Глава XXXII
Рассказ миссис Бельден
Первая половина рассказа миссис Бельден была мне отчасти уже известна. Последние несколько лет она зарабатывала себе на хлеб разным рукоделием. В июле прошлого года женщина впервые увидела Мэри Левенворт, зашедшую к ней с заказом. Миссис Бельден была восхищена красотой и любезным обхождением девушки, а Мэри почувствовала к ней симпатию, как к женщине образованной и известной своей благотворительностью. Обе женщины скоро подружились и с каждым днем привязывались друг к другу все сильнее.
Этим же летом Мэри встретилась и познакомилась с Клеверингом. Она полюбила его, чего, конечно, не скрыла от своей приятельницы. Девушка рассказала, что союз между ними вряд ли будет возможен, поскольку дядя ее ненавидит англичан и никогда не даст согласия на этот брак. Хотя Клеверинг — человек довольно обеспеченный, все же она не в состоянии была отказаться от надежды стать наследницей дяди, ведь иначе ей пришлось бы жить с мужем в гораздо более скромных условиях, чем она привыкла.
Несмотря на это, молодые люди сходились все ближе и в отсутствие дяди, отлучившегося куда-то по делам, они, наконец, тайно обручились. Элеонора считала своей обязанностью сообщить об этом дяде по его возвращении из путешествия. Тот страшно рассердился и приказал Мэри немедленно порвать всякие сношения с англичанином. Девушка сделала вид, что повинуется воле дяди, и отказала своему жениху. Тот немедленно покинул курорт, но поселился от него неподалеку.
Миссис Бельден, всегда немного склонная покровительствовать романтическим отношениям молодых людей, сделалась посредницей между влюбленными. Она посоветовала Мэри назваться Эми Бельден, а Клеверингу — Роем Роббинсом. Посредницей же их при переписке являлась обыкновенно Джен, уже тогда служившая горничной у обеих барышень; это было тем более удобно и безопасно, что она не умела ни читать, ни писать.
– Но в скором времени, — продолжала миссис Бельден, — положение вещей значительно изменилось. Мистер Клеверинг, оставивший в Англии больную мать, получил вдруг телеграмму, что ей очень плохо и что присутствие его дома необходимо. Он начал готовиться к путешествию, но, опасаясь потерять навсегда девушку, не имевшую недостатка в поклонниках, предложил ей обвенчаться до его отъезда в Англию. Он писал, что готов исполнить все ее требования и покориться всем условиям, которые она поставит, только бы она согласилась выйти за него замуж, иначе он не будет чувствовать себя в силах исполнить долг любящего сына и поехать в Англию.
Мэри ответила, что согласна уступить его просьбе, но с условием, что он предоставит ей право огласить брак, когда она найдет нужным, и что он немедля после венчания уедет и никому не откроет их тайны. Несколько дней спустя был получен ответ, чти он согласен на все условия.
Теперь-то Эми Бельден пришлось напрячь весь свой ум: надо было устроить все так, чтобы ни у кого не возникло ни малейшего подозрения, кроме того, надо было торопиться, поскольку пароход, на котором должен был отплывать Клеверинг, отходил уже через три дня. К тому же влюбленные своей наружностью привлекли бы всеобщее внимание, поэтому следовало найти какое-нибудь уединенное, но в то же время не слишком отдаленное местечко, иначе долгое отсутствие Мэри непременно возбудило бы подозрения у Элеоноры.
Дядя не мог служить помехой, поскольку он снова уехал куда-то. Самым удобным местом в этом отношении оказался маленький городок Ф., в котором, кстати, жил священник, очень скромный и неболтливый человек.
– План наших действий был таков, — продолжала свой рассказ миссис Бельден. — К назначенному времени Мэри должна была уехать из дома, объявив кузине, что отправляется в соседний городок вместе со мной навестить одну свою знакомую. Она должна была заехать за мной в экипаже, заказанном заранее, и затем мы хотели тотчас отправиться в Ф. Хотя план этот был очень прост, мы все же упустили из виду одно обстоятельство: любовь Элеоноры к кузине. Мы, конечно, допускали, что вся эта история должна была показаться ей несколько подозрительной, однако не догадывались, что той не только известно о тайной переписке влюбленных, но что она вообще знает о наших намерениях больше, чем нам бы хотелось.
Только Мэри, согласно нашему плану, заехала за мной и сняла с себя длинный плащ, чтобы показаться мне в своем подвенечном наряде, как вдруг кто-то решительно постучался в дом. Я быстро опять накинула ей на плечи плащ и пошла открыть дверь, чтобы отделаться от докучливого посетителя, в это время я услышала голос Мэри за своей спиной:
«Боже мой, ведь это Элеонора!» — «Что же делать?» — воскликнула я в ужасе. «Что делать? Откройте, и пусть она войдет — ее я не боюсь».
