Освенцим давно стал символом холокоста. Именно здесь нацисты убили почти миллион евреев, больше, чем где бы то ни было. И лишь в Освенциме они систематически уничтожали евреев со всего континента, депортируя их на смерть из Венгрии, Польши, Франции, Голландии, Греции, Чехословакии, Бельгии, Германии, Австрии, Хорватии, Италии и Норвегии. Роковая роль Освенцима объясняется отчасти и тем, что он функционировал гораздо дольше других центров уничтожения. В конце весны 1944 года, когда три лагеря смерти в генерал-губернаторстве уже давно были закрыты, Освенцим лишь подходил к смертоносному пику. Когда в январе 1945 года советские войска освободили лагерь, большая часть его инфраструктуры уничтожения осталась нетронутой, в отличие от Бельзена (Белжеца), Собибура и Треблинки, где следы геноцида тщательно скрыли. Это явилось одной из причин того, почему об Освенциме мы знаем гораздо больше, чем о других лагерях смерти. Вторая причина – обилие свидетельских показаний. Войну пережили несколько десятков тысяч узников Освенцима, и многие из них рассказали свою историю. В противоположность этому в других лагерях смерти, функционировавших исключительно как центры уничтожения, выживших почти не осталось; дать показания о Бельзене смогли лишь трое уцелевших.

Поскольку Освенцим сыграл особую роль в холокосте, нелишне будет вновь указать на то, что этот лагерь создавался не для уничтожения евреев. Не это было его прямым назначением. В отличие от узкоспециализированных лагерей смерти в генерал-губернаторстве Освенцим всегда выполнял несколько функций. Более того, к геноциду он подключился уже на заключительном этапе. Вопреки некоторым предположениям, в начале 1941 года он не был лагерем смерти европейских евреев. Эта функция внедрялась постепенно – только с конца лета 1942 года лагерь стал играть заметную роль в холокосте.

Генезис холокоста был длителен и сложен. Давно прошли времена, когда историки полагали, что его можно свести к одному-единственному решению, однажды принятому Гитлером. Напротив, холокост явился кульминацией динамично развивающегося смертоносного процесса, подталкиваемого все более радикальными инициативами как сверху, так и снизу. В ходе Второй мировой войны нацисты в поисках окончательного решения все дальше и дальше шли по пути уничтожения, переходя от «резерваций» к немедленному истреблению евреев. У радикализации было несколько ключевых этапов. Один из них – нападение Германии в июне 1941 года на Советский Союз и массовые расстрелы евреев призывного возраста, вскоре переросшие в широкомасштабные этнические чистки с ежедневными убийствами женщин, детей и стариков. К концу 1941 года на захваченных восточных территориях было убито около 600 тысяч евреев.

К тому моменту нацистский режим уже приступил к уничтожению евреев всей Европы. Осенью 1941 года в рамках исполнения решения Гитлера «очистить территорию рейха от евреев» начались первые систематические массовые депортации из Германии на восток. И хотя большинство жертв еще не убивали сразу же по прибытии, было ясно, что жить им оставалось недолго. Одновременно массовые убийства евреев, перешагнув границы Советского Союза, перекинулись на Сербию и некоторые районы Польши. Планировалось и строительство на территории оккупированной Польши и Советского Союза газовых камер, жертвами которых должны были стать евреи Восточной Европы, в первую очередь признанные «нетрудоспособными». 8 декабря 1941 года в городе Хелмно, в Вартегау (территория Западной Польши, включенная в рейх), началось строительство первого лагеря смерти. Там за четыре месяца в «газвагенах» умертвили свыше 50 тысяч человек, преимущественно польских евреев из Лодзинского гетто (расположенного приблизительно в шестидесяти километрах). А дальше на востоке, в генерал-губернаторстве, в начале ноября 1941 года приступили к строительству первого стационарного лагеря уничтожения в Бельзене (Белжеце) (район Люблина), а с февраля 1942 года – второго лагеря смерти в Собибуре (также район Люблина – восточнее города).

Теперь программа геноцида оформилась окончательно. Постепенно нарастали начавшиеся в конце марта 1942 года с первых транспортов словацких и французских евреев депортации в оккупированную Польшу из стран Западной и Центральной Европы. Руководители СС разработали всеобъемлющий план общеевропейских депортаций, к реализации которого приступили в июле 1942 года. Одновременно все больший размах приобретала бойня в Восточной Европе. На временно оккупированной территории Советского Союза усилились зачистки гетто и расстрелы, а в захваченной Польше в смертоносное пекло попадали все новые регионы. Палачи действовали быстро, опустошая одно гетто за другим. По статистике нацистов, из 2 миллионов евреев, некогда проживавших в генерал-губернаторстве, в конце 1942 года в живых оставалось всего 300 тысяч.

