2
«Счастливый дракон»

– Героин, – заявил Дариус Уокер, коллега Райделла по охране супермаркета «Счастливый дракон», – это опиум для народа.

Дариус только что закончил подметать. Он осторожно поднял большой совок и направился к встроенному контейнеру, наподобие медицинского для острых предметов, на котором стоял знак «Опасно для жизни». Туда они и выбрасывали иглы, когда находили их.

В среднем находили пять-шесть в неделю. Райделл ни разу не поймал ни одного наркомана, чтобы кололся прямо в супермаркете, хотя в принципе считал, что они способны и не на такое. Казалось, люди просто бросают использованные иглы на пол, обычно где-нибудь в глубине торгового зала, рядом с кормом для кошек. Регулярно подметая в «Счастливом драконе», можно было обнаружить и другие предметы: таблетки, иностранные монеты, больничные браслеты для опознания личности, смятые банкноты государств, где еще не отказались от бумажных денег. Не то чтобы было желание рыться в этом мусорном баке. Когда приходила очередь Райделла подметать, он надевал те же перчатки из кевлара, что были сейчас на Дариусе, а под них – проверенный латекс.

Он полагал, что Дариус все же прав в своем суждении, и это заставляло задуматься: сколько развелось кругом новой дряни, а народ и не думал забывать о старой. Запрети, скажем, сигареты – и люди как-нибудь да вывернутся. «Счастливому дракону» не разрешалось продавать бумагу для самокруток, но шла бойкая торговля мексиканскими папильотками, которые пускались в дело ничуть не хуже. Самая популярная марка называлась «Больше волос», и Райделл порой гадал, была ли использована хотя бы одна папильотка для завивки шевелюры. И как вообще можно завить волосы на прямоугольнички папиросной бумаги?

– Без десяти, – бросил через плечо Дариус. – Хочешь проверить поребрик?

В четыре часа одному из них выпадал десятиминутный перерыв – прогулка по заднему двору. Если проверять поребрик шел Райделл, это означало, что он был обязан первым уйти на перерыв, а потом дать передохнуть Дариусу. Проверку поребрика выдумала родительская корпорация «Счастливого дракона» в Сингапуре по совету штатной команды американских культурологов-антропологов. Мистер Парк, менеджер ночной смены, объяснил это Райделлу, отмечая галочками пункты в своем ноутбуке. Для большей важности он цокал пальцем по каждому параграфу на экране, в его голосе ясно читалась скука, но Райделл счел это частью работы, а мистер Парк был редкий педант.

– Для демонстрировать забота «Счастливый дракон» о безопасность в район охранный персонал будет патрулировать поребрик перед магазин на постоянный основа, каждый ночь.

Райделл кивнул.

– Вы не позволено долго отсутствовать из магазин, – добавил мистер Парк. – Пять минута. Непосредственно перед перерыв! – Пауза. Цок. – «Счастливый дракон» должен быть высокопрофессиональный, дружелюбный, чувствительный к местной культура.

– А что это значит?

– Кто-нибудь спит, вы их согнать. Дружелюбный. Работать шлюха, вы ей «привет», анекдот, согнать.

– Я боюсь этих старух, – сказал Райделл без всякого выражения на лице. – В Рождество они наряжаются эльфами Санта-Клауса.

– Никакой шлюха перед «Счастливый дракон».

– Чувствительный к местной культуре?

– Рассказать анекдот. Шлюха любит анекдот.

– Может быть, в Сингапуре, – сказал Дариус, когда Райделл изложил ему инструкции Парка.

– Он не из Сингапура, – сказал Райделл. – Он из Кореи.

– Так что, по сути, они хотят, чтобы мы вышли показаться, расчистили несколько ярдов тротуара, были дружелюбными и чувствительными?

– И рассказать анекдот.

Дариус прищурился:

– Знаешь, какой народ зависает перед нашей халабудой на Сансет в четыре утра? Малолетки под «плясуном», ловят глюки из фильмов про монстров. Угадай, кому достанется быть монстром? Плюс там тебе еще и зрелые социопаты-нелинейщики: старше, изощренней, полифармней…

– Поли… чего?

– Которые смешивают наркоту, – сказал Дариус, – и совсем нелинейными делаются.

– Все равно надо выйти показаться. Раз уж велено.

