Глава XII

Истекла ужасная минута. Фурбис продолжал держать подушку в своих сильных руках над головой спящего фермера. Марго инстинктивно закрыла глаза, но не удалялась, готовая в любую минуту помочь своему любовнику, однако тот оставался неподвижен. Марго открыла глаза.

— Ну что ж ты? — проговорила она, обращаясь к Фурбису.

Вместо того чтобы ответить, он обернулся, и Марго увидела, что на лбу его проступили капли пота. Подушка тряслась в его руках и, наконец, тихо, без шума упала на лисий мех, постеленный у кровати. Из уст Фурбиса вырвалось:

— Не могу.

— Как, ты не можешь решиться? — прошептала она ему на ухо. — Но ведь он спит! Ах, если бы я была сильнее, я сама задушила бы его.

— Повторяю тебе, не могу. Пойдем, пойдем отсюда скорее: мне страшно!

И, не дожидаясь Марго, он вышел, бледный, шатаясь, словно пьяный. Вернувшись в свою комнату, Марго нашла его там.

— Ведь он спал, — обратилась она к Фурбису, будто упрекая его.

— Это и остановило меня, — ответил Фурбис, — сделай он одно малейшее движение, и его бы не стало. Но этот ровный сон тронул меня, я согласился бы скорее напасть на двоих бодрствующих.

— Так мы никогда не окончим дело.

— Да, если не решимся использовать яд.

— Хорошо, отравим его. Но где взять яд? Эта забота более всего занимает меня.

И действительно, Марго казалась сильно озабоченной. Присутствие духа, поддерживавшее ее до настоящей минуты, оставило ее, она тряслась как в лихорадке. Заметив это, Фурбис посоветовал ей поскорее лечь в постель, сам же ушел, дав обещание прислать яд завтра утром. С этим обещанием она уснула, сломленная усталостью, но без малейших угрызений совести.

Только под утро Фурбис вернулся домой. Привыкшая к его ночным отсутствиям, жена его, Бригитта, спала вместе с детьми. Бедная женщина! Несмотря на все ее страдания, несмотря на терзавшую ее ревность, на все лишения, которые приходилось переносить ей, она по-прежнему была привязана к своему супругу. Ни разу не позволила она себе упрекнуть мужа, никто не слышал от нее ни слова жалобы.

Вернувшись домой, Фурбис не вошел в комнату, где спала его жена возле кроваток детей, — он остался в небольшом чулане, прилегавшем к кухне, где обыкновенно держал различные лекарства для лечения лошадей. Он снял с одной из полок большую склянку, наполненную водой, в которой на дне лежало несколько коротких и тонких палочек, испускавших слабый свет. Фурбис встряхнул сосуд, и на поверхности воды тотчас же показались блестки — подобные им видны ночью в море, вслед за ходом корабля. Затем он снял крышку, и в воздухе показался белый пар. Опустив руку в воду, Фурбис осторожно вынул одну из палочек, немного напоминающую воск, и стал разбивать ее. Несмотря на всю осторожность, от одного неловкого удара палочка вдруг воспламенилась, и Фурбис едва уберег пальцы от ожога. Фосфор (а это был именно он) упал на влажную землю и медленно погас.

Плотно закупорив склянку, Фурбис поставил ее на место, проговорив:

— Это будет вернее всего.

Вернувшись в кухню, он, не раздеваясь, бросился на жалкого вида диван, покрытый соломенным тюфяком, и крепко заснул до восхода солнца.

Когда он проснулся, Бригитта была уже на ногах и спокойно занималась хозяйством; дети играли возле нее.

— Что это значит? — воскликнул торговец. — Нынче уже и дети не здороваются со мной?

Двое малюток, прерванные посреди своей игры, робко приблизились к нему. Отец посадил их на колени и постарался вызвать на их лицах улыбки. Но это было напрасно.

— Вы что, боитесь меня? — обратился он к детям.

Дети не ответили ему, и он опустил их на пол. Произнеся про себя несколько ругательств, Фурбис пошел посмотреть на своих лошадей. Мимоходом он повернулся к жене, бесстрастно наблюдавшей всю эту сцену, и бросил ей:

— Я хочу завтракать, чтобы быстро все было готово.

