном мальчика для битья. Иногда я думала: «А у него яйца вообще есть?»

– Постой! Несколько недель? Девять месяцев прошло! Когда до вас наконец дойдет, что это ваша внучка и ко мне она никакого отношения не имеет!

– Знаешь, а Магда так на твою помощь рассчитывала.

– Помощь! Да она просто все на меня свалила! И уже не первый раз так делает.

– Аня, постарайся меня понять, Магда сейчас болеет. Мы не хотели на тебя все сваливать… Вот если бы она лучше себя чувствовала…

– Ага… так я и думала, – пробурчала я себе под нос.

– Нет, правда… Ты даже не представляешь себе, что она пережила за эти месяцы.

– Не представляю. Пожалуйста, расскажи.

– Аня, сначала та авария…

– Отстань! – перебила я его. – Я пошутила. Холера! Не хочу я этого знать. Просто подумай, что пережила Оля! Что пережила я и что пережил ты за те девять месяцев! – повысив голос, сказала я ему. – А может, и за тридцать лет семейной жизни с моей сестрой, – добавила уже тише, встала со стула и пошла смотреть, что там делает Оля.

На следующий день после завтрака они начали собираться в дорогу. Оля не совсем понимала, что происходит, но увидев, что я собираю ее вещи и пакую в сумку, сильно разволновалась. Она сердцем что-то чувствовала. С того момента, как проснулась, ни на шаг от меня не отходила и все обнимала мою ногу. Я из-за нее нормально двигаться не могла, но не прогоняла. Магда не обращала на нее никакого внимания, и Оля отвечала ей тем же. Роберт пытался «наладить контакт» с девочкой: разговаривал с ней, брал на руки, старался развеселить.

После завтрака мы с Олей пошли к соседям, чтобы попрощаться. Ева с Басей были мудрыми женщинами, потому обошлось без плача и драматических жестов. Просто поцеловали Олю, рассказали, как хорошо ей будет в Варшаве, и рассмешили малышку. Потом мы вернулись домой. Все Олины вещи уже были в машине. Магда сгорала от нетерпения.

– Ну, поехали, наконец! Оля, иди к бабушке!

Мы стояли в коридоре. Девочка висела у меня на ноге. Она посмотрела на Магду своими огромными серыми глазами и спряталась за моей спиной.

– Оля, иди к дедушке, – попытался Роберт.

Малышка спряталась за мою юбку. Я повернулась и наклонилась к ней.

– Оля, а знаешь что? Ты сейчас поедешь с дедушкой и бабушкой в Варшаву. Помнишь, я тебе рассказывала. Там столько всего интересного и много больших-больших магазинов с игрушками, – пыталась я убедить малышку, но ее глаза уже блестели от слез, а уголки губ поползли вниз.

Я знала, что сейчас будет.

– Оля, а пойдем посмотрим на дедушкину машину? Проверим, подходит ли к ней твое креслице, хорошо? – предложила я, ласково подталкивая ее к двери. – У дедушки такая большая и красивая машина, красивее, чем у тети. Посмотришь, как хорошо на такой ездить. – Я болтала и болтала, между тем осторожно надевая на нее куртку и ботинки.

Роберт убежал. Ему надо было прогреть машину, чтобы Оля не замерзла. Магда стояла и смотрела на нас. На улице было градусов двадцать – и что он там греть собрался? Оля разрешила натянуть на себя куртку, но между первым и вторым ботинком начала плакать. Когда наконец все было готово, я вздохнула с облегчением. Тяжело было бы надевать ботиночки, если б у нее началась истерика и она опять стала брыкаться. Вот только рано я радовалась. Мы подошли к двери, и я только на секунду отпустила Олину ручку, чтобы поправить ей курточку, но тут девочка развернулась, заорала и помчалась назад в дом.

– Оля, стой! – орала я, зная, что это бесполезно.

Я поплелась следом за ней и, конечно, легко нашла беглянку – малышка вопила как резаная. Лежала на кровати, отвернувшись к стене, и прижимала к себе Гав-гава.

