Глава 3
Острова
Капитан Масгрейв начал вести свой журнал в среду 30 декабря 1863 года следующей записью:
«Итак, ветер свежий, плотная облачность. В шесть вечера заметили архипелаг Окленд, направление – северо-восток, расстояние – около двадцати пяти миль. К полночи погода не изменилась. Все паруса подняты. С подветренной стороны острова вода спокойна».
Утро было отмечено неустойчивой, угрожающей погодой с ветром переменного направления. По небу неслись темные тучи, стрелка барометра быстро опускалась.
«По всей видимости, с севера надвигается буря», – записал он в журнале в полдень. И далее: «Мистер Райналь немного поправился с тех пор, как мы покинули остров Кэмпбелл».
На следующий день с запада неожиданно налетел шквал, затем направление ветра попеременно менялось с северо-западного на юго-западное при крайне бурном волнении.
«Я никогда не видел море таким беспокойным, – записал Райналь после того, как ненадолго поднялся на палубу. – Оно выглядит так, будто вскипело, и вздымается вокруг нас во всех направлениях».
Масгрейв повел «Графтон» южным курсом, стараясь держаться подальше от бурунов, пенящихся в рифах прямо у подножия высоких скал, и поступил дальновидно, так как ближе к вечеру спустился густой туман, сопровождающийся моросящим дождем.
Для вернувшегося в каюту Франсуа Райналя время текло мучительно долго. Тусклый свет едва достигал его койки, а завывающий в снастях ветер и ритмично грохочущие волны изматывали не меньше, чем непрерывная тряска и качка корабля. Когда стемнело, лампа моталась туда-сюда на крючке, отбрасывая безумно мечущиеся тени. Часы, казалось, тянулись бесконечно, но, когда занялось новогоднее утро, и море, и ветер успокоились и установилась неожиданно приятная погода.
Пишет Масгрейв:
«В восемь утра подняли все паруса, в девять снова увидели острова архипелага».
Берег самого южного острова действительно появился в поле зрения, до него по-прежнему было около двадцати пяти миль. Шхуна неслась к высоким, по-своему величественным каменным утесам. Картина внушала благоговение, а воздух был настолько теплым, что Масгрейв предложил Франсуа Райналю, который был «сегодня намного лучше», подняться и взглянуть. Из-за слабости француза приходилось едва ли не нести. Но когда его усадили на палубе, прислонив к крышке люка, он горячо выразил свое согласие с тем, что этот вид стоил усилий. От массивных скал шхуну отделяли всего две мили, и ему были отчетливо видны разбивающиеся у их подножья волны. Время от времени волна захлестывала пещеру и проваливалась в нее «с ревом, подобным артиллерийской канонаде».
В фонтанах брызг сверкали радуги, в дымке водяной пыли низвергались многочисленные водопады. Когда шхуна миновала юго-восточную оконечность острова Адамс, показался восточный берег острова Окленд: его изломанные очертания перемежались чередой мысов и несколькими рядами рифов. Однако, не успев пройти далеко на север, они обнаружили великолепный залив, лежащий между двумя большими мысами, которые отстояли один от другого приблизительно на две мили. Это был вход в бухту Карнли.
«В три часа дня вошли в гавань», – записал Масгрейв.
Ему пришлось лавировать против западного ветра, чтобы туда проникнуть, но в остальном все, казалось, было спокойно. Англичанин Джордж стоял на румпеле, управляя шхуной. Энри, азорец с ярким прошлым, на камбузе чистил к обеду остатки запасов картофеля, пока Алик, тихий могучий норвежец, пристроившись на носу шхуны, через равные промежутки времени опускал в воду лот, определяя глубину под шхуной. Масгрейв, стоя на баке с подзорной трубой, тщательно изучал северный берег гавани.
Затем, как сообщает Райналь, Масгрейв, внезапно вздрогнув, опустил подзорную трубу, обернулся с радостным видом и воскликнул:
– Хорошие новости!
