«Сепаратисты не мы, а вы»
Несколько странно сейчас слышать и заявления такого рода: «Четвертый областной съезд Советов… под давлением большевиков принял решение о создании ДКР». С одной стороны, все верно – съезд проголосовал за резолюцию, предложенную фракцией РСДРП(б). С другой – кто на кого давил-то? Сами большевики, проголосовавшие за нее, на себя? И кто в таком случае Скрыпник? На кого и по поводу чего давил он – большевик, представлявшийся «агентом ЦК»?
Еще один миф об этом решении связан с фразой, которая в устах украинских исследователей звучит как некое заклинание, как аксиома, не требующая никаких доказательств или пояснений, – о том, что IV съезд Донецко-Криворожского бассейна принял решение об «отделении от Украины». Теоретик украинского «национал-коммунизма» и практик украинизации Георгий Лапчинский, к примеру, объяснил «социальную природу сепаратистской теории харьковцев» идеологией «пришлых рабочих, которые лишь временно на заработки посещают украинские промышленные районы» (любопытно слышать подобные утверждения от уроженца Петербурга, который называл себя «коренным великороссом по происхождению» и сам появился на Украине вынужденно – до революции он был сослан в Кременчуг).
А современные авторы утверждают: «Идея отделения Донкривбасса от Украины и подчинения его России была не просто исторически безосновательной, бесперспективной, но и во многом авантюрной». Можно долго спорить об оценках мотивов данного решения, но в корне неверен сам посыл! Дело в том, что IV съезд, провозглашая создание Донецко-Криворожской республики, не принимал решений об «отделении от Украины»! Для того чтобы принять такое решение, надо было бы для начала принять решение о вхождении в состав Украины, а таких решений (как бы ни уверял Порш Сталина в обратном) на момент проведения съезда не принималось. Артем в своей речи как раз и подчеркнул, что Донкривбасс ни от кого отделяться не намерен, оставаясь составной частью России!
Этот тезис – о принадлежности Донецко-Криворожской республики Российской Федерации – был неоспорим для ее создателей, чему есть масса подтверждений. И даже в период, когда перед лицом немецкой агрессии руководители ДКР вынуждены были декларировать для внешнего мира свою независимость и от Украины, и от России, в самом Харькове и Донбассе не снимали лозунгов о защите русской революции и все той же России. Поэтому создателям ДКР можно клеить различные ярлыки, но общепринятый в современной украинской историографии ярлык «сепаратистов» к ним клеится проблематичнее всего. Еще в декабре 1917 г., на областной конференции РСДРП(б) Артем заявил: «Сепаратистские стремления, развившиеся теперь в России, хранящие в себе хорошие зерна, все-таки вредны и опасны».
Фактически во всех основополагающих документах о создании ДКР подчеркивается неразрывная связь с Россией. Эта тема проходит «красной нитью» через все воззвания и обращения различных органов ДКР. Так, в подписанной Артемом Декларации о ближайшей деятельности созданного сразу после съезда Совнаркома республики в качестве основной определяется следующая задача: «Укрепление власти Рабоче-Крестьянского Правительства России. Активное участие в том социалистическом творчестве, к которому неизбежно ведет углубляющаяся революция. Проведение в жизнь постановлений, декретов и распоряжений Советов Народных Комиссаров Федеративной Социалистической Республики Советов в России». Довольно странная цель для сепаратистов, решивших жить абсолютно самостоятельно.
И в дальнейших своих воззваниях Совнарком ДКР неоднократно подчеркивал, что считает себя местным органом власти в России. Даже на бланках Совнаркома ДКР красовалась надпись «Российская Республика Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов». Или вот, к примеру, цитата из мартовского обращения правительства ДКР: «Пусть знает германский, русский и международный капитал, что социалистическая рабоче-крестьянская Россия не допустит над собой расправ и насилия, не потерпит назначения германских ставленников губернаторами и генерал-секретарей предательской Рады самодержцами в завоеванной России». Тем самым подчеркивалось стремление Центральной Рады вторгнуться не просто в пределы ДКР, а именно в пределы России.
