XXXV. Кодемор разволновался
Ростовщику не нравилось то, что Стертон сообщил в полицию о немалой сумме денег, которую увез с собой Джеймс Фоксборо. Ему бы еще меньше понравился визит, который Ашер нанес Стертону, но ростовщик об этом не знал. Он заходил к портному раза два, но не заставал дома. Это беспокоило подозрительного Кодемора. Прежде он всегда мог увидеться со своим приятелем, почему же теперь у него никак не получалось его застать?
А дело было в том, что Стертон умышленно избегал встреч с Кодемором. Сайлас Ашер не стал скрывать, что портному предстоит опознать в суде почерк Кодемора. Стертону было ясно, что сыщик придает большую важность этому письму. Портной с самого начала с каким-то болезненным интересом следил за бенберийским убийством, а теперь, к своему ужасу, пришел к заключению, что Кодемор как-то замешан в этом преступлении.
Кодемор же думал о Нид и о своем неудавшемся сватовстве. Он никогда не тешил себя бесплодными надеждами на этот счет и понимал, что только принудительные меры могут сделать его женихом Нид. Ростовщик не ввязался бы в это дело, если бы оно не обещало благоприятного результата, но веры в счастливый исход оставалось мало. Он все больше вмешивался в дела «Сиринги», беспрестанно настаивал на деловом свидании с хозяйкой театра, но миссис Фоксборо постоянно отказывала ему. Несмотря на ее запрет, Кодемор опять явился в Тэптен-коттедж, но его не приняли. Он принес свои извинения дамам в письменной форме, но его не удостоили ответом. Тогда ростовщик написал снова и предупредил, что, если шесть тысяч, занятые мистером Фоксборо, не будут выплачены в срок, миссис Фоксборо потеряет «Сирингу». Женщина осталась равнодушна и к этому письму.
Безумная страсть Кодемора к Нид в некоторой степени притупила в нем чувство опасности, но теперь оно опять пробудилось. Уже давно, до своего признания, ростовщик выпросил у Нид фотокарточку. Размышляя о своем безумном желании жениться на Нид, он взглянул на ее фотографию, и вдруг ему бросилось в глаза, что карточка, стоявшая рядом с ней, исчезла. Кодемор очень хорошо знал, чья это была карточка, — его собственная. Он поместил ее именно тут, потому что ему было приятно расположиться рядом с предметом своего обожания, пусть даже только в альбоме. Кто взял эту карточку и зачем? Тревога вновь охватила Кодемора. У него не было близких знакомых, способных на такую невинную шалость, друзей же ростовщик считал непозволительной роскошью. Он был страшным волокитой, но его связи всегда отличались мимолетностью и не требовали проявления нежных чувств.
Кодемор закурил сигару и целый час размышлял о подозрительном обстоятельстве, подтверждавшем его мнение, что Скотленд-Ярд начинает приписывать ему участие в бенберийском убийстве. Что делал Тим в его спальне? Почему Стертон упорно избегает его? И наконец, с какой целью украли его фотокарточку? Он задавался вопросом, не следят ли за ним. Ему вдруг пришло в голову продать ценные бумаги, чтобы иметь наличные средства, если придется бежать. Что это? Он трусит? Но почему? Ведь он в полной безопасности! Причину таинственного исчезновения Джеймса Фоксборо разгадать не могли, а пока этого не произойдет, он может быть спокоен. Нет, пока есть возможность жениться на Нид, он никуда не уедет. И тут Кодемор принялся разрабатывать неосуществимые планы похищения девушки. Его низкая страсть — любовью это нельзя было назвать, — могла бы найти себе удовлетворение в семнадцатом или восемнадцатом столетии, но в нынешнее время планы ростовщика не так легко было воплотить в жизнь.
Однако чем больше он размышлял, тем меньше ему нравилось положение дел. Кодемор взглянул на часы. Да, было еще время съездить к маклеру, чтобы поручить ему продать гватемальские акции. Он это сделает. «Деньги, — рассуждал ростовщик, — в любом случае мне пригодятся — на свадебную поездку или на какую другую».
Недолго думая Кодемор вышел на улицу и сел в кеб. За его кебом поехал другой, в котором сидел старичок в старинном костюме банковских клерков — один из самых хитрых сотрудников сыскной полиции. Он был не одного поля ягода с Сайласом Ашером: сам он ничего отыскать не мог, но, как только ему указывали добычу, он уже не спускал с нее глаз. Старик Нибс, как его дружески называли в Скотленд-Ярде, был незаменим в своем деле: от него трудно было ускользнуть.
Ростовщик удивил своего маклера: гватемальские акции шли в гору и обещали большие проценты в конце месяца. Маклер предложил мистеру Кодемору подержать их недельки две и, если ему нужны деньги, продать что-нибудь другое. Но тот отказался и настоял на продаже гватемальских акций на следующий же день. От маклера ростовщик поехал в ресторан, а потом — в театр, но, куда бы он ни направлялся, старый клерк следовал за ним как тень.