Когда он вернулся из конюшни, еда стояла уже на столе, и, несмотря на то что он не делал никаких замечаний, Бригитта сочла своим долгом извиниться перед ним:

— Я не думала, что ты будешь сегодня завтракать дома, иначе постаралась бы приготовить тебе что-нибудь вроде того, что подают в Новом Бастиде.

Фурбис презрительно поглядел на нее и пожал плечами:

— Разве я говорю, что недоволен чем-нибудь, пошлая ты дура? Было бы гораздо лучше, если бы ты оставила свои рассуждения при себе.

От такого грубого обращения Бригитта опустила голову, и слеза скатилась по ее щеке, но она скоро оправилась от смущения.

Несколькими часами позже, когда Фурбис был уже на торгах в Кавальоне, на ферму Новый Бастид явилась Вальбро. Марго была одна. Таинственно входя в ее комнату, нищая осторожно вынула сверток, тщательно скрываемый ею под плащом, и, передавая Марго, проговорила:

— Это посылает вам Фурбис, моя красавица.

— Хорошо, — ответила Марго, — значит, он сдержал свое слово.

— Это фосфор, — продолжала Вальбро. — Он давно лежит в этой воде, так что она весьма ядовита. При любой возможности старайтесь подмешивать ее в питье и еду вашего мужа. Если же яд не подействует быстро, Фурбис пришлет вам другое средство.

— Есть яды, которые действуют немедленно, — возразила Марго. — Почему он не прислал мне такого?

— Вы слишком неосторожны, — ответила старуха. — Яд, убивающий немедленно, влечет за собой плачевные последствия… Гильотина ведь тоже убивает немедленно…

И, рассмеявшись над своей чудовищной шуткой, Вальбро ушла, простившись с Марго.

Склянка с фосфором осталась у Марго, причем Вальбро, отдавая флакон с ядом, предупредила, что если она по неосторожности разобьет сосуд, то фосфор может воспламениться, и Марго боялась прикоснуться к нему. Она подолгу рассматривала его по вечерам, если же ей случалось уходить из своей комнаты, она всегда тщательно запирала ее на ключ. Но, как только появлялась возможность, она тотчас же начинала смотреть на роковой пузырек, заключавший в себе смерть. Однажды вечером, войдя без лампы в свою комнату, Марго увидела, что флакон был словно объят пламенем. Это явление, в сущности совершенно обыденное, но незнакомое ей, испугало ее.

— Боже! — воскликнула Марго. — Горим!

Она бросилась на лестницу и хотела уже просить о помощи, но какой-то инстинкт удержал ее. В самом деле, как объяснила бы она присутствие этого вещества в своей комнате? Она решилась сама потушить «пожар». У нее хватило смелости коснуться стекла, но оно оказалось совершенно холодным. Тогда Марго вспомнила, как они изучали это явление в монастыре, зажгла свечу, и фосфорический блеск исчез.

Вся эта сцена произвела на нее сильное впечатление. Решившись на преступление, она чувствовала тогда себя достаточно сильной, чтобы перенести все его последствия, теперь же она пала духом. Ей не было жаль своей жертвы, нет, но Вальбро напомнила ей об эшафоте, и это ее пугало. А больше всего она боялась того позора, который ожидает ее, если тайна их любви будет открыта. Она почти сожалела, что полюбила Фурбиса. Но это было лишь на мгновение: ее судьба не принадлежала ей более.

Была минута, когда она сама хотела отравиться. «Но ведь тогда все кончится для меня», — подумала Марго. Две причины удерживали ее от рокового шага. Во-первых, жертвуя собой, она боялась своей смертью опечалить любимого ею человека; во-вторых, она боялась потерять свою красоту, если смерть не наступит мгновенно.

Наконец, Марго решилась. Каждый вечер, ложась в постель, Паскуаль выпивал чашку теплого успокоительного настоя, располагавшего ко сну. Однажды вечером, в обычное время, в его комнату вошла жена с дымящейся чашкой в руках.

Лицо Марго дышало ангельской чистотой. Она приближалась медленными, но твердыми шагами.

— Пей, — сказала она мужу.

Улыбаясь, он взял чашку и опустошил ее, не переводя дух.

— Однако это питье сегодня еще противнее, чем в предыдущие дни, — заметил он ей, возвращая чашку. — Я не стану пить его больше.