– Хорошие новости? – переспросил Райналь.
– Да, по-моему, тут есть тюлени, которых мы не смогли отыскать на острове Кэмпбелл. Взгляните сами и скажите, вы видите тюленей там, на камнях?
Райналь взял из его рук подзорную трубу, а шхуна тем временем подходила ближе к берегу. Почти сразу он ясно увидел тюленей, или морских львов. Некоторые из них спали на камнях, другие расположились на удобных местах пляжа и на склонах, возвышающихся над галечным берегом, но еще больше тюленьих голов мелькало в воде. Животные, похоже, не замечали «Графтон», но, когда шхуна легла на другой галс, шум хлопающего на ветру паруса привлек их внимание. Приподнявшись, они уставились на корабль, а потом стали нырять в воду.
«Через мгновение целая толпа тюленей окружила шхуну, на которую они взирали со страхом и изумлением», – сообщает Райналь.
Не подплывая близко, животные с визгом и лаем окружили корабль широким кольцом. Когда Масгрейв снова положил «Графтон» на другой галс, направляя его к южному берегу, члены экипажа и там увидели многочисленное присутствие тюленей. У всех пятерых это вызвало душевный подъем, особенно у Масгрейва и Райналя. Оживленно посовещавшись, они решили ненадолго остановиться на острове – ровно настолько, чтобы наполнить ворванью те немногие бочки из-под воды, которые уже были пусты, и засолить несколько шкур. После этого они планировали поднять якоря и на всех парусах возвращаться в Сидней. Затем они как можно быстрее восполнят запасы на корабле, с тридцатью нанятыми охотниками снова придут на остров и разобьют здесь лагерь для обстоятельной охоты.
В таком приподнято-оптимистичном настроении они обогнули выступ суши, который назвали полуостровом Масгрейва, и вошли в северный залив гавани. Масгрейв старался найти безопасное место, где можно было бы стать на якорь, но глубина все еще была слишком велика для их обоих якорей, ограниченных длиной цепей, чтобы они смогли закрепиться в грунте и надежно удержать «Графтон» подальше от скал. Они продолжали медленно двигаться вперед, пока Алик, стоя на ватервейсах, опускал линь, отсчитывая фатомы, но было по-прежнему слишком глубоко, чтобы якоря достали до дна.
Молчание охватывало членов команды по мере того, как радость угасала, уступая место тревоге. Масгрейв хмурился. Ветер успокаивался, и нависала угроза мертвого штиля, а это значило, что шхуна будет отдана на милость приливу. Когда солнце скрылось за чертой гор, «Графтон» все еще не опустил якоря, а низко нависающие тучи заволокли звезды и луну. Все, что оставалось Масгрейву, это держаться середины бухты, определяя положение по шуму прибоя, и надеяться на лучшее. Райналь лежал на своей койке, слушая отзвуки шагов капитана, в тревоге расхаживающего по палубе, пока в конце концов не заснул.
Разбудили француза грохочущие потоки проливного дождя и яростные выкрики команд Масгрейва, из чего он заключил, что поднялся ветер. Тем не менее к утру следующего дня они по-прежнему были в стороне от полуострова, ветер ослаб, но ливень продолжался.
В шесть часов утра Масгрейв приказал отправить маленькую шлюпку на поиски места для стоянки на якоре. Однако Алик и Джордж вернулись без всякого положительного результата, а ветер снова усилился.
Вскоре стало очевидным, что надвигается очередной шторм. Подгоняемый налетающими порывами шквального ветра, Масгрейв продвигался вглубь длинной бухты, выбирая северное направление всякий раз, когда подходил к развилке. Около трех пополудни, ко всеобщему большому облегчению, дождь прекратился, причем как раз в тот момент, когда «Графтон» вошел в великолепную бухточку, окруженную отвесными скалами. Наконец лот коснулся дна, и Масгрейв смог записать, что они «стали недалеко от северо-восточного берега гавани на глубине шесть фатомов, в 10–12 милях от открытого моря».