Большинство убитых в 1942 году в генерал-губернаторстве евреев погибли в трех новых лагерях смерти. В марте массовое истребление началось в Бельзене (Белжеце), а в начале мая – в Собибуре; одновременно на севере генерал-губернаторства приступили к строительству третьего лагеря – Треблинка (район Варшавы), – предназначавшегося для уничтожения евреев Варшавского гетто и начавшего функционировать в конце июля. В исторической литературе массовое истребление евреев в генерал-губернаторстве принято именовать операцией «Рейнхард» по нацистскому кодовому названию, данному в память Рейнхарда Гейдриха (погибшего в результате покушения летом 1942 года), а эти три лагеря смерти «лагерями Рейнхарда». Но подобная терминология вводит в заблуждение. При проведении операции «Рейнхард» нацистские власти не ограничивались лишь лагерями Бельзен, Собибур и Треблинка, но и задействовали для уничтожения евреев и присвоения их имущества концлагеря СС Освенцим и Майданек (оба концлагеря функционировали и как лагеря смерти). Однако три новых лагеря смерти в генерал-губернаторстве, несмотря на наличие общей с Освенцимом и Майданеком истории, были независимы от них (и остальной системы конц лагерей), поэтому в данной работе Бельзен (Белжец), Собибур и Треблинка будут именоваться «лагерями смерти Глобочника» по фамилии Одило Глобочника, шефа СС и полиции Люблина.

Возможно, самый ретивый из приспешников Гиммлера и самый свирепый его палач Одило Глобочник с младых ногтей начинал фанатичным боевиком запрещенного в Австрии нацистского движения. Его краткое пребывание на посту гауляйтера Вены сразу после аншлюса завершилось позорным коррупционным скандалом. Но, как и многим другим «старым бойцам», Гиммлер предоставил ему второй шанс, и Глобочник за него ухватился. Получив в конце 1939 года назначение в Люблин, он быстро «прославился» радикальным антисемитизмом. С осени 1941 года он руководил в подчиненном ему регионе кампанией по массовому уничтожению евреев, задачей, вскоре порученной ему в масштабе всего генерал-губернаторства. Глобус (Globe) – как шутливо прозвал его Гиммлер – был в восторге, когда в июле 1942 года хозяин после поездки в Освенцим приказал ему курировать немедленное уничтожение евреев в генерал-губернаторстве. «Рейхс-фюрер СС только что был здесь и поручил нам столько новой работы, – упоенно вещал Глобочник. – Я ему так благодарен, и пусть он не сомневается – все порученное нам будет исполнено в кратчайшие сроки». По воспоминаниям Рудольфа Хёсса, одержимость Глобочника депортациями в лагеря смерти была ненасытный: «Он никогда не мог утолить своего голода».

Во второй половине 1942 года холокост в генерал-губернаторстве развернулся на полную мощь. Поезд за поездом везли сотни тысяч евреев в лагеря смерти Глобочника. Мало кто проживал там больше нескольких часов; людей загоняли в газовые камеры и сразу же запускали подававшие внутрь угарный газ мощные двигатели. Депортации организовывал люблинский штаб Глобочника. А лагеря смерти укомплектовали опытными убийцами – участниками программы «эвтаназии». С осени 1941 года в генерал-губернаторство направили свыше 120 ветеранов «Т-4» – преимущественно мужчин до 30 лет – для работы в новых лагерях смерти. Возглавил их бывший полицейский Кристиан Вирт, ставший главным консультантом по «устранению неполадок» в ходе акций «эвтаназии». Вирт использовал свое смертоносное ноу-хау как местный представитель «Т-4» и инспектор лагерей смерти Глобочника, заслужив прозвище «дикий Кристиан». С лета 1942 года, когда темпы холокоста возросли, он курировал все существенные модификации в Бельзене (Белжеце), Собибуре и Треблинке, в том числе расширение объектов уничтожения для обеспечения бесперебойного хода геноцида. Ту же цель преследовали и чуть западнее – в Освенциме. Здесь эсэсовцы на совесть потрудились, совершенствуя и приумножая мощь машины смерти холокоста.