— Но доктор велел тебе еще несколько дней принимать это лекарство.

Паскуаль тяжело вздохнул и проговорил:

— Когда же, наконец, я избавлюсь от этих лекарств?

Придвинувшись к жене, он хотел было обнять ее.

— Ах! — вскрикнула она с нескрываемым ужасом. — Оставь меня.

— Что такое? Ты боишься меня? — удивился он. — Но ведь я так тебя люблю! Ты так хороша, моя Марго…

Между тем Марго попыталась поскорее уйти от него.

— Не уходи, — тихо увещевал ее муж, — именем ребенка, которого ты носишь под сердцем, прошу тебя, не уходи!

Марго была беременна уже несколько недель и из благоразумия вынуждена была известить его об этом. Вот это-то чувство в настоящее время и заставило ее покинуть мужа.

— Если не умрет он, то умру я, — сказала она себе, оставшись одна.

В течение пятнадцати дней Марго подливала Паскуалю в настой фосфорную воду, но Фурбис ошибся, понадеявшись на действие яда. Известно, что фосфор не растворяется в холодной воде. В этом случае вода лишь принимает вкус и запах фосфора, но действие яда оказывается столь слабым, что он лишь немного расстраивает желудок, как и произошло в настоящем случае. Здоровье несчастного Паскуаля снова пошатнулось, но не было ни одного серьезного симптома, который бы предвещал близкую его кончину. Марго была просто в отчаянии, что так долго не наступает желаемая развязка. К большому ее огорчению, Фурбис еще реже стал бывать на ферме. Правда, время от времени он приходил навестить Паскуаля и, когда тот упрекал его за редкие посещения, всегда объяснял их чрезмерной занятостью. Однажды Вальбро сказала Фурбису:

— Прислушайся к моим советам: где хочешь бывай, только не на ферме. Делай вид, что ты занят делами. По возможности чаще бывай в отъезде. Лишь в таком случае никто не посмеет обвинить тебя в смерти Паскуаля, если это случится.

Фурбис следовал ее советам, и Марго почти не встречалась с ним днем. Ночью же он приходил к ней иногда, да и то ненадолго. Марго невыносимо страдала от этих разлук, вызванных благоразумием: предоставленная самой себе, обремененная страшной обязанностью убить своего мужа, она не встречала вокруг себя никого, кто мог бы ободрить ее своими советами, и ей казалось, что Фурбис недостаточно помогает ей в исполнении этого чудовищного предприятия. Хоть он и присылал ей письма через Вальбро, которые она, по его приказанию, сжигала немедленно по прочтении, они не могли заменить ей присутствия Фурбиса. Поставленная в такое положение, Марго серьезно огорчалась. Свои письма она пересылала через Вальбро или Мулине; Фурбис, отдавая приказания уничтожать свои письма, сам, напротив, тщательно сберегал на всякий случай послания Марго.

«Милый мой супруг, — писала Марго (с этого времени она не называла его другим именем), — я начинаю беспокоиться. Я вижу, что действие яда слишком медленно, хотя действие первой бутылки, кажется, было сильнее последующих. Я не забыла ни одного из твоих советов, но, увы, не могу дождаться развязки. Что мне делать? Приказывай, я все исполню. Я решилась, и ничто не остановит меня теперь».

Фурбис постоянно побуждал ее закончить дело скорее, на что она отвечала ему:

«Я нахожусь все в том же положении. Я делаю все что могу, но ускорить смерть Паскуаля невозможно. Я в отчаянии. Ты не выходишь у меня из головы. Сегодня ночью я видела во сне, что ты обнимал меня. Мне в самом деле хотелось бы поскорее броситься в твои объятия и стать, наконец, твоей женой. Если бы ты хотел помочь мне, нашим мучениям скоро пришел бы конец. Мужчины обладают большим присутствием духа, чем женщины, и тебе ничего бы не стоило покончить с ним одним ударом».

Не так рассуждал Фурбис: он боялся быть замешанным в это дело и отказывался от использования сильных средств.

— Если не действует фосфорная вода, то употреби сам фосфор, — посоветовал он однажды ночью Марго.