– Оля, пожалуйста, – пыталась я убедить ее, что толку от этого не будет.

– Олечка, иди к бабушке, – позвала Магда сладким голоском из-за моей спины.

Но девочка только громче зарыдала. Магда попробовала еще пару раз, повысив голос, но Оля не реагировала. Я присела на край кровати.

– Оля, иди к бабушке, пожалуйста! Аня, сделай хоть что-то! – заворчала Магда, теперь уже на меня.

Я сделала вид, что не слышу. Во мне черной волной нарастала злость. Сердце забилось быстрее, дыхание ускорилось, и я так сжала кулаки, что побелели косточки.

– Анька, сделай хоть что-то!

Я продолжала сидеть. Магда подошла к кровати и протянула руки, чтобы взять девочку. В ту самую минуту она начала брыкаться. Попала Магде в предплечье.

– Ой! Оля, что ты творишь! – завопила моя сестра. Ее лицо приобрело лилово-красный оттенок. – Господи, как болит сердце… я не выдержу… Оля, иди к бабушке… Аня, помоги…

Она со стоном повалилась на стул и уперлась головой о стену. Она бледнела, театральным жестом хваталась за сердце и тяжело дышала.

– Оля, пожалуйста, у бабушки так болит сердце!

– У-у-у! – завыла в ответ девочка.

А я сидела и наслаждалась своим гневом. Правда, недолго, потому как дела шли все хуже и хуже. Как обычно.

– Ой, Оля… пожалуйста… иди к бабушке… – сопела и стонала Магда.

– У-у-у! – орала Оля.

– Боже, я не выдержу. Что ты сделала с ребенком за эти месяцы… Как сердце болит…

Я бы проигнорировала ее стоны, но сестра еще больше побледнела и на висках выступили капельки пота. Меня начинала мучить совесть.

– Магда, ну что вы там? Я вас жду… – спросил Роберт, входя в комнату. Видимо, понял, что что-то случилось, слишком уж долго мы одевались. – Ой, Магда! – воскликнул он, увидев ее лицо. – Магда, как ты? – Он мгновенно оказался рядом с ней.

– Все с ней в порядке, – равнодушно сказала я ему. – Просто наши панночки играют в истерику.

– Аня, помоги! – умолял Роберт.

– В прихожей сумочка Магды, принеси ее, – приказала ему, вставая с кровати. – И еще стакан воды с кухни.

Подошла к сестре и пощупала пульс. Он был регулярный, ровный и четкий. Роберт примчался с сумочкой и стаканом воды. Как я и ожидала, Магда носила с собой нитроглицерин.

– Магда, положи его под язык. Ты меня слышишь? Под язык! – рявкнула я и всунула ей таблетку. Она очнулась и сделала то, что я просила. – Роберт, посиди минутку с панночками-истеричками!

Я пошла в ванную, где была моя аптечка. В дверях комнаты оглянулась и посмотрела на Олю, потому что вдруг обнаружила, что не слышу ее криков. Видимо, когда она поняла, что на нее не обращают внимания, то сразу решила выяснить, что происходит. Девочка лежала, повернувшись в нашу сторону, и своими огромными серыми глазами наблюдала за ситуацией. Я взглянула на Магду. Та сидела с закрытыми глазами, закинув голову, а губы кривились, как от боли. Обе руки она прижимала к левой стороне груди. Роберт стоял перед женой на коленях и гладил ее ногу. Одна артистка стоила другой.

Я принесла гидроксизин: таблетки для Магды и сироп для Оли. Пришлось залезть в неприкосновенный запас, который мне дала Иоанна на всякий случай. То была последняя истерика Оли в моем доме, потому я с легким сердцем использовала резервы, отложенные на черный день. Магда послушно проглотила две таблетки. Оля сопротивлялась, как могла, но я уже научилась вливать в нее лекарство так, что оно стекало прямо в горло и его нельзя было вырвать. Мой зять стоял на полу на коленях и озирался с затравленным видом. Я пожалела мужика.

