46
Сосновый ящик
Шеветта не сразу приметила «Маленькую Игрушку Бога», курсирующую над головами. У бара, как и у многих других заведений, расположенных на главном уровне, то есть на бывшей проезжей части, не было собственно потолка – только изнанка следующего яруса, так что условный потолок фактически был неровным, с выступами днищем. В какой-то момент хозяева бара выкрасили это безобразие черной краской, и Шеветта вполне могла бы и не заметить парящую камеру, если бы не отблески огней рампы на майларовой надувной платформе. Движения камеры определенно контролировались человеком, она будто подкрадывалась, чтобы заснять лицо Кридмора крупным планом. Потом Шеветта разглядела еще два серебристых шара, «припаркованных» в своего рода нише между потолочными выступами.
Значит, сообразила она, Тесса заставила кого-то свозить ее на Фолсом-стрит. Потом она либо вернулась сюда на фургоне, либо кто-то ее подбросил. (Пешком точно не пошла бы – со связкой шариков, ага.) Шеветта надеялась на второе, потому что ей вовсе не улыбалось снова искать парковку. Чем бы Тесса ни надумала здесь заниматься, позже им все равно нужен будет ночлег.
Песня Кридмора завершилась улюлюкающим воплем безмозглого протеста, и толпа кепок отозвалась страшным ревом. Шеветту просто ошеломил их энтузиазм – не из-за Кридмора, а самим фактом того, что подобная музыка может вызвать столь бурную реакцию. Впрочем, музыка в этом смысле – странная штука; у любого стиля всегда есть свои фанаты, и если собрать в одном баре достаточное их количество, можно неплохо повеселиться.
Она продолжала проталкиваться сквозь толпу, отбрасывая наглые руки, высматривая Тессу и опасаясь наткнуться на Карсона, когда ее нашла кридморовская подружка Мэриэлис. Та, похоже, развязала пару шнурков на своем бюсте и являла собой зрелище даже внушительнее прежнего. Она казалась очень счастливой или, во всяком случае, настолько счастливой, насколько может выглядеть женщина, так сильно пьяная.
– Дорогая! – вскричала она, схватив Шеветту за плечи. – Куда ты пропала? У нас тут любая выпивка для наших гостей из шоу-бизнеса бесплатно!
Мэриэлис явно позабыла, что Шеветта с Тессой вовсе не эй-ары, но, судя по всему, Мэриэлис обычно много чего забывала.
– Замечательно, – сказала Шеветта. – А вы не видели Тессу? Мою подругу, с которой я здесь была, австралийку?
– Там, наверху, в осветительной будке, с самим Святым Виттом, дорогая! Она снимает все представление Бьюэлла на эти летающие штучки! – просияла Мэриэлис. Запечатлела смачный, жирный от помады поцелуй на щеке Шеветты и мгновенно забыла про нее, с равнодушием повернувшись в направлении, вероятно, барной стойки.
Теперь и Шеветта разглядела осветительную будку: что-то вроде огромного упаковочного ящика, прибитого в углу напротив сцены, с покореженным пластиковым окошком по периметру, за которым она увидела Тессу и какого-то бритого парня в агрессивно узеньких черных очках. Головы торчали, как марионетки над ширмой. Туда можно было забраться по стремянке, прикрепленной к стенке ржавыми водопроводными трубами.
На Тессе были ее специальные очки, и Шеветта поняла, что подруга следит за сигналом от «Маленькой Игрушки Бога», контролирует ракурс и фокусировку с помощью своей черной перчатки. Кридмор запел снова, поэнергичнее, публика стала притопывать и подпрыгивать в такт.
У стремянки стояли двое парней в кепочках, пили пиво из банок. Шеветта проскользнула мимо и стала карабкаться вверх, никак не отреагировав, когда один из них с гоготом шлепнул ее по заду.
Нырнула головой в квадратную дырку, нос на уровне пыльного, залитого пивом коричневого коврика.
– Тесса, привет.
– Шеветта, ты? – Тесса не обернулась, поглощенная тем, что видит в своих очках. – Куда пропала?
– Я встретила Карсона, – сказала Шеветта, залезая в будку сквозь дырку, – и убежала.
– Какие чудесные кадры, – сказала Тесса. – У этих типов такие лица… Прямо Роберт Франк. Я сведу запись в моно и уберу цвет…
– Тесса, – сказала Шеветта, – нам пора убираться отсюда.
– А ты кто еще такая, мать твою? – обернулся к ней бритый. На нем была глухая безрукавка, бицепсы не толще Шеветтиной руки, узкие голые плечи, как куриные косточки.
– Его зовут Святой Витт, – пояснила Тесса рассеянно, словно пыталась машинально предотвратить возможную ссору, а думала о чем-то совершенно другом. – Он тут заведует светом, а еще сидит на звуке в двух других клубах на мосту – в «Когнитивных диссидентах» и еще где-то… – Ее рука манипулировала черной перчаткой.
Шеветта когда-то бывала в «Когнитивных».
– Тесса, это бар для «плясовых», – сказала она.
– Потом двинем туда, – ответила Тесса. – Святой Витт утверждает, что они там как раз раскачаются и будет в сто раз интересней, чем здесь.
– Где угодно будет интересней, чем здесь, – сказал Святой Витт с безмерной усталостью в голосе.
– Синий Ахмед записал там сингл, – сказала Тесса, – «Моя война – это моя война».
– Отстой, – сказала Шеветта.
– Ты имеешь в виду кавер «Крутого Корана», – сказал Святой Витт; его голос был полон презрения, – ты никогда не слышала версию самого Ахмеда.
– С чего это ты так уверен? – рассердилась Шеветта.
– Потому что тот сингл так и не выпустили, – самодовольно заявил Святой Витт.
– А может, он утек, нахрен?
Шеветте хотелось нокаутировать эту обдолбанную мартышку, явно же свалится от одного тычка, но совершенно непредсказуемо, что может случиться, если накачанный «плясуном» совсем озвереет. Чего стоят только байки о сопляках двенадцати лет от роду, которые якобы хватают полицейскую машину за бампер, и бац – переворачивают, а еще говорили, мышцы у малолеток вспучиваются так, что кожа лопается, каковые подробности Шеветта искренне считала брехней. Наверняка так и было: Карсон называл это городскими легендами.
Песня Кридмора завершилась стальным гитарным лязгом. Шеветта повернулась к сцене. Кридмор, заведенный до предела, триумфально оглядывал зал, будто перед ним огромный стадион, запруженный поклонниками.
Толстый гитарист снял свою красную гитару и передал ее одетому в черный кожаный жилет парню с бакенбардами, который в свою очередь подал ему черную гитару с корпусом потоньше.
– А сейчас будет «Сосновый ящик», – объявил Кридмор, когда был взят первый аккорд.
Шеветта толком не разобрала половины слов, но мелодия была древней и скорбной, и речь шла о том, что все кончается «сосновым ящиком», видимо, подразумевался этот, как его, гроб – ну, в чем раньше людей хоронили, – хотя так же можно было назвать и эту вот будку, в которой Шеветта застряла вместе с Тессой и этим козлом. Она заметила хромированную табуретку, разрезанное сиденье которой было заклеено скотчем, и, за неимением лучшего, уселась на нее и решила спокойно дождаться, пока Тесса не решит, что засняла достаточно. А потом Шеветта придумает, как бы им обеим отсюда убраться.
