XV
Испытание
В то самое время, когда поручик Готье совершал торжественное восшествие в домик покойного сторожа, семейство Арну в полном составе, за исключением Флоранс, садилось за ужин вокруг большого стола, накрытого в огороде, примыкавшем ко внутреннему двору и к саду гостиницы.
Этот огород, который мы видели только при слабом свете луны, пробивавшемся сквозь плотную завесу туч, когда над ним тяготели грозовая ночь и жуткое преступление, — в обычный день представлял собой местечко идиллическое, манящее тенью и прохладой, окруженное высокими деревьями и наполненное пением птиц.
Кто бы мог заподозрить, что под корнями этих роскошных фруктовых деревьев, обремененных плодами, и под яркой свежестью прелестных маргариток скрывается кладбище площадью более ста квадратных метров, которое позднее под заступами землекопов извергнет на глазах у ошеломленных и охваченных ужасом судей несколько слоев костей и скелетов!
Пасторальный пейзаж надежно хранил страшную тайну устраиваемых там мрачных мистерий, и сотрапезники, спокойно рассевшись за столом, казалось, вовсе не знали, что скрывала в себе почва под их ногами.
Летом в деревне охотно ужинают на воздухе: одни в своем садике, другие на лугу, третьи просто перед дверьми скромного дома. Владельцы гостиницы «Кок-ан-Пат» в этот раз последовали общему обычаю, хотя мы умолчим о том, что это не было в привычках семейства Арну. Тем вечером после долгого совещания с матерью Жозеф сказал Марианне:
– Погода отличная. Проезжающих нет. Накройте стол под деревьями.
И по его указанию стол с приборами для трапезы был поставлен неподалеку от ямы — незаметной для человека незнающего, — где покоились трупы маркиза Гастона дез Армуаза и торговца Антима Жовара.
В конце стола одно место оставалось незанятым. Оно предназначалось Флоранс. Подавая суп, старшая дочь спросила у остальных:
– Где же эта жеманница? Она, быть может, считает себя слишком важной особой, чтобы родниться с нами? Готова заключить пари, что она все еще ротозейничает с этой сахарной куклой, Денизой Готье!
– Не суй свой нос в то, что тебя не касается, — резко сказал ей Жозеф. — Ребенок придет, когда будет надо. Флоранс ушла по делам.
После того как расправились с супом, принялись за картофель с салом и свинину, запивая все местным вином, — обычное меню лотарингских крестьян. Агнесса Шассар не кормила семью ни дичью, ни домашней птицей, ни покупным мясом — все эти деликатесы, по ее мнению, слишком дорого стоили. Тем не менее сотрапезники очень усердно работали вилками, ножами и челюстями, так что в этом случае пословица, утверждающая, что хороший аппетит является признаком чистой совести, совершенно не соответствовала действительности.
Ужин проходил за разговорами. Беседовали Марианна, Франциск и Себастьян. Старуха, которая ела мало, а пила и того меньше, по обыкновению, наблюдала и слушала. Жозеф, казалось, что-то обдумывал, глядя в свою тарелку. Старшая сестра говорила:
– Не улетел же он! Чтобы улететь, надо крылья иметь, а мы не успели обратить его в херувима для божьего рая…
– С чего ты взяла, что нужны крылья, для того чтобы спуститься с первого этажа? — возразил ей грубо Себастьян. — Для этого там трельяж на подмогу сгодится, и я даю руку на отсечение, что трельяжем воспользовались. Не считая того, что я обнаружил на песке следы ног, которые вели к сараю…
– Хорошо! А что потом? Он бы так и остался в сарае!..
– Шутишь! Там есть дверь в проулок…
– Эта дверь была заперта, и ключ от нее лежал у меня в кармане!
– Как бы то ни было, — сказал Франциск, — а я за неделю обшарил окрестности на десяток миль в округе. Я искал повсюду: и под кустами, и в канавах, в оврагах, в собачьих конурах… — все напрасно, ребята! Мальчишки там нет, как нет его и в ваших руках!..