Кодемор заснул сном праведника. Каково бы ни было его отношение к бенберийскому убийству, оно заботило его только потому, что ему предстояло оставить Лондон, чего ему совсем не хотелось делать из-за безумной страсти к Нид Фоксборо. Ростовщик думал, что он легко собьет полицию с толку, если это будет необходимо. О полицейском надзоре он даже не подозревал. Кодемор, конечно, беспокоился, чувствовал опасность, витающую в воздухе, но не имел ни малейшего понятия о том, что неутомимый Сайлас Ашер уже велел снять бесчисленное множество копий с его фотокарточки и разослать их по всем полицейским конторам, особенно в приморских городах. Так что, если бы ему и удалось ускользнуть от ищеек Скотленд-Ярда, он уехал бы недалеко.
На другое утро Кодемор после завтрака отправился в «Сирингу», где, как обычно, стал донимать режиссера своими расспросами и потребовал свидания с миссис Фоксборо.
— Я знаю, что она здесь, — говорил он, — я видел ее карету на улице.
— Миссис Фоксборо поручила мне передать вам, что она не желает разговаривать с вами и сомневается в том, что вы имеете право вмешиваться в дела театра раньше срока. Я не знаю, что она хочет этим сказать, но передаю вам буквально ее слова.
Кодемор на этот раз решился во что бы то ни стало увидеться с миссис Фоксборо и дожидался ее у подъезда, пока она не вышла. Сняв шляпу, он сказал, что желает поговорить с ней по делу.
Хозяйка «Сиринги», приосанившись, направилась к карете, не только не ответив ростовщику, но даже не удостоив его взглядом. Кодемор угрюмо пробормотал:
— У нее, должно быть, больше денег, чем я думаю, иначе она не смирилась бы с потерей «Сиринги». Я полагал, что Фоксборо вложил все свои деньги в этот театр, но, похоже, у него имелись и другие ресурсы.
В то самое утро, когда Кодемор предпринял последнюю попытку запугать миссис Фоксборо, Морган, Сомс и Бесси Хайд приехали в Тэптен-коттедж. Хотя миссис Фоксборо и не подавала виду, ее очень огорчала мысль о том, что с «Сирингой» придется расстаться. Может быть, у ее мужа были и другие средства, но она ничего о них не знала, и театр оставался единственным источником доходов для ее семьи. Конечно, миссис Фоксборо могла вернуться к прежней профессии и иметь хороший ангажемент, но это не могло принести ей таких денег. Она не знала, имел ли Кодемор право распоряжаться в «Сиринге», но ей было известно, что театр заложен. Откуда взять шесть тысяч, она понятия не имела. Миссис Фоксборо была в «Сиринге» рано утром и торопилась вернуться в Тэптен-коттедж, потому что там ее ждало письмо от Моранта.
Когда миссис Фоксборо и Бесси позвали всех из библиотеки — так называли кабинет Джеймса Фоксборо, — Филипп Сомс сел возле своей будущей тещи, которая желала познакомиться с ним, а Морант принялся занимать девушек. Миссис Фоксборо была женщиной проницательной, она слышала о деловых способностях Филиппа Сомса и теперь поразилась его точным замечаниям и о его собственном положении, и о надеждах Герберта. Вдруг ей пришло в голову, что Филипп может дать совет и ей, и без долгих предисловий она рассказала ему историю с Кодемором.
— Не тревожьтесь, миссис Фоксборо, — спокойно произнес мистер Сомс. — Мы сведем этого ростовщика с хорошим юристом, и наверняка окажется, что он не имеет никаких прав на «Сирингу». Когда же придется платить по закладной, я достану для вас денег. С вашего позволения, я позову моего будущего компаньона. Мне кажется, что в прошлом он имел дела с этим Кодемором. Подойди сюда, Герберт, ты нам нужен на одну минуту.
— Что такое? — спросил Герберт, оставляя девушек и переходя из одного конца комнаты в другой.
— Если не ошибаюсь, ты мне как-то говорил, что имел дела с ростовщиком Кодемором…
— Да, это так, он скользкий тип.
— Могу я сказать ему, миссис Фоксборо? — спросил мистер Сомс.
Хозяйка «Сиринги» кивнула в знак согласия, и Филипп поведал другу о притязаниях Кодемора на управление театром.
— Эдакий негодяй! — вскрикнул Морант. — Я хотел бы переломать ему все кости, только сдается мне, что это бесполезно. Послушай, Фил, назначенные нам двое суток уже прошли… Мы хотели переночевать в Лондоне, но пусть Бесси останется здесь, а мы вместо того, чтобы отправиться в гостиницу, съездим в Бомборо. На этот раз послушайся меня, Фил.
— Герберт находчив, миссис Фоксборо, когда даст себе труд подумать. Он знает, что говорит, а я, хоть и не знаю ничего, отдаю себя в его распоряжение.
— Прекрасно. Может быть, я ошибаюсь, миссис Фоксборо, но мне сдается, что Кодемор больше не станет вас беспокоить.
— И я уверен, — сказал Филипп, прощаясь с хозяйкой, — что дела по закладной можно устроить. Помните, что вы теперь имеете право обращаться ко мне за помощью.
Молодые люди попрощались со своими невестами и покинули Тэптен-коттедж.