Я исполнила приказание; Элеонора, бледная, но решительная, вошла в комнату и направилась прямо к своей кузине.
«Я явилась, — сказала она холодно и спокойно, — чтобы спросить тебя, не позволишь ли ты мне сопровождать тебя в сегодняшней прогулке?» — «Мне очень жаль, — ответила Мэри, оглядывая себя в зеркале, — но экипаж двухместный, так что, к сожалению, я должна отказать тебе в твоей просьбе». — «Я прикажу подать другой экипаж». — «Но как раз сегодня мне вовсе не желательно твое общество, Элеонора. Мы хотим совершить это маленькое путешествие вдвоем, к тому же только нас двоих и ждут — меня и миссис Бельден». — «Значит, ты решительно отказываешься взять меня с собой?» — «Я, конечно, не могу тебе запретить следовать за нами в другом экипаже».
Лицо Элеоноры стало еще более серьезным.
«Мэри, — произнесла девушка, — нас воспитывали вместе, как сестер, и я люблю тебя как сестра. Поэтому не могу допустить, чтобы ты поехала одна, в сопровождении только этой женщины, бог знает куда. Я последую за тобой, куда бы ты теперь ни отправилась. Скажи же, хочешь ли ты, чтобы я ехала с тобой как сестра или в качестве хранительницы твоей чести следовала за тобой помимо твоей воли?» — «Моей чести?» — «Ты ведь едешь, чтобы встретиться с Клеверингом?» — «Не спорю». — «В двадцати милях отсюда?» — «Совершенно верно». — «Прилично ли это? Не угрожает ли это твоему достоинству, Мэри?» — «Я еду в Ф. для того, чтобы обвенчаться с Клеверингом, Элеонора. Ты все еще хочешь ехать со мной?» — «Да, конечно».
Мэри бросилась к ней, схватила за руку и спросила:
«Зачем? Что ты хочешь сделать?» — «Я хочу быть свидетельницей на твоем венчании, хочу убедиться в том, что брак этот узаконен, чтобы в случае необходимости иметь возможность заступиться за тебя».
Мэри выпустила руку кузины и тихо промолвила:
«Я тебя не понимаю. Я всегда считала, что ты не способна принять участие в чем-либо, что ты признаешь неправильным». — «Я и не принимаю участия. Всякий, кто меня знает, поймет, что я была только невольной свидетельницей вашего бракосочетания». — «Зачем же ты хочешь в таком случае ехать с нами?» — «Потому что мне твоя честь дороже моего спокойствия, потому что я люблю того, кем мы с тобой обе облагодетельствованы, и знаю, что он никогда бы не простил мне, если бы я позволила его любимице вступить в брак в такой сомнительной обстановке. Мое присутствие в данном случае придаст обряду все же несколько большее значение». — «Хорошо, — вздохнула Мэри, — придется смириться с этим. Мне очень жаль, миссис Бельден, что я не могу взять вас с собой, ведь коляска двухместная. Зато вы первая поздравите меня потом, — прибавила она шепотом, — когда я вечером заеду к вам».
И прежде чем я успела опомниться, оба сели в экипаж и уехали.
Некоторое время спустя после венчания Мэри сделала очень неприятное для себя открытие: оказалось, что ее кузина ведет дневник последние две недели. «И она ни за что не хочет его уничтожить, — жаловалась она мне, — хотя я и убеждала ее, что это не очень-то честно по отношению ко мне. Она говорит, что это послужит ей единственным оправданием в случае, если дядя впоследствии станет упрекать ее в том, что она не послушалась его и не оправдала его доверия. Правда, она дала обещание держать его всегда под замком, но что в этом толку? Мало ли может возникнуть случайностей, благодаря которым дневник может попасть в руки дяде? Я не могу быть спокойной ни одной минуты до тех пор, пока он не будет уничтожен».
Я пыталась утешить ее, напоминала, что Элеонора желает ей только добра и потому никогда ни в чем не навредит, но она ничего не хотела слушать, так что, наконец, я предложила, чтобы Элеонора отдала дневник на хранение мне до тех пор, пока он ей не понадобится.
Эта мысль очень понравилась Мэри, и в тот же вечер она сообщила об этом Элеоноре. Та немедленно согласилась исполнить просьбу, но с тем условием, что я дам слово не уничтожать вверенных мне бумаг — разве только на это последовало бы согласие их обеих.
Таким образом, брачное свидетельство Мэри, письма Клеверинга и дневник Элеоноры были положены в оловянный ящичек и переданы мне. Я спрятала его в шкафу в одной из верхних комнат, и там он оставался до вчерашнего вечера.
Здесь миссис Бельден остановилась и нерешительно взглянула на меня.