В первые годы Второй мировой войны концентрационные лагеря находились на обочине нацистской антисемитской политики; в то время во главе угла в первую очередь стояли гетто и трудовые лагеря, а также планы будущих смертоносных резерваций. Концентрационные лагеря, напротив, играли второстепенную роль. Даже когда Третий рейх встал на путь систематического истребления европейских евреев, ничто не указывало на то, что роль концлагерей вскоре заметно возрастет. Об их периферийности свидетельствовало и количество заключенных-евреев: в начале 1942 года они составляли менее 5 тысяч из 80 тысяч узников концлагерей.

Решающим стало совещание, состоявшееся 20 января 1942 года в живописном пригороде Берлина Ванзе. В обеденное время группа высших партийных и государственных чиновников собралась, чтобы скоординировать нацистское окончательное решение еврейского вопроса под общим руководством РСХА. Председательствовал на встрече Рейнхард Гейдрих, именно он и задавал общий тон. Некоторые аспекты остались непроясненными, но общая цель была понятна: европейских евреев необходимо сосредоточить на оккупированных восточных территориях, после чего либо убить сразу, либо довести до смерти трудом. Концепция «уничтожения трудом» была важным элементом тех планов. Как выразился в Ванзе Гейдрих – согласно протоколу, который вел секретарь РСХА Адольф Эйхман, сумевший организовать депортации из стран Западной и Центральной Европы, – на Востоке необходимо будет сформировать крупные рабочие подразделения для тяжелого труда по строительству дорог: «Несомненно, немалое количество их рабочих падет жертвой естественной убыли». Хотя детали не прояснялись, очевидно, что в этих планах геноцида лагерям не отводилось места ни как центрам истребления, ни уничтожения трудом. В повестке дня совещания в Ванзе концлагеря не стояли, и ни один представитель системы концлагерей на собрание приглашен не был.

Однако несколько дней спустя после Ванзейской конференции лидеры СС сменили пластинку. Как представляется, основной причиной этого стало окончательное осознание того, что планам создания грандиозных немецких колоний-поселений на Востоке никогда не суждено сбыться. Возводить их рассчитывалось силами советских военнопленных, а их приток в концлагеря значительно ослабел, да и не все прибывали в лагеря живыми. Теперь в СС лихорадочно подыскивали им замену. И вскоре нашли: вместо пленных советских солдат гигантские поселения будут строить евреи. 26 января 1942 года, всего шесть дней спустя после Ванзе, Гиммлер направил Глюксу телекс с директивой изменить планы. Гиммлер указал, что в ближайшем будущем значительно притока советских военнопленных не ожидается, и он решил направить в концлагеря большое количество евреев: «В ближайшие четыре недели будьте готовы разместить в концлагерях до 100 тысяч Евреев и 50 тысяч евреек».

Решение о замене советских военнопленных евреями было принято верхушкой нацистского руководства спонтанно. 25 января, за день до того, как он ввел в курс дела Глюкса, Гиммлер, по-видимому, обсудил задействование еврейских рабочих с Освальдом Полем. Сразу после этого Гиммлер, очевидно, включил свой план в обсуждение на совещании в штаб-квартире фюрера. Во время обеда Гитлер разглагольствовал о необходимости очистить Европу от евреев: «Если [еврей] упадет на дороге, я ему помогать не буду, я вижу лишь один выход: полное уничтожение, если они не уходят добровольно. Почему я должен смотреть на еврея иначе, чем на русского заключенного?» Вскоре после обеда Гиммлер ввел в курс дела Гейдриха, позвонив ему в Прагу. Примечание к этому разговору в рабочем дневнике Гиммлера гласит: «евреев – в концлагеря».

Новая схема Гиммлера застигла инспектора концлагерей СС Глюкса и его людей врасплох. За последние недели в Инспекции концентрационных лагерей (ИКЛ) придумали свой собственный, куда более скромный план эксплуатации заключенных-евреев. Когда стало ясно, что циклопические проекты для Майданека силами советских военнопленных реализовать не удастся, 19 января 1942 года ИКЛ издала приказ направить в Майданек из других концлагерей «трудоспособных» заключенных-евреев. Однако планы пришлось кардинально менять на ходу, когда всего неделей позже Гиммлер вдруг сообщил о том, что откуда-то уже везут огромное количество евреев. Управленцы ИКЛ в Ораниенбурге сразу же отказались от мелких транспортов в Майданек из других лагерей и сосредоточились на подготовке системы концлагерей к массовому поступлению евреев извне.

