Глава IX
Медведь в вест-Линне
Карлайль говорил речь с балкона гостиницы «Оленья голова» — старого здания, построенного в те времена, когда еще не было железных дорог. Балкон был обширный, выкрашенный в зеленую краску, и на нем свободно помещались друзья Карлайля. Оратор говорил красноречиво и искренне. Карлайль пользовался в Вест-Линне большим уважением. Кроме того, все горожане были настроены против сэра Фрэнсиса Левисона.
Последний произносил свою речь в гостинице «Ворон», но оратор он был самый посредственный. Окружавшая его толпа шумела, бранилась и беспорядочно теснилась на дороге. Впрочем, сэр Фрэнснс Левисон не мог пожаловаться, так как в слушателях не было недостатка: большая часть обитателей Вест-Линна сочла своим долгом явиться перед гостиницей «Ворон» — одни для того, чтобы аплодировать, другие для того, чтобы свистеть и шикать.
Вдруг все заметили невдалеке медленно двигавшуюся коляску, запряженную парой лошадей. В коляске сидела дама — это была миссис Карлайль. Вскоре шумевшая толпа замолкла, и речь Левисона также затихла; он не желал даром тратить свое красноречие. Он не поклонился Барбаре, вероятно, вспомнив последствия вежливости, оказанной им Корнелии.
Сквозь прозрачную бахрому зонтика Барбара смогла разглядеть его. В ту минуту, когда она подняла глаза на оратора, он стоял, высоко подняв правую руку, слегка откинув голову и поправляя волосы, падавшие ему на лоб. Его рука без перчатки была бела и нежна, как у женщины, и Барбара заметила блестевший на его пальце бриллиантовый перстень. Щеки молодой женщины побагровели. На этот жест указывал ей Ричард!
Около нее раздались веселые крики:
— Ура, Карлайль! Карлайль, ура!
Барбара наклонила голову в ответ на приветствия, и экипаж выехал на простор.
В волнующейся толпе неожиданно встретились мистер Дилл и мистер Эбенезер Джеймс. Мистер Джеймс начал с того, что служил писарем у Карлайля, и наконец снова вернулся к этому занятию, но уже в конторе других адвокатов, Билла и Тредмена. Мистер Джеймс былдобродушным малым, весельчаком, прямым, откровенным, но несколько склонным к лени.
— Ну, дружище, как дела? — спросил его Дилл.
— Дела мои идут недурно — только не в ту сторону, в какую следует… Но послушаем оратора!
Оратором этим был не кто иной, как Левисон. Дилл слушал его с серьезным, а Джеймс с насмешливым видом. Но вскоре толпа отодвинула их далеко назад, где они уже не видели, хотя все еще слышали оратора. Тут они увидели в конце улицы человека, идущего в их сторону и походившего на медведя на задних лапах.
— Боже милосердный! — воскликнул Эбенезер. — Да ведь это Бетель!
— Бетель! — повторил Дилл, устремив взгляд на человека в медвежьей шкуре.
Действительно, это был Отуэй Бетель, вернувшийся из путешествия и надевший на себя меховое одеяние с медвежьими хвостами. Шапка из таких же хвостов украшала его голову. Мистер Дилл посторонился, словно боясь, что он его укусит.
— Я вижу, Эбенезер, что вы еще живы и по-прежнему коптите небо, — сказал он.
— Да, и рассчитываю еще некоторое время покоптить его!
— Когда вы вернулись, Отуэй? — обратился к нему Дилл.
— Только что, с четырехчасовым поездом. Но скажите, пожалуйста, что здесь происходит?
— У нас здесь выборы, старина, — ответил Эбенезер.
— О том, что у вас выборы, я узнал еще на станции. Скажите, что здесь происходит? — И онуказал на толпу.
— Ах, боже мой! Да это же Левисон!
— Вот как! Какой смельчак! — воскликнул Бетель. — Неужели он одержит верх над Карлайлем?
— Что вы! Разве это возможно? У него нет никаких шансов на победу.
— Но послушаем Левисона. Я никогда не видел его.
Разговор был прерван проездом нагруженного обоза. Засуетившаяся толпа подвинула их ближе к дому, и они оказались как раз напротив Левисона. Бетель смотрел на него изумленными глазами:
— Вот тебе на! Кто позвал сюда этого человека? Зачем он здесь?
— О ком вы говорите?
— Я говорю о том господине, который держит в руке белый носовой платок.
— Это сэр Фрэнсис Левисон.
— Не может быть! — воскликнул Бетель. — Этот человек никогда не был сэром Фрэнсисом Левисоном.