В одном из первых обращений ЮОСНХ после IV съезда содержался призыв сотрудничать ко всем, «кто видит в созидательной работе Совета Народного Хозяйства единственный путь к возрождению России». К тому же призывали и региональные структуры партий и самой ДКР. К примеру, Краматорская организация РСДРП(б) в своем обращении к трудящимся района потребовала от рабочих «максимума энергии всех, кто заинтересован в процветании Российской Федеративной Рабоче-Крестьянской Республики». А, скажем, митинг рабочих Мариуполя 16 марта 1918 г. призвал защищать «Российскую Советскую Республику» и завоевания «русской революции».
Подчеркнуто российский патриотизм лозунгов в Донецко-Криворожской республике мог вполне потягаться с лозунгами регионов, официально боровшихся за «великую и неделимую Россию». К примеру, сетуя на то, что жизнь «поразила самую идею государственности», генерал Деникин вспоминал: «В Екатеринодаре в 1920 г. на Верховном круге трех казачьих войск, после горячего спора, из предложенной формулы присяги было изъято упоминание о России… Или распятую Россию любить не стоит?» Уж где упоминания о России были постоянными, так это в документах Донецко-Криворожской республики.
Тема сохранения единства России, борьбы с сепаратизмом была одной из основных в выступлениях и статьях лидеров ДКР. К примеру, один из редакторов «Донецкого пролетария», член областного комитета ДКР Вадим Быстрянский (Ватин) опубликовал статью «Рабоче-крестьянская революция и единство России», в которой, в частности, написал: «Трудящиеся разноязычных и разноплеменных местностей России понимают, что только при условии самого тесного союза и полного единства действия всех пролетариев и беднейших крестьян России смогут они довести до победоносного конца свою титаническую работу против капитала. Центробежные сепарастические (так в тексте. – Авт.) стремления наших окраин (Рада, Каледин) были всецело делом рук их буржуазных кругов. То имущие классы Дона и Украины боялись революционной заразы, высоким барьером новых государственных границ думали они оградить себя от идей русской революции. Но их карта была бита – победы трудящихся на Дону, на Украине развеяли как дым всякие мечты о сепаратизме, о “самостийной Украине”, о юго-восточном союзе. Рабочие и крестьяне Украины и Дона не думают об отделении. Наоборот, они стремятся к возможно более тесному единению с трудящимися России».
Как видим, что объяснить создание Донецко-Криворожской республики сепаратистскими намерениями отделять этот регион от Украины довольно сложно. Наоборот, фраза Артема «сепаратисты не мы, а вы» свидетельствует о том, что, создавая ДКР, он и его соратники стремились как раз побороть сепаратистские устремления, о чем они говорили открыто. Так, «Донецкий пролетарий» настаивал на «необходимости отстоять советскую власть от покушений гайдамацкого сброда и немецких держиморд… хотя бы ценой создания самостоятельных дифференцирующихся маленьких республик».
Еще более откровенно писал официальный орган областного комитета ДКР «Известия Юга»: «В интересах всей Российской Федерации, в интересах социалистической революции – сохранение Донецкого Бассейна для центральной России. Выделение Бассейна в автономную единицу, между прочим, объяснялось и стремлением сохранить Донецкий и Криворожский районы именно за нашими центрами в предположении возможности укрепления власти Рады на Украине. Провозглашение Донецкой Республики автономным членом семьи Российской Федерации означало определенное нежелание пролетариата отделяться от России и входить в состав Украины. Поскольку Украина отделяется от России, – это ее дело. Мы за ней не идем».
Никаких иных мотивов, кроме как сохранить регион за Россией вне зависимости от того, кто побеждает в соседней с Донецко-Криворожским бассейном Украине – Рада, немцы или большевистская Цикука, – у организаторов ДКР не было. И они это постоянно подчеркивали своей деятельностью. Тезис «сепаратисты не мы, а вы» стал своеобразным рефреном в Донецкой республике.
