В доме номер 37 на Биконсфильд, в Южном Кенсингтоне, царило лихорадочное возбуждение. Что-то случилось. Постояльцы не знали точно что, но в воздухе чувствовалось напряжение, которое так быстро передается от одного человека другому. Тайна болезни мисс Семафор обсуждалась всеми в открытую. Чем она была больна? Она уже два дня ничего не ела. Действительно ли ей стало лучше? Не ухудшилось ли ее состояние? Что значили скрытность и смущение обычно болтливой и откровенной Прюденс? Почему не вызвали доктора? «Почему? Почему? Почему?» — повторялось на все лады и во всевозможных вариациях всеми дамами и джентльменами, собиравшимися после ужина у камина для обсуждения вопроса, который интересовал их теперь даже больше, чем «Дейли телеграф» — оракул всех пансионов.

Когда подали чай, горничная по поручению миссис Уилькокс пошла напомнить Прюденс, что чай готов. Служанка долго стучала, но ей не открыли. Тогда, повернув ручку, она убедилась, что в комнате никого нет. Стук в дверь Августы также ни к чему не привел, и горничная, вернувшись вниз, сообщила, что мисс Прюденс Семафор, должно быть, уже ушла. Это подтвердил и майор Джонс, вспомнив, что, возвращаясь домой, он, кажется, видел, как она поворачивала на Тэт-стрит. Куда же она пошла? Все дамы за столом страстно этим интересовались, но напрасно они спрашивали друг у друга. Медицинская дама решила, что ее час настал.

– Я воспользуюсь отсутствием мисс Семафор, — уверенно заявила она, — чтобы навестить бедную страдалицу, ее сестру, с которой, по-моему, она поступает безбожно.

При выражении этой благородной решимости по комнате пронесся одобрительный шепот, и медицинская дама, наскоро проглотив свой чай, пошла наверх. Миссис Уайтли следовала за ней на приличном расстоянии. Она была любопытна, но не смела. Медицинская дама постучала в дверь Августиной комнаты и ждала ответа. Когда его не последовало, она постучала снова и подергала ручку двери. Оказалось, что та заперта изнутри, а оставленный в ней ключ не позволял что-либо рассмотреть через скважину.

– Милая мисс Семафор, это всего лишь я, — ласково проговорила она. — Я пришла справиться о вашем здоровье. Можно войти?

Мисс Семафор, само собой разумеется, не ответила. Медицинская дама, приосанившись, на некоторое время задумалась.

– Это моя обязанность, — приободрила она себя и направилась к двери в комнату Прюденс.

Открыв ее, она прошла в спальню старшей мисс Семафор. Миссис Уайтли тем временем приблизилась и остановилась на пороге. Через минуту мисс Лорд вышла с растерянным лицом и наткнулась прямо на миссис Уайтли.

– Ушла!

– Ушла! — повторила миссис Уайтли.

– Да, ушла. Там никого нет! Комната пуста!

– Какая у-ди-ви-тель-ная вещь! Да куда же, скажите на милость, она могла уйти, да к тому же так поздно?

– Тут кроется какая-то тайна, — торжественно проговорила медицинская дама. — Что-то неладно, но я выведу их на чистую воду, не будь я Джейн Лорд.

Миссис Уайтли и Джейн Лорд спустились вниз, чтобы рассказать новости. Взволнованный хор вопросов служил аккомпанементом дуэту ответов.

Зачем и как Прюденс Семафор устроила исчезновение своей больной сестры? Конечно, она говорила миссис Уилькокс, что Августа уедет, чтобы сменить обстановку, но кто же мог предположить, что она улизнет втихомолку, вечером, ни с кем не простившись, без багажа? За этим непременно что-то крылось, но что именно?

– Все это точь-в-точь напоминает один из этих ужасных судебных процессов, о которых читаешь в газетах, — заметила миссис Дюмареск. — Будем надеяться, что бедняжку не зарезали, а труп не сокрыли.

– Боже милосердный! — воскликнула миссис Уайтли. — Неужели вы думаете, что ее сестра…

– Я ничего не думаю, — с достоинством ответила миссис Дюмареск, — но должна заметить, что манеры мисс Семафор не раз поражали меня некоторой странностью.

Миссис Уайтли понизила голос до испуганного шепота:

– Так вы думаете, что она, быть может, сошла с ума и убила свою сестру? Какой ужас! Нужно сообщить обо всем в полицию!

– Дорогая миссис Уайтли, вы очень торопитесь. Каковы бы ни были мои подозрения, я еще не высказала их. В дипломатических кругах учишься многому, в том числе остерегаться поспешных заключений, но, признаюсь, все это кажется мне таинственным и неприятным. Этот инцидент заставляет меня сожалеть, что я поселилась в пансионе. А ведь моя закадычная подруга графиня Мидлсекс предупреждала меня: «Никогда не езди в такие места, Мими». Она всегда зовет меня Мими. «Никогда не знаешь, с кем там придется встретиться и что может случиться. К тому же сталкиваться с людьми, не принадлежащими к твоему кругу, — это так неприятно!» Помнишь, как она это говорила, Анджело?

Мистер Дюмареск, как обычно, подтвердил показания жены.

– Но неужели вы в самом деле подозреваете, что было совершено преступление? — послышалось в маленьком кружке дам.

– Я не удивлюсь, будь это так, — смело заявила медицинская дама, — но лучше не говорить об этом, пока точно ничего не известно. Конечно, я могу и ошибаться…

– Но разве… разве вы не заметили в ее комнате чего-нибудь подозрительного — следов борьбы, например, яда или оружия? — спросила миссис Уайтли. — Ведь вы же посмотрели, я полагаю?