Тут взгляды Отуэя Бетеля и Левисона встретились. Бетель поклонился Левисону, приподняв свою медвежью шапку, Левисон вздрогнул, поднял лорнет и осмотрел Бетеля. Его лицо побледнело.
— Разве вы знаете Левисона, мистер Бетель? — спросил Дилл.
— Да, я был с ним когда-то знаком… очень короткое время.
— Я помню, — усмехнулся Эбенезер, — когда он был еще не Левисоном, а совсем другой особой. Правду я говорю, Бетель?
Бетель бросил на Эбенезера презрительный взгляд и немедленно исчез.
— Разъясните мне, пожалуйста, мистер Эбенезер, что означает эта маленькая сцена? — спросил Дилл.
— О, сущие пустяки! Дело в том, что этот напыщенный оратор никогда не был такой важной персоной, какую строит из себя теперь.
— Ах, вот как!
— Я не хотел ничего рассказывать, потому что, видите ли, это дело меня не касается, но вам я могу довериться. Можете ли вы себе представить, что именитый баронет, который желает выступить представителем Вест-Линна в парламенте, некогда ухаживал за Эфи Галлиджон? В то время он еще не носил громкого титула сэра Фрэнсиса Левисона!
Слова эти пробудили в уме Дилла тысячу смутных воспоминаний относительно Ричарда Гэра и некоего Торна. И вдруг, схватив Эбенезера за руку, он спросил:
— А как его звали в то время?
— Торном!
— Но вам, конечно, было известно, что на самом деле его звали Левисоном?
— Ничего подобного! Когда я узнал, что он приехал сюда с целью оспаривать у Карлайля звание члена парламента, то был поражен подобной дерзостью не меньше самого Бетеля. «Вот чудо! — подумал я. — Значит, Торн погребен, а его место занял двойник Торна Левисон».
— Но почему же он сменил имя?
— Не знаю… Каково его настоящее имя — Левисон или Торн, — для меня до сих пор остается тайной.
Горя желанием сообщить Карлайлю это странное известие, Дилл поспешил выбраться из толпы. Добежав до конторы, он вошел в кабинет своего патрона. Последний сидел за письменным столом и подписывал разные бумаги.
— Что случилось, Дилл?
— О! Я пришел к вам с самыми невероятными известиями!.. Я все разузнал о Торне! Как вы думаете, кто он такой?
Отложив перо в сторону, Карлайль посмотрел на своего помощника.
— Торн не кто иной, как Левисон! — воскликнул Дилл.
— Я не понимаю, — произнес Карлайль.
— Ваш противник Левисон — тот самый Торн, который ухаживал за Эфи Галлиджон. Это непреложная истина, мистер Карлайль.
Дилл рассказал все в подробностях: как Бетель узнал Левисона и что сообщил ему Эбенезер.
— Бетель не раз клялся мне, что не знает Торна, — прошептал Карлайль.
— Вероятно, он имел свои причины клясться в этом, — воскликнул Дилл. — Сегодня они узнали друг друга.
— Бетель узнал его как Торна, а не как Левисона?
— Да, в этом нет никакого сомнения. Он ни разу не упомянул имени Торна, но его удивило то, что этого человека называют Левисоном.
В то время, когда происходил этот разговор, Барбара вернулась домой. Она побежала к себе и принялась писать.
— Я желаю, чтобы он приехал сюда хотя бы на час! Посмотрим, что из этого выйдет… Я уверена, это тот самый человек, которого мы ищем. Ричард описывал именно этот жест, и потом это бриллиантовое кольцо!..
Она набросала несколько строк:
«Дорогой мистер Смит! Ваше присутствие здесь необходимо; произошло одно событие, которое можете разъяснить только вы; приезжайте сюда в субботу, я встречу вас в крытой аллее в сумерках.
Преданная вам, Б.».
Письмо было адресовано на имя мистера Смита, в Ливерпуль. Адрес ей оставил Ричард. «Сию же минуту, — думала Барбара, складывая письмо, — нужно послать ему банковский билет в пять фунтов стерлингов для того, чтобы он мог заплатить за проезд. Но у меня, кажется, нет этой суммы…»
Она выбежала из комнаты и в коридоре встретила Джойс.
— Не найдется ли у вас пятифунтового билета, Джойс?
— Нет, сударыня.
— Быть может, такая сумма есть у миссис Вин; на прошлой неделе я заплатила ей жалованье и, кажется, дала два пятифунтовых билета.
Барбара побежала в маленькую гостиную.
— Миссис Вин, не могли бы вы одолжить мне пятифунтовый билет?
Миссис Вин отправилась за ним в свою комнату. Между тем Барбара спросила Уильяма, виделся ли он с доктором Мартеном.
— Он прослушал мне грудь, — ответил ребенок, — и сказал, что приедет в среду после обеда.