– Однако, — заметил Себастьян, — десятилетний ребенок не поместится в мышиной норе…
Марианна с минуту подумала, потом прошептала:
– Тут что-то нечисто! Зевать нам нельзя. Дело осложнилось.
Двое младших повторили единодушно:
– Дело осложнилось.
Марианна стукнула по столу, призывая к вниманию.
– Слушайте, — сказала она, — мы богаты…
– Очень богаты, — подтвердил Франциск.
– Золото стоит дорого в наше время, — со знанием дела заметил Себастьян.
Агнесса Шассар, до сих пор молчавшая, раскрыла рот:
– Невозможно стать слишком богатым, — произнесла она наставительным тоном.
Старшая дочь пожала плечами:
– Говорите за себя, матушка. Мы скромнее в своих притязаниях и довольствуемся тем, что имеем… Но вернемся к делу: груша поспела, разделим урожай, закроем торговлю и переберемся подальше отсюда. Свобода! Каждый отправится куда пожелает и потратит свою долю как ему вздумается.
– Она права, — подхватил Франциск.
– Я думаю так же, — прибавил Себастьян.
Жозеф не вымолвил ни слова.
– А вы какого мнения, матушка? — поинтересовалась Марианна.
Вдова потрясла головой:
– Я стара. В моем возрасте путешествий не любят. Когда привыкают к определенному образу жизни в каком-нибудь месте…
Старшая дочь нахмурила брови:
– Значит?..
Трактирщица посмотрела ей прямо в лицо:
– Это значит, что я умру там, где жила.
Марианна, вспыхнув от ярости, выпила залпом почти полный стакан вина и со стуком поставила его на стол.
– Все это вздор или ложь, — зло проговорила она. — Вы завираетесь или глумитесь над нами. Дело-то в том, что вы хотите остаться здесь в одиночестве со своими деньгами…
– С нашими деньгами, — поправил ее Франциск.
– Да, с нашими деньгами, — продолжала девушка возмущенно, — мы работали столько же, сколько и вы, наживая это состояние, наши шкуры не меньше вашей подвергались опасности…
Себастьян указал на свой лоб, где рукоять пистолета Гастона дез Армуаза оставила огромный синяк с уже подживающим шрамом.
– В доказательство я ношу эту подпись одного из наших последних клиентов, с которым мы свели счеты…
Марианна продолжала со все возрастающим гневом:
– Не успеваем мы окончить дело, как все барыши перетекают в ваши карманы… и все! Зарыты, упрятаны, исчезли навеки! Никто не видит, не знает, где они! К чему же нам стараться, работать, приобретать, обманывать свет, уворачиваться от правосудия, рисковать жизнью? Мы ничего не получаем, только таскаемся как наемники, из компаньонов вы превратили нас в прислугу, людей превратили в марионеток. Оставайтесь, если хотите, насиживайте добытое, как курица яйцо, пока жандармы не накроют вас над ним. Мы же уберемся отсюда, потому что хотим наслаждаться всеми радостями жизни… и денег нам занимать не придется!.. Наследство отца, пятьдесят тысяч франков от бывшего маркиза, еще одна от разъездного торговца, не считая прочих операций! Куда вы все это дели? Ну, отвечайте же! Никто не собирается отнимать вашу долю, но нам необходима наша, черт меня побери!..
Близнецы одобряли и поведение сестры, и ее слова. Старший не шелохнулся. Старуха трактирщица хранила молчание. Марианна лезла из кожи вон.
– Слушайте, мать, — процедила она, — я дам вам добрый совет: не упрямиться и не держать под замком то, что принадлежит нам. Конечно, мы дети очень покорные, почтительные и нежные, но вспомните, что вы сами нас научили уважать жизнь человеческую не больше чем жизнь кролика или курицы…
И, притопнув ногой о землю, девушка продолжила:
– Там лежит не один молодой, здоровый и сильный, в чемодане которого не было и четверти того капитала, которым вы располагаете.
Ни один мускул не дрогнул на лице Агнессы Шассар. Она ничего не сказала, только поласкала ногой огромного пса, который дремал под столом. Колосс в ту же минуту издал глухое рычание.
