31
Вид с лифта, едущего в ад

Ему снится огромный лифт, плывущий вниз, пол как в бальной зале старинного лайнера. Стены частично открыты, и он вдруг видит ее, стоящую у перил рядом с вычурным чугунным столбиком-подпоркой, который украшают херувимы и виноградные гроздья, покрытые толстым слоем черной эмали, блестящей, словно пролитые чернила.

Щемящее очертание ее профиля он видит на фоне огромного мрачного пространства, пейзаж островов, темные воды океана, которые их омывают, огни грандиозных безымянных городов кажутся с этой высоты маленькими светлячками.

Лифт, этот бальный зал с сонмом вальсирующих призраков, сейчас невидимых, но ощущаемых как неизбежный гештальт, кажется, едет вниз сквозь дни его жизни, сквозь тайную историю, которая последовательными приближениями подводит его к этой ночи.

Если это действительно ночь.

Он чувствует прикосновение к ребрам простой рукояти клинка сквозь накрахмаленную вечернюю рубашку.

Рукояти оружия, изготовленного искусным мастером; простые, именно простейшие формы дают руке пользователя величайший диапазон возможностей.

То, что устроено слишком изощренно, чересчур сложно, предвосхищает результат действий; предвосхищение результата гарантирует если не поражение, то отсутствие грации.

Так вот, она поворачивается к нему и в это мгновение становится всем и чем-то намного большим, ибо в тот же миг он понимает, что это сон: и эта огромная клетка, которая едет вниз, и она, что навсегда потеряна. Он открывает глаза и видит ничем не примечательный потолок спальни на Русском Холме.

Он лежит, вытянувшись поверх солдатского одеяла из серой овечьей шерсти, в своей серой фланелевой рубашке с запонками из платины, черных штанах, черных шерстяных носках. Руки сложены на груди, будто средневековый горельеф – рыцарь на крышке собственного саркофага, – а телефон все звонит.

Он прикасается к одной из запонок, чтобы ответить.

– Еще не слишком поздно, я надеюсь, – говорит голос.

– Поздно для чего? – спрашивает он, не шевелясь.

– Я должен с вами поговорить.

– Должны?

– Теперь особенно.

– Почему, интересно?

– Времени в обрез.

– Времени? – И перед ним снова пейзаж, виденный из огромной клетки, едущей вниз.

– Разве вы не чувствуете? Ведь ваша любимая поговорка «Нужно быть в нужном месте в нужное время». Вы с вашим «ожиданием развития событий» – неужто этого не чувствуете?

– Я не работаю на достижение результата.

– Работаете, – говорит голос, – в конце концов, вы несколько раз достигали нужных мне результатов. Вы сами и есть результат.

– Нет, – говорит человек, – я просто знаю место, где я должен быть.

– В ваших устах это звучит так просто. Жаль, что это не так просто для меня.

– Возможно, – говорит он, – вы просто подсели на сложность.

– В буквальном смысле, – говорит голос. (Человек в белой рубашке представляет несколько квадратных дюймов электросхем на спутнике, через которые голос доходит до него. Это самое крохотное и самое дорогое княжество на свете.) – В наши дни все завязано на сложности.

– Все в мире связано только вашей волей, – говорит он, закидывая руки замком на затылок. Пауза.

– Было время, – наконец решается голос, – когда я считал, что вы ведете со мной игру. Что все ваши штучки вы придумали специально для меня. Чтобы раздражать меня. Или развлекать. Не давать угаснуть моему интересу. Чтобы заручиться моим покровительством.

– Я никогда не нуждался в вашем покровительстве, – мягко говорит он.

– Да, полагаю, вы не нуждались, – продолжает голос, – но всегда будут люди, которым необходимо кого-то устранить, и они будут платить за это хорошие деньги. Но что правда, то правда: я считал вас просто наемником, возможно, наемником с четко выраженной философией, однако я считал, что философия ваша не более чем способ, который вы разработали, чтобы быть интересным, выделяться из толпы.

– Там, где я, – говорит человек пустому серому потолку, – там нет толпы.

– О, толпа есть, и какая! Талантливая молодежь, добивающаяся гарантированных результатов. Брошюры. У них есть брошюры. И строки, между которыми можно читать. Чем вы занимались, когда я вам позвонил?

– Видел сон.

– Не могу представить, что вам снятся сны. Сновидение было приятным?

Он задумчиво смотрит в пустоту серого потолка. Боится вновь увидеть строго очерченный профиль. Закрывает глаза.

– Мне снился ад, – говорит он.

– На что это было похоже?

– Лифт, идущий вниз.

– Господи Исусе, – говорит голос, – такая поэзия… На вас не похоже.

Еще пауза.

Он садится на кровати. Гладкая, темная полировка паркета холодит ноги сквозь черные носки. Он начинает особую тренировку, которая не требуют видимых телодвижений. Его плечи слегка затекли. Он слышит, как невдалеке проезжает машина, звук шин по мокрой мостовой.

– В данный момент я нахожусь недалеко от вас, – прерывая молчание, говорит голос, – я в Сан-Франциско.

Теперь молчит он. Продолжает свою тренировку, вспоминая кубинский пляж, где несколько десятилетий назад ему впервые показали комплекс этих упражнений. Его учителем в тот памятный день был мастер аргентинской школы ножевого боя, которую единодушно объявили вымыслом самые авторитетные специалисты в области боевых искусств.

– Сколько времени прошло с тех пор, – спрашивает голос, – как мы виделись в последний раз?

– Несколько лет, – говорит человек.

– Думаю, мне нужно с вами увидеться, прямо сейчас. Очень скоро должно случиться нечто экстраординарное.

– Вот как, – говорит он, злорадная улыбка мелькает на его лице, – вы что, собрались уйти на покой?

В ответ слышен смех, передающийся тайными проходами микроскопического города на геосинхронной орбите.

– Не настолько экстраординарное, нет. Просто определенную узловую структуру вскоре ждут глобальные перемены, а мы находимся вблизи эпицентра.

– Мы? Мы не связаны никакими текущими обязательствами.

– В физическом смысле. В географическом. Это случится здесь.

Он переходит к завершающей фазе своих упражнений, мысленно видя вспотевшее лицо учителя во время их первого урока.

– Зачем вы ходили на мост прошлой ночью?

– Мне нужно было подумать, – говорит он и встает с кровати.

– Что вас туда потянуло?

Память. Потеря. Призрак из плоти на Маркет-стрит. Волосы, пахнущие сигаретным дымом. Ее свежие губы холодят его губы и раскрываются чудесным теплом.

– Ничего, – отвечает он.

Его руки смыкаются, ловя пустоту.

– Пора повидаться, – говорит голос.

Руки раскрываются. Отпустив пустоту.