Через несколько дней она написала ему:

«Добрый супруг мой! Я сделала то, что ты советовал. На первый раз я положила два кусочка фосфора в яичницу, но из этого ничего не вышло. На следующий день я положила четыре. Он заметил, что яичница пахнет серой, однако съел ее, и я не заметила особенного действия. Я не знаю, чем объяснить все это. Если бы ты помог мне, мы скорее бы достигли желаемых результатов. Я крайне несчастна. У меня нет возможности видеть тебя и говорить с тобой без опасения. В это воскресенье я собираюсь на обедню в Горде: это единственная наша возможность встретиться. Я нахожусь в постоянном волнении. Мрачные предчувствия мучают меня. В настоящую минуту, когда я пишу тебе это письмо, тоска гложет меня, и только твое присутствие могло бы развеять мои мрачные мысли».

Так прошло несколько недель. Однажды в воскресенье, при выходе из церкви, Фурбис незаметно передал Марго белый кристаллический порошок. Он велел ей растворить его в стакане воды. Это была сулема. Но Паскуаль продолжал жить, не ослабевая особенно, что заставляло сомневаться в действенности средств, которыми пытались загнать его в могилу. Марго, страстно желавшая поскорее избавиться от мужа, стала сама готовить ему обеды и однажды положила яд в его суп. Но едва Паскуаль взял ложку в рот, как тотчас же все выплюнул.

— В супе купорос, — заявил он.

Он не стал есть его и отдал собаке. Та понюхала и отошла прочь, не попробовав.

Тогда Фурбис прислал Марго два грамма опиума, который он испытал сначала на своей лошади. Марго несколько раз давала его мужу, но действие яда было ничтожно.

Таким образом, преступные замыслы этих негодяев не удавались, отчасти по их неопытности, отчасти потому, что вовремя были замечены самим Паскуалем. Сначала они верили в действие фосфорного раствора, но убедились в его бесполезности. Потом стали употреблять чистый фосфор, но пища, в которую его клали, опять-таки не приносила никакого вреда, кроме разве того, что издавала отвратительный запах. Наконец, они решились использовать опиум, но, не обладая умением приготовить его, не достигли никаких результатов. Лишь сулема могла произвести желанный эффект, но и ее присутствие было обнаружено.

Фурбис недоумевал, к какому средству еще прибегнуть. Он не знал никаких других ядов, кроме тех, что использовал при лечении лошадей. Что до Марго, то хотя она несколько и упала духом, но тем не менее продолжала свое дело: Паскуаль постоянно принимал яд. Его постель, его одежда, платки, белье, его пища, напитки — решительно все было пропитано губительными парами. У несчастного распухло, наконец, горло из-за отравленного воздуха, и уже три месяца он страдал от тяжкого расстройства своего здоровья. Он снова исхудал и стал таким же слабым, как и в предыдущем году.

— Вы заметили, как изменился хозяин? — спросил однажды Мулине у Марго.

— Да, прежняя болезнь снова мучает его, — ответила она.

Столь быстрая перемена была замечена всеми в деревне, но никто не мог понять настоящей причины. Однажды в Новый Бастид приехал Фредерик Борель и ужаснулся страдальческому выражению лица Паскуаля.

— У меня там, — пожаловался ему несчастный, указывая на грудь, — как будто все горит. Марго оказывает мне самую безграничную заботу, доктора окружают меня. Но никто не может ничего понять в моей болезни, тем не менее я чувствую, что она убьет меня, если не остановить ее развитие.

Фредерик был тронут этими словами. Страсть к наживе не лишила его чувствительности, и он отправился к Марго, чтобы узнать от нее подробности ужасной болезни Паскуаля. Он застал молодую женщину одну в глухой аллее сада: она сидела, закрыв лицо руками, терзаемая жестокой печалью, и объяснила причину своего огорчения тем зрелищем, которому Борель только что был свидетелем.

Сказав это, она не смогла удержаться от слез.

— Не отчаивайся, Марго, — утешал ее Фредерик, — это ничего не значит. Твой муж еще поправится.

На следующий день Марго написала длинное письмо Фурбису, которое заканчивалось следующими словами:

«…Когда меня видят с заплаканными глазами и утешают обычно: „Не плачь, это ничего не значит“, — я слышу это „ничего не значит“ и начинаю плакать еще сильнее…»