Глава 13

Экспонированную фотобумагу Виктория обмакнула в проявляющий раствор, затем окинула взглядом снимки, висевшие на веревке в фотокомнате.

Нет, она действительно не жалела, что сходила на показ мод вместе с Констанс. Не только из-за платьев, которые все были просто чудесны. Она смогла сделать несколько снимков для «Морнинг Стар». После показа они с Констанс бродили по отделу флористики. Там Виктория наткнулась на мужчину, который как раз принес свежие срезанные цветы. Крупный парень с руками, покрытыми татуировками, не обращая внимания на роскошь вокруг, нес на голове стопку пустых корзин, как делали рабочие в Ковент-гардене. В петельке его жилетки торчал подснежник.

Контраст между неуклюжей фигурой мужчины и нежным цветком показался Виктории восхитительным, и она запечатлела его. Затем она обнаружила сосредоточенно разглядывавшую горшочек с гиацинтами пожилую леди, которая, судя по ее простой одежде, лишь изредка могла себе позволить купить что-то в «Хэрродсе». Весенние платья она тоже сфотографировала.

«Завтра утром я отнесу снимки мистеру Паркеру, – решила Виктория, – а затем пройдусь по центру города и паркам, чтобы сделать и другие снимки». Снова обратив внимание на снимок в проявляющем растворе, она осторожно передвинула его из стороны в сторону. На нем появилось лицо миссис Оливер. Виктория и раньше несколько раз экспериментировала с коллажами, поэтому ей пришла в голову идея снять фотографию в газете и заменить закрытые глаза миссис Оливер открытыми глазами с другого женского портрета. Воротничок одежды служанки она добавила с другой фотографии.

Виктория щипцами вынула снимок из ванночки и тоже повесила сушиться на веревку. Результат получился неплохим. По крайней мере, при виде фотографии никто не подумает, что на ней изображена мертвая женщина. Девушка собиралась развесить снимки на жилых домах вокруг Холланд-парка в надежде на то, что, если миссис Оливер – та женщина, которая увела Энни Шенвик после пожара, кто-то сможет узнать ее. Фотография умершей не совсем подходила для этой цели. Люди наверняка сообщили бы в полицию, а Виктория хотела этого избежать.

Делая следующие снимки, она снова мыслями вернулась к показу мод. При виде элегантного черного платья для верховой езды с черной бархатной юбкой и бархатной оторочкой на воротнике и рукавах она с трудом удержалась, вспомнив о решении не занимать деньги у Констанс. И одно вечернее платье понравилось ей особенно сильно, хотя его, судя по узкой талии, можно было носить только с корсетом. Перед был выполнен из серебристого шелка в складку, спина и рукава, доходившие до локтей, – из темно-зеленого бархата с вплетенными в него крупными цветами. Воздушное серебристое кружево обрамляло декольте и края рукавов. «Ах, какой смысл снова мечтать об этом платье! Для меня его стоимость совершенно неподъемна», – меланхолично размышляла Виктория.

Она только что выудила из проявляющего раствора добрую дюжину снимков, когда услышала, как в замке повернулся ключ. Вернувшись домой, она нашла на кухонном столе загадочную записку. В ней Хопкинс сообщал ей, что намеревается посетить паб под названием «Золотой лев», чтобы навести там справки о сэре Френсисе. Девушке не терпелось узнать, что же ему удалось выяснить.

– Я принимал участие во встрече слуг мужского пола, занимающих высокую должность, то есть дворецких и личных камердинеров хозяев дома, – с достоинством сообщил Хопкинс, придя на кухню.

Он вытер посуду, стоявшую рядом с умывальником. Очевидно, ближе к вечеру он занимался выпечкой, поскольку по возвращении домой в нос Виктории ударил аромат свежего пирога.

– А я и не знала, что бывают такие встречи. – Девушка едва удержалась, чтобы не заметить, что, на ее взгляд, они должны быть очень чопорными.

– Встречи проходят каждые две недели. – Хопкинс поставил белую чашу для взбивания на предназначенное для нее место в кухонном шкафу. – Причем «Золотой лев» – это весьма респектабельный паб. Там бывают в основном служащие высшего ранга и адвокаты. Он находится на окраине судебного квартала. На таких встречах представляется возможность навести справки об освободившихся должностях, там обсуждаются самые свежие сплетни. Не все слуги соблюдают строгую конфиденциальность, хотя высокая должность к этому вообще-то обязывает. Как бы там ни было… Я подумал, возможно, кто-то из дворецких знает какие-то подробности о частной жизни сэра Френсиса.