Еще одна извечная тема критиков ДКР сводится к вопросу о ее легитимности. Довольно скользкая и неблагодарная тема при обсуждении событий революционных лет. Насколько легитимным было Временное правительство России? Или Учредительное собрание? После отречения Николая II в России происходит череда не предусмотренных законами Российской империи, а соответственно, не легитимных действий.
Ватин (Быстрянский) Вадим Александрович
Родился 1 (13) мая 1886 г. в Петербурге в семье инженера. Революционер, публицист, историк. Большевик с 1908 г.
Участник создания ДКР, еще до революции прославился критикой сибирского «областничества» и идей автономии Сибири, а в советские годы стал чуть ли не главным цензором страны.
Учился на истфаке Петербургского университета, прослушал курс лекций в университете Цюриха. В 1909 г. приговорен к вечной ссылке в Сибирь, где находился 7 лет. Там активно изучал историю Сибири, прославился рядом исследований, которые до сих пор в Сибири считаются классическими.
В 1916 г. ему было разрешено поселиться в Киеве. После Февраля послан партией в Екатеринослав, где редактировал газету «Звезда». С переносом партийного центра в Харьков стал редактировать там «Донецкий пролетарий» и даже возглавил обком партии (при фактическом лидерстве Артема). Поскольку обладал слабым голосом, не мог быть оратором и старался держаться в тени более ярких личностей в ДКР. Еще до IV областного съезда стал редактировать петроградскую партийную прессу и в Харькове появлялся все реже.
С 1922 г. на преподавательской работе, автор множества трудов по теории марксизма-ленинизма. В 1936–1940 гг. – директор Ленинградского института истории партии. Будучи членом редколлегии «Правды» и Госиздата, был одним из главных партийных цензоров. Горький называл его «человеком из подполья Достоевского», а Корней Чуковский дал ему такое описание: «Сидит, молчит – обиженно и тяжело. А потом как заговорит, а у самого за ушами немыто и подошвы толстые, вот такие!»
В начале 1940 г. был переведен на работу в Москву, где и умер 13 декабря 1940 г.
И тем не мене современные украинские историки любят называть ДКР «самопровозглашенной» и «нелегитимной». «Группка людей, избранных неизвестно кем, неизвестно по какой процедуре, опираясь на “стремления” несуществующих “народных масс”, провозгласила на территории региона советскую республику», – утверждают современные украинские исследователи. А ведь это притом, что процедура избрания делегатов на Донецко-Криворожский съезд Советов была гораздо более прозрачной, чем выборы Центральной Рады.
Поразительно, что те же авторы утверждают: «Поддержали большевистских лидеров левые эсеры и меньшевики региона, которые также стояли на позиции сохранения “единой и неделимой” России. При этом мнение значительной части местного населения учтено не было». Позвольте, но если большевиков региона в этом начинании поддерживали эсеры и меньшевики, то выходит, что все три основные партии Донецко-Криворожского бассейна, пользовавшиеся поддержкой не менее 75–80 % населения, судя по различным выборам, происходившим во второй половине 1917 г., были едины в подходе к сохранению региона в составе России и неподчинению его УНР. Куда меньшей поддержкой пользовалась у населения сама Центральная Рада.
В этой связи Дмитрий Корнилов писал: «Тот факт, что Центральную Раду никто и никогда не выбирал, сейчас очень тщательно затушевывают все историки-националисты. Тем не менее юбилеи провозглашенной Радой Украинской Народной Республики (УНР) в наши дни чествуют на самом высоком уровне, а Донецкую республику очень любят чванливо именовать «самопровозглашенной». А ведь ее провозглашали делегаты, которых выбирали на всей ее территории. И легитимность ДКР куда выше, нежели законность Центральной Рады».
Понимая зыбкость аргументов по поводу «уровней легитимности», современники ДКР из разных политических лагерей, большей частью ставили ей в вину отход от национально-территориального принципа устройства государства, поминая то самое «право наций на самоопределение». Мол, поскольку УНР строилась как национальное государство, а Донецко-Криворожская республика в свою основу заложила принцип хозяйственно-экономического единства региона, Украина имела право на существование, а ДКР – нет. Но вот что любопытно: и Украинская Народная Республика, и ленинская Россия, оценивая легитимность того или иного государственного образования на территории распадавшейся империи, явно использовали двойные стандарты.