– Не знаю, что вы на это скажете, — продолжала она, — но из боязни повредить Мэри я взяла этот ящичек и, несмотря на совет, данный вами, унесла его из дома, и теперь…
– Он находится у меня, — ответил я спокойно.
Мне кажется, она удивилась еще более, чем при известии о смерти Джен.
– Этого не может быть, — воскликнула она. — Я спрятала его вчера вечером в старом сарае, который тотчас после этого сгорел дотла. Я хотела спрятать его там только на время и не знала более укромного и надежного уголка. Ящичек этот не может находиться у вас, — прибавила она, — если, конечно, только…
– Если только я не нашел его и не унес раньше, чем загорелся сарай, — закончил я за нее.
Яркая краска залила лицо женщины.
– Значит, вы следили за мной? — воскликнула она.
– Да, — ответил я и поскольку почувствовал, что тоже покраснел, то добавил: — Мы оба играли с вами странную роль, миссис Бельден. Настанет время, когда все эти ужасные происшествия будут казаться нам только сном, и тогда мы попросим друг у друга прощения. Но пока оставим это. Ящичек находится в целости и сохранности, а я хочу услышать конец вашего рассказа.
Это, по-видимому, успокоило почтенную вдову, и она продолжала, немного помолчав:
– Рассказ мой близится к концу. Накануне отъезда Мэри зашла ко мне проститься.
«Дядя никогда не захочет примириться с моим браком, — говорила она, — я всегда это предполагала, а теперь убеждена. Только после его смерти этот брак станет настоящим и соединит нас».
Когда в ответ я сказала, что им придется, вероятно, долго ждать в таком случае, она покраснела и шепнула чуть слышно:
«Наше будущее покрыто мраком, но, если Клеверинг любит меня, он подождет». — «Но ведь ваш дядя — мужчина еще далеко не старый, Мэри, и отличается завидным здоровьем». — «Не знаю, но думаю, что здоровье дяди совсем не так крепко, как кажется, — ответила она на это, — и может случиться…»
Здесь миссис Бельден вдруг замолчала, видимо, испугавшись оборота, который принимал наш разговор, и лицо ее приняло выражение, которого я долго потом не мог забыть.
– Мне, конечно, никогда и в голову не приходило ничего подобного тому, что случилось, поскольку я и теперь еще не считаю Мэри способной на преступление. Но, когда осенью я получила письмо от мистера Клеверинга, в котором он просил сообщить мне что-нибудь о его жене, жестоко осудившей его на изгнание, и когда в тот же вечер одна моя приятельница, вернувшаяся из Нью-Йорка, рассказала, что Мэри Левенворт окружена толпой поклонников, тогда только я поняла, насколько серьезно положение дел. Я написала Мэри и сообщила о письме ее мужа ко мне.
Ответ получился очень длинный и положительно испугал меня:
«В настоящее время я не хочу думать о мистере Роббинсе и советую вам сделать то же. Он знает, что я немедленно сообщу ему, как только буду иметь возможность принять его, но пока время еще не настало. Он не должен терять мужества: если он когда-либо будет осчастливлен мной, то счастье его будет полное».
«Если, — подумал я, — это „если“ могло уничтожить все».
– Вместо того, — продолжила миссис Бельден, — чтобы исполнить волю Мэри Левенворт, я написала Клеверингу, что жена его просит запастись терпением и я немедленно сообщу, если в жизни Мэри произойдет какая-нибудь перемена.
Развязка наступила скорее, чем я предполагала. Две недели спустя я узнала о смерти священника, венчавшего их, а затем прочитала в газетах, что мистер Клеверинг опять вернулся в Нью-Йорк и поселился в Гофман-хаусе.
Впоследствии я узнала, что нетерпеливый муж делал все, что только было возможно, чтобы приблизиться к своей жене, но все было напрасно. Наконец он решился, даже рискуя навлечь на себя ее гнев, обратиться к ее дяде. Супруге он написал только следующие строки:
«Я хочу обладать тобой, с приданым или нет, мне безразлично. Если ты не придешь сама, то я, следуя примеру своих предков, неустрашимых рыцарей, возьму штурмом твой замок и похищу тебя».
Несколько дней спустя он получил от Мэри следующий ответ:
«Если мистер Роббинс хочет быть когда-либо счастливым с той, которую любит, то он должен еще раз хорошенько обдумать свое решение, высказанное в последнем письме. Своим поступком он не только разрушил бы счастье любимой особы, но также разорвал бы те узы, от которых он ждет столько счастья».
На записке не было ни подписи, ни числа. Две недели спустя мистера Левенворта нашли мертвым в его комнате, и совершенно неожиданно ко мне вдруг явилась Джен с просьбой принять ее и укрыть на время от всех, если только я еще по-прежнему люблю Мэри Левенворт и желаю ей счастья.