Дариус глянул на Райделла:

– Ты первый.

Он был из Комптона и единственный из знакомых Райделла, кто действительно родился в Лос-Анджелесе.

– Ты крупнее.

– Размер – это еще не все.

– Ну да, конечно, – сказал Райделл.

Все лето Райделл и Дариус трудились в ночной охране «Счастливого дракона» – изготовленного на заказ модуля, который был доставлен грузовым вертолетом и водружен посреди стоянки бывшего автопроката на Стрипе. До этого Райделл работал ночным охранником в «Шато» на той же улице, а еще раньше крутил баранку для компании «Интенсекьюр». А еще раньше, весьма недолго – и об этом он старался вспоминать как можно реже – служил офицером полиции в Ноксвилле, штат Теннесси. По ходу дела он дважды чуть не стал героем телепрограммы «Копы влипли», на которой вырос, но с тех пор старался никогда ее не смотреть.

Ночные дежурства в «Счастливом драконе» оказались куда интереснее, чем Райделл мог себе представить. Дариус говорил, это все потому, что на милю-другую в округе нет больше точек, торгующих чем бы то ни было, что может кому-нибудь реально понадобиться, хоть регулярно, хоть эпизодически. Лапша для микроволновок, диагностические тесты для большинства вензаболеваний, зубная паста, весь ассортимент одноразовых товаров, карточки доступа в сеть, чуингам, вода в бутылках… «Счастливые драконы» расплодились по всей Америке, по всему миру, если на то пошло, и чтобы это доказать – вот вам у дверей, как фирменный знак, стояла «Всемирная Интерактивная Видеоколонна „Счастливого дракона“». Встречи с ней нельзя было избежать ни на входе, ни на выходе из магазина – и, конечно, нельзя было не увидеть очередную дюжину «Счастливых драконов», связанных в данный момент по сети с лавкой на Сансет: в Париже, в Хьюстоне или Браззавиле – где угодно. Их тасовали каждые три минуты, исходя из практических соображений и установленного факта, что, если максимальное время просмотра будет длиться чуть дольше, детишки со всех дебильных задворков мира начнут на спор трахаться перед камерой. Вам и так доставалось определенное число голых задниц и прочих частей тела. Или еще привычней, как этот урод из пражского захолустья, который, как раз когда Райделл выходил проверить поребрик, выставил напоказ в камеру средний палец – знак, понятный всему миру.

– И тебе того же туда же, – ответил Райделл неизвестному чеху, прикрепляя на пояс неоново-розовую сумочку с эмблемой «Счастливого дракона», которую он должен был по контракту таскать с собой во время дежурства.

Вообще-то он не возражал, хотя сумка и выглядела дерьмово, натуральный кенгурятник; зато она была пуленепробиваемой, с выдвижным нагрудным кевларовым «слюнявчиком», который можно было закрепить вокруг шеи, если дела шли совсем плохо. Однажды некий обдолбанный в дым клиент с керамическим кнопарем попробовал пырнуть Райделла прямо в логотип «Дракона», – и это на второй неделе работы! – после чего Райделл даже как-то сдружился с несуразной штуковиной.

Он повесил памятный кнопарь на стену в своей комнате над гаражом миссис Сикевиц. Они нашли нож под стеллажом с арахисовым маслом, после того как парни из ДПЛА, Департамента полиции Лос-Анджелеса, забрали нелинейщика. У кнопаря было черное лезвие, как будто из отпескоструенного стекла. Райделлу нож не нравился: лезвие из керамики давало странную балансировку и было такое острое, что он успел уже дважды порезаться. Хрен знает, что с этим ножом делать.

Сегодня ночью проверять на поребрике было почти некого. Неподалеку стояла молодая японка с ошеломительно длинными ногами, торчавшими из еще ошеломительнее коротких штанишек. Ну, вроде как японка. В Эл-Эй Райделл понял, что разницу здесь уловить очень трудно. Дариус как-то сказал, что гибридная стать нынче ходовой товар, и Райделл решил, что он прав. Эта девица – сплошные ноги! – была почти с Райделла ростом, а ему казалось, что японцы обычно пониже. Но кто его знает, может, она выросла здесь, как перед этим выросли ее предки, и местная пища сделала их высокими. Он слыхал о подобных случаях. Но нет, решил он, приближаясь, дело в том, что это вовсе не девушка. Занятно, как это всегда улавливаешь. Ведь ничего такого, чтобы на поверхности. Словно ты и рад бы оценить все ее усилия быть девушкой, рад бы поверить, но подсознательно улавливаешь некий сигнал, типа, мол, телосложение не то.