Поскольку лицо Хопкинса выражало удовлетворение, Виктория сказала:

– Полагаю, вам сопутствовала удача?

– Совершенно верно, – Хопкинс смахнул пылинку с медной формочки и повесил ее на предназначенный для нее крючок на стене, а затем присоединился к сидевшей за столом Виктории. – Я встретил одного из своих бывших коллег, мистера Мерримена, который сейчас служит дворецким у лорда Эрандела. В юности мы оба два года работали лакеями.

– Неужели вы когда-то были лакеем, Хопкинс? – решила поддразнить его Виктория.

– О, я, как и многие дворецкие, начинал в должности помощника слуги. – Хопкинс махнул рукой. – Как того хотел случай или, быть может, сама удача, мистер Мерримен хорошо знает мистера Гордона, дворецкого сэра Френсиса. По словам мистера Гордона, слуги не слишком любили сэра Френсиса.

– Вряд ли это должно удивлять нас, – ответила Виктория. – Я пока не встречала человека, которому бы по-настоящему нравился сэр Френсис.

– Но это не самое важное из того, что я узнал, – покачал головой Хопкинс. – Дом на Сент-Джеймс-сквер обставлен с большим шиком, как и загородный дом сэра Френсиса под Сайренсестером. Кроме того, у министерского чиновника значительное количество слуг, гораздо больше, чем требовалось бы холостяку. Мистер Гордон выразил удивление насчет того, как сэр Френсис умудрялся все это финансировать. Его семья была не слишком зажиточной, а должность в министерстве внутренних дел хоть и была значительной, однако же, как это часто бывает, не слишком высокооплачиваемой. Кроме того, ничего не известно о том, чтобы мистер Сандерленд получил богатое наследство.

– Что опять же может указывать на то, что сэр Френсис был вымогателем, – задумчиво произнесла Виктория.

– Я тоже сделал аналогичные выводы, – кивнул Хопкинс. – Но мистер Мерримен выяснил у мистера Гордона и кое-что еще. Судя по всему, дворецкому было что сказать. Возможно, сыграло роль потрясение вследствие смерти сэра Френсиса. Как бы там ни было, по словам мистера Гордона, несколько недель тому назад в дом на Сент-Джеймс-сквер кто-то вломился. Украли часть серебра, что, однако же, не слишком разозлило или встревожило сэра Френсиса. Более того, он сказал мистеру Гордону, что, судя по всему, вор не нашел в доме того, что искал.

– То есть он хотел сказать, что взлом был лишь для отвода глаз?

– Мистер Гордон истолковал именно так, да. Хотя он понятия не имел, что на самом деле нужно было вору, по мнению сэра Френсиса. Дворецкий рассказал об этом инспектору Эрмитейджу, однако Скотленд-Ярд, похоже, не заинтересовался этим вопросом.

– Что совершенно неудивительно, поскольку этот взлом нельзя связать с политическим мотивом убийства, – саркастично заметила Виктория.

– Совершенно согласен с вами, – кивнул Хопкинс.

– Это была прекрасная идея с вашей стороны – пойти на эту встречу, – улыбнулась ему девушка.

– Но и это еще не все. – Хопкинс скромно потупил взгляд. – Благодаря встрече с мистером Меррименом и воспоминаниям о годах, которые мы провели вместе, я вспомнил, почему мне показался знакомым особняк, изображенный на фотографии из комнаты миссис Оливер. Это Бликлинг-холл, поместье на востоке Корнуэлла. Мы с мистером Меррименом сопровождали однажды наших тогдашних хозяев во время визита. Полагаю, с тех пор прошло уже лет сорок.

– Неудивительно, что вы не сразу вспомнили его.

– Если вы не против, мисс Виктория, я бы съездил туда завтра. Первый поезд с вокзала Ватерлоо в Корнуэлл отправляется в начале восьмого утра. Поместье довольно уединенное и далеко расположено, поэтому весьма вероятно, что я вернусь только послезавтра. Попросить миссис Доджсон вести у вас хозяйство во время моего отсутствия? Она ведь по утрам свободна.