Но, заявляя о скором притоке до 150 тысяч заключенных-евреев, Гиммлер явно забегал вперед. Не впервые его амбиции превзошли потенциал СС, и миновало два месяца, прежде чем первые транспорты тронулись в путь. За это время было принято несколько ключевых решений. Одно касалось жертв. Первоначально Гиммлер намеревался немедленно депортировать в концлагеря немецких евреев, но от этого плана отказались. Вместо этого в центре внимания СС оказались сочтенные «трудоспособными» евреи из двух других стран – Словакии и Франции. Тем временем в ИКЛ подтвердили пункты назначения предстоящих массовых депортаций – Майданек и Освенцим. Этот выбор был очевиден. Ранее оба лагеря предназначались для огромного числа советских военнопленных; а поскольку теперь им на смену должны были прийти евреи, то по логике СС и размещать их следовало в тех же самых лагерях. На практике Освенцим стал основным пунктом депортации евреев из стран Западной и Центральной Европы по причине географической близости, удобного транспортного сообщения и совершенной инфраструктуры.

Новая роль Освенцима побудила руководство СС выдвинуть в конце февраля 1942 года две крупные инициативы. Во-первых, в Бжезинке решили построить крематорий большой мощности (производительностью до 800 трупов в сутки). Планы ввода в эксплуатацию нового мощного крематория были не новы. Эсэсовские проектировщики еще осенью 1941 года намеревались построить в Освенциме крематорий, способный справиться с ожидаемым всплеском смертности заключенных в громадном новом лагере для советских военнопленных. А 27 февраля 1942 года в ходе инспекции главного строителя СС Ганса Каммлера место строительства крематория решили перенести в Бжезинку. Вскоре туда планировали депортировать множество заключенных-евреев, которым в конечном итоге предстояло оказаться в печах в результате «уничтожения трудом». И Каммлер, судя по всему, пришел к заключению: а стоит ли тащить их трупы обратно в главный лагерь, если их спокойно можно сжечь прямо здесь, в Бжезинке?

Во-вторых, в соответствии с гиммлеровскими планами депортаций Освенцим стали готовить к массовому притоку женщин. Гиммлер обратился к своим экспертам по содержанию женщин из Равенсбрюка. Посетив лагерь 3 марта 1942 года, он на следующий день дал указания развившему бурную деятельность Полю. 10 марта 1942 года из ИКЛ поступил приказ откомандировать двух офицеров СС из Освенцима в Равенсбрюк для «ознакомления с опытом работы женского концлагеря». А затем главную надзирательницу лагеря Равенсбрюк Йоганну Лангефельд командировали в противоположном направлении, назначив начальницей новой женской зоны Освенцима; позже к ней присоединились еще около 20 надзирательниц Равенсбрюка. По прибытии туда Лангефельд убедилась, что эсэсовцы Освенцима уже готовили новую зону для женщин, первоначально в бараках 1–10 главного лагеря. По приказу Хёсса начали спешно возводить стену, отделявшую женскую зону от мужского лагеря. То есть в лагере готовились к размещению огромного притока женщин-заключенных, ожидавшегося во второй половине войны.

Систематические массовые депортации евреев в Освенцим начались в конце марта 1942 года. Первый состав РСХА с 999 женщинами из Словакии прибыл 26 марта; через два дня второй словацкий транспорт доставил еще 798 женщин. Затем 30 марта до лагеря добрался первый массовый транспорт из Франции – еще свыше 1100 человек. Этот состав, десятки товарных вагонов которого до отказа набили заключенными, выдав им лишь скудный паек, провел в пути несколько дней; поэтому часть заключенных погибла в пути. Среди прибывших утром 30 марта был и Станислав Янковски. Подобно многим другим депортированным из Франции евреям, 31-летний плотник был эмигрантом из Польши. Янковски вырос в бедной семье в городе Отвоцк к юго-востоку от Варшавы, где в юности примкнул к коммунистическому движению. В 1937 году он оправился в Испанию, чтобы сражаться в гражданской войне. После разгрома республиканцев его подразделение в начале 1939 года перешло границу Франции, где его арестовали. Так началась история его более чем двухлетних мытарств интернированного на французской земле. Из лагеря в Аржелес-Сюр-Мер на средиземноморском побережье близ границы с Испанией Янковски удалось бежать в Париж. Однако вскоре французская полиция снова его схватила. Сначала его отправили в Дранси (на севере Большого Парижа) – новый лагерь для интернированных евреев в этом парижском пригороде, откуда ушло большинство французских транспортов в Освенцим, – а позже перевели в Компьень как «заложника» немецких военных властей. Именно здесь в один из мартовских дней 1942 года Янковского вместе с другими заключенными-евреями собрали в отдельной зоне и сообщили, что направляют для тяжелых работ на Восток.

