Глава XXXIX
Последствия ужасного преступления

– Элеонора! — воскликнул я, вбегая без церемоний в ее комнату. — Готовы ли вы выслушать добрую весть? Весть, благодаря которой румянец снова вернется на ваши бледные щеки и снова заблестят ваши милые глаза и которая озарит всю вашу жизнь радостным светом?

– Я не знаю, в чем дело, — прошептала она. — Боюсь, как бы то, что кажется вам хорошей вестью, не показалось мне очень дурной.

Но, когда я рассказал ей, как все происходило в действительности, когда я представил ей все доказательства того, что Харвелл совершил это ужасное преступление, а Мэри к нему совершенно не причастна, первые слова ее были:

– Отведите меня к ней, ради бога, отведите. Я не успокоюсь, пока на коленях не выпрошу у нее прощения. И как только я могла так оскорбить ее своим подозрением!

Я счел своим долгом исполнить ее желание, велел подать экипаж и повез к кузине.

– Мэри, наверно, оттолкнет меня, — рыдая, повторяла она по дороге, — она не захочет видеть меня и будет права, ведь подобной несправедливости никто на ее месте не простил бы. Но, бог свидетель, я была твердо уверена, что у меня достаточно оснований для подозрений, и если бы вы знали…

– Я знаю, — перебил я ее. — Мэри сама признает, что все улики были против нее и что у всех было право ее подозревать.

– Она говорила это?

– Да.

– Сегодня?

– Да.

– В таком случае она должна была очень измениться за последнее время.

Несколько минут спустя экипаж остановился, и я вошел с Элеонорой в тот дом, где недавно разыгралась мрачная трагедия. Глаза моей прелестной спутницы сияли, румянец играл на щеках, она вся была преисполнена светлой, радужной надеждой.

Томас открыл дверь и радостно приветствовал свою госпожу словами:

– Мисс Левенворт находится в гостиной.

Поскольку я заметил, что Элеонора от волнения едва стоит на ногах, то предложил подождать немного, пока она успокоится.

– Я должна идти скорее, я не могу ждать, — ответила девушка и быстрым шагом направилась по коридору к дверям гостиной; вдруг дверь открылась, и на пороге показалась Мэри.

В возгласах приветствия, которыми обменялись кузины, было сказано все. Элеонора хотела броситься к ногам сестры, но та в смущении поспешила удержать ее от этого.

– Моя вина перед тобой слишком велика, — проговорила Элеонора, — ты, наверно, не в состоянии будешь простить меня…

– Разве сама я не была виновна в тщеславии и высокомерии? Но теперь я настолько искренно в этом раскаиваюсь, что все прощаю тем, кто виноват передо мной, — ответила Мэри.

Когда полчаса спустя в небольшую комнату, где я находился, вошла Мэри, я был удивлен происшедшей в ее лице переменой: вместо высокомерной улыбки на лице ее было выражение кроткой радости. Я пошел ей навстречу и подал руку с чувством глубокого уважения и дружеской искренностью, хотя еще за минуту до этого и сам не предполагал, что у меня могут возникнуть такие чувства по отношению к ней.

– Благодарю вас, — сказала девушка, покраснев, — я вообще только теперь понимаю, как должна быть благодарна вам за все, что вы для меня сделали. Но об этом в другой раз, а сегодня вы должны помочь мне уговорить Элеонору принять в подарок все состояние, завещанное мне дядей. Вы знаете, что оно по праву принадлежит ей, и она получила бы его, если бы…

– Но подумайте! — воскликнул я. — Не торопитесь: хорошо ли вы взвесили это решение? Действительно ли окончательно намерены передать состояние дяди своей кузине?

– И вы еще спрашиваете? — прошептала она.

Клеверинг сидел рядом с Элеонорой, когда мы вошли в гостиную. Он тотчас поднялся с места.

– Мистер Рэймонд, — сказал он, отводя меня в сторону, — прежде всего, позвольте мне извиниться перед вами. Я был глубоко не прав по отношению к вам.

– Мистер Клеверинг, — перебил я его, — не будем говорить о том, что уже отошло в прошлое. Я по крайней мере постараюсь забыть обо всем этом как можно скорее. Будущее улыбается нам так светло, что было бы неблагоразумно отравлять его воспоминаниями.

Мы обменялись крепкими рукопожатиями и вернулись к нашим дамам. Из дальнейших событий этого дня я упомяну только о следующем: Элеонора так и не согласилась принять состояние, из-за которого была пролита кровь, так что в конце концов было решено выстроить на этот капитал благотворительное заведение в память о дорогом усопшем.

Когда мы распрощались с молодыми супругами, воссоединившимися теперь навеки, я проводил Элеонору домой. Вернувшись к себе, я вскоре уснул, убаюканный сладким сном: главную роль в нем играли лучезарные глаза Элеоноры, которые со временем стали бы светить мне, как путеводная звезда.