– Хопкинс, в этом действительно нет нужды. Я и сама справлюсь, – энергично заявила Виктория.

– Что ж, как скажете… – по виду Хопкинса нельзя было сказать, что девушка сумела убедить его, однако же дворецкий был слишком вежлив, чтобы высказать свои сомнения. – Вы собираетесь в ближайшее время навестить мистера Паркера? Кроме рецепта паштета из ягнятины, у меня есть еще один – пирога с сиропом из цитрусовых, вкус которого я улучшил благодаря горькому мармеладу и маку.

– Звучит очень вкусно.

– Хотите попробовать пирог?

В голосе Хопкинса слышалось нетерпение, и Виктория поспешно согласилась. Старый дворецкий вынул из холодильника жестяную банку, из которой достал пирог, отрезал кусочек и подал Виктории на тарелке с серебряной вилкой.

Виктория попробовала.

– Действительно очень вкусно, – заявила она с полным ртом, откусив кусочек.

Хопкинс просиял.

– Значит, вы полагаете, что этот рецепт тоже, как и рецепт паштета из ягнятины, подходит для моей колонки?

– Конечно! Ах, Хопкинс, простите меня! – Виктория опустила вилку. – Со всеми этими треволнениями я совершенно забыла сказать вам, что мистер Паркер хотел бы в будущем публиковать вашу колонку два раза в неделю. Читательницы в полном восторге.

Хопкинс ненадолго задумался.

– Что ж, если колонка завоевала такой успех, значит, стоит потребовать больший гонорар, – произнес он. – Я предлагаю, чтобы вы сообщили мистеру Паркеру, что миссис Эллингем чувствует себя польщенной в связи с таким предложением, но хочет получать за колонку в полтора раза больше прежнего.

Виктория покачала головой и рассмеялась.

– Хопкинс, это отличная идея.

Когда на следующее утро Виктория вышла на кухню около восьми утра, стол для нее был уже накрыт, Хопкинс заварил чай и поставил его на стол в чайнике-термосе. После завтрака Виктория сложила снимки в сумочку, в том числе и измененные снимки миссис Оливер – одну из них она отдала Хопкинсу для путешествия в Корнуэлл, а затем отправилась в «Морнинг Стар».

Мистер Паркер отреагировал на переданные Хопкинсом рецепты паштета из ягнятины и пирога с энтузиазмом, а к фотографиям Виктории отнесся благосклонно. После недолгого сопротивления – Виктория считала, что это было скорее данью традиции – он принял требования миссис Эллингем по поводу гонорара. Он выкупил у девушки весенние мотивы и снимки моделей платьев и, прежде чем отпустить Викторию, поручил ей сделать другие снимки природы, поскольку погода значительно улучшилась.

Вообще-то девушка собиралась отправиться после визита в редакцию в Холланд-парк, однако, выйдя из здания, где была расположена редакция газеты, остановилась. «Может быть, стоит рассказать мистеру Райдеру о миссис Оливер и ее связи с сэром Френсисом», – подумала она и приняла решение. Возможно, он сумел выяснить что-то, что поможет им с Хопкинсом.

Здание, где располагалась редакция «Спектейтора», находилось дальше на восток по Флит-стрит. Группа итальянских уличных музыкантов и яркое солнце создавали на оживленной улице почти средиземноморскую атмосферу. Виктория невольно вспомнила о времени, проведенном в Италии. Благодаря мистеру Паркеру в бюджете снова появились деньги, поэтому девушка, не мучась угрызениями совести, положила десятипенсовик в футляр для скрипки одного из музыкантов.

Джереми Райдера Виктория нашла в большом кабинете с окнами на третьем этаже здания редакции. На его письменном столе в беспорядке громоздились стопки книг, фотографий и записок, однако девушка решила, что это ему очень подходит. В печатную машинку был вставлен наполовину запечатанный лист бумаги. Волосы у Райдера торчали во все стороны, словно за написанием статьи он часто проводил по ним рукой.

– Мисс Бредон, вы действительно зашли в гости! – Молодой репортер откинулся на спинку стула и улыбнулся ей.