Выстроив заключенных, среди которых был Янковски, в колонну по пять человек, эсэсовцы ударами палок погнали их к главному лагерю Освенцим. Внутри большой огороженной зоны на узников немедленно обрушились еще более жестокие побои – тут они впервые почувствовали вкус эсэсовского «спорта» – и получили жалкий паек. Затем их вновь погнали куда-то. Окруженные конными эсэсовцами, они, увязая деревянными башмаками в болотистой почве, почти бегом двинулись в Бжезинку. В воротах нового корпуса их дожидались вооруженные дубинками эсэсовцы и капо. Станислав Янковски вспоминал, что несколько заключенных забили до смерти и «идущим следом приходилось через них перепрыгивать, чтобы войти в лагерь». Затем их собрали на плацу Бжезинки для первой переклички, изможденных, запуганных, в кровь избитых и в только что выданных, но заляпанных пятнами робах. Эти робы таили в себе скрытый смысл. Французских евреев, как и привезенных несколько дней назад словацких евреек, переодели в обмундирование убитых советских военнопленных. Скорее всего, лагерные эсэсовцы решили упростить до минимума проблему постоянной нехватки одежды. Но полученное обмундирование было символом скорой гибели новоприбывших: привезенные в Освенцим на замену советским военнопленным, они должны были повторить их участь. Заключенные-евреи, которым была известна судьба советских военнопленных, эту символику осознавали; ходили даже слухи, что тысячи советских военнопленных захоронены прямо под еврейскими мужскими бараками Бжезинки.

Весной 1942 года Освенциму до «столицы холокоста», как его назвал историк Питер Хейс, предстоял еще долгий путь. Однако лагерь этот, без всякого сомнения, уже участвовал в разрабатываемой программе общеевропейского уничтожения евреев. Правда, численность заключенных-евреев по-прежнему была далека до названных еще в конце января Гиммлером цифр. К концу июня 1942 года, три месяца спустя после начала депортаций РСХА, 16 транспортов из Франции и Словакии доставили в Освенцим около 16 тысяч евреев. И никого из заключенных пока что не убивали сразу по прибытии. Их держали в качестве рабов, и Освенцим должен был предоставить им некое минимальное обеспечение. Управленцы ИКЛ, вероятнее всего, хотели избежать повторения истории с повальной гибелью советских военнопленных; Артур Либехеншель еще за несколько месяцев предупреждал комендантов, что «необходимо сделать все для сохранения трудоспособных евреев».

Однако в действительности все обстояло иначе. Освенцим нес евреям смерть, даже не будучи еще в статусе полноценного лагеря уничтожения; из прибывших весной и летом 1942 года еврейских узников около двух третей или даже больше умерли в течение первых восьми недель. Несколько транспортов РСХА будто и не было – из 464 евреев города Жилина (Словакия), прибывших 19 апреля, три месяца спустя в живых оставалось лишь 17 человек. Поскольку словацкие власти начали депортировать евреев целыми семьями, среди погибших были и дети – мальчики; самому младшему из жертв – Эрнесту Шварцу – было 7 лет, он выдержал в лагере всего лишь месяц.

Заключенные-евреи мужчины в Бжезинке страдали от тяжелых условий, смертельных побоев и изнурительной работы. Местные эсэсовцы, считая Бжезинку местом для обреченных, всю весну 1942 года руководили грандиозным караваном смерти. Лагерь еще строился, и готовы были лишь немногие примитивные бараки. Все утопало в грязи и экскрементах, не хватало самого элементарного, вплоть до продовольствия и медикаментов. Множество евреев заставляли трудиться на строительстве лагеря, нередко выполняя бессмысленную работу. Переживших эти тяготы узников расстреляли, забили до смерти или умертвили иным способом после того, как с первой декады мая 1942 года в Бжезинке приступили к селекции ослабевших и нетрудоспособных узников.