– О! — расхохоталась Марианна. — Еще и это исчадие ада! Не беспокойте Тюрка понапрасну: мы его не боимся. — И, переглянувшись с братьями, она грозно прибавила: — Всех нас он не проглотит, а сегодня шум не страшен — будить некого.
Девушка уже встала, словно приготовившись к нападению; рука ее судорожно сжимала рукоятку длинного ножа. Франциск и Себастьян также поднялись со своих мест. Жозеф продолжал придерживаться нейтралитета в дебатах, угрожавших кровавой развязкой. И над этой семейной драмой раскинулось летнее небо во всей глубине своей темной лазури, сияя мириадами звезд сквозь листву деревьев, увешанных спелыми плодами.
Агнесса Шассар оставалась по-прежнему спокойной. Лицо ее сохраняло неподвижность мраморной статуи. Глаза этой женщины устремились на дочь и близнецов, но взгляд ее не выражал решительно ничего — в нем не было и тени тревоги.
– Дети мои, каждому свое, — произнесла она язвительным тоном, — вам хочется променять золото на удовольствия, мне же — прятать его в норе. Где эта нора — дело мое. Разберите по камню весь дом от чердака до подвала, изройте всю землю вокруг, но вы не найдете мой тайник, как не нашли мальчугана, который так озаботил тебя, Франциск, и тебя, Себастьян, что вот уже больше недели вы даже не спорите о своей прекрасной Денизе… Но будьте спокойны, я отвечаю за сохранность денег: я уж точно не истрачу их на побрякушки, и, надеюсь, они не уйдут со мной в могилу. Но подумайте, что если со мной случится несчастье — сегодня ли, завтра или несколько позже, — то вам, не зная, где я храню свои скромные накопления, будет достаточно трудно их разделить и приготовить под соусом своих фантазий. Моя дочь Марианна, рассуждающая не хуже законника, сейчас объявила, что я должна указать вам место, где находится клад. Но в молодости, видите ли, часто смотрят на все через очки с увеличительными стеклами… Впрочем, когда я воссоединюсь с моим мужем, вашим честным отцом, то каждый из вас получит достаточно, чтобы не умереть голодной смертью, если вы будете благоразумны. В эту минуту мне не требуется помощь Тюрка, хотя доброе животное готово придушить каждого, кто возымеет против меня дурное намерение. Моя тайна меня оберегает. Я стою денег. Таких берегут. Вы достаточно рассудительны, чтобы усвоить эту истину, не правда ли? А теперь вернитесь на свои места, закончим ужин и ляжем спать. Из-за вас мне пришлось, против обыкновения, говорить слишком много, и я сегодня особенно нуждаюсь в отдыхе.
Марианна и близнецы уселись, сраженные логикой матери. Ужин окончился в полном молчании. Вдруг девушка обратилась к Жозефу:
– А ты, понурый, что скажешь на это?
Но старший Арну повернулся к дому и вытянул шею, прислушиваясь к приближавшимся шагам. Потом, положив на тарелку обглоданную кость, произнес:
– Я скажу, что вот и Флоранс. Глядите и слушайте. Сейчас мы узнаем, куда подевался юный спутник торговца.
Флоранс действительно только что вернулась из домика сторожа, откуда ушла с приездом Филиппа Готье. Она обошла весь первый этаж гостиницы «Кок-ан-Пат», удивляясь отсутствию семейства, заглянула во двор, прошлась по саду и хотела было перейти в огород, но вдруг остановилась как вкопанная.
– Эй! Иди же скорее сюда, малютка! — весело крикнул ей Жозеф. — Мы здесь, на воздухе, под деревьями!
Девушка сделала было шаг, собираясь послушаться брата, но невольно остановилась. Тяжелые мысли словно приковали ее к месту у самого входа в ягодник.
Между тем Жозеф продолжал:
– Иди же, черт возьми, не слышишь, что ли? Мы уже начали и ждать не намерены…
Девушка сделала знак, что не сдвинется с места. Жозеф встал и приблизился к ней.