– Пришла еще раз поблагодарить за фотографию в газете. Она очень обрадовала нашу приходящую прислугу и сослужила хорошую службу Хопкинсу, моему дворецкому. – Виктория улыбнулась ему в ответ.

– Что вы, мне было приятно. Не хотите прогуляться со мной? Я как раз закончил статью, и мне нужно проветриться.

– С удовольствием, – кивнула девушка, радуясь возможности поговорить без свидетелей.

Журналист вынул из печатной машинки лист бумаги и взял со стола еще несколько исписанных страниц.

– Сейчас, только отдам их дежурному редактору.

Когда они вышли из здания, Виктория купила у уличного торговца две бутылки имбирного лимонада, а затем они пошли по солнечной стороне Флит-стрит в сторону Темзы. Музыканты пошли дальше, но время от времени сквозь топот копыт, стук колес и голоса прохожих доносились обрывки их песен.

– Вчера я навестил маркиза Блейкенуэлла, сделав вид, что хочу узнать его мнение по поводу смерти сэра Френсиса, – произнес Джереми Райдер. – «Был подло убит ваш товарищ по партии, строго консервативные взгляды которого вы разделяли, – начал я. – Что вы хотели бы сообщить нашим читателям о нем и нашей стране?» Как и предполагалось, Блейкенуэлл на все лады расхваливал сэра Френсиса, глубоко сожалел о его кончине и полагал, что страна в опасности. Когда же я упомянул, что один мой добрый знакомый видел, как он спорил с Сандерлендом в дворцовом парке, совершенно вышел из себя и вышвырнул меня. А потом пожаловался моему главному редактору. Я уверен, что ему действительно есть что скрывать.

– У вас были неприятности по этому поводу? – встревожилась Виктория.

– Я поклялся ему, что узнал о ссоре из действительно надежного источника, и он мне поверил, – усмехнулся Джереми Райдер. – Мой шеф даже согласился с тем, чтобы в статье, которую я только что завершил, была поставлена под сомнение теория Скотленд-Ярда, согласно которой сэр Френсис был убит радикалами. Судя по всему, Сандерленд был ему не слишком симпатичен. Вполне возможно, что он пытался давить на нашу газету из-за либеральной позиции.

– Когда сэр Френсис пригласил меня к себе в кабинет, я встретилась там с одной женщиной. Ее звали – по крайней мере, она назвалась так – миссис Оливер. Ее убили за несколько часов до убийства сэра Френсиса, – и Виктория поведала Джереми Райдеру о том, что они с Хопкинсом выяснили о загадочной незнакомке. Однако девушка не стала говорить о том, что надеется, что миссис Оливер поможет раскрыть тайну ее отца.

– Вы ведь наверняка сообщили Скотленд-Ярду о том, что эта женщина и сэр Френсис были знакомы?

– Нет, не сообщила, – покачала головой Виктория, пытаясь увернуться от мужчины, затаскивавшего велосипед на тротуар. Они свернули на Бувери-стрит, переходившую в Темпл-авеню, и пошли мимо Темпл-инна, внушительного вида здания суда, выстроенного в готическом стиле, в одной из немногих частей города, которые пережили Великий пожар 1666 года. В конце улицы между домами показался берег Темзы.

Виктория обернулась к отставшему от нее на шаг Джереми Райдеру.

– С одной стороны, ни комиссар, ни инспектор Эрмитейдж все равно бы мне не поверили. А с другой стороны, мы с Хопкинсом приняли решение раскрыть оба убийства. Что ни за что не одобрили бы ни сэр Артур, ни его ведущий следователь. Они наверняка пожаловались бы на меня дедушке. Мой дедушка не мой опекун, но он человек очень влиятельный, и я не хотела бы рисковать и ссориться с ним.

Виктория невольно покраснела, осознав, что только что рассказала молодому человеку, что все еще является несовершеннолетней. К ее огромному облегчению, Джереми Райдер, казалось, не заметил этого.

– Правильно ли я вас понял? – удивленно уставился он на девушку. – Вы со своим дворецким намерены раскрыть два убийства?

– В этом нет ничего удивительного. По крайней мере, что касается Хопкинса, – несколько раздраженно отозвалась Виктория. – Он часто помогал моему отцу. Конечно, не проводить вскрытия, но они вместе ездили на место преступления и обсуждали различные дела. Хопкинс был секретарем моего отца, когда тот писал научные статьи.

