Глава 3. Расширение
Пятница, 13 мая 1938 года, – этому дню суждено было врезаться в память заключенным Бухенвальда. День выдался погожий и солнечный; весна была в разгаре, и все вокруг лагеря расцвело. Еще стояло раннее утро, солнце быстро всходило над невысокой (478 метров) горой Эттерсберг, но большая группа заключенных уже работала в лесу за территорией лагеря, копая канавы для укладки канализационных труб. Примерно в 9 утра двое заключенных, Эмиль Баргацкий и Петер Форстер, отправились за кофе для всей группы. Как обычно, оба шли по уединенной тропинке, но тут внезапно набросились на сопровождавшего их охранника. Роттенфюрер Альберт Кальвайт, так и не успев открыть огонь, получил удар по голове лопатой. Два узника, уже давно задумавших побег, оттащили тело охранника в подлесок и, прихватив его оружие, опрометью бросились подальше от этого места.
Убийство роттенфюрера Кальвайта вызвало громкий резонанс в СС. Успешные побеги из лагерей были чрезвычайно редки, ибо инспектор Эйке призывал подчиненных стрелять без предупреждения в пытавшихся бежать заключенных. А убийство эсэсовского охранника стало случаем беспрецедентным. Генрих Гиммлер в сопровождении Теодора Эйке уже на следующий день вылетел в Веймар для осмотра лагеря и тела Кальвайта. И объявил охоту на сбежавших заключенных. Региональные газеты пестрели сенсационными репортажами об убийстве эсэсовца, было объявлено солидное вознаграждение – 1000 рейхсмарок – за предоставление сведений, которые помогли бы в розыске и поимке беглецов; не одну неделю в Веймаре только об этом и говорили – редкий случай, когда событие в лагере так взбудоражило общество в конце 1930-х.
22 мая 1938 года, на десятый день после побега, полиция обнаружила скрывавшегося Эмиля Баргацкого – на кирпичном заводе, приблизительно в 200 километрах севернее Бухенвальда. Неделю спустя он предстал перед впопыхах созванным показательным специальным судом в Веймаре. Сообщения в местной печати пестрели деталями из его досье как преступника. Эмиль Баргацкий родился в бедной семье в 1901 году, где был пятнадцатым ребенком. В нелегкий период Веймарской республики Баргацкий изо всех сил пытался удержаться на плаву – работал плотником, мясником и извозчиком. В эти же годы он совершил несколько преступлений. Пресса всячески выставляла эти преступления как дополнительное доказательство его характера и поведения, недостойного разумного человека. Веймарский государственный обвинитель между тем превозносил до небес охранников концентрационных лагерей, защищавших «народное сообщество» от опасных асоциальных элементов, таких как Баргацкий. Он также высказался в пользу «профилактических» арестов асоциальных элементов. Число подобных арестов в конце 1930-х годов возросло, в результате тысячи человек оказались в переполненных концентрационных лагерях – среди них и Эмиль Баргацкий, который находился в Бухенвальде с 1937 года по причине его преступного прошлого.
Судья по делу совершившего убийство Баргацкого в субботу 28 мая 1939 года около двух часов зачитывал обвинительное заключение, после чего объявил смертный приговор. Теперь Баргацкий был переведен в камеру смертников, где дожидался исполнения приговора. Но судьба его круто изменилась после решения Генриха Гиммлера повесить Баргацкого в Бухенвальде в назидание остальным. Гитлер идею одобрил. Рано утром 4 июня 1938 года заключенные Бухенвальда выстроились на плацу для переклички. Их окружили эсэсовские охранники с пулеметами. Около семи часов распахнулись главные ворота, и Эмиля Баргацкого в наручниках вывели на плац. Он шел будто в трансе, и кое-кому из заключенных даже показалось, что приговоренный находится под воздействием наркотиков. Когда судья в черной мантии зачитал смертный приговор, Баргацкий ступил на деревянный ящик, стоявший на сколоченном из досок помосте, и просунул голову в петлю. По команде коменданта Карла Отто Коха ящик выбили из-под ног Баргацкого, в то время как другой заключенный, выступавший в роли палача, рванул на себя веревку; Баргацкий в течение нескольких минут в судорогах погибал в затянувшейся на шее петле. Эсэсовцы так и оставили висеть его труп в течение некоторого времени – зловещее предупреждение всем остальным заключенным лагеря.