– Ну, и что же это значит, душа моя?.. Ты, верно, все ноги отбила, пока бежала из Армуаза… Постой, мы сейчас поможем горю…
Он взял младшую сестру за руку, но она вырвалась с жестом, исполненным ужаса:
– Оставьте меня! Не троньте! Вы причиняете мне боль!
Весь страх, который может испытывать человек, отражался на бледном личике девушки. Ее собеседник, казалось, ничего не слышал и не видел…
– За суп же! Черт побери! За суп! — сказал он ей весело и прибавил, простодушно посмеиваясь: — Не лучше ли будет, если я возьму тебя на руки и отнесу, как ребенка?
И он попробовал обхватить ее за талию. Флоранс испуганно отскочила, и с ее сжатых судорогой губ едва слышно сорвались следующие слова:
– Я не могу! Нет, не могу!.. Я боюсь!.. Я боюсь мертвецов… которые там, под травой!
Потом, окинув присутствующих холодным взглядом, она громко проговорила решительным тоном, которого никто не ожидал от кроткой Флоранс:
– Еще раз говорю, оставьте меня! Я не хочу! Вы поняли? Не хочу!
На лице Жозефа отразилось наивное изумление:
– Как знаешь, цыпленок, как знаешь!.. Вольному воля, к чему принуждать!.. Ты, вероятно, обедала в павильоне, с твоей милой мамашей…
– Да… вы правы… я совершенно сыта…
– Что же ты не сказала мне прямо? Не надо стесняться, дитя мое… Если не хочешь ужинать, то ложись себе спать.
Он наклонился поцеловать младшую сестру, но она быстро попятилась назад. Арну, казалось, не заметил того отвращения, с каким невинная девушка уклонилась от этой непрошенной ласки, и, потирая подбородок ладонью, проговорил с добродушной улыбкой:
– Вот что значит не каждый день бриться, девицы уже пугаются. Ну, хорошо, поцелует завтра, с утра я сбрею бороду…
Флоранс повернулась и пошла прочь… Жозеф подождал немного, пока она не отойдет на некоторое расстояние, а потом окликнул ее, принимая беспечную позу:
– Эй, дружочек, так ты не сказала: что нового в Армуазе?..
Девушка остановилась:
– Филипп Готье вернулся.
– Право? Бывший драгун? Красавец унтер-офицер драгунского полка?
Флоранс обернулась и, покачав головой, заметила:
– О, брат Денизы уже не таков, как вы думаете.
– Да ну!.. Перевелся в другой полк? Получил повышение в чине?
– Он поручик жандармов, которые квартируют в Мерикуре.
– Тем лучше. Я рад. Мы старые товарищи…
И, принимая совершенно равнодушный вид, хитрец прибавил рассеянно:
– Так он приехал сюда не только затем, чтобы повидаться с сестрой?
– Нет, не только, — серьезно ответила Флоранс, — его прислали сюда власти, чтобы он помог им отыскать, обличить и наказать виновников совершающихся в округе преступлений.
И, не повышая голоса, но пророческим тоном девушка продолжила:
– Пусть поберегутся те, кто совершил или намереваются совершить какое-либо злодеяние.
Жозеф Арну присоединился к Франциску, Себастьяну и Марианне, которые под покровом тьмы тихонько приблизились к старшему брату и не упустили ни малейшей подробности этой сцены. Агнесса Шассар по-прежнему не покидала своего места. Когда ее отпрыски вернулись за стол, опять расположившись вокруг нее, но на этот раз уже не испытывая желания продолжать трапезу, Жозеф задал всем единственный вопрос:
– Ну, поняли вы?
Но его братья и сестра сидели, погрузившись в свои мысли. Мозг близнецов был неповоротлив и работал медленно, брови были нахмурены, а взгляды устремились на скатерть, которую Марианна в бешенстве рвала острием хорошо заточенного ножа. Жозеф продолжил не без некоторой доли иронии:
– Дело, однако, нехитрое. Флоранс знает то, чего ей знать не следует. Это она укрыла мальчишку, она спустила его из окна своими руками, унесла его из дома через сарай, отперев заветную дверь, которую Марианна замкнула так тщательно старым ключом, потерянным целых полгода назад. Вчера мне удалось отыскать его в кармане платья Флоранс, пока она спала… Правило, дети мои, таково: то, что обронено, не для всего мира потеряно.