– Мисс Бредон, – молодой репортер покачал головой. – Вы снова меня удивляете.

Они дошли до набережной и присели на скамью. Темза была полноводной, вода выходила далеко за пределы фундаментов каменных берегов. Было так тепло, что Виктория сняла пальто и набросила его на плечи. Над рекой, крича, кружили чайки. Они тоже, судя по всему, наслаждались необыкновенно приятной погодой.

Виктория вынула из сумочки одну из фотографий миссис Оливер и протянула ее Джереми Райдеру.

– Вот так, судя по всему, выглядела женщина, которую я встретила в приемной кабинета сэра Френсиса и которая тоже была убита. Я подумала, возможно, вам будет интересно поспрашивать людей, – произнесла она. – Кстати, пару недель тому назад в дом сэра Френсиса на Сент-Джеймс-сквер кто-то вломился, однако инспектор Эрмитейдж счел, что это не имеет значения для расследования убийства.

Журналист с любопытством разглядывал фотографию, а затем положил ее в карман.

– Я поспрашиваю и насчет миссис Оливер, и насчет взлома. Но у меня к вам есть еще несколько вопросов. Почему вы решили расследовать убийства? Другие юные леди – прошу, не обижайтесь на мои слова – в свободное время рисуют акварели, вышивают или музицируют.

– Я просто знаю, что инспектор Эрмитейдж ни на что не годен, – пожала плечами Виктория и решила сказать полуправду. – Кроме того, я полагаю, что Скотленд-Ярд пытается что-то скрыть.

– А как так вышло, что дворецкий стал ассистентом судебного медицинского эксперта? Вы ведь понимаете, мисс Бредон, что это весьма необычное сочетание двух профессий?

– Хопкинс – дворецкий до мозга костей, и его очень интересуют преступления, – Виктория протянула своему спутнику бутылочку лимонада. – Если бы он не стал дворецким моего отца, то, вероятно, ограничился бы тем, что скрупулезно следил за ходом раскрытия преступления в газетах и ходил на заседания суда. Однако таким образом он получил возможность вплотную заняться своей страстью. Мне кажется, что с тех пор, как мы начали свое расследование, он помолодел лет на пять. – Открыв бутылку, девушка сделала глоток лимонада. – Думаю, некоторые люди имеют профессиональные склонности, которые им очень подходят. Расскажите о себе.

– Мне очень нравится быть журналистом. Я люблю проводить исследования и писать. Собрать факты в одну статью – иногда это почти то же самое, что сложить мозаику. Сначала я вижу перед собой лишь отрывки, относительно которых я, однако же, не знаю, как они между собой соотносятся, потом вдруг начинает вырисовываться узор и все становится на свои места.

– Я представляю себе это как момент, когда я кладу фотографию в раствор проявителя и на ней начинают проявляться контуры. Сначала они очень нечеткие, видно лишь серые тона, потом они становятся четче, а затем проявляются все детали.

– Хорошее сравнение, – кивнул Джереми Райдер. Он проследил взглядом за судном, плывшим по Темзе в сторону моря. В клубах дыма порхали чайки, образуя серебристую паутинку из солнечного света. Мгновение были слышны только их крики. – Как уже говорил, я люблю свою профессию. Но иногда я жалею, что не родился раньше на век или два, не смог отправиться в море на паруснике открывать далекие континенты, джунгли и пустыни или, как Джим Хокинс, привезти пиратские сокровища с экзотического острова. Боюсь, во мне погиб неисправимый романтик, – и он снова усмехнулся. – Или во мне все еще живет маленький мальчик, мечтающий о приключениях.

– Я считаю, что мечтать о чем-то очень здорово, – улыбнулась ему Виктория. – Кстати, как маленький мальчик попал в Итон, если мне позволено будет узнать? Вы ведь упоминали в чайной, что знаете лорда Хогарта по этому учебному заведению.

– Можете говорить совершенно откровенно – я не похож на представителя высшей аристократии… – рассмеялся Джереми Райдер.

– Что ж, вы говорите с оксфордским акцентом, а не так, как высшая аристократия. Кроме того, обычно аристократы не работают журналистами.

– А как же лорд Керзон или Уинстон Черчилль, который, в конце концом, был внуком герцога?