— Где же ты с ним увидишься?
— В конторе у отца или у тетушки Корни. Миссис Вин сказала, что лучше в конторе, потому что отцу будет приятно самому поговорить с доктором. Мама, скажите мне, пожалуйста…
— Что такое, дитя мое? — спросила Барбара.
— Миссис Вин не перестает плакать с тех пор, как она виделась с доктором. О чем она плачет?
— В самом деле? Я не знаю. Разве она плачет?
— О да! Но она отирает слезы под очками и думает, что я этого не замечаю. Я очень хорошо знаю, что я опасно болен, но почему же она об этом плачет?
— Ты скоро поправишься, Уильям. Кто тебе сказал, что ты опасно болен?
— Никто, но я знаю, что у меня очень слабое здоровье.
— Ты вечно что-нибудь придумаешь. Вероятно, миссис Вин плачет вовсе не о том, что ты болен.
В эту минуту гувернантка вошла с билетом в руках. Барбара поблагодарила ее и поспешила отвезти письмо на почту. Вернувшись домой, она пошла к себе. Вскоре пришел и Карлайль.
— Боюсь, я совершила страшную глупость, Арчибальд, — сказала она.
— Мы все иногда делаем глупости, Барбара. В чем дело?
— Я хочу поверить тебе то, что тяготит меня уже много лет…
— Уже много лет?
— Ты, конечно, помнишь ту ночь, много лет тому назад, когда Ричард встретил в лесу на тропинке того…
— О какой ночи ты говоришь, Барбара? Он приходил сюда не раз.
— Я говорю о той ночи… о той ночи, когда леди Изабелла покинула Ист-Линн, — ответила она, не находя другого средства пробудить воспоминание мужа. Затем, с нежностью вложив свою руку в руку Карлайля, она прибавила: — Помнишь ли ты, как Ричард вернулся еще раз, после того как простился с нами, и сказал, что встретил в переулке настоящего Торна? Он упомянул о том, что этот человек имеет обыкновение откидывать со лба волосы, говорил о необыкновенной белизне его руки и о бриллиантовом перстне, блестевшем при лунном свете. Помнишь ли ты это?
— Очень хорошо помню.
— С той самой ночи я нисколько не сомневалась в справедливости его слов. Я была убеждена, что Торн и капитан Левисон — одно и то же лицо.
— Почему же ты не сказала мне об этом, Барбара?
— Как же я могла сказать тебе об этом, в особенности тогда? Позднее, когда Ричард был здесь, в тот снежный, морозный вечер, он уверял меня, что знает сэра Фрэнсиса Левисона, что он видел его вместе с Торном, — эти слова сбили меня с толку. Но сегодня, проезжая в коляске мимо гостиницы «Ворон», я видела, как он произносил речь, и узнала тот самый жест… Я убеждена, что Торн и Левисон — одно и то же лицо, и если Ричард уверял, что знает и того и другого, то он жестоко ошибался. Прости меня, Арчибальд, мне не хотелось напоминать тебе об этих вещах, но я убеждена, что Левисон выдавал себя за Торна.
— Я также убежден в этом, Барбара.
Молодая женщина, смутившись, отступила назад и взглянула на мужа:
— Как! Неужели ты знал это и тогда, Арчибальд?
— Я узнал только сейчас. Дилл, Эбенезер и Бетель, с которыми я только что виделся, стояли перед гостиницей «Ворон», слушая речь моего противника. Бетель узнал его, но был чрезвычайно удивлен, когда ему сказали, что это Левисон. Говорят, что, увидев его, Левисон сконфузился, а Бетель, не отвечая на расспросы товарищей, удалился. Эбенезер объяснил Диллу, что выдающий себя за Левисона — не кто иной, как прежний Торн, тот самый, что ухаживал за Эфи Галлиджон.
— Арчибальд, — продолжала молодая женщина, — я послала за Ричардом.
— В самом деле?
— Я попросила его приехать сюда в субботу вечером. Письмо уже отправлено. Милый, возлюбленный мой Арчибальд, что можно сделать, чтобы оправдать моего брата?
— Виновный — Левисон, следовательно, я не могу действовать.
— Как! Даже ради Ричарда? Арчибальд!..
Карлайль взглянул на жену своими честными глазами:
— Дорогая моя, как же я могу действовать?
По щеке Барбары скатилась слеза, выдававшая ее гнев и горечь.
— Подумай хорошенько, Барбара! Я готов действовать против всякого другого, только не против Левисона; если я выступлю против него в качестве обвинителя, то могут подумать, что я хочу отомстить ему!
— Прости меня, ты совершенно прав. Но что же мне делать?
— Это довольно запутанная задача… Дождемся приезда Ричарда.