Несмотря на то что им все-таки удалось опустить якоря, капитан по-прежнему был сильно обеспокоен. Шхуна находилась намного ближе к скалам северо-восточного берега, чем ему того хотелось бы. «Тут слишком мало свободного места на тот случай, если юго-западный ветер погонит шхуну к скалам. Волны тащат ее, натягивая цепи», – в волнении пишет Масгрейв. Тем не менее, учитывая сложившиеся обстоятельства, ничего лучшего предпринять он не мог. Близкие скалы нависали со всех сторон в опасной досягаемости, в камнях у их подножий ревел прибой. Толстые кожистые ленты ламинарии качались во вспененной воде.
Ближе к вечеру небо приобрело стальной цвет, собиралась буря. У койки Райналя стоял почти непроглядный мрак, спустившаяся ночь была полна шума: торопливые шаги вперед и назад по палубе наверху, барабанный стук дождя, почти заглушающий скрипы и стоны толстого деревянного корпуса корабля. Кроме всего прочего, раздавался непрекращающийся грозный гул. Как позже выяснили члены команды, то западный ветер гнал огромные волны, разбивавшиеся об утесы с такой чудовищной силой, что рев каждого удара, отражаясь эхом в первозданных скалах, разносился по всей округе. С каждым порывом ветра шхуна сотрясалась, сильно кренясь вперед, затем выравнивалась, натягивая якорные цепи, и ветер завывал в ее снастях.
Утро субботы, 2 января 1864 года, началось непрекращающимся дождем и сильным порывистым ветром.
«Значительные волны швыряют корабль, натягивая якорные цепи», – отметил Масгрейв в своем журнале.
Время от времени буря немного утихала, рождая у членов команды надежду, но потом налетала с еще большей злостью. Так продолжалось весь тот ужасный день.
В семь часов вечера неожиданно наступила вселяющая тревогу тишина. «В такие минуты буря лишь ненадолго отступает, будто для того, чтобы перевести дух», – выразил свои опасения Райналь. Затем шквал ветра с дождем стеной обрушился на корабль, яростно тряхнул его и на правом борту лопнула якорная цепь.
Оборвалась она недалеко от клюза, «Графтон» накренился назад и, натянув цепь оставшегося якоря, медленно потащил его за собой в сторону скал, гонимый ветром и непрестанно набегающим на берег прибоем. Капитан Масгрейв, стоя на палубе, потрясенно наблюдал за разворачивающимися ужасными событиями, не имея никакой возможности им воспрепятствовать.
«Шхуна стоит почти параллельно берегу, и, если ветер налетит с юго-запада, она неизбежно будет выброшена на скалы! Я уже готов к худшему. Я не вижу возможности ее уберечь. Стрелка барометра на 28,99 и к десяти вечера еще опустилась. Направление ветра таково, что, если я вытравлю цепь до предела, шхуна не пройдет мимо мыса, иначе я бы вытравил и вышел из бухты. Каждый раз, поднимаясь на волне, она тащит якорь за собой, приближаясь к берегу», – записал в своем журнале капитан.
Следующие два часа буря усиливалась, пока ее вой не стал ужасающим. С силой раскачивая шхуну, волны тащили ее все ближе к ожидавшим камням. К счастью, якорь неожиданно зацепился за что-то на дне.
«Судно наконец остановилось примерно в половине кабельтова от форштевня до берега», – засвидетельствовал Райналь.
Здесь «Графтон» мотало около часа, затем с жутким креном он снова вырвал якорь из грунта. Ровно в полночь 3 января 1864 года шхуна натолкнулась на камни.
«Удар, страшнее, чем все предыдущие, сотряс судно от носа до кормы, – повествует Райналь. – Чудовищный треск поразил наш слух – случилась трагедия, которой мы так страшились!»
Волны яростно хлестали палубу, ветер и дождь завывали в снастях беспомощной шхуны с проломленной рифами обшивкой.