– Эй, – сказал он.

– Хочешь меня согнать?

– Ну, – сказал Райделл, – мне положено.

– А мне положено стоять здесь на улице и втюхивать минет старым потасканным пердунам. В чем разница?

– Ты вольный стрелок, – наконец сформулировал Райделл, – а я получаю зарплату. Приспичит тебе прогуляться по улице минут двадцать, так никто тебя за это не уволит.

Он чувствовал запах ее парфюма сквозь сложную смесь ядовитых газов в воздухе и призрачный аромат апельсинов, витающий здесь порой по ночам. Где-то рядом цвели апельсиновые деревья, вернее, должны были цвести, но он до сих пор ни одного не видел.

Она стояла и хмурилась на него:

– Вольный стрелок?

– Типа того.

Она профессионально качнулась на своих навороченных каблуках и выудила пачку русского «Мальборо» из эксклюзивной розовой сумочки. Мчащиеся мимо машины уже вовсю бибикали, водители дивились тому, как ночной охранник «Счастливого дракона» о чем-то болтает с девочкой-мальчиком шести с лишним футов ростом, а теперь она демонстративно совершала нечто и вовсе противозаконное. Она открыла красно-белую пачку и с вызовом предложила Райделлу закурить. Сигарет в пачке осталось две, с фабричными фильтрами на концах, но одна была явно короче другой, со следами малиново-синей губной помады.

– Нет, спасибо.

Она вытащила короткую недокуренную сигарету и сунула ее в рот.

– Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? – Ее губы, огибая коричневый фильтр, казались парочкой миниатюрных надувных матрацев, покрытых блестящей голубоватой глазурью.

– И что же?

Она выудила из сумочки зажигалку. Точно такие продают в табачно-антикварных лавках. Скоро их тоже прикроют, как он слышал. Она щелкнула и прикурила. Втянула дым, задержала, выпустила, отвернувшись от Райделла.

– Я бы, твою мать, растворилась в воздухе.

Он оглянулся на «Счастливого дракона» и увидел, как Дариус что-то говорит мисс Хвалагосподу Сгиньсатана, кассиру-контролеру ночной смены. У Хвалагосподу было отменное чувство юмора, что, как считал Райделл, и неудивительно – с таким-то именем. Ее родители были членами особо ревностной секты южнокалифорнийских неопуритан и взяли фамилию Сгиньсатана еще до того, как родилась Хвалагосподу. Все дело в том, разъясняла она Райделлу, что никто сейчас толком не понимает, что значит «сгинь», так что, если она по глупости сообщала свою фамилию, все дружно записывали ее в сатанистки. Поэтому в миру она обходилась фамилией Проуби – так звали ее папашу прежде, чем он заразился религией.

Тут Дариус сказал что-то смешное, и Хвалагосподу захохотала, откинувшись всем телом. Райделл вздохнул. Ну почему Дариус не пошел проверять поребрик первым?

– Слушай, – сказал Райделл, – я же не говорю, что ты не имеешь права здесь стоять. Тротуар – это общественное место. Просто пойми, в компании существует такая политика.

– Я докуриваю эту сигарету, – сказала она, – после чего звоню своему адвокату.

– А нельзя без лишних напрягов?

– Не-а. – Широкая, ядовито-синяя, вздутая коллагеном улыбка.

Райделл мельком глянул назад и увидел, что Дариус делает ему какие-то знаки, показывая на Хвалагосподу с телефоном в руке. Он надеялся, что они еще не звонят в ДПЛА. Почему-то он почувствовал, что у девицы действительно есть адвокат, а это совсем бы не понравилось мистеру Парку.

Дариус вышел наружу.

– Это тебя! – крикнул он. – Слышишь, из Токио!

– Прошу прощения, – сказал Райделл и отвернулся.

– Эй! – сказала она.

– Что «эй»? – он снова посмотрел назад.

– А ты симпатяга.