Так, Центральной Раде, настаивавшей на нелегитимности ДКР, ничего не мешало признавать иные республики, в частности те, в основе которых не был заложен национальный принцип. 23 ноября 1917 г. генеральный секретариат Центральной Рады официально обратился с воззванием «к правительствам юго-восточного союза казаков, горцев и народов вольных степей, к правительству Кавказа, правительству Сибири, органу власти автономии Молдавии, органу власти автономного Крыма, органу власти автономной Башкирии и к остальным организованным областям». Несколько из перечисленных административных образований не были созданы по национальному признаку. Если Рада признавала эфемерный казачий юго-восточный союз, то почему отказывала в этом более реальной Донецко-Криворожской республике?
В конечном итоге УНР вполне официально признала Донскую республику и активно вела с ней переговоры. То есть никакие рассуждения о национальном или ином принципе формирования Донского государства не брались в расчет. И, несмотря на официальные протесты советской России, считавшей Дон своей составной частью, эта республика принимала участие в Берлинской мирной конференции вместе с Германией и Украиной.
При этом сама большевистская Россия с удовольствием признавала и Донскую советскую республику, и Одесскую республику, и Крымскую республику (заметьте, не национальную крымско-татарскую, а просто Крымскую). В то же время она засыпала Германию нотами протеста за сношения той с «Правительством Крыма», сформированным отнюдь не по национальному признаку. Все эти протесты в итоге привели к заключению добавочного договора к Брестскому миру между Россией и Германией, в котором отдельно оговаривается следующее обязательство немцев: «Германия никоим образом не будет вмешиваться в отношения между Русским государством и его отдельными областями, и, следовательно, она в особенности не будет ни вызывать, ни поддерживать образование самостоятельных государственных организмов в этих областях».
Для самой России в те дни стоял сложный вопрос о том, какие области признавать, а какие – нет. Именно поэтому Смольный откровенно колебался и шарахался из стороны в сторону по поводу того, как относиться к формированию Донецко-Криворожской республики и иных подобных образований. Собственно, и сама дискуссия по поводу создания ДКР велась не только и, может быть, даже не столько исходя из региональной повестки дня, сколько в контексте обсуждения будущего государственного устройства всей России. Недаром Васильченко выразил надежду на то, что ДКР станет «образцом для других республик».
Как уже говорилось, именно в конце 1917 – начале 1918 г. боролось несколько концепций построения будущего советского государства, определялось, быть ли ему федеративным или унитарным с автономиями, базироваться на национальном признаке построения республик или на хозяйственно-экономическом. Прошедший буквально за три недели до провозглашения ДКР III Всероссийский съезд Советов создал особую комиссию, которая разрабатывала проект будущей конституции России. И пример Донецко-Криворожской республики не раз обсуждался в ходе дискуссий о будущем обустройстве нового российского государства.
Это-то и волновало отцов украинской государственности, о чем открыто писал В. Винниченко: «Была принята тактика раздробления всей Украины, всей национально-этнографической территории ее на отдельные области, которые назывались “федеративными советскими республиками”. Национальный принцип государственности для Украины отбрасывался целиком решительно и откровенно. Большевистская пресса даже этого не скрывала и заявляла, что формирование этих отдельных федеративных республик базируется никоим образом не на национальных принципах, а на экономических… Таким образом идея украинской государственности этим разделом уничтожалась, стиралась совсем. Есть себе отдельные республики – Донецкая, Таврическая, Киевская, Северо-Западная – части “единой, неделимой”, “федеративной” России».
И в этой связи вновь стоит вернуться к сакраментальному вопросу: так кто же выступал в роли сепаратистов? Те, кто выступал за «единую, неделимую», или те, кто добивался отделения своей республики от единого российского государства?
