XXXVII
Часы говорят
В тот самый час, когда в павильоне Денизы Готье разыгралась печальная драма, свидетелями которой мы стали, на мельнице происходила другая сцена, не менее грустная. Флоранс сидела на коленях у Филиппа. Свое кроткое личико, пылавшее стыдливым румянцем, она прятала на сильном плече офицера. Девушка вдруг повернулась, и при этом движении что-то блеснуло на ее тонкой шейке, прикрытой роскошными локонами белокурых волос.
– Что это такое? — спросил поручик.
– Это подарок моего старшего брата, — спокойно ответила Флоранс. — Цепочка, а на ней медальон или часы, право, не знаю… Хотите взглянуть?
Флоранс сняла цепочку и подала ее мужу. Тот сначала рассматривал вещь с обычным любопытством, но потом вдруг побледнел, и на лице его обозначилось страшное изумление. Он резко поднялся со стула, отстранив Флоранс.
В углу, на столе, горела красивая лампа. Бросившись к столу, поручик поднес к свету часы и стал переворачивать их то так, то эдак. Он долго смотрел на них суровым пронзительным взглядом и наконец вскрикнул:
– Нет, черт возьми, я не ошибся! Это те самые, которые в Шарме он вынимал из кармана! Те самые, на которые он смотрел в минуту отъезда! И это оказалось у моей жены!..
Ноги его задрожали, и, тяжело опускаясь на стул, поручик сорвал с себя галстук. Флоранс кинулась к мужу:
– Филипп, мой милый Филипп, что с вами такое?
– Воды! — прохрипел офицер. — Воды, ради бога! Я задыхаюсь!
Флоранс бросилась к двери, но тут поручик, сделав над собой усилие, выпрямился и приказал:
– Нет, ни зовите! Останьтесь! Подойдите ко мне!
Девушка приблизилась к нему с трепетом, и он указал ей на часы, которые лежали под лампой.
– Кто дал вам эту вещицу? Отвечайте и не пытайтесь меня обмануть…
– Я уже сказала вам, эту вещицу я получила от брата.
– А! — воскликнул офицер. — Вы получили от брата часы, которые принадлежали маркизу дез Армуазу?
– Боже!
– Маркизу дез Армуазу, которого умертвили…
– Господи милостивый! Пощадите! Сжальтесь! Простите! — умоляла Флоранс сдавленным голосом, падая на колени. — Не я их украла! Не я убивала!
Взгляд Филиппа стал острым, как сталь наточенной сабли, а речь — сухой и отрывистой:
– Не вы? Так кто же в таком случае? Если это не вы, то вам наверняка известны убийцы и воры, раз вы унаследовали это добро! И вы назовете мне их, если не хотите, чтобы я посчитал вас соучастницей этого чудовищного преступления.
– Боже! — шептала несчастная девушка. — О боже мой! Неужели настала минута ужасного искупления! Но нет, это все вздор! Это сон!
Бывают же такие тяжелые сновидения, в которых плачут, страдают, борются, бегут, хотят закричать, но потом пробуждаются. Однако вместо пробуждения вновь прозвучало жесткое требование Филиппа:
– Говорите! Надо, чтобы истина открылась, чтобы правосудие могло покарать мерзавцев…
– Говорить! — зарыдала Флоранс. — Но я не могу! Я не могу! — вскрикнула она, подползая к ногам офицера, стараясь схватить его за руки. — Филипп!.. Мой господин!.. Мой супруг!
Готье в нетерпении топнул ногой:
– Я больше не муж ваш, мадам. Я только служитель закона. Совершено преступление. Вы назовете виновников, или, клянусь честью, я поступлю с вами так, как с их сообщницей.
Флоранс встала с колен и гордо выпрямилась; откинув назад свои роскошные локоны и устремив спокойный взгляд на Филиппа, она твердо произнесла:
– Готовьте мне какую хотите участь. Ваши угрозы, как и слезы вашей сестры, не вырвут из моих уст чужой тайны, случайно подмеченной мной.
Это было сказано так, что офицер понял все без дальнейших объяснений.
– Бедная девушка! — простонал он в отчаянии.
Филипп не мог больше оставаться равнодушным к этому страшному горю, и супруги с минуту стояли обнявшись.
– Несчастная, ты делаешь то, что считаешь своей священной обязанностью! — проговорил он, высвобождаясь из рук девушки. — Позволь же и мне исполнить свой долг!
Поручик подошел к окну и громко крикнул:
– Эй, жандармы, сюда!
Во дворе жандармы распивали мозельское вино в обществе мельника, и ефрейтор Жолибуа произносил следующую речь:
– Я пользуюсь этим торжественным случаем, чтобы предложить приятнейший тост за здравие поручика и поручицы…
Жолибуа упивался рукоплесканиями восторженной публики с ложной скромностью оратора, привыкшего к успеху, когда раздался оклик брата Денизы. Пирующие кинулись в комнату молодых, где застали поручика в тот самый момент, когда он застегивал портупею, а Флоранс — молившейся у постели.
– Ефрейтор, — спросил Филипп, — могут ли люди выдвинуться в путь?
– Поручик, — начал Жолибуа, — наши солдаты всегда готовы!
Офицер, указывая на букеты, торчавшие из ружей жандармов, распорядился:
– Это снимите. Зарядите оружие. Мы отправляемся.
– В эту ночь? — спросил ошеломленный ефрейтор.
– Сию же минуту.
Всех охватило невероятное удивление. Не обращая на это никакого внимания, Филипп обнажил саблю, затем подошел к несчастной Флоранс и, положив руку на плечо своей юной супруги, произнес:
– Гражданка Готье, во имя закона я вынужден арестовать вас.