А всего в трех километрах, в главном лагере Освенцим, не менее страшная участь ожидала весной 1942 года еврейских женщин, составлявших подавляющее большинство узниц новой быстро разраставшейся женской зоны. Временно подчиняясь Равенсбрюку (организационно войдя в комплекс Освенцима лишь в июле 1942 года), она вскоре обогнала основной лагерь. К концу апреля 1942 года в Освенциме содержалось более 6700 женщин по сравнению примерно с 5800 в Равенсбрюке; стремительно растущая временная женская зона Освенцима оставила Равенсбрюк позади всего за месяц – один из первых признаков влияния холокоста на всю обширную эсэсовскую лагерную систему. В ближайшие месяцы узниц в женской зоне Освенцима еще прибавилось, и она оказалась чудовищно переполнена; в конце июня 1942 года на ее территории возвели дополнительные деревянные бараки, зажатые между старыми каменными.

Женский лагерь представлял собой санитарную катастрофу. Свирепствовали дизентерия, пневмония, гнойные посттравматические инфекции, тиф, запредельных показателей достиг и производственный травматизм – как следствие тяжелого труда в сельском хозяйстве и строительстве. Множество больных и слабых узниц отобрали для уничтожения; одних отравили газом, других – инъекциями фенола. В результате женская смертность в Освенциме оказалась беспрецедентной за всю историю концлагерей. И в августе 1942 года, когда уцелевших перевели в новый сектор I в Бжезинке, около трети из 15–17 тысяч узниц, которых депортировали в главный лагерь с конца марта, уже погибли.

Холокост изменял облик Освенцима. Разрастался сам лагерный комплекс, пропорционально увеличивалась и численность его узников, подскочив примерно с 12 тысяч в начале января 1942 года примерно до 21 400 в начале мая, включая и несколько тысяч женщин. Но Освенцим изменился не в одночасье; в конце концов, и массовая смертность, и массовое умерщвление были частью лагерной повседневности, в особенности с осени 1941 года, когда стали прибывать советские военнопленные и когда стали планировать расширение лагеря в Бжезинке. Даже весной 1942 года Освенцим все еще пребывал на периферии холокоста. Путь к массовому геноциду проскочили за несколько месяцев, и он состоял из трех ключевых этапов. Первым, как мы только что убедились, стали развернувшиеся с конца марта 1942 года массовые депортации РСХА. А всего несколько недель спустя начался и второй.

С мая 1942 года Освенцим становится региональным лагерем смерти для систематического уничтожения евреев Силезии. Как «нетрудоспособных» евреев Вартегау убивали в Хелмно, так и признанных непригодными для работы евреев из Силезии уничтожали в Освенциме. В Освенциме стали практиковать оба элемента нацистского окончательного решения – и немедленное уничтожение, и приводящий к гибели принудительный труд – в зависимости от того, откуда прибывали транспорты: «нетрудоспособных» евреев из Силезии убивали сразу же по прибытии, а евреев из других мест регистрировали как обычных заключенных и уничтожали трудом. Подобное уже имело место в Освенциме осенью 1941 года в отношении советских военнопленных.

Подробности превращения Освенцима в региональный центр умерщвления холокоста неизвестны. Подлинных документов не сохранилось, а послевоенные свидетельства таких ключевых фигур, как Рудольф Хёсс и Адольф Эйхман, противоречивы и неточны. Известно лишь, что Эйхман неоднократно приезжал в Освенцим для координации так называемого окончательного решения еврейского вопроса. У него установились приятельские отношения с «дорогим товарищем и другом» Хёссом, в котором ему импонировала «пунктуальность», «скромность» и то, что он «примерный семьянин». Молчаливый Хёсс также увидел в Эйхмане родственную душу, и они перешли на «ты». Иногда после долгого рабочего дня, осмотра лагеря или поездки к одному из новых зданий два рьяных организатора массовых убийств вместе отдыхали, курили и выпивали, а на следующее утро выходили к совместному завтраку. В первый раз Эйхман приехал в Освенцим, вероятнее всего, весной 1942 года, в марте или апреле. Подготовка к депортациям РСХА из Франции и Словакии – которыми он руководил – шла полным ходом, и он, по-видимому, ездил в лагерь держать совет с комендантом Хёссом об этих и следующих транспортах. Эйхман, судя по всему, предупредил его, что в ближайшее время из Верхней Силезии прибудет транспорт евреев, отобранных для немедленного уничтожения. Безусловно, эта встреча была лишь одной из многих. В ближайшие месяцы Эйхман часто совещался с Хёссом и старшими офицерами лагеря, чтобы в преддверии массовых депортаций определить «потенциал» Освенцима; «в конце концов», как пояснял Эйхман много лет спустя, эсэсовцы Освенцима должны были знать, «сколько человеческого материала я планировал им направить».