СС организовал первую публичную казнь заключенного концентрационного лагеря, и действо это повторило ритуал казни далекого прошлого, став демонстрацией всесилия СС и нацистов. Свершалось оно в присутствии сановников охранных отрядов, в том числе Теодора Эйке, который взахлеб пересказал Гиммлеру детали экзекуции. Лидеры СС не моргнув глазом обернули инцидент в свою пользу, стремясь нажить политический капитал и представив его как очередное доказательство варварской натуры заключенных и первостепенной важности лагерей. Еще до казни Баргацкого одно из известных периодических изданий СС попыталось повысить статус лагерей СС в бьющей на эмоции статье, поместив рядом фото обоих беглецов и убитого ими охранника. Последний был представлен в героической позе. Статья, слово в слово повторявшая напутствия и высказывания Эйке, утверждала, что «трусливое нападение» двух «в расовом отношении неполноценных преступников» наглядно доказывает, насколько опасна миссия политических солдат СС (в действительности лагерные эсэсовцы куда чаще попадали под пули своих перепивших коллег, чем оказывались жертвами нападений заключенных). Под заголовком «Он погиб за нас!» влиятельный еженедельник СС в лирико-трагичном тоне расписывал роттенфюрера Кальвайта, явно рассчитывая внести его в пантеон нацистских мучеников, и рассыпал похвалы в адрес других незаметных героев «Мертвой головы» СС, тех, кто «постоянно сталкивается с врагом», в то время как остальная Германия «мирно исполняет свой ежедневный долг». Необходимо было представить эсэсовских охранников как отважных защитников страны, чтобы заручиться поддержкой общественности инициатив Эйке по их вербовке, ибо в ходе подготовки к предстоящей войне лагерную систему намечалось значительно расширить.
И что самое важное – лагерные СС восприняли факт гибели роттенфюрера Кальвайта как призыв к насилию. Даже в отдаленном Дахау охранники грозили расправой заключенным. В самом Бухенвальде эсэсовцы просто неистовствовали. Коллективные наказания всегда следовали за попытками побегов, но в пятницу, 13 мая 1938 года, насилие достигло невиданных высот. По пути в лагерь с места работ охранники избивали заключенных плетьми, мучили их до тех пор, пока несколько человек не свалились без чувств. Более того, в тот день охранники убили как минимум двух узников Бухенвальда. Как заявил комендант лагеря Кох, остальные пусть не надеются на сладкую жизнь. И он сдержал слово – избиения и акты насилия следовали одно за другим. Во время одного инцидента, примерно спустя три недели после казни Баргацкого, эсэсовцы разбили несколько окон в бараках заключенных, разодрали десятки одеял, сотни соломенных матрасов. Досталось и людям – в результате трое заключенных были забиты до смерти.
Командование СС поддерживало эту жесткую линию. В хвалебной песне убитому охраннику в «Фёлькишер беобахтер» Теодор Эйке предупредил, что «враги государства» столкнутся с «железной дисциплиной». Гиммлер во время визита в Бухенвальд 14 мая 1938 года, по сути, повторил сказанное Эйке и два дня спустя в письме имперскому министру юстиции Гюртнеру вновь указал на необходимость принятия более строгих мер в отношении заключенных. Ранее, напомнил Гиммлер, он ответил на претензии Гюртнера о злоупотреблениях эсэсовцев при применении огнестрельного оружия тем, что распорядился о том, чтобы его подчиненные применяли оружие реже, но «эффективнее». Эта попытка косвенно обвинить Гюртнера в гибели охранника в Бухенвальде была абсурдна – роттенфюрер Кальвайт слишком близко подошел к двоим заключенным, что являлось нарушением инструкции СС. Однако это не помешало Гиммлеру объявить, что, дескать, отныне охранники будут всегда держать оружие наготове. Это напоминание должно было упредить всякого рода обвинения в адрес лагерных эсэсовцев, выдвинутые в будущем.
Чванливо-самодовольная манера Гиммлера свидетельствовала о возрастании его статуса в рейхе в конце 1930-х годов. Безусловно, в тот период его СС еще не были всесильными. Присутствие судьи во время исполнения приговора Эмилю Баргацкому в Бухенвальде было напоминанием, что именно суд объявил смертный приговор, но никак не СС. Кроме того, сама процедура исполнения приговора пока что оставалась в довоенных концлагерях исключением. Но все же она придала фюрерам СС уверенности в их стремлении узурпировать монопольное право судебных органов выносить смертные приговоры. На самом деле СС уже его узурпировали: лагерные эсэсовцы убили намного больше заключенных в конце 1930-х годов, чем когда-либо раньше. В Бухенвальде СС после гибели роттенфюрера Кальвайта просто распоясались – только за июнь – июль 1938 года погибли 168 заключенных – по сравнению с семью в марте – апреле. И в других лагерях СС участились случаи насилия в последние годы перед Второй мировой войной, сулившей значительное расширение и увеличение числа концентрационных и рабочих лагерей. Ничто не могло остановить их расползания.
