25. Хоть вброд, хоть вплавь

Он все говорил, что он из Теннесси, и что он в гробу видал все это говно. А она оставила уже всякие надежды дожить до завтра, так он гнал машину, а и доживешь, так что толку – все равно поймают копы или этот, который застрелил Сэмми. Она все еще не могла понять, как и что случилось, и ведь этот мужик, который вырубил краснорожего, – это же точно был Найджел.

И его все тянуло куда-то направо от Брайанта, и тогда она сказала ему свернуть по Фолсом налево, ведь если эти суки и вправду висят на хвосте, так нужно выезжать на Хайт, лучшего места, чтобы затеряться среди людей, и не придумаешь, сама-то она точно намеревалась двинуть туда при первой же возможности. А «форд» был точь-в-точь такой же, как у мистера Маттьюза, директора Бивертонской колонии. И она пыталась заколоть этого типа отверткой, это подумать только, никогда бы от себя такого не ожидала. А потом сломала этому черному парню, который с такой мощной прической, его компьютер. И этот чертов браслет на левом запястье, а другая его половинка, открытая, болтается на короткой, в три звена, цепочке.

Он оторвал правую руку от руля и схватился за пустой наручник. Что-то такое с ним сделал – вслепую, не отрывая глаз от улицы. Отпустил. И зачем это, интересно, он его защелкнул?

– Зачем ты его защелкнул?

– Для твоей же пользы. А то зацепишься за дверную ручку или еще за что…

– А теперь сними.

– Дай ключ – сниму.

– Что же мне, так теперь и ходить?

Она побренчала наручниками перед самым его носом.

– Засунь в рукав. Это же «береттовские» наручники. Серьезная штука.

Ему вроде как нравилось, что наконец-то нашлась тема для разговора, даже машину повел вроде как поспокойнее. Карие глаза. Не старый, лет двадцать с небольшим. Дешевая, насквозь мокрая одежда. Волосы не темные и не светлые, серединка на половинку, подстрижены слишком уж коротко, но не так коротко, чтобы было ясно, что это нарочно, из пижонства. А мышца на нижней челюсти все ходит и ходит, словно он жует резинку, только он ничего не жует.

– Куда мы едем?

– А я-то откуда знаю? – он прибавил газа. – Это же ты сказала «налево».

– Кто ты такой?

– Райделл. – Его глаза на мгновение оторвались от дороги, скользнули по Шеветте. – Берри Райделл.

– Барри?

– Берри. Вроде малины. Или волчьей ягоды. Кой хрен, это же большая улица, фонари и все такое…

– Направо.

– И куда же я должен…

– Направо!

– О'кей. – Он крутанул руль. – И куда ж это мы?

– На Хайт-стрит. Ночью там много народа, а копы и носа не суют.

– И бросим там машину?

– Отвернись на две секунды, и от нее останутся одни воспоминания.

– Банкоматы в этих краях водятся?

– А то.

– Ну да, вот он и есть.

На поребрике «Патриот» сильно тряхнуло, из рамы заднего окна посыпались осколки пуленепробиваемого стекла. Кто же это его выбил? – удивилась Шеветта. И когда? Я же все время здесь была…

Он выудил из насквозь мокрого бумажника кредитную карточку, затем – вторую, третью.

– Без денег нам никак, придется попробовать. А если ты хочешь выскочить из машины и сделать ноги, так за ради бога. – Он пожал плечами. – Никто тебя не держит.

А потом он вытащил из кармана куртки очки, те самые. И телефон. Как только в «Диссидентах» потух свет, она внаглую выхватила этот телефон прямо из пальцев Коудса. Ведь Лоуэлл, он всегда говорил, что в неприятности лучше не попадать, а если уж попал, нужно иметь под рукой телефон, без чего другого можно и обойтись, только не без телефона. А этот, бритоголовый, перетопчется как-нибудь. Ну а этот, бзикнутый, который машину гнал, кинул ей на колени и засранцевы очки, и телефон и буркнул:

– Забирай свою хурду-мурду.

А потом он хлопнул дверцей машины, подошел к банкомату и начал совать в него карточки. Банкомат чуть подумал и вылез из бронированной будки, осторожно и вроде как стеснительно, они всегда так делают, и камеры тоже высунулись – следить, чтобы клиент ничего такого не выкинул. А он стоял, прищелкивая пальцами правой руки, и рот такой, будто свистит он, но свиста никакого не было. Шеветта взглянула на футляр с очками и телефон и еще раз удивилась, чего она сидит здесь, он же, считай, хороший дал совет – делай, говорит, отсюда ноги.

В конце концов, он вернулся, пересчитывая на ходу толстую пачку денег, сунул деньги в передний карман джинсов, плюхнулся на водительское место, захлопнул дверцу и швырнул – окно с его стороны было открыто – одну из карточек под ноги банкомату, который задом, словно рак, втягивался в свою скорлупу.

– Ума не приложу, как это они сумели с такой скоростью аннулировать эту штуку, и добро бы у Фредди был компьютер, так ты же ему его раздолбала.

Чуть помедлив, он отправил следом за первой карточкой и вторую. И третью. Лексановый щит банкомата с грохотом опустился, карточки остались снаружи, лежат на мостовой в свете галогенных прожекторов и на каждой поблескивает крошечная голограмма.

– Так их же кто-нибудь подберет, – удивилась Шеветта.

– На что я и надеюсь, – ухмыльнулся этот. – Подберет и уедет с ними куда подальше. Лучше всего – на Марс.

А потом он врубил передачу, «форд» подпрыгнул и выскочил на улицу задом, чуть не столкнувшись с какой-то другой машиной, и тут сразу визг тормозов и длинный отчаянный вой сигнала, и машина обогнула их в каком-то дюйме, и водитель ее тоже, наверное, кричал, потому что рот его превратился в большое черное «О», только крика не было слышно, и та часть Шеветты, которая все еще оставалась курьером, была в полном восторге – ведь сколько раз эти гады подрезали ее, просто не сосчитать.

– Вот же мать, – сказал этот и начал дергать рычаг передач, и дергал, пока не нашел ту, что нужно, и тогда они поехали нормально.

Наручник болезненно натирал воспаленное место, где висела когда-то эта красная гадюка.

– Ты коп? – спросила Шеветта.

– Нет.

– Охранник? Вроде как эти, гостиничные?

– Ага.

– Ну и что ты намерен делать?

Парень этот, охранник там или кто он, молчал. По его лицу мелькал свет уличных фонарей и вывесок.

– Вляпался в говно, так надо выбираться. Хоть вброд, хоть вплавь.