– Откровенно говоря, нет, — призналась медицинская дама. — Я так удивилась, обнаружив, что мисс Августы Семафор нет в комнате, что никуда не посмотрела, кроме постели. Там, очевидно, спали, она была в беспорядке, и вся комната, кажется, тоже, но я сейчас же ушла.

– Как вы думаете, господа, — осторожно предложила миссис Уайтли, — не следует ли нам с мисс Лорд подняться наверх и осмотреть помещение?

Все выразили согласие, и медицинская дама вместе со своей спутницей отправились наверх и добросовестно все обшарили. Они не нашли, однако, ничего, кроме шиньона мисс Семафор и детского вязаного башмачка. Его подняла с пола мисс Лорд и показала миссис Уайтли.

– Откуда это, желала бы я знать, — удивилась она. — Впрочем, вероятно, это кто-то из них вязал для благотворительности.

– Без сомнения, — отозвалась миссис Уайтли.

Обыскав все, что было не заперто, — все шкафы и сундуки, — несколько разочарованные, они направились в гостиную. На их несчастье, в ту минуту, когда они выходили из комнаты, вернулась мисс Прюденс и, встретив их на пороге, тотчас догадалась о приключившемся в ее отсутствие обыске. Дамы заметили ее испуганное лицо и мгновенное облегчение, которое отразилось на нем при мысли, что найти-то им было нечего. Мисс Лорд сочла за лучшее действовать с апломбом.

– Господи боже мой! — воскликнула она, смеясь. — Не делайте такого испуганного лица, мисс Семафор! Не увидев вас за чаем и ничего о вас не зная, мы сочли за лучшее пойти навестить вас и вашу сестру и справиться, не нужно ли ей чем-нибудь помочь в ваше отсутствие, но ни вас, ни ее не оказалось дома.

– Да, — сказала Прюденс, с трудом переводя дух, — нас обеих не было дома, и я должна признаться, мисс Лорд, что нахожу весьма дерзким с вашей стороны и со стороны миссис Уайтли пойти при таких обстоятельствах в мою комнату и в комнату сестры.

– Потише, потише, мисс Семафор! — воскликнула медицинская дама. — Мы всего лишь хотели исполнить свою обязанность и помочь вашей несчастной сестре, которую вы, похоже, оставили без медицинской помощи во время ее болезни и, по-видимому, подняли прямо с постели, рискуя ее жизнью, и куда-то увезли, не приняв никаких мер предосторожности.

Гнев овцы бывает ужасен. Прюденс, припертая к стенке, защищалась отчаянно.

– Позвольте вам заметить, — заявила она, — что вы говорите о том, чего совсем не знаете. Сестра моя совершенно здорова, здоровее, чем когда-либо, а я не позволю собой командовать ни вам, ни миссис Уайтли и буду поступать так, как считаю нужным.

– Господи боже мой, — задыхаясь, воскликнула медицинская дама, — вот какую получаешь награду, когда пытаешься помочь людям! Пойдемте, милая миссис Уайтли, оставим эту… эту особу. Вместо того чтобы благодарить нас за сочувствие, она оскорбляет нас. Если бедная мисс Семафор умрет из-за того, что ей вовремя не оказали медицинскую помощь, это будет не наша вина.

И обе дамы с достоинством поплыли вниз докладывать о результатах своей миссии. В том, что с сестрами Семафор было что-то неладно, все постояльцы соглашались единодушно, но что именно — никто толком не знал. Жива ли еще мисс Августа Семафор? Если да, то какой же таинственной болезнью она страдает? Почему мисс Семафор-младшая, обычно такая беспечная и беззащитная, теперь так загадочно себя ведет?

Миссис Уайтли, вошедшая в комнату, насмерть перепугалась от таких рассуждений. С ней случилась настоящая истерика, когда она подумала о том, что, возможно, заразилась какой-нибудь страшной болезнью. Она успокоилась только тогда, когда и ее, и медицинскую даму по совету последней подвергли самой тщательной дезинфекции.

Где же находилась теперь Августа? Это была вторая неисчерпаемая тема для разговоров. Очевидно, где-то поблизости, раз майор Джонс видел Прюденс одну на Тэт-стрит вскоре после обеда. Целый день только это и обсуждали, но, так как Прюденс спускалась к завтраку и к обеду и вид у нее при этом был гораздо более спокойный, чем обычно, волнение потихоньку стало утихать. Может быть, в сущности ничего страшного и не произошло. Августа была та еще чудачка: возможно, именно она настояла на том, чтобы уехать ночью. Так или иначе, ничего важного, наверное, не случилось, иначе Прюденс не была бы так весела. Что касается предположений о том, что она сошла с ума и убила свою сестру, то даже миссис Уайтли такая мысль казалась теперь нелепой. Лишь медицинская дама продолжала стоять на своем.

Бедная Прюденс, утомленная бесконечными хитростями, ложью и всеобщим вниманием, чувствовала перемену и радовалась. Если бы только они совсем перестали ее расспрашивать, как было бы хорошо! Две недели — не такой большой срок, но за это время все подозрения рассеются, и ей можно будет совершенно спокойно объявить о своем отъезде и присоединиться к сестре. Чтобы не давать пищи слухам, она выходила из дому очень редко, вовремя являлась к обеду и завтраку. Старой миссис Бельчер, наиболее расположенной к мисс Семафор из всех обитателей дома, она сообщила, что сестра уехала на морской берег и если здоровье начнет поправляться, то и она, Прюденс, скоро поедет туда же. Миссис Бельчер сразу же поспешила распространить это известие, и все подозрения, видимо, развеялись. Прюденс, отослав с первой же почтой чек в тридцать фунтов доброй миссис Браун, настолько успокоилась, что могла терпеливо ждать.