– Роберт, давай выйдем.

– Но Магда…

– Ничего с ней не станется. – Я подошла, взяла его за руку, и мы вышли в соседнюю комнату.

– Послушай, похоже, ситуация паршивая. Наши панночки тебе житья не дадут.

– Ты о чем, Аня? – смотрел на меня удивленными, коровьими глазами.

– Ты с ними не справишься! Игорь уже перевелся в Варшаву?

– Да.

– Ну, уже хоть что-то. Тебе понадобится помощь. Лучше всего будет, если ты поищешь какую-нибудь медсестру, которая сможет присмотреть за ними обеими. И помни, что от истерики еще никто не умирал. Найди психолога, проконсультируйся, как с ними справляться в таких ситуациях. Магда тебе с Олей не поможет.

– Постой, – перебил меня Роберт, – как это не поможет? Какой психолог? Ты преувеличиваешь.

– Поверь, я знаю, о чем говорю!

– Аня, спасибо, конечно, но мы справимся сами, без чужой помощи. Оля наша внучка. Магда с каждым днем чувствует себя лучше. Присутствие Оли будет мотивировать ее побыстрее вылечиться, и она скорее поправится. У Магды появится цель. Они будут гулять вместе.

– Ты вообще о чем? – сейчас я ничего не понимала.

– Когда Оля переедет к нам жить, то Магде будет чем заняться, пока я на работе. Мы справимся, вот увидишь! Мы с Магдой уже все обсудили.

– Подожди, – воскликнула я, когда до меня дошло, о чем говорил мой зять, но я не могла и слова сказать.

– Да, Аня?

– Значит… значит… – начала я, когда у меня вновь прорезался голос, – вам кажется, что Оля будет лекарством для своей бабки? Еще одним методом лечения или реабилитации… или как это вообще назвать? Оля должна стать панацеей от болезней Магды?

– Ну, не совсем так… – пытался объяснить Роберт.

– Вот это номер! – воскликнула я и расхохоталась. Мой зять растерялся. Я так хохотала, что аж живот разболелся. – Удачи вам, дорогие мои! – выдохнула я, когда смогла наконец говорить.

Обняла его за плечи театральным жестом и повела в комнату, где ждали наши девушки. Оля уже уснула, а Магда сидела одурманенная и тупо пялилась в одну точку. Я специально превысила дозу.

– Роберт, проводи Магду в машину, – скомандовала я ему и взяла спящую Олю на руки. Она неосознанно прижалась ко мне, а я наслаждалась минутой, обнимая ее теплое тельце. Отнесла ее в машину, усадила в креслице и крепко поцеловала. В последний раз вдохнула ее сладкий запах. Когда обе сидели уже на своих местах, готовые ехать домой, я подошла к зятю. Не смогла сдержать глупой и злорадной улыбки.

– Держись, старик! Большого тебе терпения! От всего сердца!

– Спасибо тебе за все, Аня. И за те девять месяцев!

– Больше, дорогой мой. Тридцать восемь недель! Почти как беременность! – Я обняла его. – Спасибо, что хоть ты поблагодарил! А сейчас пора ехать. Обе панночки будут спать почти всю дорогу.

Они уехали. Я вернулась домой и плотно закрыла за собой дверь. Пошла в кухню, вытащила из шкафчика бутылку коньяка и глотнула просто из горла. От радости!

Я так радовалась, что пила, не просыхая, два дня, пока мои скромные запасы не закончились. Выбора у меня не было, пришлось ехать в магазин. За день до поездки я не пила с обеда, потому что боялась расстаться с очередной тысячей.

Рано утром в более-менее приличном состоянии я отправилась за покупками. Естественно, в этот раз полицейских не было. С ними всегда так – когда нужны, их нет, а когда не нужны, тут как тут. Я запаслась спиртным и вернулась к прежней жизни.