– Негодная! — прошипела Марианна.
– Впрочем, спасибо матери, которая заметила, что любопытная сует свой нос куда не следует.
Вдова кивнула своему старшему сыну, и он продолжил:
– Чтобы удостовериться в справедливости своих подозрений, я и устроил это испытание. Не могли же вы вообразить, чтобы я надумал усесться здесь ради удовольствия поужинать на свежем воздухе! Испытание удалось на славу. Вы были свидетелями, что малютка с ужасом отказалась пройти и сесть за стол в нашем обществе.
И, поскольку присутствующие с изумлением воззрились на Жозефа, он задал им очередной вопрос:
– Вы не догадываетесь, мои крошки?.. А что тут у нас такое… здесь, в огороде… под этим вот столом?
Марианна и близнецы в недоумении повторяли друг за другом:
– Здесь? В огороде? Под этим столом?
Жозеф помолчал и потом, подмигнув, сказал:
– Вот вы, перессорившись, распеваете громче чем нужно, а между тем тут отдыхают наши клиенты, с которыми мы свели счеты…
Себастьян, Франциск и Марианна разом вскочили, вздрогнув от страха… Их брат благодушно рассмеялся.
– Вот, — сказал он спокойно, — и малютка сделала то же… Она испугалась, бедный ребенок… Она боялась увидеть, что мертвые вдруг выйдут из-под земли, где она стоит…
Троица отошла от стола с тревогой в глазах. Жозеф смотрел на них с состраданием.
– Дети ее возраста еще имеют право верить в привидения… но мы, взрослые, знаем, что из земли может выйти одна только спаржа… Ну, возвращайтесь на свои места, разговор еще не окончен.
Жозеф в задумчивости осушил свой стакан, наполненный до краев, и продолжил, обращаясь к компании:
– Флоранс держит нас в кулаке, это понятно. Впервые в жизни она сказала: «Я не хочу». Я даже уловил угрозу в ее голосе… Филипп Готье, которого прислали в эти края специально ради нас, у нее под рукой. Вы слышали, каким тоном, вы видели, с каким выражением лица она кинула это предостережение!.. Вывод: мы сейчас должны думать не о деньгах и не о женщинах, а о спасении наших голов, которые, как мне кажется, очень непрочно держатся у нас на шеях.
– Флоранс выдаст нас, — заключил Себастьян.
– Да, — прошептала Марианна, — если ей не укоротить язык.
Жозеф послал ей воздушный поцелуй.
– Ты мужчина, дочь моя, но не будем шутить серьезными вещами. Избавиться от Флоранс гораздо труднее, чем укокошить проезжего, который появляется у нас ночью, никем не замеченный, чтобы утром отправиться дальше.
– Значит, мы погибли! — вскрикнул Себастьян. — И нам остается только бегство!
Жозеф с невозмутимой улыбкой на лице методично набивал трубку табаком из рога, оправленного жестью.
– Черт возьми, как вы далеко замахиваетесь! — усмехнулся он. — Но сообразите же, глупые головы: бежать значит поднять всех на ноги, уличить себя в преступлениях, то есть самим запрячь колесницу, в которой возят к эшафоту…
– Что же нам делать? — спросили союзники, падая духом.
– Слушайтесь брата, — сказала холодно мать. — Жозеф — малый умный. Я уверена, он уже знает, как выручить семью.
– И вы не ошиблись, матушка. Я того мнения, что с топором не стоит бросать и топорища, если его крепко держат в твердой руке. Подождем же развития событий. Повернемся к опасности лицом — благо мы знаем, откуда она нам угрожает.
Никто не протестовал; Франциск и Себастьян, несмотря на все их усилия, не могли побороть невольный ужас. Оратор высек огонь, раскурил свою трубку и прикрыл ее крышкой, висевшей на медной цепочке.
– Опасаться никогда не лишне, — продолжал он, — если страх не мешает вам действовать. — И, поставив локти на стол, заговорил: — Следите же внимательно за ходом моих рассуждений.