– Лорд Керзон писал заметки о путешествиях, а Уинстон Черчилль был военным репортером во время Англо-бурской войны. Оба они не сидели регулярно за столом в редакции, – быстро отозвалась Виктория. – Я не хотела показаться невежливой, когда сказала, что вы не производите впечатления представителя высшего класса. Наоборот, я считаю это весьма положительным качеством. Я от своих родственников-аристократов с удовольствием отказалась бы.

– Не стану вас больше мучить. – Джереми Райдер откинулся на спинку скамьи. – Мой отец родом из старинной семьи адвокатов из Херефорда. В юности он искал приключений и отправился в армию. Судя по всему, тягу к приключениям я унаследовал от него, хотя никогда не испытывал желания стать солдатом. Во время Второй афганской войны мой отец и лорд Элджин сражались вместе. Они подружились, лорд Элджин стал моим крестным отцом. Поскольку у него не было детей, он видел во мне что-то вроде приемного сына и убедил родителей отправить меня в Итон. Школу оплачивал он. Годы обучения там ассоциировались у него с приятными воспоминаниями, кроме того, он хотел помочь мне и дать возможность хорошего старта. Мои родители тоже хотели как лучше. – Джереми Райдер вздохнул и скривился.

– Вам как представителю среднего класса там было непросто?

– Хоть по мне и не видно, я очень хорошо умею за себя постоять, – усмехнулся молодой человек.

– Я еще хорошо помню того парня, которого вы ударили во время демонстрации.

– Верно, а я уже и забыл. В Херефорде была банда уличных мальчишек, с которыми я часто ссорился. По сравнению с ними отпрыски благородных семейств были слабыми противниками. Я довольно быстро сумел снискать к себе уважение. Кроме того, я хорошо играл в регби, что придало мне дополнительных очков. Я благополучно пережил Итон, но не любил его. В отличие от того времени, что провел в Оксфорде. Там я наслаждался каждым днем.

– А что же вы изучали?

– Историю и английскую литературу. До того я год прожил в Германии, слушал в Берлине и Гейдельберге лекции по философии. Интересное было время, но не настолько вдохновляющее, как в Оксфорде. Я рассказал вам о своих мечтах. А вы? Полагаю, у вас есть и другие мечты, помимо того, чтобы найти подходящего мужа?

– Еще бы, – возмутилась Виктория, поспешно прогоняя из мыслей Рэндольфа. – Мне очень нравится заниматься фотографией… – Она была не в настроении говорить с Джереми о родине ее матери.

– Мне кажется или я слышу в вашем голосе «но»?

– Нет, то есть, может быть, да… – Виктория проводила взглядом нескольких прохожих, прогуливавшихся по набережной. – Я люблю фотографировать мгновения, – произнесла она, чуть помедлив. – Если бы я была одна, то взяла бы в руки фотоаппарат и стала фотографировать этих людей, поблескивание Темзы и весеннее небо. Но иногда мне хочется не быть привязанной к аппарату. Я хотела бы уметь запечатлевать людей, места и различные предметы с помощью карандаша или кистей с красками. В детстве я много рисовала. Однако мой отец не любил, когда я занималась этим, поскольку это напоминало ему о моей рано почившей матери. – Виктория пожалела, что именно сейчас перед ее внутренним взором предстало насмешливо ухмыляющееся лицо сэра Френсиса и в памяти всплыли его слова: «Вы никогда не удивлялись, почему ваш отец не хотел, чтобы вы рисовали, хотя у вас к этому был явный талант?»

Понурившись, девушка закусила губу.

– Вы можете снова начать рисовать. Я понимаю, что женщин не слишком любят в Королевской академии искусств, однако вы можете брать частные уроки и у художника или художницы. Или поехать в Париж. Тамошний круг художников более открыт по отношению к женщинам, нежели в Лондоне. – В голосе молодого человека слышались искренние участие и интерес.

– Ах, для меня не настолько важно уметь рисовать. Как я уже говорила, фотографировать мне очень нравится, – отмахнулась она.

– Что ж, не знаю… – кажется, она не убедила Джереми Райдера. – Только что мне показалось, что рисование значит для вас очень много, – не отступал он.