Не мог обойти вниманием растущую роль Освенцима в нацистском «окончательном решении» и шеф ВФХА Освальд Поль, где-то в начале апреля 1942 года прибывший в лагерь с первым в ранге вновь назначенного руководителя системы концлагерей официальным визитом. В тот период Поль тесно взаимодействовал с Гиммлером – в середине апреля встречался с ним множество раз – и, несомненно, был в курсе главных замыслов нацистских руководителей, дорисовывавших контуры политики панъевропейского уничтожения евреев.

Вскоре после визита Поля в Освенцим стали прибывать транспорты с обреченными на смерть силезскими евреями. В мае 1942 года около 6500 «нетрудоспособных» евреев депортировали из нескольких городов Верхней Силезии. Многие из них прибыли из Бендзина, находящегося всего в 40 километрах, где первые жертвы попали в крупную облаву, устроенную 12 мая немецкой полицией и еврейской милицией в гетто, в убогом и скученном еврейском секторе городка, некогда важного регионального центра культурной и хозяйственной жизни еврейства. На протяжении следующего месяца из Силезии в Освенцим депортировали еще около 16 тысяч евреев, что позволило нацистским властителям нескольких населенных пунктов с гордостью объявить их «очищенными от евреев».

Свидетелем массового убийства силезских евреев был Филип Мюллер, 20-летний словацкий еврей, депортированный в Освенцим 13 апреля 1942 года и вскоре включенный в зондеркоманду узников, охранявших крематорий главного лагеря, который с осени 1941 года служил и газовой камерой. После войны Мюллер дал свидетельские показания о прибытии в мае и июне 1942 года нескольких транспортов с польскими евреями, среди которых было много пожилых мужчин и женщин, а также матерей с детьми и грудными младенцами. Эсэсовцы, загнав заключенных во двор перед крематорием, приказали им раздеться для помывки. Затем жертв заперли в тускло освещенной, лишенной окон газовой камере внутри крематория. Угодившие в ловушку узники запаниковали. Эсэсовцы кричали: «Не обожгитесь в бане». Несмотря на заглушавший крики шум двигателей, те, кто, как и Филип Мюллер, стояли рядом с крематорием, всё слышали: «Внезапно до нас донеслось хрипение. Потом крики. Было слышно, как вопят дети». Некоторое время спустя крики начали стихать, а затем смолкли совсем».

Массовые убийства, начавшиеся в газовой камере крематория главного лагеря (позже названного крематорий I), вскоре продолжились в новых камерах смерти в Бжезинке. В уединенном месте близ березового леса эсэсовцы переоборудовали в газовую камеру пустующий дом. Небольшое здание, известное как бункер 1 или «маленькое красное здание», переоборудовали без особого труда – окна заложили кирпичом, загерметизировали и усилили двери, а также пробили в стенах небольшие отверстия (закрываемые заслонками) для вброса гранул «Циклона Б». Сотни заключенных загоняли в две комнаты с усыпанным опилками – для впитывания крови и испражнений – полом. Бункер 1 ввели в эксплуатацию, скорее всего, в середине или конце мая 1942 года, а спустя несколько месяцев прекратились убийства газом в крематории главного лагеря. В перемещении массовых убийств газом в Бжезинку эсэсовские палачи видели решение практических проблем геноцида. Осуществлять в видавшем виды, уже давно эксплуатируемом старом крематории массовые убийства и вывозить оттуда трупы на ликвидацию становилось все труднее, кроме того, это привлекало внимание заключенных главного лагеря; перемещение убийств газом в стоящее на отшибе здание в Бжезинке обеспечивал большую эффективность и скрытность. Кроме того, когда Бжезинка превратилась в крупный лагерь для обреченных узников – которых ожидалось еще больше, – стали масштабнее массовые селекции ее зарегистрированных заключенных. С точки зрения эсэсовцев, было куда легче убить отобранных ими заключенных в самой Бжезинке, вместо того чтобы везти их в газовую камеру в главный лагерь. Так Бжезинка стала новым центром массового уничтожения в лагерном комплексе Освенцим.