– У меня еще есть кое-какие дела в Кенсингтоне. Если хотите, можем вместе пройтись до станции метро «Блэкфрайарз», а оттуда я поеду транспортом, – Виктория поднялась, отчетливо давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему.

– Конечно, я провожу вас, – и Джереми Райдер тоже встал.

Виктория лихорадочно пыталась придумать безопасную тему для разговора, но настроение ее вдруг изменилось. Они с молодым журналистом пересекли набережную и стояли на тротуаре, когда перед ними остановилась карета с откинутым верхом.

– Виктория… мистер Райдер… – Из кареты высунулся Рэндольф, приветственно приподняв шляпу. – Виктория, какая приятная неожиданность – встретить вас, – и он улыбнулся девушке. – Я все еще жду ответа. Надеюсь, вы не разочаруете меня и не оставите на прогулке в Гайд-парке в одиночестве?

В солнечном свете его белокурые волосы напоминали золотой шлем, а сам он – воина давно минувшей эпохи. Виктория изо всех сил пыталась не обращать внимания на охватившее ее волнение.

– Мне очень жаль… Я… сейчас я очень занята, поэтому еще не отвечала… – смущенно пробормотала она, снова прокляв себя за то, что платье для верховой езды стало ей мало.

Она не смогла заставить себя последовать совету Констанс и принять приглашение. Ей казалось слишком смелым встречаться с Рэндольфом в костюме для верховой езды.

– В таком случае я наберусь терпения и буду ждать, когда у вас появится для меня время.

Рэндольф склонил голову и вежливо кивнул Джереми, который ответил на его поклон столь же учтиво. Виктория смотрела вслед карете, покатившей в сторону Вестминстера.

«Другой мужчина ни за что не говорил бы столь открыто, особенно в присутствии предполагаемого конкурента. Но Рэндольф просто знает, что ему не откажет ни одна женщина», – думала Виктория.

С одной стороны, она восхищалась его прямотой, а с другой – злилась за это на саму себя. Девушка поняла, что стоит ей увидеть Рэндольфа, как он тут же очаровывает ее.

– Чего вы ждете, мисс Бредон? – услышала она голос Джереми Райдера. – Идем?

Виктория вздрогнула. Краешки губ журналиста подрагивали, словно он прочел ее мысли.

– О да, конечно… – покраснела она. – Вы знакомы с графом Монтегю? – спросила она, пытаясь скрыть смущение.

– Да, по политическим собраниям. Если бы герцог был не пэром, а мещанином, вполне вероятно, он пошел бы кандидатом в нижнюю палату от консервативной партии и попытался сделать карьеру в политике. Однако он аристократ и лишен такой возможности, ему приходится довольствоваться местом в верхней палате. Поэтому он поддерживает кандидата от партии консерваторов в своем избирательном округе.

Виктория снова задумалась, почему постоянно отказывается думать о политических взглядах Рэндольфа.

– Вы дружны с герцогом?

– Мы познакомились в Италии, – уклончиво ответила Виктория.

Она была очень рада, когда они дошли до станции «Блэкфрайарс», потому что ей действительно не хотелось говорить о Рэндольфе с Джереми Райдером.

– Мисс Бредон… – Лицо Джереми стало серьезнее. – Я понимаю, что вы – энергичная молодая леди, которая умеет постоять за себя, однако же, если ваша догадка верна, на совести у убийцы сэра Френисиса уже две человеческие жизни. Прошу, пообещайте мне, что будете осторожны.

– Вы что же, беспокоитесь за меня? – весело поинтересовалась Виктория.

Они стояли у входа в станцию метро, мимо шли прохожие. Над крышами возвышался купол собора Святого Павла.

– Да, беспокоюсь, – ответил Джереми Райдер. – И если вам вдруг покажется, что я могу чем-то помочь, прошу, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне. Я говорю это не потому, что вы женщина. Я попросил бы и друга, расследующего двойное убийство, быть осторожнее и предложил ему свою помощь.

Молодой репортер словно бы снова прочел ее мысли.

– Хорошо, обещаю вам и то, и другое: быть осторожной и попросить у вас помощи, – Виктория протянула ему руку. Сквозь застекленные двери станции она увидела, что наверху остановился лифт, выпуская группу пассажиров.

– Мне действительно пора!

Еще раз помахав Джереми рукой, она поспешно направилась к лифтам.